прошла сегодня медкомиссию, которую должны проходить раз в столетие, для работы. как всегда - анекдоты. прямо стихами заговорила, да. захожу к офтальмологу. сидят женщины. изображаю ослепительную улыбку.
- Садитесь! - командует тетенька. читаю буквы на стене, прикладывая поочередно то к левому то к правому глазу круглую такую фигню.
- Девушка, а ведь это вы стихи пишите? - обращается другая тетенька.
бывает, говорю такое недоразумение. тетеньки, числом три, улыбаются. пишут чего то в бумажку. ну, думаю, все. стихи писать - это диагноз.
захожу к невропатологу. ооо, как я захожу к невропатологу, вы бы видели. драные джинсы, короткая распашонистая футболка, пирсинг в пупке сверкает - вот как я захожу. изображаю ослепительную улыбку. в кабинете - чернявый дяденька средних лет и тетенька-медсестра. без чепчика.
- Садитесь. - говорит тетенька. сажусь. обращается к невропатологу:
- Это Яна.
пару секунд дяденька осмысливает эту информацию. затем кивает. тетенька поворачивается ко мне:
- Яна, у вас ведь последствия дцп, легкая форма, а вы работаете на опасном производстве.
- Я работаю в офисе. - отвечаю.
- Ааа, умственный труд.
умнее не бывает. изображаю на лице мудрость. тетенька проникается.
- Мда. Но ведь - последствия дцп, это вам не шутка.
задаю встречный любимый свой вопрос:
- Скажите, если у человека зрение минус пять, вы спросите его, почему он не ходит по городу с собакой-поводырем?
осмысливают. проникаются еще больше.
- Годна, отвечает дяденька.
выхожу. закрывая дверь, улавливаю обрывок фразы:
"красивая девочка"
о да, а еще я стихи пишу. те, которые диагноз.
Каждый пред Богом
наг.
Жалок,
наг
и убог.
В каждой музыке
Бах,
В каждом из нас
Бог.
Ибо вечность --
богам.
Бренность --
удел быков...
Богово станет
нам
Сумерками богов.
И надо небом
рискнуть,
И, может быть,
невпопад
Еще не раз нас
распнут
И скажут потом:
распад.
И мы
завоем
от ран.
Потом
взалкаем даров...
У каждого свой
храм.
И каждому свой
гроб.
Юродствуй,
воруй,
молись!
Будь одинок,
как перст!..
...Словно быкам --
хлыст,
вечен богам
крест.
взбрело мне в голову сегодня, что я как то не так выгляжу. периодически подходила к зеркалу, которое висит в вестибюле конторы и долго себя рассматривала. ничего ужасного не высмотрев, вздыхала, и шла дальше работать. узнала много нового. к примеру то, что черепаха, которая живет в аквариуме в нашем кафе, маленькая такая, с хищной головой, - кусается. чистый динозавр. люблю иногда вместо перекура поглазеть на ее ленивое плавание. она тоже любит разглядывать лица. подплывет и в упор смотрит. интересно, думаю я, вот бы увидеть свое лицо ее глазами. чудовищное, наверное, зрелище. в конторе весь день было подозрительно тихо. под вечер тишина стала осязаемой. у всех мечтательные лица. влюбленные какие то. а я изредка выглядывала в окно и ловила снежинки. не иначе снегопад был виновен в этой тишине. и желтые желтые вечерние фонари.
есть у нас в городе что-то типа литобъединения. почему "что-то типа", потому что после того, как пару лет назад уехал на пмх в Ханты-Мансийск руководитель, оставив за себя одну достаточно активную тетеньку, литобъединение стало потихоньку разваливаться. я бывала там редко, а в последний год практически ни разу. за жизнь я могу поговорить и на работе, чай попить дома, да и обсуждать белоярскую политику мне неинтересно, думалось мне, да и что в маленьком городке обсуждать? и вот на днях зовут меня туды. "мы хотим сделать журнал за свой счет, потому что никто больше не хочет помогать". "спонсоров искали?" "искали, один сочувствующий есть". поговорили и забыли. и тут сегодня передают мне папку. открываю. смотрю. обычные листы для ксерокса формата а4, стихи набраны на компьютере, с ошибками, которые замазаны корректирующей жидкостью. распечатано все на обычном черно-белом принтере. скреплено степлером. и вдруг мне стало так печально-печально. и стыдно. ведь я не принимала участие в этом деле, занятая своими проблемами, а люди вертелись, что-то пытались придумать, чтобы их не забыли. и тут решила я все это переделать. дома есть диск с типографскими шрифтами, есть куча всяких картинок, технику сми я изучала в университете, цветной принтер найду. не знаю, что выйдет. плевать, будут ли смеяться вокруг, но, блин, раньше было в местной газете приложение, под названием "Серебряные нити", убрали. никому не нужно. так пусть будет хоть самиздат.
