Но может так и надо, и этот проказник наверху так задумал? Я не назову это чувство по имени - слишком износилось оно за тысячи лет.
Хочу зарыться в теплый песок и сойти с ума окончательно - чтоб не помнить имен.

Боже мой! И еще тысячу раз тоже самое. В пыли, в песке, в чертовой залысине чертового времени! Весь мир вокруг растаял и растекся, и его можно намазать на бутерброд. Все исчезло к чертовой матери. Это можно назвать счастьем или горем - и ничего не прибавить к пониманию! Мистически странно и естественно до корней. Ничего больше не будет. И меня не останется. Как сумбурно - но мне так хочется.
Слово может убить и воскресить. Прикосновение... Туман - теплый и влажный, и горький на вкус.
Трава - высокая как зимнее море. Что делать мне с этим всем, не вмещаемым в слово?

Граждане! Не утруждайтесь. Любите себя - это всегда взаимно!

Contra spem spero...

Итак, я в Киеве, я в комнате, и с завтрашнего дня - в работе - с головой - так, по крайней мере, должно быть. Совсем нет времени, никого не комментирую, уж простите. Дневник на неопределенное время приостанавливается. Спасибо всем, кто со мною был.

Я тут задумался о Родине, о своей. Где она? Может, Украина, где я родился и вырос? Но я так же далек от всего подлинно украинского, как, например... от всего австралийского.
Может, Россия, где родился мой дед? Но я и бывал там всего три раза.
Может, Молдавия, где вырос мой отец, где я провел четверть своего детства?
Но от Молдавии я еще дальше. Где тогда?
И размышляя так, я понял, что моя далекая прабабка, которую я никогда не
видел, оставила мне в наследство не только черные глаза, но и Родину - исконно цыганскую - ВЕЗДЕ и НИГДЕ.

Наверняка, мне стоило бы рассказать о трех днях в Москве, но всего слишком уж много, или слишком мало, чтобы рассказывать.
Вчера гулял по городу со своей сестренкой. Мы вовсе не родственники. Она сестра мне по духу - так я всем объясняю.
Она читает мое настроение с полуслова, с полувзгляда.
- Что случилось?
- Ничего.
- Что-то случилось.
- Я не хочу об этом говорить.
Ей можно не растолковывать - она не станет докапываться. Рядом с ней невозможно лишь одно - не улыбаться... Не знаю, что бы я делал, если б ее не было.
А что могло случиться. Только то, что я снова вляпался в это дерьмо, о котором мужчины пишут столь возвышенные стихи, а женщины столь трагичные.
Но сегодня я спокоен. Она всегда действует на меня благотворно - маленький лучик понимания без лишних вопросов.
Второго числа еду, наконец, в Киев. Буду снимать комнату. Что за хозяйка мне попадется?

Сегодня ко мне заходил ангел. Мы сидели в нелепой холодной гостиной, и пили вино, разведенное водкой. Он смотрел в стену, а я смотрел на его крылья.
Куда вдруг исчезла вся мебель? Только кафельная печь. И два кресла. И все.
- Здравствуй, - сказал я, хотя мы уже здоровались.
Ангел кивнул молча, и отхлебнул вина.
- Сколько раз ты уже выручал меня? – спросил я. - Помнишь? Сколько?
- Не помню, - сказал ангел. – Зачем тебе?
Я съежился, спасаясь от его взгляда.
- Так, просто интересно...
Туман с улицы пытался ворваться в окна. Я вскочил и закрыл все ставни, пока еще не поздно.
- Много, - сказал он, после паузы. – Работа у нас такая...
Он был доволен собой и улыбался.
Я тоже был доволен собой. И вино ударило мне в голову. И я спросил:
- Если ты ангел, если ты Ангел Хранитель, то кто же тебя хранит?
И ангел посмотрел на меня, и почему-то перестал улыбаться.
- Никто, - сказал он.
И отвернулся почему-то. И резко встал, раскрыл окно и улетел. И не попрощался... почему-то...

Когда мне было 6 лет, я впервые задумался над тем, кто я, и зачем. И решил отслеживать динамику собственного развития. А для того, чтобы было с чем сравнивать, принял за эталон тогдашнее шестилетнее состояние сознания. Я сфотографировал его и помню до сих пор. Помню того шестилетнего мальчика - он стоял у забора во дворе у бабушки, и был обычный летний день.
Много воды с тех пор утекло. Я менялся, развивался, но то состояние оставалось константой. Всякий раз, анализируя себя, я убеждался, что, несмотря на все изменения, я оставался тем, кем был. И это меня удовлетворяло. Жизнь менялась, мир менялся, я менялся, но оставалось нечто постоянное.
Несколько дней назад я вдруг понял, что у меня с тем мальчишкой больше нет ничего общего. То есть, конечно же, есть. Говоря языком биологии - он мой предок. Но видообразование произошло. И мы уже слишком разные...
Иногда он приходит ко мне, потрогает пальчиком, и задает все тот же вопрос:
Кто ты? Я тебя не знаю.
И я, в свою очередь, не знаю, что ему ответить.

