В лесу родилась елочка,
В лесу она росла.
Зимой и летом елочка
Зеленою была.
Подруги о ней говорили, что елка красива,
Только очень горда.
И молодой кудрявый кедр
Грустил по ней тогда.
Однажды мимо елочки
Шел парень молодой.
На нем штурмовка рваная,
На нем рюкзак большой.
Он к елке нагнулся, он ей улыбнулся,
Он елку королевой назвал,
И на прощанье лапу ей
Мохнатую пожал.
С тех пор влюбилась елочка
В бродягу с рюкзаком.
И днем и ночью елочка
Все думала о нем.
Мечтала, страдала. Повсюду искала
Следы на тропинках лесных,
Пока зима не скрыла их
В сугробах голубых.

Михаил!! Почему не сказали, что были в моем городе!!!!
Я в печали!!!

вот он, час, когда все сходится в одной точке. вышла таки литературная газета с моими материалами, со статьей и стихами Наты Сучковой. без промедления компонуется второй выпуск, ибо газета пошла нарасхват. сколько нервов потрачено, столько и восстановлено.

всю новогоднюю ночь пыталась куда то позвонить. распирало от эмоций, адреналина и выпитого вина. стол ломился, и ломится до сих пор, ибо не до еды было особо. друг поставил свою девушку на стул и преподнес ей кольцо с бриллиантом, сделав предложение. это было чудесно. она ревела, стоя на стуле. я всхлипнула пару раз, растрогавшись от этой картины. кот валяется на полу, зажав в лапах пробку от шампанского, всем своим видом выражая презрение к миру. телевизор наконец то настроен и хорошо показывает. удивительно - смотреть в телевизор, после стольких лет несмотрения. президент вчера шел волнами на экране, мда. а телевизор у меня - голдстар еще, представляете. такой фирмы уже давным-давно не существует.

ну вот, значит, последний день перед праздником. смотрю за окно (часто это делаю, любитель понаблюдать за миром из окна) и вижу розовое небо. солнце проходит по низу, не выходя на середину неба. только час, как рассвет, поэтому все вокруг - розовое, и снег, и дома, и лес, и редкие прохожие, движущиеся как улитки. вижу их с высоты четвертого этажа. первое солнце, которое так явно высвечивается на горизонте. в честь праздника, не иначе. елка горит всеми огнями, согнувшись макушкой под потолком. большая елка, большой праздник. вот из этого всего - из моей квартиры, окрашенной сонным розовым солнцем, поздравляю Вас, дорогие друзья, с Новым годом! Желаю Вам, грустным ли, веселым ли, ожидающим чудес, или не верящим в них, большого-большого счастья в наступающем году! Так же - отличного настроения! Закроем дверь с табличкой "2005" со спокойной душой. И ничего, что иногда мы будем открывать эту дверь и заглядывать в прошлое. С ПРАЗДНИКОМ, МОИ ДОРОГИЕ!

тост: чтобы ваши желания обалдели от ваших возможностей!

шампанское допито. плавный переход на вино. печень, прощай, дорогая.

[375x500]

[500x375]

[375x500]

[375x500]

