(продолжение)
Мои родители нарекли меня Сулимионом – Сыном ветра, потому что я был самым быстрым, и мои песни были подобны тихой прохладе для уставшего путника. Так говорили мои друзья: Хонаро, Индильдур и Ромелло, так говорила моя Йавинелле, - орк улыбнулся, обнажив желтые клыки. – Она была прекрасна, прекрасна как наша жизнь, как те звезды, что светили нам, как шум дождя и шелест листьев. Да, да. Йави была самой красивой в нашем лесу. И я любил ее, нет, - он замотал головой, - мы любили друг друга.
Эдельхарн вспомнил Алвирин и невольно потянулся к карману. Азхгур заметил это.
- Что у тебя там?
Эльф улыбнулся:
- Подарок моей любимой – семена меллорнов. Меллорны – это самые прекрасные деревья в Арде, - Эдельхарн вынул сверток и показал собеседнику.
Орк кивнул и эльф продолжил:
- Это что-то вроде талисмана, понимаешь? Алвирин верит, что эти семена прорастут там, где я погибну. Этот сверток очень дорог мне. Не потому, что в нем меллорны, нет. Я бы носил что угодно. Он дорог мне, потому что его подарила моя любимая. А у тебя есть то, чем ты дорожишь?
- Да, это моя флейта, - орк нежно провел пальцем по инструменту, лежащему у него на коленях. – Она это все, чем я дорожу.
Эдельхарн понимающе кивнул, и, положив сверток с семенами обратно в карман, спросил:
- Ты сам вырезал ее?
- Нет, - Азхгур был полностью погружен в свои мысли. – Мне подарил ее «мастер» – один немой эльф. Многие квэнди смеялись над ним, многие жалели его. «Мастер» пробудился одним из первых, но был лишен голоса. Его звали Улиндо,
(продолжение)
С тех пор мои мучители стали часто приходить ко мне. Я терпел их побои и постоянно осыпал их оскорблениями, каждый раз выдумывая новые. Бывало я проводил очень много времени, сидя на холодном полу и выдумывая, что-нибудь померзостней и пооскорбительней. Моя ругань была моей единственной местью и если бы не она, я бы не выдержал испытаний, обрушившихся в ту пору на мою голову.
Мои тюремщики стали постоянно приносить мне пищу, и хотя это и были объедки, которыми бы побрезговала даже свинья, они давали много. Видимо в их планах отсутствовала моя смерть. Поначалу я брезговал, и меня тошнило при появлении алюминиевой миски, наполненной всякой гадостью, но со временем я привык и даже ждал этого момента.
Так я прожил очень долго. У меня отросли волосы и ногти. Щупая в темноте свое тело, я представлял ужасное существо, и мне становилось страшно. Но я питал себя надеждой, что когда-нибудь выберусь отсюда и стану прежним.
***
Однажды вместе с положенной долей помоев, мне привели еще кого-то. Когда тюремщик ушел, мне показалось, что в моей темнице кто-то плачет. В начале я подумал, что это сон, и ущипнул себя, чтобы проснуться, но плач продолжался.
- Кто здесь? – осторожно спросил я.
- Кто здесь? – услышал я в ответ.
- Я. – нелепо проговорил я. – Ты квенди?
- Да, – услышал я всхлипывающий голос. – А ты?
- Я тоже.
Я подполз к моему сокамернику. За время моего заточения, я научился хорошо видеть в темноте, потому оказавшись ближе, я смог разглядеть моего собеседника. Он оказался женщиной. Головка с длинными грязными волосами испуганно ворочалась из стороны в сторону. Она не видела меня. Тогда тихо, чтобы не напугать ее, я сказал:
- Не бойся.
Я погладил ее волосы своей огрубевшей ладонью.
(продолжение)
***
Нашему счастью суждено было оборваться. Однажды в наш рай ворвался топот множества ног. Нас грубо схватили и поволокли наружу. Я думал: «Неужели это конец? Нас убьют? Или отпустят? Моя милая Эли, я не оставлю тебе! Мы пойдем вместе до конца!».
Я хотел сказать ей об этом, но мне заткнули рот тряпкой.
Нас долго тащили по каким-то извилистым переходам. Свет факелов слепил мне глаза, но я стал постепенно привыкать к нему. Каким же теплым и добрым он показался мне тогда.
«Вот мы и прибыли», - подумал я, когда нас втащили в огромный зал. Я еще щурился от света и потому не мог толком разглядеть его, но ощущение мне подсказывали, что он огромен.
Меня отпустили, а ей связали руки.
- Что вы делаете? – закричал я. – Отпустите ее.
Ближайший тюремщик сильно ударил меня по лицу. Из рассеченной губы полилась кровь.
Они молча опустили ее на колени. Я видел, как с ее глаз бежали слезы. Она не кричала, просто плакала и умоляюще смотрела на меня.
- Оставьте ее твари! – крикнул я и вновь получил по голове.
И тут появился ОН. Это был первый раз, когда я увидел ЕГО. На мгновение, мне показалось, будто сама тьма обрела форму и спустилась в этот зал. Охваченный необъяснимым страхом, я почувствовал дрожь в коленях.
- Убей ее! – услышал я голос похожий на скрежет металла о камень, от которого ножом резало голову. – Убей ее!
Мне вложили в руку большой нож. Такой красивый, такой блестящий, словно созданный для того, чтобы пить кровь.
(продолжение)
- Ты вернулся домой? Ты нашел квенди? – не выдержал Эдельхарн.