Молоко по новым ценам. Кто ушел, остался целым.
Не пристало офицерам, даже если кто привык.
Танцы дело молодое. Все зависит от удоя.
Царскосельской бородою подметая мостовых,
я иду тебе навстречу, обниму тебя за плечи,
я тебя очеловечу, кукарача отомщу.
Не удержишь мне осанки. Выпадая, как осадки,
лошадь вижу, где же санки, вдоль по снежному плащу.
Гомерические стансы. Мы готовы, может статься.
Приводи хмельного старца. Сотворим ему назад.
Как причалим, крикни Ноя, чтобы шел за бороною.
Жизнь занятие больное. Занимаемся в слезах.
Дума №1
это же просто пипец какой то...
нет, это же я просто ни разу не могу успокоиться после таких штук, которые выкидывает иногда народ. спрашивается, уже сколько раз спрашивается - если вам не нравится стихотворение, то УБЕРИТЕ его вообще из верстки номера, но НЕ ТРОГАЙТЕ, не меняйте смысл моих стихов, не искажайте то, что я написала... нет, на севере пишут о героических людях, куда мне с моими реками и с их заболевшими берегами. нехорошо мне как то. тревожно и неспокойно.
Дума №2
смотрю на кота и думаю, вот весь его мир - это замкнутое пространство квартиры, где все ему знакомо, все родное, каждая вещь, каждый цветок в горшке, каждый тапок. но вот упал на пол мой шелковый нашейный платок, в который он не раз тыкался носом, когда я, приходя с работы, брала его на руки, знакомый ему с тех времен, когда он был котенком и захлебывался молоком из блюдца. упал платок, завернулся бежевой загогулинкой на полу, и превратился в нечто, таящее в себе опасность. ходит Ыш вокруг загогулины, шерсть дыбом, в глазах самый натуральный страх. боится подойти. вот я и думаю о том, что даже в таком замкнутом маленьком мире, как эта квартира, кот сумел найти для себя то, чего нужно бояться. не потому ли, что и в животных и в людях изначально существует потребность в страхе, и если на горизонте нет объекта страха, то сознание его придумывает.
Дорогие друзья, если у Вас есть что-либо в электронном варианте из этого списка, помогите пожалуйста? Нужно готовиться к экзамену по эстетике, а материала не хватает, ищем всем миром. Вдруг где-то завалялась ссылка или сам текст, буду очень признательна, если вышлете на электронный адрес: august_@rambler.ru
Список того, чего нет на данный момент:
1. Шлегель Фридрих. Идеи. Разговор о поэзии.
2. Шиллер Фридрих. О наивной и сентиментальной поэзии.
3. Шапиро Мейер. Стиль.
4. Саррот Натали. Эра подозрения.
5. Кавелти Джон. Формульные повествования.
6. Гадамер Ганс. Философия и поэзия.
7. Вёльфлин Генрих. Основные понятия истории искусств.
8. Зедльмайр Ганс. Искусство и истина. (Глава 5).
9. Бретон Андре. Второй манифест сюрреализма.
10. Дворжак Макс. История искусства как история духа (Глава: Новое отношение к искусство).
Этого старичка зовут Митя. Очень разговорчив, - говорит сложноподчиненными предложениями по принципу: ты ему одно слово, он тебе в ответ - два. Лет ему все девять. Живет в Югорске у моей мамы. [500x450]
возвращалась с работы и навернулась у подъезда на своих тонкошпилечных сапогах. идите-идите, люди добрые, проходите, граждане, проходите, ничего, что я тут полежу, а? ну ладно, встаю, встаю. нет, помогать не надо, мы уж как нибудь сами. сумочку только принесите мне, пожалуйста. вооон в сугробе беленькое чернеется. ну вот. ну спасибо вам, мил человек. к чему это я? ах, да! подумалось мне, пока поднималась по лестнице: вот почему, когда мне больно, аж искры из глаз,хочется смеяться? и больно, и смешно.
