Все стихи сжечь.
Удалять дневники это прелесть данная не каждому.
Хватит. Довольно. Довольно висеть окровавленной слюной на уголке чужих губ,
довольно вести тяжбу с самим собой.
Мор умер сегодня. А я сплесал на его могиле, и завтра еще спляшу.
И буду плясать каждый день,
как дань,
его ничтожеству.

Ах, впрочем мы сознательные люди. И развязка читается по первой странице.
Но я так люблю ее... это уже болезненная привязанность, тупая привычка.
Можно сказать, что это влюбленность в само чувство.
Но, есть такое слово "хуево" и оно наилучшим образом сюда подходит, хватит не надо псалмов.
Лишь скромную эпитафию, что-то вроде: здесь не покоится человек у которого небыло и тени, и друзей у него не было, и любимых, и родных, и воли у него не было, и вообще его почти не было, так что и говорить о нем незачем.

А ведь в этой книге было такое множество прекрасных мыслей и планов...
Я до сих пор не могу поверить, что это так...
[показать]

Он всегда делал, как говорил. А потом возвращался на квартиру к брату;
замечал, что может выкурить папиросу в пять затяжек. Брат, хмыкнув, отвечал ему четырьмя. Тогда Он поднимал планку до трех и непременно выкуривал папиросу именно в три затяжки, а потом ногтем давил окурок и выбрасывал его в банку из-под консервов. Потому что другой пепельницы в доме не было, и потому что он всегда делал, как говорил.

Однажды нехолодной и ни капли не дождливой не ночью, он вернулся на квартиру к брату. И, стоя на лестничной клетке пообещал выкурить папиросу в пять затяжек. Брат, встретил его в дверном проеме четырьмя. Механически Он, будничным голосом, сказал: “Три”. Но не выкурил папиросу ни с трех затяжек, ни с пяти. Он не знал, что сказать, также как и брат не знал чем помочь. А глаза его молчали, и ни у кого в мире не было таких тусклых невыразительных глаз. Они лишь вместе смотрели, как дребезжат стекла в окнах, за которыми бесновался зимний ветер, полностью состоящий из изъятых городом душ. Изъятых за неуплату за метелицу, сквозняки и вечно разбитые лампочки в парадных.

…А не придавленная ногтем папироса тлела между ними.
Он больше никогда не мог сделать так, как он говорил.

В Лапландии, на севере, жили дикие народы. У них были шаманы. Шаманы кушали мухоморы. Их перло, им казалось, что они летают, сидя в своих санях.
Мухоморы - красная шляпка, белые пупырышки. И вы еще спрашиваете причем здесь Санта-Клаус?!

Aimer une femme intelligente est un plaisir de pederaste *

Вещи, которых он боится. Он дрожит и все тело покрывается гусиной кожей при одной мысли о том чтобы оборвать эту нить. Совершить монтаж. Да, он не может находится в подвешенном состоянии вечность, да в этом нет смысла, да уже все просто закончилось, но разбить этот хрустальный кораблик для него святотатство. Это вещь, которую он боится. Он ждет, ждет, хлюпает носом, мерзнут уши. Господин Иванов, у вас крест поехал, но как вы к этому относитесь?

И это безнадежная, непроходимая тупость. Еще день и я линчую это недоразумение,
еще день…
день….
Да уж.

things you can resist, things you can not...
В колонках: 69 eyes "Framed in blood"

* - любить умную женщину - счастье для педераста (франц.)

Зеваю,
конечно, жизнь сцена, я на подмостках,
жизнь карнавал, я маска, корчащая гримасы.
Это так важно КАЗАТЬСЯ, верно?

В грозы и бури,
в житейскую стынь
в дни великой печали
и когда тебе грустно, -
казаться улыбчивым и простым –
самое сложное в мире искусство.

С.Есенин.

Мы сами себе только кажемся, жмурим глаза и воротим нос, на свое “Я”.
Ах, мы преподаем себя в наилучшем виде друзьям, знакомым, кому угодно – просто голубым бантиком еще перевязать осталось.
Нас хотят, хотят видеть лишь такими соответствующими, их представлениям о нас.
Кому под силу сломать шаблоны? Встречный вопрос, а кому это надо?

“Я”, самая ценное в нас, наше богатство, драгоценность – наша форма, то, что не принадлежит никому, кроме нас. Естественно, никто не оценит его, не смерив критериями полезности.
А сколечко раз, раскрыв себя, мы бились головой о стену непонимания? “Уйди, противный! Надень обратно свою маску!”
Увы…
Это никому не надо кроме нас – белье должно быть чистым, свежим, приветливым.
Склонитесь перед Ложью и всем к-а-ж-у-щ-и-м-с-я, объективным фактором, законом бытия, неизбежным, коварным, но лестным и обольстительным.

Он всю жизнь потратил на создание масок, но свято верил в то, что его сущность нужна кому-то кроме него. Дурак, однозначно. Пошлый дурак.