- Да, это были квенди. Маленькая группа охотников, которые забрели очень далеко, гоняясь за оленями и косулями. Увидев, меня они испугались. Прежде они не встречали чудовищ, их глаза привыкли видеть красоту, а я был ужасной пародией на них самих. Самые смелые из них хотели выстрелить в меня, и если бы я не заговорил с ними на нашем родном языке, они бы это сделали. Возможно, тогда бы мои мучения закончились. Но я очень долго ждал этого момента, надеялся вернуться домой и не хотел умирать.
- Друзья мои, я один из вас! – при этих словах их передернуло. – Я Сулимион, сын Лотестимара и Эленианте из селения к западу от озера Куйвиэнен. Я клянусь вам. Не смотрите на меня. Я безобразен, но я один из вас.
- Ты не похож на нас. Какой же ты эльф? – крикнул один охотник из-за спин товарищей.
- Меня мучили, – я упал на колени и пополз к ним, умоляюще сложив руки. – Надо мной издевались. Я чуть не сошел с ума. Я хочу домой! Заберите меня домой! Пожалуйста, сжальтесь!
Они гордо смотрели на меня и кривились от презрения. Как только я упал перед ними на колени, они перестали бояться, и подошли ко мне.
- Ты говоришь правду?
- Да, да, - плакал я. – Я хочу домой.
- Если ты лжешь, мы убьем тебя! Многие из нас видели ужасные тени в лесу. Это были не звери и не квенди. Что ты знаешь о них? Не один ли ты из этих чудовищ? Отвечай!
- Это они мучили меня, они издевались надо мной. Но я убежал… Я хотел вернуться домой. Пожалуйста!
- Мы отведем тебя, - говорил главный охотник. – Наши старейшины решат, что с тобой делать. А пока, дайте ему воды и хлеба.
Он достал из своего мешка, меховую куртку и протянул мне.
- Оденься, путь домой будет очень долгим.
- Не дольше той вечности, через которую я прошел, - пробубнил я в ответ, но он не услышал.
Как же приятно было, наконец, почувствовать теплую одежду, погреться у костра. Я слушал песни моих родичей, и мне казалось, что я слышу их впервые. Я радовался как ребенок и хлопал в ладоши.
Они не доверяли мне. Я видел,
(продолжение)
***
Меня посадили на цепь. Ошейник сдавливал мне шею, так, что было тяжело дышать. Домом мне служила небольшая конура, набитая сеном, в которой я с трудом помещался. Жил я на окраине, неподалеку от дома Эленихина. В детстве я боялся его, а теперь он был мне противен.
Эленихин сам лично приносил мне пищу. Должен сказать, что это были не помои, которыми я питался в темнице, а хорошая еда со стола старейшины. Мне, кажется, что он в глубине души сомневался в правильности своего решения и боялся сделать ошибку. Но в то же время то, что он делал для меня, он считал великим подвигом и гордился собой. Наверное, Эленихин ожидал похвалы от валар, а может, просто укреплял свою добродетель, пользуясь моими страданиями. Не знаю. Тогда я считал его своим благодетелем и, хотя ненавидел его, все же был ему благодарен за заботу.
Я молча принимал его жалость. Мне казалось, что этим я оказываю ему снисхождение. Он думал, что прийти и накормить меня, посмотреть не болен ли я, а потом со спокойной совестью отправиться в теплый дом, к красивой жене и лежа в мягкой постели, забыться сном, является верхом добродетели. Когда он приходил ко мне, напяливая на свое лицо добродушное выражение, мне хотелось плюнуть в него. Ночью, когда мое чудовище, уставшее од дневного лизания чужих ног, овладевало мною, я презирал Эленихина за то, что он пользовался моей болью. Не ненавидел, а именно презирал, как презирают только ничтожных. И если бы он пришел ко мне ночью, я бы набросился на него и, опутав его шею своей цепью, смотрел бы как вылазит его язык, как безумно метаются его яркие и непорочные глаза, как мертвеет его лицо. А когда приходил рассвет, когда появлялось солнце, мне становилось страшно и мое разгневанное чудовище куда-то убегало, предавая меня. Я становился псом, лобзал ноги моего «благодетеля», униженно смотрел на его ласковую улыбку, принимая пищу с его рук.
Прохожие упрекали:
- Зачем ты возишься с ним, Эленихин.
А он, придавая своему голосу добродушие, наставительно отвечал:
- Валары завещали нам любить заблудших.
«Заблудший». Как же мне хотелось всадить это слово ему обратно в пасть, чтобы он проглотил его вместе со своим благочестивым языком, а я только улыбался в ответ.
Йави, Хонаро, Индильдур и Ромелло не приходили ко мне. Эленихин говорил, что мои друзья недавно вернулись с охоты и, узнав о происшедшем, напрочь отказались видеть меня. Не знаю, было ли это на самом деле или же старейшина лгал мне. Но однажды ночью я видел Хонаро. Было холодно и я, зарывшись в сено, прятался в конуре от беспощадного ветра, как вдруг мне показалось, что около забора кто-то стоит. Сначала я подумал, что это Эленихин, нарушив правило, покинул теплую постель, чтобы понаблюдать за мной, но потом незнакомец подошел ближе и в свете звезд, я узнал Хонаро. Вид друга из далекого прошлого всколыхнул теплые чувства. Мое чудовище, поджав хвост, скрылось в глубине сердца. Я вылез из конуры и, улыбаясь, помахал Хонаро, окоченевшей рукой. Я
С тех пор я жил у Мастера. Маленькая хижина Улиндо находилась далеко от селения, и потому я был свободен от пытливых взглядов квэнди. Мне было непривычно спать в мягкой постели, после тех многих лет, что я провел в темнице и на цепи. Ночами я ворочался не находя себе места и покоя, а уставая слазил с постели и засыпал на полу. Улиндо боялся, что я заболею, и потому убрал с моей кровати матрац и подушку. С тех пор я спал на жесткой деревянной постели, укрывшись теплым перьевым одеялом.