В колонках играет - Ж. П.Рорів-- А.Лампройє - Г.де Ліонкур Три грегоріанські мелодії
Настроение сейчас - Белым бело...

Этот снег хочется писать! Я вернулся из Киева, и привез кое-какие впечатления, но о них позже.
Черт возьми, уже вторую неделю не могу избавиться от кашле-чихания. Пойти к врачу, что ли?
Скопилось уже несколько стихов, совсем о них забыл.
Первый еще с теплых времен, самоироничный:

Сонная, тихая улица.
Город залит молоком.
Старые клены целуются
Там, за прозрачным окном.

Выйди и вытерпи самую
Верную мягкую казнь:
В парке себя, словно статую,
На постаменте оставь.

Чтобы прохожие плавая,
В ярком как свет молоке,
Думали: «Надо же, статуя,
Как островок на реке».

Время проносится быстрое
Дальше, а может быть вспять.
Цель – не сломаться и выстоять.
Статуям нужно стоять.

****************

Нет, правда, что вы, я не стою
Бессонной ночи.
И если кто пойдет за мною,
То значит хочет?

Не стою тихих вечеров,
Ковров, закатов.
И кто за мною, тот готов
Ругаться матом.

И так потянет холодок,
Дойдя до стужи.
Спрошу. Не ведает сам Бог
Кому я нужен.

****************************

Некто, похожий на меня двоекапельно,
Смотрит из окна отчужденными глазами,
Дожевывая свой бутерброд.
«Нечисть!» - кричит он входящим,
Разбрызгивая по воздуху сигаретный дым.

Трескотня пугает его до рези в ушах
И сгорбленный он остается сидеть,
Плавно покачиваясь на подоконнике.
Так заканчивается вечер – его сменяет столетие
И ничего не происходит,
Потому что нечему происходить.
Нет места спонтанности там, где все предрешено.
Выбор становится излишеством
И его пинают, как пережиток – прочный и нестерпимый.

Наутро в комнате нет никого, кроме теней,
Оставшихся со вчера и уснувших здесь же.
Так исчезает власть превращенного в воду вина.
И мы найдем крайнего – всему виной вино.
P.S. Сказанное истинно, ибо лжи больше нет.

Речь не только о смерти. Просто я хочу исчезнуть, раствориться, перестать существовать, и стереть свое имя из памяти людской. Это решило бы массу проблем, и не только моих. Стоит мне только представить, что меня нет, как на душе сразу же теплеет. Меня нет... Это можно повторять как мантру. Нет, не было, и не будет. И никогда – стоит только вдуматься в это! – никогда мне не откроется смысл слова «никогда». Никто еще не смог придумать более страшного слова.
Жаль, что этому не бывать... Боже, как же тут холодно! Что же это за вселенский холод? Знаю, знаю – это та черная дыра, что образовалась в моей душе. И чем больше я пытаюсь ее заполнить, тем шире она становится. Тем холоднее. И я уже очень долго заглядываю в бездну. Господи, мне ведь нужно не много – тепла, чуть-чуть, но как лекарство – постоянно. Или как наркотик. Но разве хватит где-нибудь огня, чтобы обогреть бездну?

.......
[405x530]

Я совсем не могу говорить со своей матерью. О взаимопонимании нет и речи. Как все изменилось...

[213x160]
Вчера был весьма примечательный день.
Во-первых, у меня с самого утра было неприлично хорошее настроение. А я, к тому времени, уже забыл, как оно выглядит.
Во-вторых, я чуть было не отправился в Москву.
Моя тетя, которая мается сетевым маркетингом, должна была ехать на семинар. Но тут заболела ее старшая дочь. Поедешь вместо меня? - говорит она. Поскольку деньги уже уплачены. За два часа до отправки она все-таки решила ехать.
В-третьих, мне вечером позвонила давняя и весьма близкая знакомая. И уже по ее голосу стало ясно, что предстоит сеанс психотерапии. Встретил ее – говорили несколько часов. Собственно, я уже начал привыкать к подобной дилетантской практике.
А не давать ли мне объявления в газету? Что-то типа: «Психотерапевт-любитель терпеливо выслушает вас. Деликатность гарантирую – в открытую душу не плюю».

Если вам есть, что сказать человеку, который оставил в своём дневнике это сообщение - скажите это ему. Скажите, если любите. Скажите, что ненавидите, если ненавидите. Чтобы вы ни хотели сказать - напишите, даже если вам трудно это сделать. Может быть, у вас больше никогда не будет шанса это сделать, так что вперед.

Просто оставьте коммент.

Ответивший идёт оставлять эту запись у себя.

Сегодня мне гадали на картах таро. Я лично надеялся, что мне выпадет смерть, но не тут то было.
Никаких перемен, никакого спокойствия, вообще ничего хорошего, а равно и плохого.
Сижу в барах и бесцельно брожу по вечернему городу.
Если бы сегодня ко мне явился дьявол, и предложил продать душу, я бы согласился. Зачем она мне?

