.....
…Я вхожу в приемную. Катьки на месте нет. И я прямиком направляюсь к хозяйской двери и открываю ее без стука, хотя отлично знаю, что Элеонора этого терпеть не может. Потому что считает, что это невежливо. Плевать. Мне - плевать.
Или нет? Если я делаю это назло, плевать мне или не плевать?..
Ах, вы, сучки!
Катька стоит около Элеоноры, совсем рядышком. И та ее ласково обнимает за талию. Голова поднята к Катьке, и на губах просто сияет обворожительная улыбочка.
Элеонора отдергивает руку, но улыбаться не перестает. Да и во взгляде изумительных зеленых глаз, обращенных теперь на меня, в общем-то, ничего не изменилось. Спокойный такой взгляд, приветливый. Ласковый даже.
- Да, Лиза…
Когда она так говорит, у меня внутри что-то падает - от гортани в низ живота, и ноги становятся ватными. А кончики пальцев чуть немеют.
А Катька проходит мимо меня, злорадно улыбаясь, и подмигивает мне. Конечно, к Элеоноре-то она спиной. Как мне хочется врезать по этой мерзкой роже! Но я сдерживаюсь. Элеонора вдолбила: драться нельзя, нехорошо, некрасиво, девушке - не к лицу.
- Элеонора… Михайловна, я к вам по делу, - говорю я зло, и смотрю не в лицо ей, а на ее грудь.
Элеоноре сорок, но она краснеет, как девочка. Она терпеть не может, когда я так пялюсь на нее, особенно при посторонних. Она говорит, что в такой момент ей кажется, что у меня вот-вот слюна начнет с губ стекать. И что это - плебейство.
Насчет плебейства не знаю, не мне судить. А вот по поводу слюны она, пожалуй, права. И я судорожно сглатываю.
Дверь за Катькой закрывается, и Элеонора теперь смотрит не просто ласково, а нежно, и так же нежно спрашивает:
- Да, Лиза… какое дело?..
Наверняка она надеется, что все еще обойдется. Ведь у меня в руке бумаги.
Ни фига. Я отбрасываю их в сторону, а сама одним прыжком оказываюсь около ее кресла. И когда эти чертовы листки тихо опускаются на пол, я уже прижимаю ее обеими руками к креслу.
- Ну, что, сука, опять… - успеваю прошипеть я, впиваясь ртом в ее нежные розовые губы, которые после такого с позволения сказать поцелуя будут опухшими весь день. Или даже два.
И слышу, как в замочной скважине поворачивают ключ. Это чертова Катька запирает дверь.
- Не надо, Лиза… не надо… у меня встреча… через час… - задыхаясь, молит Элеонора, а сама слегка сползает, чуть раздвигая ноги.
Это у нас называется не надо?
У нас это называется рефлекс. Элеонора знает, что сейчас будет. Я ее выдрессировала.
Я резко приподнимаю ее, задирая юбку, и тут же сдергиваю с нее колготы и трусы, и моя рука буквально вонзается в нее, скользит в нее, проскальзывает в нее. Она вздрагивает и издает тихий стон. В нем смешаны боль, унижение и - удовольствие. И под аккомпанемент этого стона я впиваюсь ртом в ее шею.
- Лиза… Лиза… - стонет Элеонора, - только не надо следов… стыдно…
Если бы она могла, она раздвинула бы ноги шире. Но белье мешает.
…- Не нужно ревновать к Катеньке. Я тебе сто раз говорила, что между нами давным- давно ничего нет. Она замужем. У нее двое детей. Если бы было, что скрывать, я бы тебе не стала рассказывать… да и не было бы тебя… Пойми, твоя ревность - глупое и бессмысленное ребячество, - с тихим укором говорит Элеонора, поправляя юбку и все остальное, что под юбкой.
Ах ты, интеллигентка, твою мать… Я ей - сука, а она мне - глупое и бессмысленное ребячество! Где уж нам с вами тягаться! Именем нашего деда улиц не называли…
- А при чем тут Катька? - зло спрашиваю я и отворачиваюсь.
- А что же тогда? - недоумевает Элеонора.
- Не что же, а кто же, - говорю я, ерничая и передразнивая ее, - Эта твоя… Оксаночка!.. мать ее… Ты ведь с ней куда-то намылилась, не так ли?
- Господи, Лиза! Она же переводчица!!
- Знаем мы этих… переводчиц… И секретарш тоже знаем.
- Лиз… а, Лиз, - тихо зовет Элеонора, придвигая меня к себе, обнимая и утыкаясь лицом в мою спину, - Давай я тебя к Петру пристрою… ну, невозможно же так… среди бела дня… в кабинете… на кресле… просто кошмар какой-то…
Но рук не разнимает, наоборот, сжимает сильнее. Боится, что вырвусь. И я так и стою спиной к ней.
- А ты их тут будешь трахать… на свободе… Сколько их было у тебя? Таких, как я?!..
- Нет, Лиза. Такой, как ты, у меня не было никогда, - говорит очень и очень спокойно Элеонора. И в ее устах это и упрек, и комплимент.
И чувствую, как она тихонько целует меня в спину. И чуть трется - щекой и носом.
Я осторожно поворачиваюсь к ней, седлаю ее ногу, приподнимаю ее лицо, держа пальцами за подбородок. Спрашиваю с издевкой:
- А разве плохо было? По-моему, ты кончила… пару раз…
- Лиза, я умоляю тебя! Не надо так говорить!..
Но мою руку от своего подбородка отводит бережно.
- А как? - продолжаю глумиться я, чуть елозя на ее колене, а освободившейся рукой пытаюсь расстегнуть ее блузку. Но у меня не получается. Пуговицы слишком большие, а петельки маленькие - одной рукой неудобно. А вторая у меня занята: я глажу ее голую спину под блузкой, нашаривая попутно застежку бюстгальтера.
Элеоноре тяжело и неудобно. Она маленькая. Тонкая-тонкая. И мои
Читать далее...