Настроение сейчас - Hatred
…А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?
Безоблачная ночь. Я одинок, как никогда до этого. Луна. На мокрых крышах отчетливо видно как замерзают серебряные струи воды; остывают, кристаллизуются, леденеют…
Это чувствуешь кожей, все существо проникается холодом изнутри. И белесый пар моего горячего дыхания леденеет, синеет кожа, и глаза…глаза будто заражаются этим мгновением, впитывая в себя ледяной оскал луны. Мои глаза уже видят дверь в зиму.
…А вы могли бы сыграть реквием по чьей-то мечте?
Опять истерика. Вторая за сутки; хотя кто считает. Не сдержанные слова, ломаный грош которым цена. Извинения, слезы. Бесполезно. Все повторится, опять нанюхается, потом отходняк, депрессия невроз. Обещания, чередующиеся с разочарованиями. Дальше драматургия. Все эти дурацкие самопожертвования, самоуничижения, раздесятирения личностей (и чем больше тем слабее). Просто гадко, гадко, гадко… осознать, что тебя променяли на наркоту. На тупой бычий кайф. Слезы, обещания, истерики
А ты сидишь ее и слушаешь, пока она говорит; и становится страшно…
К черту!.. Я все равно буду гнуть свою линию и никого просто так не отпущу. Потому что.
Есть у меня над компом статуетка Дракона, обвивающего каменный меч, застрявший в груде обожженного кирпича. Подарок мне, привезенный из Голландии Другом. Необычайно интересная вещица. Припишу рядом с ней: "убийце драконов".Будет как приз за содеянное =)
На часах было 21: 50. Я только просыпаюсь, брезгливо отмахиваясь от сновидений, как от комаров; это какой-то антирежим, а ведь мне учиться еще. Днем.
Жить по ночам. Вольность которую я себе позволяю в ущерб собственному здоровью. Вновь и вновь с удивлением замечая, что совершенно не узнаю Васильевский остров в лучах осеннего слонца. Ночью он совершенно другой, и совершенно другой я ночью.
Нервные стимуляторы и несколько дней напряженной работы выбросили меня на новый берег изнеможденным и больным. Эйфория ушла. В моей руке зажат набросок портрета Человечностей.Четко зафиксированные слабости, подлости, мерзости рода людского; обыкновенно они текучи и не заметны,как грязь.Никто не обращает внимание на грязь, даже не всегда моет руки возвращаясь домой. Дальше будут вопросы, типа : "Нахуя ты сделал это? Нахуя ты сделал то?" "Я тоже раньше имел привычку брать себя на понт, но дело это оставил" или "все это объясняется желанием выделиться, знаешь жажда протеста, противопоставления".
Вот так вот и будет. А пока сижу, перебираю в руках четки, каждую бусинку перекрашивая в особенные цвета случайных событий, лиц фраз, улыбок глаз, etc. Разглядываю полопавшиеся волдыри на костяшках от сигаретных ожогов. Тасую привычки, - сегодня я буду носить вот эту привычку вон с той, красной. А завтра сожгу гардероб.
Ночь без конца уже давно плещется на уровне моих этажей. Испортил себе весь режим - живу лишь ночами. Курю на балконе, изучаю странную тень, куря. Очень похоже на Elhaz, кстати; или на обезглавленного человека, это уж смотря на чей вкус. Сегодня пятнадцатое сентября, с чем поздравляю дорогую Крисанию, времени прошло ровно столько чтобы родить ребенка, много это или мало? Улыбаюсь.
Время снова замедлило ход и мои шаги из вчера в сегодня слышны так отчетливо.Летят карты Таро, вестники и перевозчики моего прошлого и будущего - мальчики налево, девочки направо. Столь докучливо удачный расклад. Маг, Дьявол, Башня, Смерть остаются позади, замалчивая мои тайны. Сижу, неспешно интерпретирю увиденное:
Затертые пятна снов на пестрых коврах сознания; пролитое вино, вдавленный окурок...
и чувство вины - в каждом пятне, исписанном помадой зеркале, любом нагромождение сновидческого бреда.Взвинченное до предела чувство межреальности, некой прострации, близкое ко сну, которого не будет из-за кофеина, кофеина и кофеина - никогда не узнаешшь...никогда...рразвороченный осиный улей мыслей, тех, что только наедине с собой и только ночью...История запятнанного ковра.
Комната полна алого, хоть его и не видно, но если долго живешь на одном месте - привыкаешь к нему, становишься поневоле его частью,
и любое изменение ощущается, и его комната была алой - это было необычно, так же как передвинутый стул или отсутствие входной двери.
