Мне не кажется, что люди не понимают меня. Это я их не понимаю.
Мой сосед сверлит. Каждое утро он включает дрель, и начинает сверлить - уже около года, с тех пор, как я тут. Мне то и дело представляется стена испещренная дырами, как испещрена следами от пуль стена завода "Арсенал".
А не бывает здорового цинизма. Есть просто цинизм, и все.
Это такая перестроечная очередь, которая выходит из магазина, и тянется по улице за угол. И все стоят, но никто не знает что дают. То есть первые, возможно, и знают, но до них далеко. Впрочем, если все стоят, значит дают что-то стоящее. Потому все стоят.
А наш герой циник. В самом общем смысле. Он тоже стоит, но, в отличие от других, ему известно, что не дают ничего. То есть, наверное, раньше давали, но все уже закончилось. Он стоит лишь потому, что ему больше нечем заняться. И только вносит дезориентацию в стройные ряды вероятных покупателей. Они начинают сомневаться - может ничего нет?
Наш герой чувствует себя уверенно в такой ситуации, но чем ближе двери магазина, тем больше начинает сомневаться он сам - только в другую сторону - а что если действительно дают? Ведь он так долго стоял. И все это зря? Ведь не может же быть, чтобы зря? И он спрашивает окружающих - ведь не зря? Конечно нет! - говорят они, - так долго, и зря?! Не может быть.
И когда наконец подходит его черед, он уже верит, что обязательно получит то, зачем пришел. Каждый получит то, зачем пришел. Не может быть иначе.
Введение (*6) Определяйте значения слов, и вы избегнете половины заблуждений. Этим советом мы сразу воспользуемся применительно к терминам, с которыми наш читатель встретится не раз. Это, во-первых, "скрытая философская основа" и, во-вторых, "суггестивность" художественного литературного произведения.
Говоря о скрытых философских основах литературных произведений, мы всякий раз будем иметь в виду не собственное философствование их творцов, а взгляды на мир и на место человека в нем, которые писатели заимствовали из тех или иных философских систем (считая, однако, излишним оповещать об этом и читателей, и людей из своего окружения).
За последние полгода. Никаких дат.17-11-2006 17:43
Мне хочется строить готические соборы
Ворочать из камня гранитные горы
А может быть просто сидеть у окна
Смотреть как Луну сожрет сена копна
Пойдем со мной строить готические соборы
И тем прекратим все не нужные споры
А если захочешь – сиди у окна
Смотри как Луну сожрет сена копна
Забыть иногда сложно
Если прошлое напоминает о себе
Стальной клешней за волосы
Раз за разом...
Если прошлое капает водой
Прямо в темя
Со стуком часов
С боем курантов
Со звуком хрустящего снега
И вкусом шампанского
“Посмотри” – говорит оно
“Подойди и посмотри”
Не подходи!
Не смотри!
Выбрось все часы
Все зеркала
И все вещи
Оставь голые стены
И старый вытертый паркет
Закрой окна
И закрой глаза
Может быть тогда
Тебя не настигнет песня отчаянья
КОШМАР
Мои глаза придуманы для страха
Устроены для самых страшных снов
Морфей и Никта видно дали маху
Не заперев кошмары на засов
И вот они приходят вереницей
И крестятся – ведь тело это храм
Глаза – врата, а грудь моя – больница
И кладбище… Да, тоже где-то там
А поутру – я ничего не знаю
А поутру – я думаю, что спал
Тогда как, еженощно умирая
Кричу – Оставь меня! Ведь я тебя не звал!
Веселый мой, и славный Белиал
ВОЛЧИЙ ВОЙ
Высоко в небе
Полная Луна
Белизною белой
Самой белой
Белее снега
Белее волчьих клыков
От этой белизны
В которой тонет взгляд
От невозможности
От пустой невозможности
Распирающей грудную клетку
Раздается этот звук
И только он может соединиться с ней…
Что остается волкам?
Холод и слякоть –
Залог их здорового счастья
Книга воспоминаний
Лежит на столе
Ее страницы как пеплос
Ее запах из снов
Из грез о Париже
В сладком воздухе
Грязном дыхании Сены
И восковом блеске дорог
И кофе…
И молодом вине
Я ласкаю ее заглавие
Провожу пальцами по строкам
По камню
По воде
По теплой и мягкой коже
И слышу вдох и выдох
ЧЕРНОВЦЫ, КОТОРЫЕ Я ТАК…
Город, который я так ненавижу… Он – старинный склеп, причудливо возведенный вокруг тела некогда умершего бога. Этот бог, хоть и бессмертный, упал здесь, сраженный ядовитой стрелой. Столь прекрасный склеп, хранящий его прах, мог бы стать и местом для молитвы. Но всяк пришедший позднее имел с собою своего бога. Такие маленькие божки – их носят под мышкой, как гомункулусов. (Веянье мельчающей эпохи. Чтобы стать с нею вровень не нужно огромных усилий.) А потому никто не молится древнему богу – в ходу площадные идолы.
Но и сейчас, когда солнце возжигает вечерние костры, стоит лишь пройтись по парку, и увидишь его. Он выглянет из-за дерева как пьяный сатир, и, зарядив огнями брусчатку, пустится вскачь по жестяным крышам. С домов спадет вековой сон, и время, искривленное под непонятным углом, изменит вой ход. Так рождается каждый вечер город, который я так люблю…
О себе? Никогда!
Если только чуть-чуть. Тогда можно.
Я купил сахар и чай.