Казалось, моя внешность нисколько не смущала Мастера. Мы жили в одной комнате, ели за одним столом и он вел себя со мной так, словно я был самым обыкновенным эльфом. За это я очень любил его. В его действиях по отношению ко мне не было и тени тщеславия. Он не гордился тем, что забрал меня с цепи. Не знаю, зачем он сделал это. Может, из протеста эльфам, из призрения к их ничтожеству, а может, Улиндо просто сжалился надо мной. Но иногда, мне казалось, что он следует какой-то неведомой цели, и я в его планах играю не последнюю роль.
Каждое утро Улиндо покидал меня, уходя в чащу леса. Я провожал его взглядом, следил за тем, как тает его силуэт в непроглядной тьме, и мне почему-то становилось тоскливо. Тогда я ложился на мокрую от утренней росы траву и смотрел на небо. Потом Мастер возвращался и бесшумно ложился рядом со мной. Так мы и лежали под пение птиц и шепот ветра. Каждый думал о своем, наблюдая за пушистыми облаками. Очень часто в синем небе я видел образ Эли. Ее чистое лицо плыло вместе с облаками. Казалось, она звала меня за собой, тепло улыбаясь черными как ночь глазами. Я погружался во мрак темницы и вновь чувствовал мою Эли рядом с собой. Слышал стук ее сердца и легкий, как утренний ветерок, смех. Ощущал нежное прикосновение, от которого трепетало все тело и от которого хотелось петь и танцевать. Я разговаривал с моей любимой, словно в бреду шевеля губами. А когда какой-нибудь шум, разгонял мои грезы, я замечал, что лежу с закрытыми глазами, и открывал их. Тогда я видел бездонные глаза неба, которые печально смотрели в меня, казалось, что они проникают в самые глубокие и тайные уголки моего сердца. Может, ты не поверишь мне, мой друг, но у неба есть глаза и они очень печальны. Иногда я видел, как они весело смеются, но и в их радости было много печали.
В одно свежее летнее утро Улиндо не покинул меня. Он жестом показал мне следовать за ним. Мы вышли во двор и двинулись к небольшому саду, который располагался за деревянным домиком Мастера. Оказавшись у огромной ивы, печальные ветви которой нежно гладили землю, мы скрылись под ее сенью. Улиндо сел, скрестив ноги и выпрямив спину. Его руки мирно покоились на коленях, ладонями вниз. Глазами, Мастер попросил меня последовать его примеру. Я молча принял такую же позу.
Мне было не удобно. Спина не желала держаться прямо, ноги ныли, упрашивая вернуть их в естественное для них положение. Я закрыл глаза и попытался отрешиться от боли, но так было еще хуже. Я взглянул на Мастера, тот сидел с полуприкрытыми глазами, казалось, вся его сущность излучала покой и умиротворенность.
- Научи меня играть на флейте, - неожиданно для самого себя спросил я.
Улиндо повернулся и, приложив, указательный палец к губам, призвал к тишине. Я попытался снова сосредоточиться, а боль в ногах и спине с каждым мгновением заявляла о себе все настойчивей и настойчивей. Я решил терпеть. Почему-то умиротворенность Мастера внушала мне трепет. Я чувствовал некую тайну, потустороннюю магию, которая пряталась за завесой полуприкрытых глаз Улиндо.
Чтобы не чувствовать боли,
Мастер был очень странным эльфом. Он водил знакомства с неведомыми мне существами. Однажды, когда я после купания грелся на солнышке, Улиндо появился из леса и жестом предложил мне последовать за ним. Я повиновался.
Мы долго пробирались через чащу леса, пока не оказались на небольшой поляне, где я увидел четверых мужчин. С виду они походили на эльфов, но что-то было в них, такое, что говорило мне о том, что эта четверка не является квэнди.
- Shana, - приветствовали они нас.
- Я вижу, ты пришел с приятелем, - сказал самый высокий из мужчин. – Кто это?
Улиндо изобразил руками какой-то знак.
- Друг, - прочел высокий. Он выглядел стройным по сравнению со своими спутниками, которые были невысокими крепышами.
- И как же зовут нашего нового друга? – спросил один из путников – широкоплечий силач с рыжими волосами и длинной бородой.
- Сулимион, - тихо сказал я.
- Ау, не слышу, - рыжий приложил руку к левому уху.
Остальные рассмеялись, даже Улиндо улыбался.
Я почему-то не мог разозлиться на силача. Его добродушный свободный смех подкупал меня. Я присоединился ко всеобщему хохоту.
- Су-ли-ми-он! – по слогам отчеканил я.
- Так-то лучше, - улыбнулся в усы рыжий. – Больше жизни! А то: «Сулимион», - на мгновение его лицо приняло страдальческое выражение. – До конца света еще далеко, приятель.
- Полегче, Хагуло. Не стоит обижать нашего нового друга, - сказал высокий.
