Однажды старый буддийский монах рассказал мне историю про молодого Ю Лао, послушника небольшого монастыря на юге провинции Хэбэй. С юных лет все братья и наставники считали его ненормальным, ибо жил он в своем придуманном мире, неизвестном другим, и рассказывал удивительные вещи, якобы приключившиеся с ним то во время утренней трапезы, то при походе за водой к роднику у подножия Великой Горы, или же при медитации на закате солнца над обрывом незабвенного Лу Мин-Шеня.
Бывало, ведал он, как, выметая сор со двора храма, приходилось ему отбиваться от полчищ огромных драконов с сидящими на их шеях всадниками в сверкающих доспехах. Скинув одежды послушника, он облачался в белоснежный плащ с большим синим крестом, а в руках у него появлялся огромный тяжеленный меч, мощнее и смертоноснее любой из самурайских катан. Одолев в ходе великой битвы всех врагов, храбрый Ю Лао отстоял свободу королевства и честь несуществующего императора с загадочным именем Людовик.
Иной раз, сказывал он, отправляясь в ближайшую деревню за провизией, оказывался юноша в некой железной повозке без ишаков, которой управлял он сам. Одной рукой Ю Лао Держал у уха квадратный камень и слышал доносившийся из него женский голос, который спрашивал, что приготовить на ужин.
Братья давно уже привыкли к его бесконечным небылицам и лишь смеялись, всякий раз слышав их. Но однажды Ю Лао рассказал историю, которая разозлила монахов.
Он поведал, как предстал перед языческими невеждами и, утвердив: "Я есть сын божий", отправился проповедовать истину в великий город Иерусалим.
Братья-монахи сочли эту историю вопиющей ересью, ибо они знали истину, и изгнали послушника из монастыря.
И вот, отправившись в свое последнее путешествие, решил Ю Лао подняться на вершину Великой Горы. Добравшись туда на закате четвертого дня, он сел на краю огромной пропасти, сложил руки на коленях и закрыл глаза. Однако за долгие годы в монастыре он так и не научился медитировать и, всякий раз закрывая глаза, он возвращался в один из своих бесчисленных миров.
Вот и сейчас, оказавшись далеко от этих мест, Ю Лао обнаружил себя сидящим на самом краю квадратной крыши здания высотой с Великую Гору, а его взору предстал прекраснейший город из всех, что он видел. Улицы внизу переливались в вечернем сумраке яркими разноцветными огнями, поодаль стояли величественные башни, еще выше, чем дом, на котором сидел Ю Лао, а небо над городом сияло ровным красным заревом.
- Ты готов? - раздался голос сидящей рядом девушки.
Ю Лао понял, что ему ничего не остается, кроме как послушно кивнуть.
- Полеты - штука сложная, один раз не получится, и все.
Девушка замолчала, взяла Ю Лао за руку, они встали и закрыли глаза.
- Полетели.
И они сделали шаг вперед.

Больше об умалишенном Ю Лао, изгнаннике буддийского монастыря, в этих краях никто не слышал.

Откуда старый монах знал завершение этой истории, я не спрашивал. Но с тех пор я больше не живу в придуманном мире и стараюсь не вспоминать о Китае, в котором никогда не был...

- Смотри! Листья на скамейке! Она была здесь...
- И на тротуаре. Скорей!
Они бежали по следу из желтых опавших листьев. Мальчик и девочка. Легкие курточки нараспашку, промокшие ботинки, рука в руке. Не по-декабрьски теплая погода спутала все карты. Спешащие прохожие думали о работе, делах и мировом финансовом кризисе. Для них листья на брусчатке были лишь тротуарной пылью.
Дети бежали за Ней. Легкий ветер пускал кувырком листья с ними наперегонки.
- Только бы успеть!
Улицы, дома, дороги, не замечая машин.. Все сливалось и становилось похоже на серый холст, готовый к работе.
- Смотри! Вот она!
Вдалеке на холсте появилось маленькое желтое пятно с мягким ровным свечением.
- Осень!!! - словно на последнем отчаянном выдохе.
Все остановилось. Застыли на полушаге прохожие, брызги из-под колес машин повисли хрустальной россыпью.
- Не уходи... - звонким шепотом в абсолютной тишине.
- Все когда-нибудь заканчивается, - ласковый шелестящий голос раздавался отовсюду.
На мгновение ожили прохожие и машины. Резкий порыв ветра сорвал несколько листьев с волос Желтой. Свечение угасло.
И снова все замерло.
- Не уходи... - как заклинание, не в силах ничего изменить.
- Просто пришло время, а оно сильнее меня. Когда-нибудь все повторится. Не грустите...
Город вновь пришел в движение. Поднявшийся ветер задул с новой силой, распахивая форточки в окнах, срывая шляпы прохожих. Осень развеялась ворохом желтых листьев. Они разлетались по тротуару, поднимались на крыши домов и уносились в небо.
А дети так и стояли, взявшись за руки и провожая взглядом Ее последние следы. Маленькая слезинка покатилась по замерзшей щеке. А на курносый нос опустилась первая снежинка. На холсте появились белые краски...


Говорят, на следующий день за городом нашли что-то вроде дорожки из желтых листьев поверх первого снега.

