В воскресенье в “Метро” (большой оптовый магазин) после 12-ти появился новый дефицит – тележки.
Народ выстроился огромной очередью в ожидании. Горы неубранного снега на улице максимально затруднили работу прикатчиков тележек. Некоторые покупатели, руководствуясь принципом: - “Помоги себе сам”, - хватали тележки на улице и пытались прорваться с ними в торговый зал, искренне недоумевая упёртости вахтовых, не желающих видеть скопления за своими спинами, нарушать инструкцию и пропускать счастливых уже обладателей.
Стою, как все, в огромной очереди, конец, вернее начало, которой теряется в темных глубинах коридора для подачи тележек. С грохотом открываются ворота, толпа содрогается, начинает встречное движение. Получившие своё, гордо движутся в сторону торгового зала с двух сторон еще нерасцепленного ряда тележек, крепко ухватившись за их ручки.
Дыхнуло 80-десятыми. От того, наверное и кричу: – “Больше двух в одни руки не давать”. Стоит гвалт, шум легких разборок - недоразумений. Но до обзывательств, ругани и тем более … не доходит. Все достаточно чинно. Тут все-таки не абы кто, а наделенные пропусками, можно сказать почти избранные.
Оборачиваюсь и, о Боже, ловлю на себе взгляд Божества – красивейшей девушки. Я потрясен, меня уже не раздражает абсурдность положения и медлительность очереди, скорее наоборот. А девушка смотрит и смотрит. Начинаю плавиться, кружится голова, воронка в мыслях стремительно закручивается и уже готов называть тележки колясочками, знакомиться, ухаживать, готов уже, как пионер.
– “Она не просто смотрит, - доходит до остатков сознания, - она хочет сказать”.
– “Говорите”, - выдыхаю блаженство.
– “У вас, у вас нос грязный”, - божественный голос, меня потрясает. Все что угодно. Только не это. Ну почему? Да, да, да, час назад менял колеса, не так, чтоб сам, меняли другие. Но мои руки, не будем говорить про нос, они такие любопытные, им обязательно что-нибудь потрогать, вот и сейчас, им бы потрогать.
- “Все для Вас, чтобы обратили внимание”, - улыбаюсь, а что еще делать, не плевать же на палец, не растирать же?!
Девушка улыбается в ответ, хватает проплывающую еще ничейную тележку, разворачивается и растворяется в толпе.
Доходит очередь и до меня. Качу тележку с мыслями о былом.
- “У Вас нос грязный”, - возвращает меня в бытиё квадратный мужчина.
- “Спасибо”, - отвечаю, и спешно начинаю удаление грязи. Ведь снаряд, как известно в одну воронку не ложиться. А эта воронка явно не для меня.

Рекомендую Позднюю любовь, вообще то любовь в рекомендациях не нуждается, ранняя, новая, зрелая, поздняя, любая. Да здравствует любовь!
Но данная рекомендация относится к спектаклю театра Советской армии. Замечательным актерам. Начиная с 80-ти летнего Николая Пастухова (дай Бог ему здоровья), и заканчивая удивительной, красивой и сногсшибательной стервой, в которую влюбился, потому, что в такую невозможно не влюбиться, потому, что таких любят, ради таких совершают глупости, открывают звезды, переворачивают мир или мирок, уж у кого какой.
Мое настроение после первого действия резко пошло вниз. Ибо все, начиная с видимого на сцене, заканчивая мыслями об авторе (А.Островский) предвещало дурной финал. А от чернухи, безысходности, обмана, пьянства – уже тошнит. Уже насмотрелся. Не хочу. Рядом горько вздохнули: - “Видимо плохо кончится”. Спустился в буфет, залил внутреннюю горечь чашечкой кофе без сахара.
Счастливый конец – сильная штука. И выдумали его не американцы, теперь я это знаю точно. Вот только забывать об этом не надо. Итак, чтобы конец был и обязательно счастливым. Да здравствует любовь!
Из театра не шел, летел по первому снегу, как по белым и пушистым облакам, падал, вставал и снова летел. Первый снег, первый лед, пора менять резину.

Первая пробная запись.
Посмотрим, что получится.