- А что я? Я ничего, - рыжий смущенно пожал плечами.
- Меня зовут Этэлу, - высокий обращался ко мне. – Это, как ты уже понял, Хагуло, - он похлопал рыжего по плечу. – Не обращай на него внимания, он у нас шутник. А вот этого парнишку зовут Магр, что по нашему означает – тощий. – Этэлу улыбнулся.
- Какой же я
- Понимаешь, Улиндо желает, чтобы ты прошел обряд liёshi. – Этэлу поправлял веткой дрова в костре.
- Что это за обряд? Через что мне предстоит пройти?
- Я не могу тебе ответить на эти вопросы.
- Почему?
- Потому что мой ответ повлияет на твою судьбу.
- На мою судьбу? Причем здесь моя судьба?
Лемехэльвэ не ответил.
- Почему ты не отвечаешь?
- Ты пройдешь обряд?
- Да, - мой ответ был твердым.
- Ты можешь погибнуть.
- Я боюсь смерти, и именно этот страх толкает меня к риску. Как переводится слово liёshi? Что оно означает?
- В вашем языке такого слова нет.
- Ты можешь описать его?
- Нет. Для каждого это слово имеет свой смысл. Когда ты пройдешь обряд, ты получишь ответ на этот вопрос.
- У вас все слова такие?
- Какие?
- Ну, такие…что их нельзя перевести на наш язык, - улыбнувшись, спросил я.
- Дело не в языке, друг мой, - Этэлу тоже улыбнулся. - А в нас самих. Наш язык это язык сердца, а у
Темнело. Красный солнечный диск скрывался за горами. С Северо-запада медленно ползла огромная туча. Порывистый ветер играл с желтыми листьями у дороги. В воздухе пахло сыростью. Вдалеке слышались раскаты грома.
- Сегодня ночью будет гроза, - сказал Таррин, глянув на черный сгусток, растекающийся по небу.
Серая рубаха с засученными рукавами, коричневая жилетка и брюки, торчащие рыжие волосы, придавали юноше вид настоящего фермера Тамариса.
Он присел на корточки и погладил, подбежавшего к нему большого пса.
- Тебе повезло, приятель. Сегодня будешь ночевать дома.
Пес лизнул щеку хозяина в знак благодарности.
- Полно тебе, Горх. Только на одну ночь.
Таррин аль Берон жил один на этом хуторе уже два года. Когда ему было двадцать лет мор унес его родителей и единственная живая душа, что осталась с ним был большой волкодав Горх. Пес был предан своему хозяину. Не раз он прогонял обнаглевших волков, которые если б не он, превратили бы конюшню в свое охотничье угодье. Ближайшая деревня была в двадцати пяти милях от хутора и без лошадей, Таррину пришлось бы очень туго.
Снова ударил гром, сотрясая землю.
- Ууу, - затянул Таррин. - Скоро разродиться. Не хотел бы я через час оказаться на улице.
Сверкнула молния. Молодой хозяин отцепил пса, и, вместе с ним, направился к калитке.
Преждевременная смерть родителей, сделала Таррина владельцем довольно большого участка земли с каменным домом, больше похожим на небольшой замок. Берон, отец юноши, считал, что настоящий дом должен быть крепостью. К тому же места были глухими, нужно было быть готовым к нападению разбойников или диких зверей.
(продолжение)
Пока девушка справлялась с супом и вареным картофелем, Таррин заварил свежего чая, добавив в него лепестки роз, которые он хранил для особенных случаев. Потом они вместе устроились у камина и, попивая чай, завели беседу. Горх лежал рядом и изредка подергивал лапами во сне.
- Моему псу вы сразу понравились. Удивительно, ведь он всегда относится с опаской к незнакомым людям.
- У моего отца, была целая свора собак, и я научилась с ними обращаться. Я люблю животных.
- Я тоже.
- Они такие милые.
- Может, вы погостите у меня некоторое время? – внезапно спросил Таррин.
- Я бы с удовольствием. Вы очень приятный человек. Но..., - она замялась, - но есть причины, по которым мне нельзя задерживаться.
- Жаль. Я был бы очень рад. Ну что ж, у нас впереди целая ночь и завтрашний день. Я буду молить богов, чтобы гроза длилась подольше.
Карина засмеялась.
- Да, - продолжал юноша, - так вы будете дольше гостить у меня.
Внезапно Горх тревожно поднял голову и уставился на дверь. Еще через мгновение он подбежал к ней и начал лаять. Таррин и Карина услышали стук. В дверь кто-то барабанил.
- Какого черта?!
Юноша заметил, что девушка была напугана. Она уставилась на дверь, ожидая чего-то ужасного.
- Не могу поверить, что кто-то рискнул перелезть через ограду,
(продолжение)
Этэхимо отправил очередную ложку в рот и, прожевав, сказал:
- Могу тебя заверить, это были совсем не юноши. Когда я увидел их, у меня мурашки пробежали по коже. Их было пятеро. Все в черных плащах, но это-то ничего, мало ли кто носит сейчас такие плащи. Да вот только не у каждого глаза красного цвета. Я хорошо их разглядел. Такие злые красные глаза. А их лица! Так выглядят после чумы. Бледные, бескровные губы. Щеки покрыты то ли шрамами, то ли какими-то язвами.
Таррин сидел раскрыв рот.
- Что-то я заврался.
- Ты больной! – молодой хозяин ударил кулаком по столу.
Этэхимо рассмеялся. Потом его лицо вдруг стало серьезным.