Открывать себя кому-то, открывать крышку мусорного бака, удовольствие похожее. Но здесь я перегибаю палку, хоть смысл остается неизменным: оставь себе себя, дари ложь окружающему, только в этом оно и нуждается.
За редкими исключениями.

Чтобы вы ни делали,
вы делаете себя.
-Е. Кощеев.

Барабаню пальцами по столу.
Эксперимент по раздвоению проходит вполне удачно. Единственное, нарекание: я еще не свободен вполне. Мы скрестили жабу с розой. Теперь в действиях и мыслях появилась некоторая четкость и осмысленность. Это говорит так же в пользу того, что я забываю, узы слабеют. Жаль.
Хотя с другой стороны уже заебало в каждом человеке, подходящим по габаритам, видеть ее лицо. Идя в по одной стороне улицы В.о глазеть на противоположную, только потому что К-а-ж-е-т-с-я, сбивая прохожих. Или забегать вперед и заглядывать в лицо. Или на Эль видеть ее, восседающей на могильном камне у ограды, так мечтательно вперяющей взор в ночной город.
Впрочем вышеперечисленные слезы из носа – прерогатива моего kleiner ego.

Теперь все другое. Засунув в мундштук сигарету затягиваюсь вонючим дымом. Детство осталось по ту сторону запоев. Прошу брата сыграть мне “токкату и фугу рем минор” Баха (какое надругательство над языком) Пора поиметь чуточку уважения к себе.

Садовая 85: районная наркологическая лечебница
Садовая 81: надпись на электрощите: в этом доме убивают наркоманов уже четыре лет. Ты следующий.
И еще перечеркнутый шприц: смерть торчкам.

Хм, на принудительные процедуры наркоманов туда что ли водят?

Заглянул в унитаз и увид на дне рублевую монетку. Какая ирония! - кто-то очень хотел туда вернуться, в сортир.

В колонках: Coph Nia - "Sanctus"

Есть дураки, которые очень любят шататься по иноверческим кЛадбищам в промежутках от семи до девяти. Есть среди них такой дурак, особо мне не приятный. Увидите – побейте его, но не убивайте, мне он еще нужен.

Очередной раз выйдя на лестничную клетку покурить, по привычке держу руку в переднем кармане джинс. По привычке размышляю, переливаю из пустого в порожнее. За куревом оно лучше думается.
Человек, человек что ж тебе не спится спокойно? Зачем, словно “Лермонтовский парус”, все стремишься куда-то, ищешь чего-то? Где твой вечный двигатель, в каком месте у тебя моторчик? Ах, не отвечай, я знаю. Еще дядюшка Фрейд, сказал что все в тебе обусловлено врожденными инстинктами, а заправляет всем инстинкт половой.

Пожрать, поспать, совокупляться и немного власти для того и для другого, - вот фундамент, вычерченный квадрат, выделенный участок под помойку, именующую себя нынешним человеком. Но на самом деле, фундамента, за зловонными, бьющими в ноздри и отвлекающими глаза отбросами давно уже не видно, наверно со времен появления морали. “Основополагающая четверка”, скрылась под кучами искусственно выведенных ценностей, смягчающих факторов, самооправданий и прочего сора, именующего себя цивилизацией. Я не стужусь инстинктов, я стыжусь быть человеком цивилизованного общества. Волки, хищно щурящиеся из-под овечьей шкуры – человеки (все еще не узнаете себя?) . Воистину, премия за самый удачный эксперимент по превращению волков в овец, принадлежит христианству. Сколько лжи, сколько притворства в этой умерщвляющей религии, не находите? Понимаю, дядюшку Ницше, который в свое время рвал на себе волосы, наблюдая за процессом разложения и измельчания человека. Человек – хищник, человек человеку волк. А его инстинкты и есть величайшая мораль.

Ах, на что только мы не были подвигнуты половым влечением ( маска – любовь), не так ли? А волей к власти? А желанием вкусно есть и крепко спать, не так ли? Все, все что делается человеком призвано удовлетворять эти потребности.
Без них человек несчастен, жалок, сам теряет уважение к себе. Он становится беспокойным (тревожным), нервным, неполноценным, неприкаянным; он медленно тлеет – ни тепла ни света. (неужели не узнаете себя, страдальцы? А ты, мой лучший друг,Мор, не узнаешь себя?) Хуже если они начинают оправдывать себя, уподобляются раковой опухоли, которая распространяет свою ересь, заражает здоровые клетки вирусом гниения и медленного разложения.
Сколько изнеженных, “добрых” слизней греются в лучах европейской цивилизации, христианской цивилизации. И не замечают, как мельчают год от года. Хорошо еще, если становятся мелкими зубастыми хищниками, своеобразными хищными кроликами.

Во-от, кому не нравится, - пусть поцелует меня в задницу.

