Сегодня у меня профессиональный праздник – День энергетика.
22 декабря, самый короткий световой день в году, астрономическое начало весны в нашем, северном полушарии. Теперь будет с каждым днем светлее.

Чубайс хотел перенести этот праздник на выходные, по-моему, даже какое-то постановление правительства было этому посвящено, но энергетики народ упертый. А Чубайса я, конечно, уважаю за то, что он умный, дюже умный, но не люблю. Вот извини товарищ Ч, не люблю. И если бы ты, товарищ Ч, нашел подход к энергетикам, СПС легко бы набрала нужные проценты на прошлых парламентских выборах. Это же ясно, как день, вот только не товарищу Ч. Этот абзац, я пишу для П.Н. Горжетки, очень мною любимой.

Поздравляю всех и принимаю поздравления от всех. Вперед друзья, в светлое будущее.
Я Вас всех очень люблю.

Грызлов похвалил Сталина за незаурядность /Lenta.ru/
… По его словам, Сталин "много сделал во время Великой Отечественной войны" …
не знаю, не участвовал.

Мой дед, царство ему небесное, рассказывал мне, как в 41-ом под Москвой, им, тогда еще мальчишкам, выдавали на пятерых одну винтовку с тремя патронами, остальным саперные лопатки и бросили в атаку, … Он говорил: - “Так и бежали мы, вперед, кучками по пять, со страха кричали “Ура!” и молились, чтоб упал тот, что с винтовкой… С винтовкой, пусть и без патрон, все же не так страшно…”
Он прошел всю войну солдатом. Был четырежды ранен. А в 45-ом в Польше его рекомендовали в офицеры. Замполит задал ему вопрос: - “Вот скажите солдат, почему на нашей стороне воюют и поляки, и чехи, и словаки…?” – “Потому, что мы их заставили”, – ответил мой тогда еще будущий дед. Так он не стал офицером.
Мальчишкой я играл его медалями и, каюсь, все растерял. Я никогда не видел, чтобы он надевал их. И никогда не слышал от него слов о Сталине, ни плохих, ни хороших.

Грызлов, верно, тоже в окопах грыз землю, раз такое говорит.

Но я верю своему деду, царство ему небесное.

Я старший. Так уж сложилось. Сестра умерла в младенчестве. А братья, родной и двоюродные, все были младше. Жили мы тогда хоть и не вместе, но отдыхали всегда кучно. Старшим быть классно. Защищать, заботится, быть кумиром, ловит восхищенные взгляды… Приятно, очень приятно.

Ромка младше меня на десять лет. Двоюродный брат, но как родной. Как сейчас помню, иду из школы и рассказываю друзьям-одноклассникам с гордостью, удивлением и восхищением одновременно о том, что у меня родился брат.
- А когда мне будет 20, представляете, ему будет только 10!

Когда учился в институте, часто приезжал к тетке, его матери, в Новогиреево. Ромка, тогда еще достаточно маленький мальчик, слушал меня всегда с открытым ртом, восторженно.
- Ты был там? Вот это да!
- Хорошо!- сказал я ему однажды, - мы поедем в кафе мороженное на улицу Горького.
Это сейчас всюду Шоколадницы, Макдональдсы, Кафе-Хаусы, а тогда мой арсенал был не велик, пару кафе мороженных, куда можно было сходить с ребенком, да куча пивнушек, рюмочных, сомнительных баров, куда с ребенком уж точно не пойдешь.
- Ну, когда, когда? – светился он счастьем.
- Завтра.
На завтра мы пошли в кафе “Север”. Это было одно из лучших кафе мороженных. Меню, официанты, белые скатерти, приглушенный свет, музыка. Но обслужили нас, как обычно, со всем присущим развитому социализму наплевательством и хамством. Буквально на моих глазах, рушилось счастье, тайна, настроение маленького мальчика. Все это было, мягко говоря, очень неприятно.

Много лет спустя, я шел со своей маленькой дочкой, через парк маленького, провинциального городка. У дорожки стоял старенький облезлый продуктовый киоск, перед ним несколько пластиковых столиков со стульями в основном заполненных отдыхающими. Играла музыка.
- Хочешь, что-нибудь купим?
- Да.
Мы купили и пошли. Краем глаза я увидел, как дочь, оглянувшись, посмотрела на сидящих. В её глазах мелькнула едва заметная детская зависть к этому взрослому миру. Мы еще сделали несколько шагов. Я встал, посмотрел на неё сверху вниз и спросил:
- Послушай, а что мы все это будем кушать на ходу? Может, сядем? А?
- А можно?
- Еще бы.
Мы сели на скрипящие пластиковые потрескавшиеся стулья. Дочь с гордостью оглядела сидящих за соседними столиками. В её глазах светилось счастье. А я сидел и не дышал, и молил Бога, чтобы стул подо мной не развалился. И это было счастье.

Удивительно приятно чувствовать себя героем перед близкими людьми. Даже в мелочах. Такое случается редко. Как-то гуляли с дочерью в лесу. Все так спокойно, хорошо, чинно. Выходные. Парк. Народ гуляет. Снег поскрипывает. Солнышко поигрывает зайчиками сквозь ветки. Хорошо. Все радуется, люди, солнце, птицы. Благодать. И вдруг, идущие в двух шагах впереди, еще минуту назад спокойные и незаметные, две здоровые собаки с бешеным рычанием бросаются друг на друга. Клацают зубы, сцепляясь на теле мертвой хваткой. Хозяева, молодые пары в полной растерянности кричат, тянут поводки, стараясь растащить своих любимцев. Ломаю ветку орехового куста, разламываю, пополам. - “Спокойно, граждане”. Аккуратно, без лишних движений, подвожу палки к носу каждой собаки, чуть нажимаю… собаки перехватили хватку. Еще мгновение и они растащены. Я возвращаюсь к дочери, стоящей поодаль, с пьянящим чувством собственного достоинства. Нет, все-таки удивительно приятно быть героем в глазах этого маленького родного человечка.

Вернувшись с прогулки, в замечательном расположении духа, распираемый страстным желанием услышать рассказ о своем геройстве, прошу дочку рассказать маме, как мы погуляли. Дочка начинает рассказывать об утках, что плавают в незамерзающем пруду, о синичках, о мальчике на санках…
- Ты про собачек, про собачек расскажи.
- Про каких собачек пап?
- Что ты пристал к ребенку? Идите кушать.
Чувствую, как изнутри неудержимо подкатывает смех. Вот так и становятся неизвестными героями.