[207x310]
Это история о «глупом счастье» длиною в один вечер. Это было давно. Это вовсе не рассказ о первой любви, или что-то вроде того.
Это воспоминание греет меня до сих пор...
Но для начала несколько «реплик в сторону»:
Мой отец живет хоть и в украинском селе, но все же в Молдавии. И ехать туда хоть и не очень долго, но и не близко. Безусловно, село наделено собственной романтикой. Звезды там ближе, и когда выходишь ночью на улицу, особенно зимой, космос наваливается на тебя сразу всей своей мощью, и захлопывается над головой, словно вселенский капкан. Закаты – ярче, и стоит отвернуться на несколько секунд, как перед тобою уже другой закат. Лес – близко; вечерами он твердеет, превращаясь в мрачную стену.
Но, прежде всего, село это непроходимая грязь, полнейшее отсутствие горячей воды, холодная – в колодце, отсутствие газа, туалет на улице ( как при плюс 30, так и при минус 20), и вечная рутина огорода, коз, кур, гусей, свиней (кто хотя бы раз убирал в свинарнике, имеет понятие о том что такое МНОГО дерьма). Тем не менее, село всегда меня манило – возможностью вечерами сидеть с книгой за столом на улице, пить чай с лимоном, и смотреть на мотыльков, судорожно бьющихся о раскаленную лампочку.
Молдова и сейчас очень бедная страна – половина населения зарабатывает в Москве, половина – где-нибудь в Португалии. Но то время, о котором я говорю, было особенно трудным, и, в самом буквальном смысле – темным. Я уже в точности не помню, как давали свет... Может быть два часа утром, два – вечером. Может, немного больше – не в том суть. Распорядок соблюдался, конечно же, далеко не всегда. Так случилось и в тот день, когда вечером свет опять не включился.
Дело было зимой, когда в шесть уже ночь, и делать на улице нечего. Но без освещения нечего делать и в доме. «Свечку внесли». Поставили на стол. О, да, это было именно то настроение:
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе.
Свеча горела.
Стали читать вслух. Читали, по сути, первое, что попалось под руку – «Записки молодого врача» Булгакова. Первый рассказ «Полотенце с петухом».
От раскаленной печи в комнате было жарко. Полыхание свечки не рассеивало тьму. Она окрашивалась бордовым цветом книжной обложки, и становилась похожей на штоф старого кресла.
Все, что вокруг, весь мороз, вся темнота, горящий огарок, и тягостные настроения присутствующих, все это самым замечательным образом сливалось и резонировало с окружением и настроениями молодого врача. Рассказ, тьма и свеча тогда соединили всех, кто читал и слушал, спаяли с книгой и судьбой обреченной девушки.
Ни до, ни после того я не ощущал себя настолько неодиноким.

Мои результаты теста "Насколько я свободен?" Границы во внутреннем мире 30% Границы кругозора и познания 20% Границы, поставленные другими людьми 60% Границы, поставленные мной по отношению к другим людям 20% Границы активной жизненной позиции 25% Границы психики 20% Границы физического тела 30% © Человек без границ 2005

[281x360]
Давненько я не писал. Столько всего наслучалось. Столько всего осталось непроизошедшим.
Я – аспирант. Самовольно согласился убыточно пойти на заочное (на стационар я не прошел). Придется искать квартиру в Киеве. Но, зато, хоть на полставки можно будет работать в институте. Город, который меня не ждет...
Сегодня зашел на кафедру, где меня еще помнят. Лариса Николаевна – моя научная мамочка, сказала, что я «даже не представляю, как она за меня рада». Что бы это могло значить? Ушел оттуда с водным сачком. Завтра или послезавтра пойду на озера – мутить воду и ловить прудовиков. Уже представляю, как на меня будут смотреть.
Еще у меня есть новый книжный шкаф (это бяка специально для Николь :)).
Прочел, наконец, «Доктор Живаго» - книга книг. Это больше, чем Нобелевская премия.
Две цитаты:
«Ему насквозь были ясны пружины их пафоса, шаткость их участия, механизм их рассуждений. Однако, не мог же он сказать им: «Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы и круг, который вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов. Единственно живое и яркое в вас – это то, что вы жили в одно время со мной и меня знали». Но что было бы, если бы друзьям можно было делать подобные признания! И чтобы не огорчать их, Юрий Андреевич покорно их выслушивал».

«Вот опять что-то в нашем роде, из нашего арсенала. Твой уход, мой конец. Опять что-то крупное, неотменимое. Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара – это извините, увольте, это не по нашей части».

Песня.

Не спит дитя, кричит, кричит дитя
В ночную тьму,
И нянька, чтоб ребенок задремал,
Поет ему.

Кричит во мне, по детски плачет боль,
Меня гнетет.
Я песни ей слагаю и пою, -
Пускай уснет.

Петефи, 1844

Пойду в кино. Больше некуда.

В принципе реальный, хотя и переданный по системе ОБС.
Пока не забыл.
Дочка - отцу: Ты в библиотеку? Возьми и мне кое-что.(Пишет на бумажке автора и книгу.)
Отец в библиотеке, читая с бумажки: Дайте мне пожалуйста Шопенгауэра "Старик и море."
Библиотекарша: Что вы! Какой Шопенгауэр! Это Джек Лондон написал.