Я люблю
ее,
он жалеет себя
И потеют ладони,
-так боится коснуться,
я хочу ее!..
Он -
душу,
снова обмануться...
Уткнуться мокрым носом
в плечо - трусость, трусость!..
пятится к двери...
потом,
скоро снова мы будем в молчании пить вино,
по обе стороны бутыли,
согнувшись пиковым вальтом
Все равно - я люблю...
Плец о палец ударит
и все...
Эти стены - жернова,
перетирают в известь кости
души - стекают по скату крыла
крыши худой. Вы бросьте
собирать эту стынь в ведра,
целовать эту мерзость холодную...
Нервный, нервный, ах сукин сын,
ты ее хочешь - не смеешь
пятишься...
Первый раз ты и вправду один -
тебе не понраится, тряпка!

Как радуюсь я, наблюдая, как они выгибают грудь колесом, набирают в легкие побольше воздуху, чтобы казаться позначительней, цинично куря сигарету, язвят невпопад, когда у этих сгоревших фитилей, у этих лимонных бисквитов, еще не застыла штукатурка на хитрющей роже.
Шума много, слышно как они сдуваются и грим течет по жалкому лицу.

Быть астралетчиком плести с загадочным видом интрижки, как это правильно! Достойно пурпурных лавров и бубнового туза на грудь.

С другой стороны зависть, в той или иной мере, чувство вредное, способствует захерению и проблемами с желудком. Вытри с губок черную желчь, милый, вот тебе платочек. Не бойся, я запер все двери, занавесил все окна – полная изоляция. Не смотри на меня деланно ненавидящим взглядом, я знаю ты просто не способен ненавидеть.

...ты полетишь, когда тебя с лопаты подбросят...

Рисунки кровью,
это правда очень мило, живо…но так мелко! Мелко плаваете, батенька, - жопа видна, уж простите. Естественно сюжетом является конфронтация маленького трусливого забитого индивида ( но мстительного и злобного) с презрительно глядящей массой лиц, еще какая-то птица имеет место (куда уж без полетов). Какую же цель преследовал художник? Прежде всего, его ростовщическая душонка, хотела выжать максимум из попсы-вскрытых-лезвием рук. Во вторых, напомнить себе, что в ней все еще теплятся крохи таланта. Ну, положим немного эстетики и всамделешнего желания созидать, но…все это, увы лишь жалкое довольство собою.

Выставляя на показ свои язвы, не прикроешь своей наготы.

Дальше – Аэри, или мисс Булдурс Гейт, ах ну-ну – заменитель чувств чистого первого сорта, влюбиться в несуществующий образ!(причем как влюбиться!) По-моему, сродни занятиям…хм…с резиновой куклой. Положим красиво, и взгляд такой, по щенячьи обиженный…впрочем, пусть его.
Да, друг мой, ты очень часто покупал их своими картинками, привлекал к себе, словно рыба удильщик фосфоресцирующим отростком на голове. Тебе всегда нравилось выставлять все напоказ. Выставлять на показ мелкую ранку и умело маскировать шрамы. Впрочем я к твоим услугам для сих целей.

Чуткие, чувствительные комнатные натуры, вы перезрелые сливы, кто из вас без червя?

Это записки ногтями на сырой штукатурке, серой и свежей,
пахнущей перезрелым детством и здоровым цинизмом.
Под ногтями было очень грязно, а в комнате темно.
Темнота и чахоточный лунный свет, что еще нужно истекающему соком мирику, для того чтобы жевать сопли, запивая слезами?
Я сажусь тощей задницей в мягкое кресло с разодранными подлокотниками, раскрываю книжицу. Страницы слиплись, бумага дрянь (уж в этом я разбираюсь) только козьи ножки крутить, хоть и пытается казаться лучше. А ведь в ней было много замечательных мыслей и планов…
Как вы оцениваете престарелую деву, в душе отчаянную нимфоманку? Этот образ передает мое отношения ко всяким там напраслинам на мир, к сотрясанию телес в муках душевных, к безвыходности, к безысходности и всем тем помойным лужам, в которых плавают выкидыши, печальные результаты неоднократного инцеста. Ах, все “чувствующие” мира сего, цветочки аленькие, страдальцы – как вы прекрасны!

Если рядом с вами переживает чудовищные страдания, то обратите внимание, не является ли он сам чудовищем.
-Ф. Ницше

Но, нет, я совершенно не против этого, мне по сути наплевать. Но неужели никто никогда не вешался, всем своим грузом терзаний на чужую шею, при этом властно ожидая сочувствия. Не дождавшись его, клеймим несчастную жертву бесчувственностью, бессердечностью. Какое христианство (оно же крестьянство), но и какой нездоровый эгоизм!
Я вот курю; дым немного режет глаза, - щурюсь. Я чуточку раздражен тем, что написал. Потому как не полно, и совсем без акцента к своему главному и любимому собеседнику, которого так презираю и люблю.
Книжку я уже захлопнул и сейчас смотрю на стену, прикрывающую свою срамоту какими-то листочками, так-так…