Надо же с какой периодичностью бьют! Бум-бум-бум-бум. Довольно далеко, но ясно и четко. Ребята работают по площадям. Стоп, здесь я не могу этого слышать. Здесь Россия. Может быть учения? Нет, не может. Да и работать так не могут, слишком четко. Как не натаскивай, в любом случае так не получится. Нет, это не батарея, просто показалось. Это что-то другое. Что же тогда? Так ясно и так четко. Ну, не с ума же схожу. А, понял. Сваи вколачивают. Строители, мать их... Надо же так облажаться. Уже во всем канонада слышится. Странное, однако, они выбрали время. Кто же работает по ночам. Видимо аврал. Днем было не слышно. Ну, да днем здесь своего шума хватает. Нужно будет и спросить, что здесь строят. Собраться с силами и спросить. Странно, что другие спят, неужели не слышат, или уже привыкли… Бум-бум-бум-бум…

Бум-бум-бум-бум…
- Сестричка скажи, здесь что-то строят?
- ??? Ничего не строят. Молчите, Вам нельзя говорить.

Только потом понял, так бьется сердце, когда ты умираешь. Как сваи заколачивает. Бум-бум-бум-бум.

Слышь Люд, не любим мы умников.
Вечно они со своими идеями всюду лезут.
Вечно накидают целый ворох, а зачем, спрашивается, к чему.
Не, мы всякую идею обдумываем. Долго обдумывает, основательно, глубоко.
Раньше, бывало, все на корточках, с газетой, а ныне, с комфортом под кондиционером, с освежителем, и бумага белая мягкая, это Вам не газета, мять не нужно.
Зато уж если обдумали, то нам все сразу поддакивают, норовят примазаться.
Вон, Первачь думал, думал, и придумал, не что-нибудь, а общественную палату.
А это Вам не новгородское вече – всех калечит, не дума, все уж продумано, палата.
Слышь, пацаны, как звучит а?
Палата!
Все-таки молодец у нас Первачь,
такую идею обмозговал,
видать долго думал,
не один рулон.
Короче всех вылечим.
Ладно, братва, начинаем съемку сюжета, все молчим, огурцами не хрустим. Кто у нас там первый? Ага, профессор, доктор наук. Пойдет.
Дайте запись, что он там говорит?! Вот, молодец! Ну, и впрямь профессор. Ну, как сказал, как сказал!
И правильно, куда, к примеру, умному и умудренному опытом известному актеру податься, как не в нашу палату. Молодец, молодец, конечно же не во власть же ему такому умному, известному и уму… уму… ядреному.
Уж там мы как-нибудь перекантуемся.
А он пусть идет в палату, подлечится.
Слышь, пацаны, срочно нужен актер известный. Есть?! Давай глянем.
Ой, ну это же просто умница, Каля-каля, замечательный мужик, жаль не наш, жаль умный, жаль уже испорченный. Ладно, давай, его посмотрим. Что он там говорит.
Про бюрократию пропускаем, давай дальше, ага, во загнул. Ну, молодец, молодец, ни чего не скажешь, актер, актерище!
Значит так, про кодекс чести обязательно пускаем в эфир, это же надо, как загнул. Как правильно, для этих умников нужно сделать кодекс. И пусть на нем клянутся перед нами пацанами, что все будет, как надо.
Так, пацаны спокойно, теперь понятно демонстрируем палату, демонстрируем стульчики, я сказал, стульчики, а не бидэ.
Вот, молодцы, стульчики пошли. Сорок два стульчика – Первачь
Сам выбирает из особо отличившихся и надежных.
Так, пацаны, по порядку рассчитайся. Ага, больше получилось. Тогда так, тогда продолжаем.
Надежные, а они ж Вам то ясно, настоящие, конкретные пацаны, выбирают себе по одному помощнику, и того еще сорок два. Вот, теперь вроде хватит.
А нет, давай-ка, возьмем еще тех, кто работать будет, ведь кто-то должен и работать.
Пускай теперь в обработке с нужными комментариями. Вот, так хорошо.
Эй, эй, Слышь, пацаны, он что, комментатор, не в себе?
Какой контроль?
У нас общественная палата, а не общественный контроль. Он, че, не понял, что ли? Кто у нас там на контроле? Давай его. Давай Степа.
Вот, молодец Степа, правильно развел лоха, палату равняй по Швеции, шведы стучат и нам велят, настоящие варяги. И слово то, какое подобрал, не стучат, а информируют. Не, все-таки он мужик не плохой, хоть и считать не умеет, не зря возглавлял этих - в пиджаках, умеет развернуть любого по направлению к стенке.
Пусть занимается счетом.
Давай, Первого, пусть скажет, как не просто думалась эта идея. Так. Замечательно.
Теперь нужно народ порадовать, обнадежить. Пускай сюжет про минимальную зарплату. С … 720, а к 2008 – до прожиточного минимума.
Пусть терпят пока, но знают, что мы о них думаем,
денно и пошно
– аж тошно, все о людях, да о людах…
Слышь, Люд, о тебе думаю.
У-тю-тю, красавица моя.
Иду, иду, все, пацаны, пускайте в эфир, в Вести…