Алый правил его комнатой, плескался в его мозгах. Ночь свернулась в одно темное пятнышко размером со зрачок. В его глазах оседал кофеин -
ни следа от возбуждения, лишь взвинченное до предела чувство межреальности, некой прострации,сна разума обманутого телом. Взгляд тупо скользил по
комнате, зеркало смотрело глазами старика - подернутые пленкой, какие-то размягченные,словно плохо сваренное в крутую яйцо, без контрастной границы
между веком и глазным яблоком.
Мир в котором я живу, уживаясь с мириадами пустых страстей, конфликтов воль, электрической иллюминации, безостановочного каннибализма и прочего, прочего, прочего, заключенного в мой ближний круг – ложь, не злокозненная, не во имя спасения – просто ложь, инструмент.
Я беру в ладони не конкретную ложь, а некую гомерическую идею лжи, в другой же ладони непременно появится Власть. Сладкое слово, правда ведь? Замечательный фильм “Sin City”. “…И чем больше ложь, тем больше власть” – это оттуда. Влитая во многие уши, моя маленькая ложь, станет правдой, будет стынуть каплями правды у всех на устах. Более того, она станет реальностью и обретет Силу. С ней бы мог обрести силу и я. Например, скажу что болен раком легких – пусть в это уверуют все кто хотят и, быть может слово станет мясом, обрастет плотью, и я умру. Словом нет ничего замечательнее лжи.
Но есть еще Страсть. Эмоция. Необычайно привлекательная вещь. К сожалению, многие столь скупы на нее, что цедят по капле, будто стыдятся своих страстей, будто есть в них что-то порочащее старую добрую маску. Не в этой ли я бесстрастной компании? Страсть…тоже сладкое слово, чувственное, как любимые губы.
Вены лжи и кровь страстей, подлинные силы сильным. Мир-ложь, страсть-сила, сила-власть, власть-победа, победа- свобода. Люблю KOTOR, проще не бывает ))))
До следующего хутора пол дня пути. Мы идем, я впереди, он ковыляет сзади. Мы идем копать могилы. Это его увлечение, его увечие, и единственный, как он говорит, дар ему от бога. Жизнь наша – вилами по воде начертана, мутная как самогон, единственное что как-то характеризует ее, так это смерть и сало,- постоянно повторяет он, прикуривая трубку от сосновой шишки. Знаешь как рисуют углем? Рисуют светом и тенью. Больше ничего нет и ничего и не надобно. Угольный порошок втертый в бумажный лист ограничивает пустое пространство, но и предает ему форму.
Спим мы исключительно под соснами. Ложась, он всегда закрывает один глаз и одну ногу сгибает в колене. Похожий на недоразвитого цыпленка во сне, открытым глазом он блуждает по небу, подстригая щетину звезд.
Летний день, как забродивший квас в этом краю. Мы приходим и уходи, качуя из деревни в деревню, минуя двери в свою весну, лето, осень. Мы находим высокий дощатый забор, выгоревший и потрескавшийся на солнце, а за ним клок не засаженной земли, неброская и бедная изба пустила корни рядом. Он надувает воздушный шарик, красный, и привязывает к нему конфету, перевязанную ленточкой. Сделав это, перебрасывает свой подарок через забор. Я знаю, он не может по-другому – что бы войти в чужой дом, он должен забыть в нем что-нибудь, только так. И мы ждем, пока подарок найдут и унесут в избу.
Единожды подарочка чурались три дня и три ночи кряду. Мой спутник такими ночами зверел: то волком выл, так что деревенские псы мочились себе под хвост, то прыгал вокруг избы, богохульствуя ночь напролет, оставляя земле треногие следы.
Он говорит, что человек всегда сам должен сделать первый шаг. И, когда ту приманку, находят, мы приходим и копаем могилы. Засветло уходим.
Он дьявол и у него свои законы. Я знаю это, и боюсь, что когда-нибудь он выроет яму и мне. Но не могу не идти за ним. Так и идем - я впереди, он ковыляет чуть сзади.
Снежный творог и дурачий колпак фонаря пересекаются в пассах руками, отражая величины без единиц измерения; часовой механизм уже запущен - стихийно все поддается осмеянию: и сырая ворса шинели, и истерзанное оспой лицо девочки скрипача в переходе, и внимательные глаза, изучающие все места могильных курганов лица твоего.
О, Благословенное мгновение узнавания!.. О, метаморфозы физиономии!.. От теплых струй хочется начать вертеться, подставляя всевозможные места когда-то любимому голосу; но ее волосы и вопросы уже лезут в лицо, куда-то ближе и внутрь, туда где слишком рана еще...