- Может, красных глаз и других ужасов и не было. Но я говорю вам, что эти призраки заставили меня подрожать. Что-то было в их движениях неестественное. От них веяло такой злобой, что я боялся утонуть в ней. Мне, казалось, что мои мысли не закрыты от них, что я как раскрытая книга, которую можно полистать и выбросить. Ничего. Я тоже не лыком шит, тоже кое-что умею. После того, как мы расстались, они поспешили в противоположную сторону. Я заметил, что лесом, за ними бежит еще кто-то. Я не смог разглядеть его в сумерках, но мне он показался большим зверем. Я подумал, что это огромный волк или медведь. Это существо громко сопело и передвигалось с большой скоростью. Когда незнакомцы скрылись, я выждал несколько минут, а потом углубился в лес чтобы осмотреть следы животного. Я обнаружил большие отпечатки когтистых лап длинной в локоть. Это не было лапой ни одного известного мне зверя. А я повидал очень много следов, вы уж мне поверьте. После этого я пошел в другую сторону. Начался дождь. Я уже готов был смастерить шалаш из веток, чтобы переждать непогоду, но вдруг далеко впереди показались огни. Это были огни вашего дома. Дальше вы знаете. Так что советую вам быть осторожными, тем более с такой гостьей.
Внезапно послышался шорох. Кто-то пытался открыть дверь снаружи. Карина вскочила с кресла. Кинжалы угрожающе сверкали в ее руках. Таррин повернулся ко входу, на его лице было написано: «Какого ...!». Горх проснулся и угрожающе зарычал. Этэхимо продолжал есть суп.
Убедившись, что дверь заперта, в нее постучали. Сначала тихо, а потом все громче и громче.
Сегодня нашел свою старую рукописную работу и решил перенести ее в дневник. Это маленький диалог юноши со своей смертью. Не судите это произведение строго, оно было написано очень давно, когда моё helai было в зачаточном состоянии. На мой взгляд в нем много глупости. Но эта глупость связана с моими переживаниями того времени и потому исключать ее нельзя. Как-никак, а она является одной из ступений на пути к тому, чем я теперь являюсь.
Разговор уставшего со своей смертью.
Человек: Смерть моя, тебе исповедуюсь я, потому что больше нет никого у меня. К тебе я взываю о помощи. Прошу, забери меня. Потому что я потерял любовь мою. Так, зачем же мне жить без нее. Я злюсь на мир, но больше всего на себя. Я разбит на множество осколков, которые тянут в разные стороны: к разным желаниям, целям и надеждам. Я устал. Приди ко мне спасительница моя. Поцелуй мое больное сердце. Потому что всех кого люблю, я теряю. И даже когда нахожу счастье, я держу его дрожащими руками, потому что оно всегда ускользает от меня, сколь бы сильной ни была моя хватка. Почему я всегда упускаю мою любовь? Почему храмы, что я возвожу, навсегда остаются пустыми? Мне надоело быть собакой, у которой мотают костью перед носом, чтобы потом забрать. Хоть мне и стыдно, я плачу. И жизнь мне стала противна из-за жестокости своей, поэтому у тебя смерть, я жду защиты и спасения. В тебе я хочу обрести покой и счастье, ведь то, что я считал самым прекрасным на свете оказалось самым жестоким. Я бросаю свою жизнь, свою душу к ногам любимой, а она наступает на них. За это тех, кого я люблю, ненавижу больше всего.
Смерть: Потому что женщина не любит рабов, но тех, кто ею восхищается. Ее взгляд устремлен к звездам, к небу. Оттуда она ждет своего героя, своего мужчину. Величие и гордость должны быть даже в поклонении. Поэтому она и не видит, как ты бросаешь перед ней свое сердце. Вверх смотрит она, оттуда ждет любовь свою. Всегда ждет того, кто смог бы освободить в ней женщину.
Человек: Нет, женщины просто слепы к нашим чувствам. Слепы к нашим слабостям, они ищут лишь силы. Но я тоже человек, и хочу, чтобы любили мои слабости. Мне надоело быть романтиком, который смотрит, вздыхая на звезды. Срывать их с неба хочет сердце мое, не боясь ослепнуть от света их, потому что слеп я уже в страсти моей. Тяжелыми оковами весят на мне общественные нормы и приличия, установленные людьми правила. Невзирая на них, я хотел бы целовать ноги любимой моей. Почему так далеки друг от друга человеческие сердца, что ленятся выражать себя в чувствах? Почему я должен сдерживать себя, когда хочу прикоснуться к ее губам, ведь я знаю, что и она жаждет этого? Почему не могу падать перед красотою ее на колени? Почему мое сердце должно молчать о том, что хочет сказать? Зачем эти тысячи всяких “почему”?
Смерть: Ты хочешь быть безумцем для людей? Хочешь, чтобы тебя звали сумасшедшим?
Человек: О, почему я еще не безумец? Почему моя голова все еще сдерживает сердце? Оно бьется подобно раненой птице, тесно ему в своей темнице. Безумием своим отпугивал я тех, кого любил, а, прогоняя безумие, я терял саму любовь. Я устал метаться между моими звездами, между тем, что мне дорого и жажду избавления, хочу угаснуть подобно
Страдающий человек создает себе религию страдания, скорби и самоистязания. Счастливый – религию счастья и красоты. Каждый ищет для себя то, что ему ближе. Это разумно. Но люди часто желают перетянуть других на свою сторону. Счастливый хочет обратить страдающего в свою религию, а тот пытается навязать счастливому свои идеи. Причем, оба считают, что несут спасение своему ближнему. Такое нежелание понять друг друга порождает ненависть и презрение, к той религии, которую они проповедуют.