Меня зовут Ыш. Я – сиамский кот с голубыми глазами. Правда, я не чистопородный, потому как представительницей данной породы является моя мать, которую я совсем не помню, кроме, разве что, ее теплого языка, вылизывающего мой нос. Отец, говорят, был уличным одноглазым бандитом. Видно моя мать тяготела к романтическим индивидуумам, раз нашла в нем что-то особенное. Встретились они возле городской свалки, как мне рассказывали. Он сидел на перевернутом дырявом ведре и, щурясь от солнца, надраивал потрепанное в боях ухо. Она определенно была очарована его героическим образом и, дабы привлечь внимание к себе, распушила хвост. Это был весомый аргумент, потрясший воображение моего отца. Последствием этой лавстори явился я. Не один, правда. Но я был единственным из всех моих братьев и сестер, у кого оказались белыми лапы и белым - пятно на черном носу. Хозяйка несправедлива ко мне, когда говорит, что я ворюга, ибо пятно на носу не является последствием воровства сметаны в детстве, как она полагает. Ну что ж, приходится ее прощать за эту несправедливость, ибо мы всегда прощаем тех, кого любим. Я же прав? То-то же. Нынче моя жизнь течет спокойно и размеренно. Каждое утро, когда хозяйка заваривает кофе, я обязательно путаюсь у нее под ногами и ору, как сирена. Она морщится и, сколько себя помню, просит меня заткнуться. Естественно, я – гордый зверь, и заткнуть меня практически невозможно. Так и живем. Когда она садится за стол, я обязательно должен зевнуть в ее коленку. Я буду не я, если нарушу выработанную за долгое время совместного проживания, привычку. После обязательного зевка, я долго кручусь рядом и прошусь на руки. Еще я люблю висеть на ее плече. Иногда кажется, что она забывает о том, что я вишу на плече, и ходит со мной по квартире. Потом она уходит на работу и оставляет меня одного. Мне, конечно, грустно, однако я не показываю виду. Когда она возвращается с работы, я встречаю ее, вися на выступе стены. Это тоже одна из моих привычек. Я обязательно должен поздороваться на уровне ее лица. Ну не виноват же я, что родился не человеком, а котом? Я забираюсь на выступ стены, и ору. Она протягивает руки и я, отцепившись от стены, шлепаюсь в них. Ни разу хозяйка меня не уронила. Что еще хотел сказать то… Ах, да… Она сейчас в другой комнате, поэтому я тут хозяйничаю, ходя по клавиатуре и гоняя мышь. Невкусная она, эта мышь. Твердая. Чуть зуб не сломал. Пользуясь случаем, поздравляю всех хозяйкиных друзей с наступающим Новым Годом! Люблю этот праздник. Потому что это так замечательно – валить елку на пол и смотреть на то, как хозяйка ее поднимает. Она обижается, но это ненадолго. Упс! Идет. Тсссс…

Дорогой Дедушка Мороз!

Пишет тебе холодец из янкиного холодильника. Очень хочу попросить тебя, чтобы ты продлил время ее диеты на более долгий срок. А еще - распугай всех ее гостей, чтобы они не покушались на мою и без того дрожащую душу...

Я:
в голове моей спиноза
как глубокая заноза
вот така метаморфоза
а еще тревожат ум
ницше, петефи и юм

Он:
за селом хоздвор гудел
мною гегель овладел
хорошо не деррида
ваабще была б беда

Я:
да чего там деррида,
деррида то все вода,
вот уж точно самый франт,
кроток нравом лирик Кант

Он:
милка, выйди-ка на двор -
примешь сообчение:
"Витгенштейн и Кьеркегор
хороши не менее!"

Я:
так они то хороши
но для янкиной души
даже если нахамю
лучше Бретон иль Камю

Он:
я вот философиЮ
не люблю такую
здеся - Жиздринский уездъ
(Кировский район)
к злыдню ентому Камю
я тоби рявную
и люблю тоби сильней
нежели чем ён

Я:
я ж любому отломю
ногу руку за камю
философией такою
никого не утомю
пусть мне кажуть, что бретон
злобный аглицкий шпиен
но люблю я и бретона
симпатишен мне бретон

Он:
спросят - где твоя рука?
(и рожа - как у гоблина) -
скажу - Янкою вчера
за Камю отломлена!

Я:
пусть берут с мене пример
я ажно сверкаю вся
если б знал Камю Альбер
как я заступаюся!

Он:
глянь, какой прекрасный Сартр -
и осанист, и усат,
а у ентого Камю
всё ж тоби я отобью

Я:
ентот Сартр людей ночами
обзывает сволочами
от Камю меня же тут
ни фига не отобьют!

Он:
думал - я тебя томю...
думал, ты - с любовию...
эх, куплю коньяк "камю" -
подорвать здоровию... (((

Я:
ой напутала слегка
с этим интернетом я
Ген, с такого коньяка
вся душа инертная

Он:
я не так уж и ревнив
я люблю философов
значит, выпьем на троих
лишних без вопрософов

Я:
Ну, возьмем ка передых
Да и выпьем на троих
что то начало двоиццо
что то больше стало их)

КОНЕЦ:)