Господа, позвольте открыть наше закрытое заседание, для подведения итогов года. Могу с радостью констатировать, наш бизнес стремительно и неуклонно развивается. Нам есть, чем похвастаться, нам есть куда идти. За нами будущее, господа. Мы совершили настоящий прорыв, мы не просто стали знамениты, мы постоянно на виду, мы практически везде. Мы первые, кто начал выпускать такие портреты нашего дорогого и любимого миллионами президента, не будем называть его по имени, президенты меняются, а отчеты остаются. Но, это между нами господа, Вы понимаете. Мы первые открыто и гласно, вмонтировали в портреты президента скрытые камеры и микрофоны. Теперь все знают, что наши портреты… (позвольте уж так называть портреты президента, произведенные нашей компанией), наши портреты видят и наши портреты слышат, а вся собранная информация передается через спутниковые каналы непосредственно на стол президенту. А это бодрит, господа. Итак, итоги года показывают, что портреты со встроенной аудио-видео системой пользуются бешенной популярностью. Рост продаж, держитесь господа, … тысячу триста пятьдесят два процента. Это несомненный, потрясающий успех. Теперь портреты вешают не только в приемных и в кабинетах, но и в спальных, столовых, кухнях, ванных комнатах и, извините, но это выбор народа, и в туалетах, как личных, так и общественных. Мы видим, что наш народ хочет видеть президента, и хочет, чтобы президент видел их. Конечно, конечно президент просто физически не может уделить всем и каждому свое внимание. Но мы не сидим, сложа руки, мы создали специальный центр, который анализирует всю поступающую информацию, а затем передает её в администрацию. Мы создали свою уникальную методику, позволяющую четко систематизировать все многогранные проявления народной любви нашему дорогому президенту, чтобы доводить только точную и сжатую информацию. Мы надеемся на широкое международное признание нашей методики и, что ж стеснятся господа, надеемся на выдвижение её в качестве соискателя на все международные премии, в области естественных наук, телевидения, радиовещания, киноискусства. И, признаюсь, мы абсолютно уверены в успехе. Итак, наша методика разделяет все проявления народной любви на четыре категории. Первая категория фиксирует природную скромность и трепет, так присущий нашему народу перед властью. В этой категории фиксируются все моменты, когда присутствующие, в силу указанного выше, не смотрят на портрет. Вторая категория фиксирует преданность, также являющаяся чертой простого народа, не говоря о непростом. В этой категории фиксируются все взгляды, вне зависимости от выражения лица, ну, обидел Бог, многих выражением. В третью категорию собирается проявление нежности к президенту. Простым житейским языком это поцелуи, да, господа целуют, целуют, часто, крепко и по долгу. По медицинским понятиям в эту категорию попадает негигиеническая передача слюны, как контактным, так и бесконтактным способом, так сказать удаленным, который в наше время, когда СПИД распространяется такими темпами, преобладает. Ну, и последняя четвертая категория, собирает все случаи физической любви к портрету президента. Сами понимаете господа, у нас не без этого. В эти моменты наши передатчики, как правило, передают сильные помехи, ибо это любовь, господа, даже современная техника здесь бессильна. Итак, данные, которые будут предоставлены в этом году президенту: Проявление народной любви к президенту разделяется по категориям таким образом.
Чувства трепета и преданности (первая и вторая категории) испытывают примерно равное количество резидентов (назовем их так), фифти-фифти.
Чувства нежности время от времени высказывает значительная часть респондентов.
Чувство безудержной любви - подавляющее число респондентов.
Итак, господа, Вы видите, мы на верном пути, нами доволен президент, довольна его администрация, спецслужбы, организации и отдельные граждане, которые могут поработать с нашими материалами, как в записи, так и в прямой трансляции. Довольны все. А потому и прибыли наши растут быстрее просто физической реализации нашей продукции.
В наших планах:
Установка на портретах системы обоняния, ну разве наш президент не обояшка?
Выпуск скульптур дорогого и горячо любимого президента в натуральную, (ну почти натуральную, размеры в стадии согласования) величину со всеми вышеперечисленными свойствами.
А так же перенос нашего бизнеса в Европу, Америку и Японию, как минимум.
Как видите, наши планы грандиозны, господа.
А теперь ответы на Ваши вопросы.
Вопросы есть?

Итак, пора подводить итоги года. Олимпийского года. Да, дорогие коллеги, итоги не утешительные. Но в будущее мы смотрим с оптимизмом. Уже сейчас у нас есть, чем похвастаться, что предложить, чем блеснуть. А все благодаря нашему Олимпийскому комитету, его тонкому чутью, ясному уму, настойчивому поиску, смелому решению и постоянному движению вперед. Записываете? Хорошо, продолжаю. Уже сейчас, есть виды спорта, в которых мы на будущих Олимпийских играх возьмем все золото и все серебро. А все потому, что настойчивый поиск, привел нас вначале к догадке, потом к смелому эксперименту, а затем к стопроцентному успеху. Итак, дорогие коллеги, наше внимание привлек “Миостимулятор Баттерфляй абс (Butterfly abs) Тренажер для миостимуляции мышц”. И что Вы думаете, мы подумали? С каким видом спорта мы его связали? Ну, смелее коллеги. Нет, не Бобслей. Нет, не Биатлон. Ну, что Вы, все про зимние, да про зимние. Намекаю, летний вид. Нет, не Бодибилдинг. Нет, не Бля…риард. Что, что Вы там говорите? Громче, пожалуйста. Фу, зачем же ругаться. Ладно, ладно, скажу. Это такой вид плаванья называется – Баттерфляй. Представляете, как было нам тяжело найти эту аналогию, ухватить это едва уловимое созвучие. Кстати, должен Вам сказать, что Академия наук по нашему заданию проводит лингвистический анализ двух этих наименований. Ученые обещают при увеличении финансирования представить первые результаты к 2008 году. Но, у нас, уважаемые коллеги, такого срока просто нет. Поэтому мы действуем быстро, интуитивно. И нужно сказать добиваемся высочайших результатов.
Итак, перехожу к основной части своего доклада. Теперь нам не нужны изнурительные тренировки, сложные отборы, промежуточные соревнования. По крайней мере, в мужских заплывах, с женскими, пока сложнее, мы еще не нащупали те места, куда …. Впрочем, все по порядку. Нам нужны, не удивляйтесь, пловцы прошедшие буквально начальный этап обучения. Техника, опыт, скорость влияния на результаты не оказывают. Да, коллеги, не оказывают. И мы этим вправе гордиться. А все потому, что мы все хорошо обдумали. Немного подправили эти Миостимуляторы Баттерфляй, существенно увеличив мощность, в конце концов, время работы у нас не большое, подобрали нужную частоту. Затем, внимание коллеги, этот опыт Вам пригодится, прикрепили два биостимулятора на яй…, я бы сказал, на то, что плохому танцору мешает, а плохому пловцу стилем Баттерфляй, как выяснилось, помогают. Прикрыли все это плавками. Да, совсем забыл, пульт приспособили, автомобильный. Кнопочку нажал - включил стимулятор, еще нажал – выключил. Сразу после старта, как только наш горе пловец плюхнулся в воду, нажимаем кнопочку. И что мы видим коллеги? Мы видим, что пловец согласно выбранной и заданной частоте срабатывания стимулятора Баттерфляй, совершает, я бы даже сказал, не гребки, а скорее мощные рывки, выбрасывая тело над водой по самые эти … стимуляторы. Сейчас мы пройдем и посмотрим это в бассейне, так сказать в натуре. Обратите внимание, что тренер держащий пульт, должен быть постоянно на чеку, особенно если дистанция длинная и требует разворота. При касании пловца края бассейна, следует быстро отключать стимулятор и снова включать, сразу после разворота. Еще раз на это заостряю Ваше внимание, ибо при раннем нажатии пловец может утонуть, вы же помните, как пловец, он …, при задержке нажатия, уплывет посуху. Что Вы спрашиваете? Нет, ли побочных явлений? Есть. Скрывать не буду. Имеющийся опыт показывает, что таким способом один пловец, без предварительных изнуряющих тренировок, может завоевать от трех до десяти золотых медалей в зависимости от длины заплыва и крепости его яи…, ну, Вы понимаете. Согласитесь это совсем не мало. Что Вы спрашиваете? Что будет делать олимпийский чемпион после этих побед. Ну, право не знаю. Ну, … например, выступать в пароолимпийских играх, или перейти в женское плаванье.
Да, да, коллеги, рад вашему энтузиазму, спасибо за предложения. Спасибо. Конечно, конечно. Да, мы пробуем этот же метод в других видах спорта. Должен Вам сказать, что не везде так однозначно, не везде столь прекрасные результаты.
К сожалению. Пока нам не удается добиться точного смещения частот срабатывания там, где требуется поочередность движений, в качестве примера могу привести бег и плаванье кролем. Очередность срабатывания существенно меняет траекторию движения. Спортсмен и бежит и плывет значительно быстрее, но не вписывается в отведенную дорожку, занимая еще по две с каждой стороны. В ближайшее время мы не сможем убедить международный олимпийский комитет существенно расширить дорожки. Поэтому, будем работать дальше.
В рывковых видах спорта, пока тоже не все получается. Эксперимент на штангистах показал, сверх высокий потенциал нашего стимулятора. Спортсмен, легко берет вес в несколько раз, превышающий свой, но возникает проблема фиксирования. Видите ли, поднять, поднимает, но тут же бросает и хорошо так бросает, довольно далеко, прямо в зал. Слава нашему комитету, на тренировке, не было зрителей. А вот зал пострадал серьезно.
В Читать далее...