* * *
Иисус сказал, что прелюбодеяние (сладострастие) это грех. Ницше писал: «Сладострастие – для свободных сердцем – нечто невинное и свободное, счастье сада земного, избыток благодарности всякого будущего настоящему... Сладострастие это великий символ счастья для более высокого счастья и наивысшей надежды». Иисус говорил слабым, овцеподобным людям. Слова же Ницше предназначались для сильных духом и свободных людей. Не трудно заметить, как изменяется истина, в зависимости от того, кому она предназначена.
* * *
Мы не соглашаемся с некоторыми истинами, о которых нам говорят наши близкие, лишь только потому, что мы не дошли до них сами. В данном случае наша гордость мешает нашему самосовершенствованию.
* * *
Мы не принимаем некоторых истин лишь потому, что тот, кто преподносит их, нанес нам оскорбление. В данном случае упрямство приводит к отупению и деградации.
* * *
Человек не может жить без врага. Поэтому, когда оный отсутствует, человек создает его сам (дьявол и т.п.). Некоторые люди настолько сильно изощряются в этом, что начинают видеть врага в себе самом (аскеты, радикальные христиане и т.п.). Полагая, что это безобидный вид вражды, мы совершаем ошибку.
* * *
Только приходя к цели, мы начинаем понимать, что были более счастливы в процессе ее достижения. Не цель приносит нам истинное удовольствие, а тот путь, который мы проходим для ее достижения...
Всегда ли это так?
* *
Lelai
Слова lemehёlve, используемые в произведении:
Lashtai nohawёa [Лаштаи нохавеа] – «Слушающие тьму» (один из кланов Темных эльфов).
Lishnamatai [Лишнаматаи] – «Ушедший».
Lashtai [Лаштаи] – «Слушающий» (маг Темных эльфов, обладающий навыком перемещения между мирами).
Enteltashi [Энтельташи] – «Возвращение» (обряд возвращения, затерявшегося в иных мирах).
Lirhёtai laula [Лирхэтаи лаула] – «Поющие деревьям» (один из кланов Темных эльфов).
Nurushin [Нурушин] – «Мир призраков» (один из множества миров, существующих рядом с физическим миром).
Ashatoh [Ашатох] – букв. «Ловец душ» (один из обитателей Нурушина, демон).
Целую ночь пытался понять, что такое lelai. Lashtai nohawёa говорят, что lelai это то, что помогает нам вернуться.
Laishёmanna
Был теплый осенний день. Ондо аккуратно ступал по опавшим листьям, боясь вызвать даже малейший шорох. Молодой эльф направлялся к тайному месту, где он обычно выполнял обряд lushta. У каждого мужчины из клана Lashtai nohawёa, было свое тайное место, куда он уходил для лушты.
Ондо очень устал за день, и потому сейчас лушта была просто необходима. Тишина и никого вокруг – вот настоящий отдых для lemehёlwё. Он осторожно перешагнул ствол поваленного дуба и свернул в кустарник. Здесь была тропка, о которой знал только он, его отец, мать и сестра. Погрузившись в заросли кустарника, Ондо оказался в темноте. Темный лес и без того был далеко не светлым местом в Талушинэ. Но в кустарниках и хвойных борах всегда царил полумрак. Молодой эльф знал путь наизусть и потому быстро преодолел густые заросли, несмотря на темноту. Еще немного и он окажется в «кедровом бору», так Ондо называл свое тайное место. Там росли не только кедры, но можно было встретить и ели, и сосны, и даже редкие пихты, но могучие кедры были гордостью этого места. Эти гиганты устремлялись далеко ввысь, сплетаясь вверху ветками и тем самым, образуя некое подобие крыши. Когда Ондо подымал голову, пытаясь рассмотреть что-нибудь в кронах кедров, она всегда начинала приятно кружиться. Тогда он валился в мох и, закрывая глаза, слушал тишину.
Эльф спустился в небольшой овраг и пошел вдоль него. Весной здесь бежал ручеек, а теперь из под желтых листьев торчали голые кустики и потускневшая трава. «Кедровый бор» с самого детства была убежищем Ондо от суеты. И, несмотря на то, что каждый в его семье знал путь к его тайному месту, он оставался единственным, кто бывал здесь.
Пройдя еще немного вдоль оврага, Ондо выбрался из него и сразу же оказался в «кедровом бору». Но его лицо скривилось от недовольства. На стволе рухнувшего от старости кедра сидела девушка. Молодой эльф не знал ее. «Наверное, из другого клана», – подумал он. Волосы цвета меди были аккуратно завязаны в хвостик, две тоненькие
(продолжение)
Вернувшись в свое теперь уже не совсем тайное место, эльф проделал лушту. В этот раз она далась ему очень легко, словно источник всей силы мира, всей его музыки был у него внутри.
Закончив упражнение, он побежал домой.
Когда Ондо оказался около небольшой деревянной хижины, он увидел на пороге свою сестру.
- Ты куда это собралась, Leme? – спросил он, улыбаясь.
Лемме была моложе Ондо на четыре весны, но, несмотря на это она была настоящей хозяйкой и не давала своему старшему брату спуску. Темно-русые, как и у Ондо волосы, миленькое лицо с большими зелеными глазами и стройная фигура делали ее мечтой многих юношей из клана Lashtai nohawёa.
