Би, дорогой! Вывешиваю наш с тобой вчерашний текст и еще раз говорю тебе СПАСИБО за то, что ты меня просто воскресил!!!
Дождь идёт, вечер, фонари окутаны белёсым маревом, в промежутках между ними - тьма чернильная. И от фонаря к фонарю, то выныривая на свет, то снова пропадая, движется высокая черная фигура. И есть хочет.
Под фонарём стоит человек. Мокрый человек. Стоит и смотрит вверх. Не замечает крадущуюся смерть.
Чего он вверх-то смотрит? - думаю я мимолетно. Ведь дождь же, в глаза капает. Подхожу, встаю рядом. Нападать опасно: слишком близко слышатся голоса, значит, могут заметить. Могут помешать.
А капли искрами вспыхивают в свете фонаря на миг. А больше в этой жизни у человека ничего не осталось.
Дочка сегодня так старательно выговорила - Папа, не приходи к нам больше, у меня новый хороший папа и мама его любит. Сколько она учила с мамой и бабушкой эту фразу - три дня, неделю?
Подхожу. Смутно улавливаю его мысли - эта способность пришла ко мне недавно, это у нас возрастное - что-то о семейном разладе, о ребенке. Сколько их таких - несчастных и одиноких, глупых и слепых...
- У вас не будет зажигалки? - первое, что успело прийти в голову.
Вижу дорогое темное пальто, саквояжик из хорошей кожи, немолодое лицо, ухоженное и странное. Определенно мой клиент - ох, я набрался этого кошмарного языка паршивого 21-го века. Именно на таких я неизменно произвожу впечатление. Только странные мысли для такого субъекта.
На автомате лезет во внутренний карман. Удивляться или пугаться нет сил. Протягивает, не глядя. Замечает только то, что говорящий - выше него. И трезвый. Значит, или маньяк, или бить не будет.
Пожалуй, угадал, и в том, и в другом случае. Прикуриваю свою любимую длинную сигарету, она несколько смягчает голод. Интересно, как я для него выгляжу?
Стоит. Не уходит. Значит, точно маньяк. Спросить, что ли?
Поражает изгиб губ. И черная тень от шляпы, стирающая верхнюю часть лица. И еще рельефнее, как на гравюре - изгиб губ, линия скулы - и несколько светлых прядей тонко ластятся к щеке.
Кому нужен папа-гей?
Улавливаю тонкий аромат его влечения к смерти, едкий душок самоиронии. От голода кружится голова. Обычно в таком состоянии я бросаюсь и убиваю сразу, но мне помешали. Помешали. И теперь извольте разводить привычную канитель. Не знаю как, но внушаю ему мысль заговорить первым.
И слишком хорошо знаю, что будет дальше. Центр, поздняя ночь, все рядом. И голод
- Вы ведь маньяк, так? и сигареты кончились.
-А вы папа-гей, который никому не нужен, разве нет?
Я совершил ошибку. Просто оговорился от одуряющей голодной боли. Он испугается. Уйдет.
И придется начинать все сначала.
- Вам не идёт слово "папа". Совсем не идёт. Вы должны были сказать - отец, или даже скорее... родитель. Я могу стрельнуть у вас свою последнюю сигарету?
-Последнюю - можете. Что касается папы, то это... ваше слово.
Ох, опять! Придется мне убивать его в подворотне.
Вытаскивает из пачки длинную пижонскую сигарету, с наслаждением закуривает.
- Вы меня как, ножом, или?..
-Или. А вы так стремитесь умереть?
- У меня нет ни сил, ни желания убегать с воплями вниз по улице. Это так вульгарно. И утомительно. Я был хорошим отцом. Впрочем, это уже не имеет значения.
-Вы правы, убегать с воплями... еще и под таким дождем... Не хотите ли просто поболтать со мной хотя бы в этом вот ресторанчике? А потом... возможно, я помогу вам принять решение. В конце концов, я случаен, как шофер такси.
- Кто бы вы ни были, я хочу получше рассмотреть вас. Только не здесь, здешний кофе ниже всякой критики. Чуть дальше по бульвару варят настоящий мокко. Ведь вы не торопитесь?
ОН не торопится. Такие блондины вообще никогда и никуда не торопятся. Они плывут, как облака, не замечая ничего вокруг себя - и за ними время бежит так послушно!
В них влюблено само время.
Зачем, зачем я затеял все это?! Будет опять как всегда: сначала кофе, затем коньяк, потом отель, ванная... потеки крови на подушке (черт, когда я перестану так неаккуратно питаться?!), пустые мертвые глаза... О смерть, где жало твое?!
- Я не тороплюсь. Настоящий мокко... что еще нужно вампиру в такую ночь?
Улыбнулся. Кокетливо и чуть лукаво склонив на бок голову. Э, кто-то еще сомневался в том, что он гей?
- М-м, жертва, конечно!
Идем рядом по улице. Дождь застилает глаза. И боль. Ненасытная голодная боль, вечная, как мир.
Уже тихонько отчаливая от этой жизни, понял, чего так не хватало этим губам. Этого живого цвета, этого влажного блеска свежей крови... когда он поднимает голову, спокойно наблюдая за твоей агонией.
Идеален.
Идеален.
- Ма, а где папа?
- Папа тут, милая.
- Да нет... (с ударением) ПАПА.
Возвращаюсь домой. Тихо, серый рассвет. Блаженство утоленной голодной муки. Это сейчас. Смертный ужас и отчаяние будут потом. Никогда не прощу себя, как никогда не прощу того, кто превратил меня в чудовище. Да будет он проклят вовеки веков! И я вместе с ним...
Покой.... его никогда не будет. Как счастлив этот человек с
Читать далее...