И дождь прерывистой стеной
И пузыри на лужах
И пряный аромат
(Как будто этот мир – большой кальян)
И мы…

Мы дым кальяна -
Нас вдыхает время

Уйти в бескрайнюю степь,
под бесконечно-синим небом
поставить вигвам
пробормтать-сказать-заорать -
фиг вам!
Не догоните!
мои беды и боли в сердечнм суставе.
стать индейцем
а лучше негром с двумя ногами
(с тремя - это же рояль какой-то,
а в степи неудобно как-то быть роялем)
перетекать из бескрайности в бескрайность
эбеновой пряной каплей.
И вот так наконец
обрести-добрести-допрыгаться
до точки
между небом и степью
а потом вытянуться
в бесконечную прямую горизонта
и вместе с солнцем родиться заново.

Когда тебя целует порывистый ветер
ни о чем не думай
просто закрой глаза.
Чувствуешь?
Это бьются сердца облаков
Неравномерно
Они трепещут от прикосновений
теплой ладошки солнца

Далеко-высоко разлита нежность
цвета синего
Дай мне руку
и мы полетим туда
учиться небесной ласке и покою.

Впрочем ты и так знаешь эти предметы на "отлично"
А я беспросветный тупица
нафиг тебе не нужен,
Расстанемся?

Пустой и легкий -
воздушный шарик без Винни-Пуха -
улетаю в синеву
Вернусь ли?

Как-то утром, после дождичка в четверг, когда радуга стала дугой над облаками, домами, кошками, собаками и прочей живностью, я вышел из дому и подумал одну нехитрую мысль: "А что если идти долго, на север и вверх? Наверняка где-нибудь будет конец земли и тогда начнется небо, и там будет край радуги, и под ним я наконец встречу начало сказки (потому что конец - это всегда начало, и наоборот)"
Дурная голова, как известно, общая беда всех пешеходов, и поэтому я так и сделал - пошел на север и вверх. Улыбаясь неизвестно чему, топал по мокрым тротуарам, а солнышко светило и ...

Как же погано просыпаться от звука будильника, который свербит хуже бормашины! Встал, пошлепал в ванную - скрести зубы жесткой щеткой и проводить обряд садомазохизма с помощью бритвы. Впрочем это успокаивает - если способен чувствовать, значит еще жив. А как же хотелось, чтобы утро начиналось теплом и нежным шепотом: "Шшшш, спи. Еще рано" Обнять, в полусне поцеловать и еще несколько минуточек полежать в блаженстве.
Мда, все по-прежнему, еще один день - бесстрастный и блеклый - мне предстоит проползти по нему до вечера, что-то делать на автомате, с кем-то говорить, изредка встречать друзей, оживать, а потом вновь погружаться вглубь своих мыслей, потому что так проще.
Вот так и доживаешь до вечера, и каждый раз надеешься, что завтра все будет по-другому: завтра будет солнечно, и ты потопаешь на север и вверх, и взлетишь, и там среди солнца и неба станешь облаком-туманон-существом, и будешь свободен, свободен раз и навсегда, потому что улетишь туда, откуда не возвращаются.

Выхожу из тумана.
Шагаю синкопой по лужам.
Прорываюсь сквозь полосы света -
фонари оставляют их за собой
убегая от меня вверх.
Нынче я месяц -
опасный и странный,
бледно-желтый ребенок луны,
новорожденный ловчий звезд.

Перегорел.
Пил горькую - от сладкого тошнило.
Впрочем, от горькой тоже,
но позже.

Видел сон -
в садах крсноглазые маньяки
гонялись за белыми кроликами, лишая кожи.
или наоборот...
И я тоже.

Позже.

Умывался дождем,
моросью мелкой и сыпкой.
Нереально и зыбко
капли стекали
кислотой
по коже.

Так происходят встречи
со своим альтер эго,
напрыгнув с разбегу,
оно радостно хохоча
бормочет:
"Здравствуй, милый,
не пугайся - это всего лишь я."

А все равно страшно.

И был вечер. Он пролетел как метеор, сгорел в облаке пьяных выхлопов и стал ночью. Это был последний вечер, когда ты еще была здесь.
И было утро. Томное, похмельное утро. Оно тянулось вдаль, к вечеру и никак не могло его достигнуть. Я пытался постичь это утро, в котором тебя уже не было, но все без толку. Знаешь, я думаю все-таки это возможно. Да. А ты... Тебе сейчас хорошо. Уверен. Спасибо, что ты жила.
День будет.

Друзья уходят невзначай,
Теряя тени.
Как будто не было сейчас.
Лишь тень сомнений
Осталась...

Солнце спрятолось. Да, так и надо. Пока ничего не ясно, солнцу нечего делать на небосводе. Но оно появиться, непременно появиться, как только ты очнешься. Ципленок пробьет скорлупу, и сразу станет легче, свободнее. Знаешь, я думаю (даже не думаю - знаю) солнышко ласково лизнет твои веки, и ты откроешь глаза. Все будет хорошо. Жизнь прекрасна и удивительна - просто мы иногда этого не замечаем.

Из одуванчиков можно:
сплести венок,
один старый писатель делал
из одуванчиков вино,
еще...
из одуванчиков можно сделать салат,
по крайней мере, черепахи
его просто обожают
(один знакомый черепах - мой сосед
постоянно твердит мне это),
а одна девушка
говорила мне, что Солнце -
одуванчиков друг и брат.

Мир - одуванчиков цвет.

Венки, помню, делал -
девченка-соседка учила,
книжку с рецептом вина
прочитал (уж не помню когда),
Борис Константинович дрыхнет в шкафу -
он черепах беззаботный и добрый.
С девушкой мы целовались
и сказки друг дружке шептали.