- Меня позвали в гости. А ты что-то задержался сегодня.
- Да. Так получилось.
Внезапно эльфа осенило. Он хлопнул себя по лбу.
- А к кому ты идешь в гости? – не без подозрения спросил он.
- К тетушке Ихиль. Сейчас у нее гостит моя подруга, Ланка. Она пригласила меня. Знаешь её?
- Уж как не знать. Ты разболтала ей, как найти мое тайное место? – накинулся Ондо на сестру.
Это цитата сообщения Cordova Оригинальное сообщение
-Проходите, пожалуйста, - сказал мне Господь, - итак, вы хотите взять у меня интервью?
Я ответил:
-Если у Вас есть на это время.
Бог улыбнулся и сказал:
-Мое время зовется "Вечность" и его хватит на что угодно. Какие вопросы вас интересуют?
-Ни один из вопросов не окажется для Вас новым. Я хочу узнать, что больше всего Вас удивляет в людях?
Господь ответил:
-То, что им скучно быть маленькими, они хотят побыстрей вырасти, а потом мечтают возвратиться в детство. То, что они портят свое здоровье, зарабатывая деньги, и затем тратят эти деньги, поправляя свое самочувствие. То, что, думая с тревогой о будущем, люди забывают о настоящем, таким образом, они живут ни ради настоящего времени, ни ради будущего. То, что люди живут, как будто бы они никогда не умрут. И умирают, как будто бы они никогда не жили.
Бог взял меня за руку, и мы стояли молча.
Спустя некоторое время я сказал:
-Можно задать Вам другой вопрос?
Его ответом была улыбка.
-Будучи Небесным Отцом, что бы Вы посоветовали своим детям на будущее?
Бог отвечал:
-Мне хотелось бы, чтобы все люди поняли не в их силах заставить кого-то полюбить их. Единственное, что они могут - это позволить любить себя. Люди должны узнать, что самое ценное это не то, что у них есть в жизни, а те, кто у них есть в жизни. Узнать, что неправильно сравнивать себя с другими. Другие всегда будут лучше или хуже вас. Узнать, что богач - это не тот, кто больше всего имеет, а тот, кому меньше всего нужно. Нужно понять, что за деньги счастье не купишь. Узнать, что у двух людей на одну и ту же вещь могут быть совершенно разные точки зрения. Узнать, что они должны контролировать свои прихоти, иначе прихоти будут контролировать их. Люди должны понять, что очень легко причинить боль любимому человеку, и требуется очень много времени на то, чтобы это исправить. Понять, что нужны долгие годы, чтобы заслужить доверие и несколько секунд, чтобы разрушить его. Необходимо научиться прощать, прощая других людей. Иногда человек может быть огорчен, но это не дает ему права огорчать других. Людям необходимо понять, что не всегда достаточно быть прощенным другими, главное - надо уметь прощать себя. Понять, что большие мечты не требуют больших крыльев, лишь посадочный механизм, чтобы достичь их. Понять, что истинное счастье - это необязательно достижение своих целей, а больше удовлетворение тем, чего вы уже достигли. Узнать, что настоящие друзья - большая редкость. Тот, кто нашел такого друга - нашел бесценное сокровище. Даже когда вы думаете, что вы ничего не можете дать, если рядом с вами плачет друг - в ваших силах помочь ему и облегчить его боль. Вы должны понять - вы хозяева того, о чем вы молчите и рабы того, что уже сказали. Узнать, что люди пожинают плоды посеянного ими: если человек сеет сплетни - его урожаем будут интриги и обман; если же он будет сеять доброту, он соберет счастье и любовь. Понять, что счастье - это решение. Люди решают быть счастливыми с тем, что имеют; или умереть от зависти и ревности к тому, что они не получили. Человеку необходимо знать, что слово "любовь" имеет множество значений, оно может потерять свою ценность, когда оно не соответствует чувству. Нужно людям понять, что не надо делать что-то необычное для Меня, чтобы Я любил их. Я просто люблю их, и всегда буду любить!
(c)_lee_loo_
- Ты говоришь, что не из этого мира. Но разве существуют другие миры? Разве Эру создавал еще одну Арду? Других Детей?
Амас рассмеялся над моими словами:
- Один мир? Эру? Миров больше, чем звезд, что ты видишь на небе. Есть огромные миры, и есть совсем маленькие, которые бы ты перешагнул не заметив. Я путешествовал по многим из них, и каждый раз находил что-то новое: новых существ, новые знания и мысли. То, что Валары называют Эа, лишь песчинка в необъятном пространстве. Я забирался в далекие вселенные туда, куда мои братья и не мечтали попасть, но всегда видел впереди бесконечное скопище новых миров. В каждом из них есть свои боги, свои злодеи и герои, есть и такие миры, где не знают добра и зла, но я не могу говорить о них, слова слишком ничтожны для того, чтобы с их помощью можно было рассказать хоть толику об этих мудрых мирах.
- Ты говоришь, что в каждом из них есть свои боги. Но разве Эру не един? Разве не он создатель всего живого?