- Так, пацаны, ну, что доигрались, допрыгались? Я Вам, когда еще говорил? Летом говорил. Работайте, копайте. Не правда, все это. – “Дружба, проверенная временем.” Не, ну не чушь?! Еще тогда было понятно, что Союз-Виктан нам мозги пудрит. Ну не могут нормальные пацаны толкать, этот, как его там, су… во-во, скутер, ну или мопед, по старому. А впереди то, у них еще и Харлей, лимузин и Лексус – джип бронированный. Ну, кто ж по простой такой дружбе будет все это толкать?! Теперь все вскрылось. “Безудержное веселье на березовых бруньках”. Сколько раз я Вам говорил? Нужно всегда и во всем, идти на пол члена впереди конкурента. Что ты там вякаешь? Спрашиваешь? Ну, спрашивай. Давай. Почему на пол? А потому, что… если будешь зарываться, он тебе весь отрубит, а так только половинку. Усёк? Это ж конкуренция, понимать надо. Ладно, отвлеклись и харе. Переходим к делу. Вы ходили в березовую рощу. Ну и? Где бруньки? Нет? Сам знаю, что зима. Сам знаю, что нет ни каких березовых брунек. Какие? На снегу хорошо видны? Собачьи? А почему голос такой кислый, а?! Голос должен быть бодрым, звонким, лающим. А ну-ка. Вот так. А Вы думаете наше братья конкуренты с незалежней, что? Может, они в парниках березки сажают? Да бруньки выращивают? И после этого так безудержно веселятся, таская су… скутеры, Харлеи, Лексусы? Вы, что очумели?! Запомните, они такие же конкретные пацаны, как и мы. И бруньки у них такие же, хорошо видные на снегу. Итак, ставлю задачу. Срочно начинаем сбор этих самых брунек. Организовываем из них производство безалкогольного тонизирующего напитка, проводим мощную рекламную компанию, типа, “Звериное веселье на русских бруньках”. В общем, думайте, думайте, напрягите мозги. Ну, Вы только на себя посмотрите, в ваших рожах ни тени мысли. Где умственное напряжение? Где складки умственные? Я спрашиваю. Вон у Палча видали на загривке … раз, два, …пять складок. Целых пять. Ну, у него понятно, мозг от мышечного напряжения сполз поближе к бицепсам. Как говорится, что напрягаем, туда и мозг шыряем. Ну, а Вы то, Вы ж аналитики, мать Вашу. А все бритые и гладкие. Палч иди кА вон энтому сделай складку. Ага, вот там, на лбу. Так, хорошо. Ну, что лучше думается? Чтоб так всегда и ходил. Понял? Что, глаза не закрываются? Глаза не закрываются. И не должны закрываться. Глаза твои должны всегда быть на выкате. Чтоб за конкурентами зыреть. Все проспали, все просрали. И не вздумайте мне предлагать рекламу с толканием мопеда. Эта фишка только для сопливых. Ясно? Что ты там сопишь? Палч, сморкни его по затылку. Ну, блин, Палч, ты бы его хоть к стенке ноздрялкой развернул. Всех забрызгал. Все пацаны, кончаем базар, всем думать. А кто будет плохо думать, завтра же, бруньки со снега собирать.

- … Все коммунисты виноваты.
- Я скажу Вам больше, коммунисты вырезали весь генофонд.
- Ай, ай, ай.
- Ты что, что ты делаешь?
- Генофонд проверяю.
- Здесь же женщины.
- Фу, слава Богу, с коммунистами обошлось… А что Вы там насчет женщин говорили?

Ну, уж коли, пошла речь об играх, не могу обойти стороной некоторые Игры, в которые мы играли, которые я Вам не рекомендую.
Не буду Вас грузить футболом, крестиками-нуликами, и, даже, зарницей, играйте в них на здоровье, напишу о паре силовых игр, которым мы предавались в юности.

Игра номер раз.
Играющих должно быть много, чем больше, тем лучше, иначе можно не справится. Играющие садятся в круг и на счет выбрасывают пальцы. Кто сколько. Все выбрашенное складывают и начинают считать с ведущего. Считают вслух, внятно, четко, не торопясь. Считают и про себя быстро- быстро, порой сбиваясь.
Задача проста: тому, на кого, выпадет, убежать, остальным поймать его.
Убегать можно по любому, разрешено все. Можно поднырнуть под сидящих, можно их перепрыгнуть, можно толкаться, бить, кусаться. Можно все. Нужно одно - убежать.
Ловить можно по любому, разрешено все. Можно хватать, ставить подножки, выкручивать руки, бить. Можно все. Нужно поймать и заломать. А потом обвязать пойманного вокруг пояса простыней, привязать узлами, пусть сам проверяет, еще пару простыней, чтобы было подлинней… И… выбросить его на этой связке из окна. На время. Время, ясный перец, зависит от ловцов, их злости и милости, увеличивается при слабом или излишнем сопротивлении пойманного, ну и, понятно, от температуры за бортом, ветра, дождя и прочих смягчающих жизнь условиях.
Примечание: Досчитать вслух должны обязательно. Были случаи, когда дергались совсем не те, на кого выпадало. Труден, счет в уме. Ловили, приводили, пересчитывали, а выпадало на других. Словом, не дергайтесь, если не уверены.
Сомневаетесь, что можно убежать? Зря. Проверено, убегали.
Родоначальник игры в памяти моей не сохранился. Хочется, конечно, приписать себе, но не буду брать грех на душу.