я – нечто салатового цвета. я не знаю, для чего живу, но где то внутри моего проволочного тела зреет убеждение, что все в этом небольшом мире имеет свое предназначение. особенно явственно это ощущение, когда я смотрю на бухнувшуюся на стол упаковку с бумажными листами. чем то они меня притягивают, эти листы. вечно они то шепчутся, то ссорятся, шелестя углами, а мне всегда хочется их помирить, скрепить, так сказать. то, что лежит на этом столе, составляет мой мир, и знакомо мне, как мой собственный салатовый цвет. сегодня я проснулась, когда зажужжал на столе принтер. значит, снова листы будут раскрашивать свои матово-белые гладкие спины черным узором. что-то в этом есть от перерождения, ибо после они уже не остаются прежними, в них будто вселяется нечто такое, что радикально меняет их смысл, и в этом новом виде они притягивают меня еще больше, становятся навязчивой идеей. есть, наверное, между нами некое духовное родство. так вот, лежала я и смотрела на принтер, на этот портал, через который проходят листы, и вдруг оказалась на человеческой ладони. надо сказать, для меня это удивительно, потому как еще ни разу до этого момента я не лежала на ладони. температура моего тела моментально подскочила до уровня температуры человеческой руки и я почувствовала, что сегодня в моей жизни что то должно измениться. и вот оно – я лежу на загорелой руке. тонкое запястье и тонкие пальцы. это рука, которая носит меня уже целый день, просто так, без цели. видно ее хозяйка забыла о моем существовании, ибо мы оказались единым целым, хотя бы в плане температуры. я отнеслась ко всему философски, ожидая того, что вскоре окажусь на своем родном столе, на привычном месте возле клавиатуры компьютера, хотя, если посмотреть правде в глаза, мне не очень хочется расставаться с этой рукой. она уютна. но вот странное дело, раскрываются пальцы, поднимают и разгибают меня и я становлюсь похожей на недорисованный знак бесконечности. я понимаю, что превращаюсь в нечто новое, имеющее особое предназначение, и вот вижу его. да, мое предназначение – соединять собой ветку елового дерева и сверкающий шар. вот уже второй час я смотрю, как он крутится, и блеск его завораживает.

По офису бегает председатель профсоюза и орет, как все иерихонские трубы вместе взятые. - Е. А., ну чего Вы такая громкая! – морщится секретарь Ира. - Так я что ли виновата? – искренне удивляется иерихонская труба. Продолжает орать. Чувствую, что падут скоро стены моей крепости от этой сверхзвуковой волны. На лестнице мечется механик с одного из участков, приехавший сдавать отчет. - Кто упер автобус!, - восклицает, заламывая руки. Увидев меня, с надеждой, - Яна, не знаешь, кто упер мой автобус? - Кто упер елку!! – раздается наверху. Опять орет иерихонская труба. Восхищаюсь возможностями этого мощного голоса. Иду смотреть, - на втором этаже следы преступления, в виде разбросанных веток. О, Юпитер! И вправду – уперли. Средь бела дня. Внизу сигналит автобус. - Аааа! – кровожадно восклицает механик и сбегает по лестнице. Перегибаюсь через перила с ворохом документов: штраф! штраф с преступника за кражу автобуса! Иду в кабинет. Через некоторое время в отдел заходит будущий дед мороз (в быту – тоже механик одного из участков). Я: - Сереж, ну вы со снегурочкой то зайдете ко мне на новый год, а? - Яна, как детей наших работников обойдем, так и зайдем к тебе. - Урра! Завернувший по делам инженер: У тебя нет детей, какой дед мороз! Отвечаю с вызовом: впишите меня в ведомость вместо ребенка! Сергей Васильевич, будьте моим папой! За окнами где то на горизонте далекий закат, который скоро закончится. На часах – около трех дня. Отодвигаю мишуру вместе со шторами: смотрю, как садится солнце. - Ну вот, говорю отделу, - земля отвернулась одной щекой от солнца на целую зиму. Начальник отдела, вздыхая: такова селяви. Философ. К вечеру уже не пойму, кто я: бабочка, которой приснилось, что она - Яна, или Чжоу, которому приснилось, что он – Мария.

Всех католиков с РОЖДЕСТВОМ!!!!
Будьте счастливы!

Поэзия жизни - это носиться с утра по производственной базе и треснуться коленкой об экскаватор!

***

Г. Каневскому

Ломкое эхо сегодня в ударе.
Точкой мигает на зимнем радаре
утро, и жмется к стене.
Прячась за снежной холодной завесой,
город все дальше и дальше от леса,
город все ближе ко мне.

Город все ближе, а время все уже,
тоньше и смертнее. Рвется наружу,
мается голос внутри,
колется, жжется, но снова и снова
тонет в молчании. Видимость слова,
сколько ни говори…

Уважаемая и любимая френдлента!
Вот вы сегодня пишите и пишите гастрономические посты, и не жалеете ни фига сидящих на диете, а я тут могу ведь слюной подавиться, и умереть в расцвете лет, молодой и прекрасной!)