Одно из двух; утро встретило нас одним из двух; тренькает серебряный колокольчик - все заключено меж ладоней. Секс одна из защитных функций организма, души в частности.
"I don't believe in god, I believe only in the strongest weapon I've ever had - I believe in myself...
myself
[594x699]
Славтесь правоверные табакокурильщики, ибо в руки мне попала прелюбопытнейшая информация ( гарантий ценности сей информации не даю, но прошу оценить этот прелюбопытнейший факт).
Пресвятая православная церковь сия Руси, является импортером и главным поставщиком табачных изделий на российский рынок. Ей-богу, не знал, не знал. Но теперь, затягиваясь очередной сигаретой я блаженно улыбнусь над мыслью, что занимаюсь богоугодным делом.
P.S: а я вот думал еще, почему же наш ВВ ближе к лону церкви все клонится. Ах, всюду деньги деньги деньги - всюду деньги, господа!
О, экзальтированная личина опороченной добродетели!..
Змеятся струйки грязи вниз по ретушированным формам незнакомого
лица, занимая положенное им место между колен, между каменных плит.
Ночь без конца.
…Инверсия крови с грязью, грязи с кровью… В норах подворотен липнет слюной к шероховатым стенам не поспевшая к сроку совесть насильника, булькающие вздохи, придушенные волосатой рукой.
Когда же самой жертве, уже давно не щекочет ноздри модный ныне запах потных подмышек, когда она очередной раз задирает ворох юбок, обнажая пресыщенный лаской инфернарий, и жмутся друг к другу фантасмагории плоти…
Незнакомка, но все же пьяно-близкая мина, напяленная на чучело Города.
Инверсия крови с грязью, но не смешение. Полное затемнение разумного чувственным; развращение во всем, как единственный способ спасения души!..
Шорох шершавых языков; в петлице увядший нарцисс.
Желчные женщины с лихорадочно мечущимися глазками и напомаженными волосами, сливаются с чешуей шелушащихся стен – мужчин нет;
их хмель тягучий – знойный; постель слиплась от отпечатков теплых и мягких, как навоз губ; они, кажется, не дышат воздухом, они похожи на рыб на разделочной доске.
Мы будем вечно жить в море. Соломенные шапки, подброшенные вверх теплым течением – улыбками, и криками чаек, такими далекими, растаявшими в усталых глазах выживающих, смытыми лазоревой кровью дождя, следами босых ног на песке…Мы будем вечно жить в море, вылизывать кости любимых и мертвых предоставь другим, не такая Она…
Будь то кругляшек нагретой солнцем гальки, чуть тяжелое тепло в ладошке, или измызганная ветром просоленная ветвь ….я буду любить ее, за то, что я умираю, а когда умираешь, не хочется думать о грустном, верно?
У нее глаза – синь, омытые временем холодные камни, резчика камей. Ее время утренние сумерки – бледные голубые тени ползут вдоль линии жизни вверх; это когда зябко ежишься сбрасывая сонное оцепенение, или выходишь из прокуренной комнаты, полной призраков вчерашних пьяных откровений, из едкого чада очарований, попустительств и отпечатков мягких, как навоз, губ на холодную мокрую плаху утра – сыплются отрубленные хвосты; свежее, так что запах табака, въевшийся в пожелтевшие пальцы вызывает тошноту. Утро отрешения за которым…неизбежно придет день, если вовремя не закроешь глаз, неизбежно придут те же попустительства, неизбежно – слабость и позволение еще одному дню быть, опиумный дым – вечер…
Поэтому не позволь моему дню быть, пожалуйста, не позволь ему напоминать мне о существовании… Мы будем вечно жить в море, так улыбаются кусты сирени, пришедшему садовнику…
Он она- они- увы...
Это просто Ты, и Я. и не стоит снимать с себя ответственность.
Все загнанное под тонкую кожу, вся эта двойственность - с ней будет легче жить, потом... Я говорю с твоей тенью или частью, и надо ли тебе повренуться ко мне в фас?
Я боюсь.. что увижу Джаконду, которая придерживает свое лицо указательным и большими пальцами, а за ним оголенный череп, за ним из глазниц тьма. То, что нам нужно, та самая тьма - и сила.
И еще немного я, должен молчать много. Ежедневно ждать ответа. Как те, окна за которыми спят святые, но закоторыми ничего нету - чертово чувство.
Ах, нет не чудовище Я,
просто с усмешкой сказать – пронеси эту чашу мимо.
К каждому из нас ложь, и пить туман из липких слов от которых тошнит.
Забавно наблюдать, как с тобой играют, но и забавно играть самому.