Игра номер два.
Эту, точно знаю, придумал Ванька, у которого в детстве была сердечная недостаточность, и который, по этой причине был освобожден от физической подготовки. А потому, в отсутствии других интересов, мучил гирьку 16-ти килограммовую. И так он с этой гирькой сроднился и всех достал, и не было ему равных в её поднятии, было предложено ему сыграть в выбрасывание этой самой гирьки в открытую форточку.
Правила игры просты. Играющие по очереди кидают гирьку в открытую форточку, все окно открывать не следует, бегает за ней на улицу, либо следующий согласно очереди, либо проигравший вне всякой очереди. Граница броска постепенно сдвигается. Проигравшим считается промахнувшийся. В его же задачу входит восстановление окна в прежнем виде. Способы ни кого не волнуют, главное быстро. Вон сколько окон вокруг.

В любом случае, при любом исходе, впечатления, уверяю Вас, незабываемые.

Мы идем с вечеринки, со встречи нашего бывшего класса. Где я учился до восьмого. Все было просто замечательно, узнавания, неузнавания, разговоры без конца и танцы-танцы-танцы. И, как все хорошее, вечер закончился быстро. Когда стали собираться, хотел уйти с другой, но ко мне прилипла она.
И вот мы идем, похрустывая белым снегом, какой может быть только в маленьком провинциальном городке, не заезженным и не усыпанным солью. Мы идем, не торопясь, повинуясь традиции и моменту. Она, прижавшись ко мне, говорит, говорит, говорит, восторженно вспоминая первую любовь, первые слова, первые… Она помнит так много и в таких подробностях. Я иду молча, потрясенный этим открытием, слушаю. Мне не по себе, я ни как не могу вспомнить, найти то общее, то дуновение внутри, которое вдруг сожмет, всколыхнет, заставит чаще биться сердце, затруднит дыхание. Я ни чего не могу найти. Иду и отчаянно роюсь в себе. Теряя смысл сказанного, кивая невпопад, постепенно возвращаюсь в свои 14-ть.
В то время, когда, осмотревшись вокруг, удивленно обнаружил, отсутствие интереса моих друзей к кругосветным путешествиям, англо-бурской войне, походам Ганнибала и многому другому так занимавшему меня. Обнаружил тех, кто еще вчера с удовольствием, затаив дыхание, слушали мои рассказы – пересказы, сбившимися кучкой в укромном уголке на дальнем дворе школы. Их улыбки многозначительны, речи несдержанны, смех потрясающий. Пройти мимо невозможно. Я подошел и окунулся, словно в прорубь, в неведомое. Нет, это совсем не значит, что тогда я не знал об отношениях полов, о любви. Мои герои, мои кумиры все это имели, но это казалось вторичным, возвышенным, тайным и недосказанным, пришедшим из неоткуда. А здесь. На меня словно водопад обрушились такие подробности, да в таком изложении. Все те, кто до сих пор не мог связать двух слов, в какое-то мгновение стали хозяевами общего внимания. Они говорили захлебываясь пошлостью, густо поливая окружающих матом, и чем гуще был захлеб и обильней полив, тем восторженнее он воспринимался пацанами. Это потом я понял, что все сказанное было в лучшем и редком случае продуктом воображения, в большинстве же простым пересказом услышанного, подслушанного у старшеклассников. Но тогда, тогда это меня потрясло. Я задумался. Хотелось быть, как все. Ну, или хотя бы не хуже. Придумать любовь? Нет, это откинул сразу. Не придумать, а испытать. И обязательно настоящую, возвышенную любовь. Что ж, сказано – сделано. Дома, оставшись один, я достал блокнот, аккуратно переписал туда всех девчонок. И как Штирлиц, стал анализировать и рассматривать всех. Ни одна не осталась без внимания, ни одна не была пропущена, всем был вынесен мой краткий приговор. Приговор соискателя любви. - Маринка? Нет, Маринка нравится Пашке, а Пашка мой друг. – Ленка? Нет, Ленка присутствует в рассказах, в похвальбах многих. – Инка? Нет, Инка нет, потому что, нет. И так далее. И, наконец: - Алка? Что Алка? А почему бы не Алка? Выбор был сделан и зафиксирован. Затем была продумана стратегия, разработана тактика со словами вздохами, записками. Все очень тщательно, все в блокноте. И понеслось…
Мы идем не торопясь. Она смеется, поскальзывается, виснет у меня на руках и говорит без перерыва.
А я не могу сказать ни слова, Мне стыдно, противно за себя, за те прекрасные слова, замечательные записки, искренние вздохи, любовно мутные взгляды, сказанные, написанные, пришедшие не из сердца, а из игры. Последней игры детства. Игры в любовь.
Я довел её до самого подъезда, поцеловал в губы, сказал: - “Ты, самая лучшая”. Я не мог ей сказать другого. Она счастливо засмеялась и по-детски вприпрыжку побежала по лестнице домой, к мужу, к детям. Я еще немного постоял с глупой улыбкой, развернулся и пошел. В голове пусто, на сердце тоскливо.
Игра в любовь. Игра в любовь...

Хорошо, что эта игра продлилась совсем недолго, ибо была еще и другая игра, игра в самостоятельность, игра в мужчину, которая в последствии оказалась совсем не игрой. В то же время, в те же четырнадцать, я пришел домой и сказал, что решил уехать в другой город, жить самостоятельно. И уехал. Но, это совсем другая история.