Вообще то, первая запись записана мною 16 ноября сего года, и описывает события, произошедшие накануне - в понедельник, во время поездки на метро от станции Аннино в сторону центра.
Все было как всегда, с утра нырнул в метро, вошел в уже заставленный людьми вагон и по мере приближения к кольцевой, стал утрамбовываться.
Стою – мыслю –следовательно существую, постепенно начинаю знакомиться соприкасанием. Слева, с упругими холмами соблазнительной брюнетки, повезло.
Со спины, с бесконечным количеством острых локтей парочки пытающейся разобраться в чем-то своем, не повезло.
Справа, с хрупким плечом молодого парнишки в глазах которого читается одухотворение, и святость человека совершившего добрый, почти героический поступок, он только что уступил место слепому.
Все, как всегда.
От станции к станции соприкосновения превращается в сжатие, а мы, отдельные, в плотную колеблющуюся массу.
Мысли бегут налево, в холмистую местность, и жизнь - кажется прекрасней.
И вот он, последний, перед разгрузкой, длинный-предлинный перегон до кольцевой.
Слепой достает из сумки, стоящей в ногах, какую-то странную коробочку скрепленную синей изоляцией и опутанную проводками. На ощупь начинает действие с проводами: соединяет – разъединяет, соединяет – разъединяет, ощупывает концы руками, обгрызает зубами изоляцию, слюнявит, подкручивает и вновь соединяет. И … ничего не происходит.
Тем временем, рядом стоящие, уловив сиё действие, начинают нервничать, тесниться, расступаться. Тревожные взгляды, словно мощные магниты, подхватываются окружающими, заставляя вставать на цыпочки и смотреть, смотреть, смотреть в одну точку, на коробочку. По живой массе протекает ропот, шепот, волна сжатия. Она отступает, делает шаг назад. Сидящие рядом, вдруг оказавшиеся в пустоте, чувствуют себя неуютно, вначале отодвигаются, косясь взглядом, а затем встают и со словами: “Разрешите пройти”, пытаются пробраться подальше от странного слепого, поближе к двери. Но толпа уже монолитна и сплоченна. Кто-то, облегченно вздохнув, почувствовав себя в чуть большей безопасности за телами вставших, пробубнил: “Мы тоже выходим. Все выходят”.
Во всеобщем настроении не участвуют двое слепой и одухотворенный молодой человек, который стоит и закрыв глаза мечтает, судя по выражению о любви и о нежности.
Тут слепой обратился: - “Батарейка, батарейка выпала. Помогите найти”.
Парнишка с готовностью наклоняется и шарит у слепого в сумке.
- “Зачем Вам столько хозяйственного мыла?” - удивляется.
- “Ищи, ищи батарейку. Не отвлекайся.”
- “Нашел” – радостно кричит парень. Вагон обреченно охает единым выдохом.
- “Вставляй, вставляй быстрее сюда”.
- “Куда?”
- “Сюда же, быстрее”.
- “Вставил” – еще более радостно вскрикивает парень. Кто-то громко ахнул.
Слепой с улыбкой, отвратительно трясущимися руками с грязными, обгрызенными ногтями соединяет провода. Вагон вздрогнул, вскрикнул, пошатнулся.
Тишина.
Слепой, шаря руками, хрипло рычит: - “Ты не так вставил. Держи провода, я сам переставлю”.
Но парень, во что бы то ни стало, пытаясь помочь, уже поддел батарейку пальцем, она выскакивает из гнезда и катится к толпе. Толпа шарахается, но здесь не убежать и не раствориться. Какое-то мгновение все смотрят на батарейку.
- “Что ты наделал!” – закричал слепой.
- “Я сейчас”, - и парень бросается исправлять ситуацию.
Он сделал шаг, нагнулся, протянул руку и …хруст, мужчина наступил…
- “Вы раздавили батарейку”.
- “Я случайно”.
- “Что Вы наделали, что Вы наделали” – застонал слепой, - “Теперь я никогда не увижу свет. Мне обещали. Мне обещали. Что я увижу свет, если успею. Теперь я никогда не увижу свет!”
На кольцевой народ хлынул из вагона. Слепой плакал. Парень пытался его успокоить.
Выбрался на улицу. Разгоряченное тело ныло и болело. Осенняя прохлада и солнце начали свою восстановительную работу.
Шел и думал: “Ну, раздавил батарейку. Что это, геройство или подлость? Спас или обидел? А, наплевать, главное счастье - видеть свет!”