Так смотри же,
ответственность? Слова – сила, есть ли за них ответственность?.. ну хоть у кого-нибудь. – мы лжем от чистого сердца, ибо наше сегодня всегда обманет наше вчера?.. Витиеватое оправдание в моем стиле. Но это не я себе противоречу.
Мне говорят про мое кривое зеркало, мне шепчут гнусаво: “не правда ли Ты?”
Доведем все до патологии и выйдем все из ряда вон, образовав новый ряд, хех. Игры, в которых место ли друзьям?.. Наши когти длиннее крыльев.
Встреча имела смысл. За все несказанное.
Хрупкая фарфоровая кукла, освещенная в дожде лунного серебра, стремительная, наивная, раскаленный янтарь на моих щеках…
Но тень за ее спиной, и все та же двуликость, громадная тень, затмевающая меня порой, завораживающая, как кобра приподнявшаяся на хвосте…
Это никогда не было просто.
Спросишь меня о своей раздвоенности.
Но не коснуться ее, не обнять…какой дурак.
Не сказать ей не слово, единственной… без которой не мыслю, без которой в бреду.
Но как бредово все…как бредово!..
Мне ядом смочены уста и излишне дальнозорок,
Хотя любящие всегда близоруки.
Хочу видеть ее.
Матрица места,
- где третье окно с
лева - определитель
для всех петербуржских
угрюмых домов и дворов,
За ним некто сидящий в кресле
думает: если,
так то дома это лопасти
адовой мельницы,
а ветер людские души
изъятые за неуплату
за сквозняк и метелицу
и жизни нелепые и пустые.
(в которых развязку читаешь по первым трем строчкам)
На которые некто смотрел и плакал.
За холодные ночи
один на один...
этот ветер зол и свиреп как черт.
Ему быть опахалом
для тех, кто спит,
кто сыт мыт и брит,
тем кто не тоскует, не ждет...
Пойду пить,
и кататься на чертовой карусели...
у меня подстать ей настроение.
Фонарь был болен глаукомой
мигнул - погас;
Весь город погузился в кому
в полночный час.
Пугающий и незнакомый,
встал на дыбы.
Сплошь в струпьях плесени зеленой
из ям таращились гробы.
По улицам неслись псалмы...
На лавочках любили пары,
все (с)роком в жизни - пять минут
...И просыпались от кошмара,
и проклинали темноту...
А кто-то видел дно бутыли,
чтоб в зрелый виноград глаза;
в тот час когда взошла лоза,
по улицам, смеясь, водили
святые черного козла.
Ударил висельник по струнам,
мигнул - фонарь...
Расстаял в туне мир подлунный
и все как встарь,-
весь город дышит
сквозь поры люков; и уют-
но нам сидеть на крыше,
на самом краешке.
Но еще слышно,
как они зовут.
P.S: иногда, все же ничего, лучше чем что-то.
Дай мне всего лишь еще один повод жить...
/И ошибки бывают счастьем. Вымученным чудом, а чудес не бывает.
Ошибаться бывает лучше, чем... не-ошибаться.
Дождливый рассвет, зябко и счатье на холодном ветру.../
Вещи которые нужны ему: сигареты, расшатанное, как нарывающий зуб, сознание, клочок бумаги, карандаш ...и человек, которого любишь.
Фатально? Судьба, лучшее ее свойство оправдание всего происходящего.
Безумие? Неплохо быть безумцем семилетие.
Пусть же оправдает мой эгоизм, немилосердие -
Тихое: "прощай"...все заволокло бы, отболело. Это милосердно. Можно было бы вешать занавес и уходить; выйти на бис - получить сгнившим помидорам по мордам-с.
Судьба или любовь, или эгоизм или ржаной сухарик - все равно.
Люблю.
Вещи которым можно сопротивляться...
и вещь которой сопротивляться нельзя...
Никакие мировоззренческие конструкции или тем паче здравый разум (который на полочке отдыхает) - не в силах вычеркнуть, выбелить, замазать.
Сотни объяснительных записок, написанных неверной рукой. Подпись подделана
Еще день назад:
Все равно...Явно долго не будет слов, словно поздно нашел ту строчку
на мятом листке в клеточку выделил, высмеял, залил чернилами
и оставил. точка. Мне ушлые все люди говорили о тебе и ютились жалко за ширмами, прятались в сегодня; не идти к тебе, по соли да по слякоти
не смотреть на тлеющие камни в отведенных тронутых умах, суеверных и совсем задавленных четырех стенах
Жаль,
раз увижу тебя не выживу...
Я люблю тебя, Кристина
Я люблю тебя, Крисания.