Мама рассказывала мне, какой я в детстве был трусишка:
- Ты помнишь, как боялся ходить по мосткам? Сделаешь шаг и стоишь, уставившись вниз на щелочки между досками и, боишься, что в них провалишься. Помнишь?
И она смеялась, вспоминая молодость, звонко и забористо, совсем, как тогда.
И я смеялся, оттого, что смеется она, и оттого, что это на самом деле смешно. Но…
- Мама я этого не помню.
- Ну, как же, ты же так боялся.
- Не помню, мама, не помню.
- Значит, то был не такой страх, что помнишь всю жизнь.
- Помню, как вы часто уходили с папой по вечерам в гости или в кино, оставляли меня одного, я вас провожал до двери, ты меня целовала, говорила: – “Будь умницей”, отец трепал по щеке, Вы закрывали дверь и уходили. Я прислушивался к Вашим удаляющимся шагам до последнего, всякий раз надеясь, что Вы вдруг передумаете и вернетесь, но Вы уходили, уходили Ваши шаги, потом смех.. Я перебегал в комнату, закрывал дверь в коридор и ждал. Ждал, когда придет он. Он приходил всегда, дикий жуткий страх. Он всегда подкрадывался со стороны двери. Я прижимался к ней спиной, со всей силы упирался ногами в пол, пытаясь его не пустить. Я чувствовал его, там за дверью, чувствовал спиной. Напрягал все силы. На улице темнело. А я стоял и держал. Ездили машины, ходили люди, тени отражаясь, пробегали по потолку. А я стоял. Стоял и держал, что было силы, столько, сколько было нужно. И вот, Вы вернулись. Услышав звук вставляемого в замочную скважину ключа, бегом бежал к постели, на ходу раздеваясь. И когда Вы входили, всегда успевал лечь. Лежал и слушал, как Вы сдержанно смеетесь, целуетесь, проходите на цыпочках в свою комнату, потом обсуждаете, куда пойдете завтра. Но мне уже было хорошо, я уже уплывал счастливым в сон, хотя и знал, что завтра мне снова придется бороться и держать этот страх, от которого так болят ноги и так стонет спина.
Тогда я понял, что самый сильный страх приходит, когда ты один, но тогда мне казалось, что не может быть ни чего ужаснее ждать, теперь я знаю, что самое страшное уже не ждать.
- Ну, ладно, ладно, я же пришла. Я здесь.
- Да, здесь, но я не хотел, чтобы ты видела меня таким.
- Каким я тебя только не видела.
- Как тебя сюда пустили, в реанимацию ни кого не пускают?
- Ну, что ты глупости говоришь, как бы меня сюда не пустили? – она поправила капельницу, - Пойду, скажу сестре, что пора.
- Не бойся мама, я выживу …

Ленка, если ты читаешь эти строчки, прости меня.
Не знаю, как это получилось, не нахожу оправдания. Задумался, теперь даже не помню о чем. А тогда, когда ты, как всегда без стука, залетела в комнату, подпрыгивая и что-то напевая, взъерошила мне, лежащему на кровати волосы и сказала: - Андрюшек, … тогда я отмахнулся и сказал: - Ленка, отстань.
Тогда мне казалось, что думаю о чем-то важном. А вот сейчас не помню, о чем. Значит, это было не так уж и важно. Да?
Только ты так меня называла: - Андрюшек. Почему-то меня это раздражало. Только ты во всем общежитии могла войти в нашу комнату, вбежать, впорхнуть, припрыгать на одной ножке, при этом петь песню, читать стихи или рассказывать кому-то анекдот.
А я сказал: - Ленка, отстань!
Опомнился, побежал вдогонку. Ведь ты пришла, что-то сказать, а может быть просто помолчать. В вашей комнате тебя не застал. Оделся и пошел к метро, в надежде догнать и пройти рядом, может быть, даже не глядя друг на друга, просто соприкасаясь морозным выдохом. Помнишь, мы часто так ходили. Молча, рядом. Другим это могло показаться странным. Им казалось, что нас ни чего не связывает, у тебя были свои парни, у меня свои девчонки. Тогда я тебя не догнал. Наверное, ты пошла не к метро, к трамваю.
Потом, несколько раз заходил к Вам, и всякий раз Танюшка говорила:
- Ленки нет.
- Ленки нет.
- Ленки нет.
И вот, я не нахожу себе оправдания, разве можно считать оправданием то, что мы и раньше излишне не церемонились при общении, или то, что я о чем то думал, о чем не помню. Идиотские оправдания. А теперь мне ужасно не хватает твоего озорства, руки в волосах, этого – Андрюшек. Не хватает твоего лица, такого красивого и смешного одновременно. Твоих невероятных пламенных историй, в которых ты почему-то посвящала и нас. Историй одновременно с двумя-тремя. И где ты их только находила этих мастеров спорта, скалолазов, хоккеистов, тренеров по карате и … А потом прибегала к нам и мы шли объяснять этим мастерам, что если девушка сказала все, значит все, что здесь из крутых, одна только лестница. А еще, еще я вспомнил, что мы как-то раз, даже поцеловались. Не знаю, как это произошло, наверное, ты, как всегда шалила.
А потом пришла Танюшка и сказала:
- Ленки нет.
И мы все сидели с цветами у открытого окна девятого этажа лестничной клетки. И бросали цветы вниз...
И потом …
Прошло столько лет…
Но никто, никогда, не взъерошивал мне так волосы и не называл меня так.
Ленка, если ты читаешь эти строчки, прости меня.

Есть события, которые не хочется помнить, но они как заноза, что невозможно вытащить, неловкое движение и защепил, и заныло.

Костян мне частенько звонит, спрашивает:
- Ты, как в полнолунье?
- Не как.
- А меня колбасит. Я поначалу не замечал связи, а потом мне жена сказала. Я смотрю, точно, именно в полнолунье.
То было время полнолунья, конец августа.
Я не хотел вспоминать, но оно пришло само, не спрашивая.
Я сел и написал.
Потом вышел на улицу и встретил в толпе двоих совершенно незнакомых мне людей. В один день, в разных местах. И, без ушей. Извините за подробности.
Позвонил Костяну, так, мол, и так. Костян только вздохнул.
На следующий день случился Беслан. И свои воспоминания, своя боль, стали …
Сегодня наткнулся на тот файл.
Править не буду.
Размещу сейчас, пока снова не настало полнолунье.