Ответом мне была добрая улыбка:
- Тебе предстоит многое узнать, сын мой, если позволишь, я буду звать тебя так. В большинстве миров боги – это прекрасная выдумка, в которой воплощено все светлое или наоборот, злое из души тех созданий, что им поклоняются или и то и другое. Хотя не всегда так. В существовании некоторых богов мне приходилось убеждаться, но всегда это оказывались существа более высокого порядка, чем мы с тобой, но все же существа. Разве для муравья или червя, появись у них разум, ты не будешь казаться Владыкой, рукой с небес, что карает и помогает. Мы, путешественники по мирам, умеем сомневаться, размышлять, искать источники, из которых бьет сама истина. Мы уважаем чужие святыни, а не слепо верим в них. Наш удел, наша радость в познании. Я был в мирах, где поклоняются страданиям, где эльфы, люди и гномы все свое существование дрожат от страха, где полно грязи, как во дворцах, так и в сердцах, населяющих их созданий.
- А Илуватар? Он существует? Или Творец Арды лишь наша иллюзия?
- Сын мой, - Амас нежно гладил гриву своей лошади, - А что говорит тебе разум? Что шепчет сердце? Я знаю, ты умен и не достаточно слеп, чтобы быть во власти заблуждения. Как ты считаешь?
- Эру нет, - ответил я, - Нет никакого Создателя. Это наша душа обманула нас. Когда-то мы хотели знать, что не одни, знать, что кто-то светлый и добрый защищает нас и помогает нам. Нам хотелось снять со своих плеч ответственность, груз принятия решений и переложить его на кого-то более могучего. Наша потребность во всем этом создала для нас бога. Я изучал эльфов и адан и находил другие причины, почти в каждом существе они были отличны, но всегда исходили изнутри. Вера в единого бога, Эру бывает полезна, а бывает, что она уничтожает принявшего ее или превращает в раба, это зависит от духа, в который было посеяно ее семя. Вера помогает переносить страдания, очень часто она укрепляет. Но те подвиги, что совершают люди и эльфы, несущие знамя веры в своем сердце, та стойкость и терпение, которые они проявляют в испытаниях, выпадающих на их долю не подтверждают существования Создателя, а лишь говорят о силе их веры. Но почему-то мысль, что мы одни, что нет Отца, который дарит нам благость и учит добродетели, приносит мне смутную тревогу, боль. Мне становиться
Наедине с самим собой
“В начале был Эру – Единый, которого эльфы Сумеречья назвали Илуватар...”
«А было ли вообще начало?».
«Странный вопрос. Почему ты его задаешь?».
«Смешно. Живые существа пытаются втиснуть мир в свои понятия».
«Начало. Что это такое? Не определение ли придуманное эльфами? Мы разумные существа. Наличие мышления вынуждает нас объяснять то, что твориться вокруг, искать и выдумывать причины всего. Вот именно выдумывать. Каждое существо это делает для себя самого, потому что Эа не нуждается в определениях. Эа просто есть. Все мои идеи, попытки понять мир лишь моя фантазия, еще одна иллюзия. А почему это должно быть плохо? Почему верить в иллюзии и жить ими это плохо? Ведь это удел каждого разумного существа. Каждый делает это. Это никак не сковывает мою свободу, особенно если я знаю, что мои истины всего лишь иллюзия».
«Ха! А в жизни ты можешь применять это знание? Можешь свободно выносить оскорбление, тупо терпеть боль, не пытаясь от нее освободиться, не чувствовать, не думать, понимая, что все это иллюзия? Можешь Эарен? Можешь ты стремиться к чему-нибудь, следуя своему знанию?».
«Зачем? Поступать так это значит, убежав от многих мелких иллюзий, попасть под власть одной большой: идеи, которая гласит, что все в Эа иллюзия. Когда мы играем, разве мы находимся в бездействии. Мы стараемся победить, следуем установленным правилам, несмотря на то, что мы понимаем: это всего лишь игра. Некоторые так поглощаются игрой, что она для них становится реальностью. Они забывают, что правила игры, установлены ими самими, и следуют им, как незыблемым законам жизни. Если меня оскорбляют, бьют, я могу ответить могу и уйти прочь. Я могу чувствовать, могу освободиться от чувств. Могу думать, могу отрешиться от мыслей и находится в покое. Каждое мгновение я волен выбирать или создавать себе новые идеи, мысли, чувства и святыни. Я помню, что то, как я буду видеть Арду, каким законам я буду подчиняться зависит от меня самого. Я не принимаю абсолютных истин, именно поэтому легко расстаюсь с тем, что считаю заблуждением.
Я уважаю истины других, уважаю их свободу, которую они зачастую пинают ногами, уважаю их чувства, поэтому мои истины, моя свобода и мои чувства всегда остаются только моими. Я стараюсь причинять как можно меньше боли окружающим, но не делаю сострадание своим идолом. Я против всяких идолов и если поклоняюсь чему-нибудь, то всегда в этом нахожу поклонение какой-нибудь части самого себя. Такова моя природа. Такова природа любого разумного существа. Поклоняясь любимой женщине, мы на самом деле поклоняемся своему чувству к ней. Восхищаясь красотой какой-либо вещи, мы на самом деле восхищаемся тем, что вызывает в нашем сердце эта вещь. Из-за того, что Дети Арды не понимают этого в мире полно несправедливости: так называемые “любящие” приносят страдания любимым, люди и эльфы, обладающие разным восприятиями мира не хотят понять друг друга, каждый считает, что то, что ему кажется прекрасным достойным почитания должно быть таким и для других. Они почитают невеждами тех, кто не видит красоты там, где видят они. Многие не могут понять, как же можно не любить цветы или не испытывать ужаса пред поеданием себе подобных, как это делают некоторые племена адан и орков, считая, что таким образом они сохраняют силу