Мир - одуванчиков свет

От венков остаются
черные полосы по лбу,
вино - лишь мечта, нереальность.
черепахи всеядны,
а сказки теперь
я творю просто так.

Мир - одуванчиков след.

Тень - существо неясное
Раскосые идейцы
рассказывали сказки:
она одного цвета
с обратной стороной солнца -
так они говорили -
твоя обратная сторона - тень -
другая всему живому

Когда солнце зависает точно над нами
его обратная сторона притягивает наши тени.
Они исчезают в полдень,
попадая в тенета
по ту сторону солнца.

Знаешь, в этот момент
лищиться себя самого очень просто -
достаточно лишь заметить,
как исчезает тень.
Так говорят индейцы,
и я им безбожно верую,
поскольку видел однажды,
как исчезает тень.

у тебя есть лишь ожидание.
Дня уходят за днями, скатываясь за горизонт вместе с солнцем. А ты ходишь и глупо улыбаешься всему миру - это единственный способ выжидать и не бросаться вслед за уходящими днями, потом что прекрасно понимаешь, что прошлое не вернуть.
Чего ты ждешь? Самому не понятно. Скорее всего какого-то сатори, потому что ум не в силах победить тоску. И потому остаются только слова, они рвуться из тебя как пламя, потому что ты сам - пламя. И ты сгораешь изнутри. Некоторые называют этот жар болезнью, температурой. Но тебе известно что это тепло, это нерастраченная нежность, которая предназначена для той, что осталась в одном из ушедших дней. Когда-нибудь успокоишься, "выздоровеешь", и от этих чувств останется только пепел памяти (я бы даже сказал прах, ибо чувства это всегда жизнь). И ты поступишь с ним как полагается - развеешь по ветру или закопаешь глубоко-глубоко в жирную почву ума. Мертвое мертво - оно не оживает. Ну а пока остаются слова, ты все еще в силах удержать чувство в себе, пусть ценой боли, но так надо по-моему жить: не щадить себя, но сохранить жизнь ближнему. Для меня это одна из основ целостности бытия. Ну а пока что есть слова и ожидние, и этого вполне достаточно, что бы не опускать руки (когда руки опускаются, их накладывают на себя) Сорри за черный юмор, но такой уж я есть - циничный романтик, неизлечимо больной жизнью:)

P.S.
От зимы до любви два сердечных удара,
Два пеленочных сна от зимы до любви.
Из остаточных слов - два великих кошмара:
Дважды два - дежа вю, дважды два - се ля ви.

щастьящастьящастья:) Такие маленкие муршаки, которые пробегают по коже от нежных прикосновений той, которую любишь. Все очень просто - это не сон. Теперь я точно уверен:) И не важно, что ждет нас впереди, главное что есть это впереди, есть этот свет в глазах. И между нами пробегают смешные искорки-мураши, шепча: "шастьящастьящастья".
Все лучшее в этом лучшем из миров вдруг становиться доступно - руку протяни, и вот оно здесь... Живое и теплое, с запахом трав нагретого солнцем луга... Бьется учащенней сердце:"щастьящастьящастья".
Время не важно, часов не соблюдаем, потому что "щастьящастьящастья". Это странной субстанцией пропитан воздух, и от него становишься такой пьяный-пьяный, и глаза смотрят в глаза, и это счастье.

Я почтовый голубь,
короткоперый и мохнолапый,
несу людям слова от людей.
Они царапают каракулями эти фразы,
которые с моей помощью станут вскоре крылатыми,
на листах цвета первого снега,
говорят:
- лети, голубок,
через запад на восток,
не касаясь земли,
лети.-
и отпускают,
и знают - донесу, не потеряю.

Ведь голубь всегда возвращается,
он не думает,
просто знает,
что надо добраться домой,
любой ценой.
Из пункта Б в пункт А.
Задачка голубиная, детская -
взрослому не решить,
просто потому что не умеют люди
думать о цели:
они всегда ищут причины.
А голуби знают -
надо домой.
Из пункта Б в пункт А
быстрее ветра,
всегда по прямой
они улетают домой.

Почтовый голубь -
существо бездомное,
с великой целью.
Мудрые люди
увозят сизарей-почтарей далеко-далеко,
и там отпускают.
Ведь они знают -
чтобы обрести цель,
надо лишиться всего
близкого и родного.

И мы летаем,
и нет для нас времени -
есть только полет и небо.
А в небе ты всегда одинок,
ты висишь в нем
на тонкой нити пути,
и сам себе кажешься ненастоящим,
игрушечным, маленьким голубем.
Так было всегда и будет всегда
(ведь времени не существует, правда?)-
обретая цель, обособляешься,
сужаешь мир до одной точки,
места твоего назначения,
и летишь,
и вокруг только небо
и бо...

Казалось бы судьба незавидная
досталась почтовым голубям,
но все-таки мы счастливы,
потому что есть цель -
дом,
где такие же голуби,
родные, сизые,
где вечный гвалт,
где можно притулиться под боком у друга
и станет уютно,тепло.
А потом приходит день -
и снова небо и одиночество,
но ты всегда знаешь, что есть куда возвращаться,
и это самая главная цель.
Из пункта Б в пункт А,
нести крылатые фразы
от людей к людям,
не касаясь земли,
лететь
быстрее ветра,
и любой ценой вернуться
домой.

Я Пушистик Еж («Я еж свободного племени! Ик»)!

[показать] - Удивительный зверь – еж: одновременно и «птица гордая», и противотанковый, и ути-пути, а колется, только если ему не дают Творить Прекрасное)))

тут