***
Напряжение, словно струна в руках начинающего гитариста, тянет – тянет до звона, того и гляди порвет, потом вдруг отпустит и снова тянет. И нет ничего хуже бездействия.
Вот так лежишь и ждешь, когда за тобой придут. Только лязгаешь зубами, да пустым затвором.
Не высунуться, ноги не разогнуть. Снайпер работает профессионально.
Смотришь на скрючившихся пацанов – совсем еще дети, и, выбрав позу поудобней, стараясь подавить в голосе дрожь и звон, громко с хрипотцой говоришь, будто сам с собой: - “Зачем я здесь? Сидел бы сейчас дома в тепле, уюте, обнимал бы жену, нянчил бы дочку. Доча у меня в этим летом родилась. Сейчас ей 2 месяца. … Зачем я здесь? Нет, парни, не ради Родины, и не по приказу. Мог бы и не быть. Был бы кто другой. Почему я? На хрен мне это надо? Но вот подумаю, что подрастет дочь, придет как-то из школы и спросит: - Пап, а где ты был тогда? И что ей отвечу, что я не мог быть там, потому, что ты доча была совсем маленькая, и папка твой должен был быть с тобой. А там хватало, кому быть. Так? А может и не спросит? Скорее всего, не спросит. Потом и не вспомнят, как мы здесь … И это будет правильно. Но сам то я себя спрошу. От себя то не уйду...”
Говорю и говорю, и вот уже дрожь прошла, и голос больше не звенит предательски. И глаза, глаза у парнишек блестят в лунном свете. И я благодарю луну, что вижу их глаза и проклинаю её же за то, что светит, и лежим мы под этим светом, будто под прожектором.
А вот и ребятки начинают говорить, вначале по очереди, потом, перебивая, будто боятся, что-то недосказать. Каждый о своем, о жизни и любви, о мечтах и планах. Спокойно, взвешенно, по-мужски, с хрипотцой. И стало отпускать напряжение. На мгновение даже теряю слух, мысленно уйдя в уютное спокойствие родного дома. И опять слышу, стараюсь не перебивать, пусть говорят.
Интересно, если бы тот слышал, что они говорят, тот, кто сидит и ждет, ждет любое движение, чтобы дождаться, поймать в прицел и … перебить наш разговор. Сжимаю в руке и зачем-то еще раз пересчитываю три патрона, раз, два, три… Снова накатывает. Нельзя, нельзя сейчас показывать.
Вроде бы капнуло. Еще, еще раз. Все сильнее и сильнее.
Как мы тебя ждали дождь!
Как мы любим тебя дождь!
Дождь, это значит, что Господь подарил нам этот день, эту жизнь.
Можно встать. Ноги не слушаются. Разминаю. Быстро посчитались. Уходим. По дороге захожу за обгоревший основ Камаза. Дождь струится по лицу, будто слезы.
Если бы мог, заплакал бы от счастья.
Становлюсь на бетонный блок, один, будто на всем белом свете один, впереди сосны, вдыхаю полной грудью хвойный, влажный воздух. Ах, как здорово жить! Хочется спрыгнуть вниз, прислониться лицом к стволу и застонать от счастья. Что-то останавливает, может ноги, которые еще гудят и плохо гнуться. Еще раз глубоко вдыхаю.
Блаженство. Струя пошла и … пропала.
Нащупываю ногой камушек и сталкиваю с блока вниз, под сосны. Он летит, летит, летит, вниз без звука.
Молния обжигающе бьет по нервам, мгновенно покрываюсь холодным потом.
Понимаю, стою на краю страха. Инстинктивно подаюсь назад.
Руки дрожат, застегивая ширинку.
Черт, черт, черт, черт. Дрожь бьет не переставая.
А если бы шагнул вперед, к соснам, а если бы ...
Вот она прошла мимо и дыхнула, прямо в лицо, глупая Смерть.
Такая глупая Смерть.

- Привет! Зайди ко мне на минутку. Хочу тебе кое-что показать.
- Привет!
- У меня новые фотки. Из командировки. Смотри, они еще сохнут.
- Ух, ты, здорово.
- Да, весь цикл роста гриба. Вот, смотри, земля еще ровненькая. Разве скажешь, что здесь вырастет гриб. А вот, вот видишь, уже чуть вспучилось. Вот больше. А вот он пошел. Еще, еще, еще. Здесь, во всей красе. А, ну как я?
- Ну, ты брат - ботаник. Здорово. Классно.
- Знаешь, а говорят, там были люди.
И мы молчим. Мы и так слишком много сказали. К горлу подкатывает комок.
- Пойду, - разворачиваюсь и выходя из комнаты, бросаю взгляд на стену увешанную огромными фотографиями скоростной съемки ядерного взрыва.

Контора пишет, а ящик чертит. По крайней мере, наш ящик. Нравится это кому-то или нет, не имеет ни какого значения. Раз ты суда попал и здесь работаешь, ты должен чертить. А попал ты суда естественно не по доброй воле, а по распределению, после института. Огромный зал, разделенный кульманами-досками на отдельные закутки. Каждый видит двоих-троих, на самом деле людей здесь значительно больше. Все друг друга знают. Я, по праву самого молодого, сижу у двери. Я вижу нашу начальницу Татьяну Васильевну, да Дмитрича.

Татьяна Васильевна удивительная женщина, интеллектуал, она всегда готова объяснить непонятное, придти на помощь. Она редко сидит на месте. Вечно рядом с кем-нибудь, что-нибудь обсуждает. Вот и сейчас она выполняет свою миссию где-то здесь, где-то рядом. Я различаю её голос.. Раздается звонок:
- Алло, - я шустрый, я первым хватаю трубку, воспользовавшись возможностью.
- Эээээ, - слышу растерянный голос, конечно трубку должна была взять Татьяна Васильевна, а тут незнакомый голос.
- Одиннадцатый отдел. Говорите. – Подбадриваю звонящего
- Это эээээ, это говорит ээээ Бут – раздается в трубке. - Позовите пожалуйста ээээ Татьяну Васильевну.
Все знают, что у нашей ТВ роман с Бутом, перспективным главным инженером. Но вот это его длинное ээээээ, ну что ж э, так э.
- Татьяна Васильевна, - кричу я во всю мощь своих легких, будто, не замечая, что она уже рядом – Вас Эбут.
По комнате прокатывается сдержанный смешок.
Мгновенно покрасневшая Татьяна Васильевна буквально выхватывает у меня трубку: - Что Вы себе позволяете, молодой человек?!
- Я не виноват, он сам так сказал.
Разговор закончен. В комнате воцарилась напряженная тишина. Что-то будет. Конечно, Татьяна Васильевна демократична, но такого, такого здесь ...

Да, пожалуй, переборщил. Осматриваюсь, следует как-то разрядить обстановку.
Справа, Татьяна Васильевна, сидит набычившись. Она бы с удовольствием меня отчитала, но природный ум и сдержанность, подсказывает, не провоцировать косьбу под дурочка, с многократным цитированием и заявлением, что товарищу Буту следовало бы унять своё длинное-е-е-е-Э.
Слева, Дмитрич. Вообще-то его полное имя Владимир Дмитриевич. Но, в свои 50 с большим хвостиком, он зовется никак иначе кроме Дмитрич. Его здесь не любят, считают тупым. Он всех раздражает, своим голосом, манерой чертить не карандашом, а шариковой ручкой, всем. Но не меня, мне он даже кажется забавным. По крайней мере, в отличие от других, я готов сидеть рядом. Вот он стоит, склонившись над чертежом, по-детски шевелит губами и аккуратно чертит шариковой ручкой. Ему на всех наплевать.