Если я прихожу с утра, и думаю написать что-то о себе, то не могу, и причин может быть тысяча, или две, или даже больше - я-то их не знаю.
Лучше я буду говорить о других.
Кто я? И где мое место?
Окончанию каждого дня я радуюсь, как другие началу.
Все очень просто в теории, а для меня, и на практике, жизнь оказывается очень сложной штукой. Она снова отсрочена, но теперь как-то по другому, как на новом витке все той же спирали.
И так хочется каждый раз все разрубить одним махом. Но я не Александр, у меня нет меча. Я путаюсь в событиях. Я не умею делать одновременно два дела, а тут сотни и тысячи дел.
Этот организм - он намного разумнее меня. Он может дышать и спать, есть и мечтать, и краснеть, и радоваться и плакать.
Но если я чем-то занят, как могу я заниматься чем-то еще?
Меня еще в школе убивала одновременность изучения предметов, но это были только первые ласточки.
Сердце взыграло,
Как бы имея вечность в запасе,-
Царица моя, подойди,
Не медли вдали от меня!
Древнеегипетская надпись
XIII в. до н. э.
По Неве плывут баржи с песком.
На берегу лежат два сфинкса.
Подхожу к ним,
хлопаю в ладоши
и говорю:- Слушайте!
Крокодилы дремали на отмелях,
бегемоты резвились в тростниках,
а я строил для неё храм
у подножья скал.
Она была величава и прекрасна.
Ее узкое льняное платье
доходило до щиколоток -
такая уж тогда была мода.
Воины мечтали о войнах,
я ревновал её к Нилу
и скрежетал зубами,
когда она каталась на лодке,
а она посылала корабли в страну Пунт
за миртовыми деревьями.
Тутмос бредил славой,
я ревновал её к миртовым деревьям,
а она сажала их перед своим храмом,
и мир царствовал в мире.
- Недолго!-сказали сфинксы.
- Да, конечно,- сказал я,-
но и тогда,
когда рабыни натирали её тело благовонным
маслом,
а я стоял за колонной и смотрел,
и тогда,
когда она вышла к народу в простом чёрном
парике
с ниткой синих фаянсовых бус на шее,
и тогда,
когда она стояла в храме, прижимая руки
к груди,
и бритые головы жрецов поблескивали
во мраке, и тогда,
когда она с хохотом бегала по саду,
хватаясь за стволы пальм,
и я не мог поймать её...
- Что же тогда?- спросили сфинксы.
- Так, ничего,- ответил я.-
Вчера я увидел ее в метро на эскалаторе,
она подымалась,
а я опускался.
Она была величава и прекрасна,
ее узкое платье не достигало колен -
такая уж нынче мода,-
и я побежал за ней
вверх по опускавшейся лестнице.
- Безнадежное дело!- сказали сфинксы.
- Да, конечно,- сказал я.
По Неве плывет буксир с зелеными огнями.
Выхожу на мост
и кричу, сложив ладони рупором:
- Хатшепсут!
Это я!
Твой возлюбленный зодчий!
Дурная привычка
Долго я ковырял свою душу,
искал в ней изюмину.
Да так и не нашел.
Пришел приятель и говорит:
- Ты что, не видишь?
Вся душа у тебя расковырена!-
Я покраснел
и застегнулся на все пуговицы.
- Ты что, рехнулся?-
сказал приятель.-
Как же ты будешь жить-то
с расковыренной в кровь душой?-
Я побледнел
и стал барабанить пальцами
по столу.
- Зачем ты душу-то ковыряешь?-
спросил приятель.-
Делать тебе, что ли, нечего?-
Я потупился и говорю:
- Дурная привычка!
ВСТРЕЧА С ЧЕЛОВЕКОМ
Человек редок
и встретить его трудно
издёргаешься весь
ожидая встречи
похудеешь и осунешься
тоскуя по встрече
забросишь все дела
думая о встрече
но однажды
встреча состоится
ба! — скажешь —
неужто он?
и остолбенеешь
потрясённый
батюшки! — скажешь —
это же он!
и всплёснешь
руками
потом обойдёшь его вокруг
и рассмотришь как следует —
забавен человек снаружи!
После подойдёшь к нему поближе
и влезешь ему в душу —
внутри он еще забавнее!
ха! — скажешь —
встретился-таки!
и хлопнешь человека
ладонью по плечу
а потише нельзя?
скажет человек
и поморщится
Можно праздновать победу, я прочел всего Сэлинджера, кроме двух рассказов, которые не переведены.
Отрывок рассказа Грустный мотив. Меня поразило копье)
"Обернулся. Это была Пегги. Не понадобилось даже второго взгляда.
Минуту он сидел, соображая, что он ей скажет; в том случае, конечно,
если вообще встанет и подойдет к ее столику - покрыв дистанцию в
пятнадцать лет. Пока он размышлял, Пегги его заметила. Никогда ничего
заранее не обдумывавшая, она вскочила и подошла к его столику.
- Радфорд?
- Да...
Он встал.
Без тени смущения Пегги сердечно чмокнула его в щеку.
Они посидели немного за столиком Радфорда, поговорили о том, как это
удивительно, что они друг друга узнали, и как они оба отлично выглядят.
Потом Радфорд пошел с нею к ее столику. Там сидел ее муж.
Звали мужа Ричард и как-то еще по фамилии, он был военный летчик.
Росту в нем было метра два с половиной, и в руке он держал театральные
билеты, или пилотские очки, а может быть, копье. Будь у Радфорда
револьвер, он пристрелил бы его на месте."