месяц, целый месяц долбаюсь с дипломом. к слову, диплом в Литературном институте им. Горького, учащегося на "поэзии" представляет собой книгу стихов. исчиркала все стихи, кастрировала полдиплома, вернула все обратно, кастрировала опять, и опять вернула все стишки...
нет, все таки долбежка с дипломом - это самое настоящее КУ...
Опубликовали в северном альманахе "Эринтур" большую подборку моих стишков. Теперь просят какую-нибудь статью накалякать. Сижу, думаю, о чем или о ком написать. Ничего не придумывается. Не знаю, за что хвататься. Еще диплом на хвосте...
Году в 2000-м моя певучая подруга спела песню на мои стихи. Стишок этот был написан лет в 18. Музыка Ирины Стахневой. Это - непрофессиональная вещь, но памятная для меня.
ах, мало мне одной заботы,
изборождающей чело -
мне маленькие самолеты
все снятся, не пойму с чего
Б. Ахмадуллина
раньше часто ездила по вечерам в аэропорт, смотреть, как прилетают самолеты. подходили знакомые, спрашивали, встречаю ли я кого-нибудь? ага, - кивала я головой, - встречаю. думала, погруженная в созерцание приземляющихся самолетов, что люди не обращают на меня какого то особого внимания, и просто смотрела, взявшись за прутья железной ограды. Думала, что человеки не видят, что на самом деле никто не бросается мне на шею возле аэропорта, что уезжаю всегда одна, на такси, задумчиво уставившись в окно, рассеянно разглядывая белоярскую осень-зиму-весну-лето. Иногда из аэропорта я шла в лес, и просто ходила по нему, и в душе был покой. Но оказывается люди - существа глазастые, и вскоре начались осторожные расспросы на тему "кого же я встречаю". Сначала я увиивала от расспросов, открещиваясь шутками, а потом мне это надоело и я стала говорить правду, что встречаю самолеты, что мне нравится на них смотреть. Люди пожимали плечами и шутили. Потом в моей жизни многое изменилось, и я перестала ездить в аэропорт, смотреть, как прилетают самолеты.
Почему же сейчас меня опять стало тянуть туда?
Фиг его знает...
А это мой стишок из той давней поры:
Мой северный город, придавленный дланью неба,
на сваях стоящий, имеющий кроткий норов,
о чем ты молчишь, когда ветер поет молебны,
и чертит поземкой на улицах свой автограф.
Мой северный город, таежная необъятность,
запомнишь ли ты беспокойной души витийство,
средь низких домов, исключающих вероятность
паденья с балкона, как способа самоубийства.
Запомнишь ли ты инородность моей печали,
когда над землей закружится, вздымая пудру,
железная птица, на крыльях своих качая,
холодное солнце, и снежное это утро…
В больнице, в двухместной палате, лежали два безнадежных больных. У них были совершенно одинаковые койки, совершенно равные условия... Разница была лишь в том, что один из них мог видеть единственное в палате окно, а другой - нет, зато у него рядом была кнопка вызова медсестры. Шло время, сменялись времена года... Тот, что лежал у окна, рассказывал соседу обо всем, что там видел: что на улице идет дождь, сыплет снег или светит солнце, что деревья то укрыты легким сверкающим кружевом, то подернуты легкой весенней дымкой, то убраны зеленью или прощальным желто-алым нарядом... Что по улице ходят люди, ездят машины... Что там есть МИР.
И вот однажды случилось так, что первому, тому, кто лежал у окна, ночью стало плохо. Он просил соседа вызвать медсестру, но тот почему-то этого не сделал. И больной, лежащий у окна, умер.
На следующий день в палату привезли другого больного, и старожил попросил, раз уж так получилось, положить его у окна. Его просьбу выполнили - и он увидел наконец... Что окно выходит на глухую серую стену, и кроме нее ничего за ним не видно. Он молчал какое-то время, а потом попросил своего нового соседа:
- Знаешь... если мне ночью станет плохо... не вызывай медсестру.