- Дмитрич, я к тебе с просьбой, – начинаю я, нарочито громко разрывая гнетущую тишину.
- Уу. – одобрительно гудит Дмитрич.
- Вот смотрю на тебя, Дмитрич, ты такой умелый, настоящий зубр, просто монстр своего дела.
Тишина за спиной густеет.
- Мы, по сравнению с тобой просто щенки. Ты все можешь. У тебя все получается.
Его лицо расплывается в улыбке, он одобрительно чмокает губами.
Чувствую, как тишина в комнате становится просто зловещей.
Продолжаю:
- А у меня не получается элементарного.
Он чмокает еще более одобрительно, не отрывая взгляда от чертежа, как бы требуя продолжения.
Делаю перерыв. Пусть насладится. Здесь не нужна спешка. Но, и затянувшаяся пауза, в любой момент может быть прервана ехидным: - Нашел, у кого спрашивать!
И на счет три:
- Вот скажи мне, Дмитрич, как у тебя так ловко получается втыкать кнопки?
Если честно, я ни когда не обращал внимания, как он их втыкает, и уж тем более, ни когда не задумывался, как это нужно делать. Но, раз начал, нужно продолжать говорить. Кнопка, это первое, на что упал взгляд. Криво воткнутая в угол ватманского листа.
Дмитрич, аккуратно кладет ручку, и с блаженной улыбкой поворачивается ко мне.
- Это не просто, – начинает он.
Я буквально слышу, как напряжение, секунду назад готовое было взорваться, улетучивается, как эфир.
- Ясно, не просто. У тебя, что ни кнопка, то в цель, что ни кнопка, как в масло. А у меня из пачки – одна две, - показываю один палец, потом второй, - остальные ломаются. - показываю фигуру из трех пальцев, киваю на пол, где валяются пару сломанных кнопок – Не успеваю выметать. А какие убытки.
Слышу, как народ кладет свои карандаши и замирает, задерживает дыхание, ловя каждое наше слово. Кто-то в дальнем углу встает, стараясь подойти поближе, скрепит паркет, на него цыкают. Все замирает, только чуть слышно, как кто-то продолжает свое движение на цыпочках.
-Эх, молоде-е-ежь, - говорит Дмитрич, - Смотри. Прежде всего, нужно посмотреть на структуру дерева, в том месте, куда ты будешь втыкать кнопку. Вот посмотри.

Начинаются практические занятия. Я на удивление аккуратный ученик. Я не просто слушаю, я еще и повторяю, требую пояснений, синхронных втыканий.
В комнате стоит стон, заглушающий ржание, кто-то бьется головой о кульман. Татьяна Васильевна сдерживая смех, не может сдержать слезы.
- Вот так, - заканчивает Дмитрич, абсолютно не обращая внимание на Читать далее...

Говорят, что мы последний раз праздновали 13 декабря. И праздника 7 ноября вроде больше не будет. По телеку сказали, что настало время официального признания новых дат. А какой-то депутат произнес:
- Народ протоптал тропинку, а мы её, наконец-то, заасфальтировали.

Не берусь оценивать. всегда будут противники и сторонники. Сейчас не об этом. Не собираюсь ни защищать, ни ругать. Что делать, жизнь идет. Жизнь меняется, меняются праздники. У каждого поколения они свои. Уже несколько лет, все, кто может, гуляют первую половину января, и все, кто не хочет, может не праздновать, не вспоминать день Великой Октябрьской революции - 7 ноября. А ведь было другое время, когда на демонстрации записывали. И ни кто не задавал вопроса; Хочешь – не хочешь? А если не пошел, вызывали на “ковер” и “прорабатывали” за то, что не выполнил свой гражданский долг. И все его осуждали, ибо: - “Почему мы должны за тебя отдуваться!” И не было оправданий. Да и просто глупо оправдываться в той ситуации. Сегодняшним молодым, пожалуй, это трудно понять, а те, кто постарше еще помнят вызовы в комсомольское бюро, потом на собрания, на партхозактив. Именно поэтому, будучи парнишкой ушлым, я взял за правило всегда громко записываться первым и требовать, чтобы меня непременно поставили в первые шеренги и непременно правофланговым. Краткая справка - на Красной площади шагая народ демонстрировал себя колоннами собранными в шеренги по пять. Правофланговый, тот, что ближе к трибунам, как правило, был из доверенных и отвечал за всю пятерку. У него были списки пятерки с домашними адресами и телефонами. Правофланговых даже, - О, ужас! - инструктировали. Так вот, на этапе составления списков из всех желающих, уклоняющихся и, наконец, всех нежелающих (отдельные глупыши пытались отвертеться), я играл громкую и видную роль энтузиаста, потому заслуживал громкие похвалы комсомольских и партийных активистов. Это мне и было, собственно говоря, нужно. Ибо сразу после записи, я выкидывал все из головы и, естественно ни куда не ходил. После праздников, на гнев сбежавшихся активистов, я вначале удивлялся, затем напряженно вспоминал, и, наконец, неистово каялся. Ох, любят у нас на Руси раскаявшихся, слабоумных да убогих, а в те моменты по-другому меня назвать было нельзя. Я искренне просил прощение и клялся уж в следующий раз не подвести. И так раз за разом…
Вот и не сходил ни разу на Красную площадь, а ведь мог бы сегодня рассказать что-нибудь интересно.

Lenta.ru, 10.12.2004 “Министр обороны РФ подтвердил готовность нанести удары по базам террористов”

Еще пацаном понял, что если тебе талдычат беспрестанно, что морду набьют, значит, блефуют и боятся. Такому можно, ничем не рискуя, начистить репу, если есть желание. Ибо, если будут бить, будут бить сразу, без разговоров. И тут уж, кто кого.
А то, тяв-тяв, тяв-тяв.

“В субботу на ринге казино "Мандалай Бей" в Лас-Вегасе украинский боксер-супертяжеловес Виталий Кличко…Кличко выйдет на ринг в оранжевых трусах, чтобы показать всему миру, как он поддерживает Виктора Ющенко…”

Что ж, посмотрим, посмотрим этот “Майдан Бей”. Вот, только с трусами, по-моему, Виталий переборщил. Не должна политика мешаться со спортом. А вдруг, проиграет, и какая от этого поддержка? Виталий, сними трусы… пока не поздно. И удачи тебе, Виталий. Буду за тебя болеть.