Этот день - как зима, если осень причислить к зиме,
и продолжить весной, и прибавить холодное лето.
Этот день - словно год, происходит и длится во мне,
и конца ему нет. О, не слишком ли долго всё это?
Год и день, равный году. Печальная прибыль седин.
Развесёлый убыток вина, и надежд, и отваги.
Как не мил я себе. Я себе тяжело досадил.
Я не смог приручить одичалость пера и бумаги.
Год и день угасают. Уже не настолько я слеп,
чтоб узреть над собою удачи звезду молодую.
Но, быть может, в пространстве останется след,
или вдруг я уйду - словно слабую свечку задую.
Начинаются новости нового года и дня.
Мир дурачит умы, представляясь блистательно новым.
Новизною своей Новый год не отринет меня
от медлительной вечности меж немотою и словом.
Юрий Левитанский "Что делать, мой ангел..."08-02-2024 00:21
Что делать, мой ангел, мы стали спокойней,
мы стали смиренней.
За дымкой метели так мирно клубится наш милый Парнас.
И вот наступает то странное время иных измерений,
где прежние мерки уже не годятся - они не про нас.
Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,
и вновь перевесить,
и можешь отрезать семь раз, отмеряя при этом едва.
Но ты уже знаешь, как мало успеешь
за год или десять,
и ты понимаешь, как много ты можешь за день или два.
Ты душу насытишь не хлебом единым и хлебом единым,
на миг удивившись почти незаметному их рубежу.
Но ты уже знаешь,
о, как это горестно - быть несудимым,
и ты понимаешь при этом, как сладостно, - о, не сужу.
Ты можешь отмерить семь раз и отвесить,
и вновь перемерить,
и вывести формулу, коей доступны дела и слова.
Но можешь проверить гармонию алгеброй
и не поверить
свидетельству формул -
ах, милая, алгебра, ты не права.
Ты можешь беседовать с тенью Шекспира
и собственной тенью.
Ты спутаешь карты, смешав ненароком вчера и теперь.
Но ты уже знаешь,
какие потери ведут к обретенью,
и ты понимаешь,
какая удача в иной из потерь.
А день наступает такой и такой-то,
и с крыш уже каплет,
и пахнут окрестности чем-то ушедшим, чего не избыть.
И нету Офелии рядом, и пишет комедию Гамлет,
о некоем возрасте, как бы связующем быть и не быть.
Он полон смиренья, хотя понимает,
что суть не в смиренье.
Он пишет и пишет, себя же на слове поймать норовя.
И трепетно светится тонкая веточка майской сирени,
как вечный огонь над бессмертной и юной
душой соловья.
Разделённый ангелом и бесом
пополам, а чаще наугад,
вот и стал непроходимым лесом
некогда любимый вертоград –
бабочки надеты на булавки...
Только и осталось, что весной
обходить по очереди лавки
в поисках единственной одной:
где-то там, среди растений прочих,
притаившись в дальнем уголке,
продаётся аленький цветочек,
выросший в пластмассовом горшке.
Он стоит, не узнан остальными,
и глядит рассеянно в окно.
У него затейливое имя –
но не настоящее оно.
Листья – настороженные ушки,
лепестки – ажурное шитво...
Он меня узнает, потому что
я ему скажу, как звать его.
Унесу, укачивая шагом,
тихим непоспешливым пешком
с головой завёрнутый в бумагу
не вазон, а остров с маяком.
Звёзды спят на корабельном днище,
темнота вздыхает под веслом...
Помнишь? Там земля, где нас не ищут,
но тоскуют, как о небылом.
Люблю декабрь за призраки былого,
За всё, что было в жизни дорогого
И милого, бессмысленного вновь.
За этот снег, что падал и кружился,
За вещий сон, который сладко снился,
Как снится нам последняя любовь.
Не всё ль равно? Под всеми небесами
Какой-то мир мы выдумали сами
И жили в нём, в видениях, в мечтах,
Играя чувствами, которых не бывает,
Взыскуя нежности, которой мир не знает,
Стремясь к бессмертию и падая во прах.
Придёт декабрь... Озябшие, чужие,
Поймём ли мы, почувствуем впервые,
Что нас к себе никто не позовёт?
Что будет ёлка, ангел со звездою
И Дед Мороз с седою бородою,
Волшебный принц и коврик-самолет.
И только нас на празднике не будет.
Холодный ветр безрадостно остудит
Усталую и медленную кровь,
И будет снег над городом кружиться,
И, может быть, нам... наша жизнь приснится,
Как снится нам последняя любовь.
Ольга Забирова "Стремительные девочки на шаре"17-03-2023 15:49
Любите девочек, пока они светлы,
пока в их души тянутся битлы,
любите девочек, пока они отрада,
пока они и дики, и смелы,
и кружатся беспечнее юлы,
пока в их косах — листья винограда.
Пока их не коснулся статус вдов,
а виноград и зелен, и бордов,
и молодые вина не доспели,
ещё не драгоценные пока;
покуда для вхождения — река,
и жарче печи смятые постели.
Покуда не унёс ещё поток
листву,
пока не пало возле ног
древесное шальное покрывало —
шуми, шуми, танцуй, танцуй,
лети,
не сбейся с опалённого пути,
где девочка цвела и танцевала.
Пока на шаре, испечённом кое-как,
танцующих девчоночьих ватаг
стремительные двигаются тени —
свою любите юность каждый миг,
пока ещё пацан, а не старик,
и нет хвороб ни в памяти,
ни в теле.
Есть в тихом августе, мечтательном и кротком,
Такая мягкая, певучая печаль,
Что жаль минувшего, мелькнувшего в коротком,
Что сердце просится: "к забвению причаль".
Мне вспоминаются, туманны и бессвязны,
Обрывки августов, их встречи, их уход...
И для души моей они однообразны,
Как скалам озера — проплывший пароход...
Чур, я Мельхиор, а ты Гаспар?
Что ж, найти осталось Бальтазара...
У ноздрей вола клубится пар –
Облачком... В нём будет греться пара
Самых нежных в этом мире рук,
Рук, достойных взять у неба Бога.
Посмотри, как тесен этот круг –
Даже Богу нужно так немного:
Облачко тепла среди зимы,
Уголок укромный для рожденья,
Руки материнские – и мы,
Полные священного смятенья,
Веры в силу вечного добра
И любви к божественной природе...
Где же Бальтазар? Уже пора!
На небе Звезда уже восходит.
Плывёт луна, кончается четверг, а где-то там, по улице невзрачной, идёт один хороший человек и мандарин несёт в руке, как мячик. И он глядит на белую луну, на белый снег, на дом многоэтажный, и он не хочет никуда свернуть, и он уже сливается с пейзажем.
Идёт и ничего не говорит, и никого вокруг, и ветер в спину, вот он подбросил мячик-мандарин, вот он его поймал, опять подкинул и отпустил, разжав свою ладонь, и мандарин летит, летит куда-то, над деревом, над миром, над водой, над нашей жизнью, странной и невнятной.
И дом летит, и век летит, и снег, и этот мандарин, и этот вечер, верни его, чудесный человек, и сам вернись, не исчезай навечно, как эти дни нас давят и дробят, как валят с ног сквозь холода и зимы, нам будет невозможно без тебя, нам будет без тебя невыносимо, кончается четверг и этот год, пройдут дожди, метели, снегопады, на свете всё проходит, всё пройдёт, но пусть не ты, пусть не с тобой, не надо...
Когда-нибудь, во времени другом, не в этом измерении, а в третьем, мы снова сядем за одним столом, легки и беспечальны, словно дети, и этот человек, как по реке, вплывёт в наш дом и ни о чём не спросит, и будет мандарин в его руке, и яблоко, похожее на осень.
Вязкий озноб, простудная хрипотца, книга, перечитанная с конца, начинается вынос лета из клеток тела - ты всё пела, милая, это, конечно, дело, а теперь попляши под ветром, не прячь лица.
Всё, что было отложено, летом не решено, с осенью неразлучно сопряжено, вдето в ушко игольное паутинкой. Так бери, вышивай, сиди над своей картинкой, распутывай, что тебе суждено.
Осень настигнет, как настигает тать, не сыграть наперёд, обратно не отмотать - вывернет все карманы, проверит сумки. Все наши бусы, и ягоды, и ростки, тёплые реки, солнечные мостки, нынче в её владениях - пустяки.
Нитки и пяльцы.
Память, стихи, рисунки.