Когда у меня спрашивают, почему я давно не появляюсь/не пишу ничего, я обычно отвечаю, мол, нет времени, работа, дела.. У меня же нет компьютера своего (и никогда не было), это надо идти куда-то, а некогда. И всякий раз, говоря эту версию, боялся признаться не столько им, сколько себе, что мне нечего сказать. Да, мне сейчас нечего сказать. Я перестал думать, фантазировать, я не читаю книг, не общаюсь с интересными людьми, не езжу по стране, не гуляю по городу, не ищу новых красок и нот. Если я сейчас как-то и живу, то совсем не той жизнью. Не той, что была, не той, что нужна, не той..
Своего лучшего и единственного, наверное, друга я вижу раз в месяц. Называю близкими людей, для которых приходится быть кем-то другим, признаюсь в любви совсем не тем...
Променял свежий ветер в волосах на виски с колой, волны в густой высокой траве на 128 ударов в минуту, свободу на желание зарабатывать и тратить. Клубы, рестораны, деньги, вещи, девушки на высоких каблуках.. Боже, как всё это достало.
А впереди зима. Впереди работа. И всё то же. По кругу. По кругу.. По кругу...

Ты хотела сказок? Что ж... Я не пишу их больше.
Я ведаю истории.
Хочешь, я расскажу тебе о далеких городах и удивительных людях? Или о том, что совсем рядом, нужно лишь увидеть и, протянув руку, коснуться - тайнах вторых этажей под крышами нового старого города, скользкой брусчатке и холодных пальцах без перчаток.
А хочешь, я расскажу о себе? Впрочем... Ты и так все знаешь.
Тогда, может, о тебе? Но, нет. Здесь я замолкаю. Да, конечно, я могу взахлеб говорить о тебе с далекими и близкими городами, удивительными людьми и тем, что они называют неодушевленными предметами. Но, те беспомощны словечки останутся с ними. А с тобой я замолкаю. "Я вас нашел, не нужно слов..."
А хочешь, к черту все истории. Просто сядем визави на холодный линолеум, будем глупо улыбаться. И не взрослеть.
И ты больше никуда не опоздаешь, потому что у нас всегда теперь 6 часов. Время пить чай. Нет, нет, не потому, что время на нас обиделось. Оно сидит здесь, рядом, отдыхает.
А сказок я больше не пишу. Ведь то, что есть на самом деле - это истории. Мы-то знаем, а остальным так будет проще поверить.
Поэтому я ведаю истории.

Он явно лежал на чём-то мягком. Опасливо и нервно опущенная на землю рука почувствовала холодок, утопая в осенних листьях. Он вспомнил этот запах. Глубоко вдохнул, чтобы насладиться им, и...
Это бывает один или два раза в жизни. Когда, случайно коснувшись чего-то или что-то увидев, почувствовав запах, огромным цунами откуда-то изнутри, очень глубоко, вырываются воспоминания из детства, что-то, чего ты совсем и не помнил, а оказалось, что вот оно было и никуда не девалось, что-то очень важное, гораздо важнее всего в этой серьёзной взрослой жизни.
И он вспомнил. И Волшебные Качели в Таинственном Дворе (самые обычные качели во дворе старого сталинского дома), и своего Зверька, и персики, которыми он его кормил, и Амели с Монмартра и тёплые лужи по щиколотку и всё-всё-всё.
А когда это происходит, цунами проходит волной мурашек по телу и выплёскивается слезинкой из счастливых глаз. И тогда ты понимаешь самое главное - что...

Первое, что, проснувшись, почувствовала Собака, было тепло и запах паркета. Бродячие псины ведь привыкли к совсем другим ощущениям. Собака приоткрыла один глаз и увидела размытые контуры цветка на подоконнике в ярком свете солнца. Открыла другой - цветок на подоконнике. Красиво. Она встала, потянулась и направилась в соседнюю комнату, легонько цокая когтями по старому паркету. Там на небольшой тахте лежал Человек, посапывая в уголок клетчатого пледа, упавший на лицо. С тахты чуть свисала рука Человека - изящная кисть с длинными тонкими пальцами. Собака подошла и присела около, оглянулась на цветок в соседней комнате, посмотрела на ритмически приподнимающийся уголок пледа на лице Человека и ткнулась холодным носом в его ладонь. Веки Человека чуть дрогнули, брови приподнялись, глубокий вдох и на выдохе смешное кряхтение.
Вот-вот, ещё мгновение, и...

Поднявшись в воздух,
Он тихо шептал,
Что может стать кем угодно.
Поднявшись в небо,
Он молча летал,
Лив на прохожих воду.
Случилось так,
Что подвластны ему
Стали все звезды вселенной.
Он взял одну,
Вдохнул в неё жизнь
И закрутил планеты.
Назвавшись Богом,
Сказал он тогда
Великое Божье Слово-
И стал огонь
И стала вода;
И он получил свободу.
…Спустившись с небес,
Закурил он табак,
Взглянул на опавшие листья,
Как мог оделся,
Попутку поймал;
Уехал, с собой взяв лишь мысли.
И вспомнил в пути,
Как он тихо шептал,
Что может стать кем угодно.
И улыбнулся,
Поняв,что всегда
Был лишь собой.Был Свободным…

xxx

А девочка в ярких сапожках шуршит жёлто-красным по тротуару. И свежесть, и солнце. Закатное, оно поджигает только верхушки. И спокойно. Уютно как-то. Как будто ничего и не.
И снова только сладкий запах, и прекрасные светлые лица.
И хочется обнять что-нибудь тёплое и говорить, и выбалтывать все секреты маленьких двориков и переулков. Ведь сказка рядом. И умолкнуть на бордюрчике, положить подбородок на колени, и
дышать
Полной грудью. Смело. Влюблённо. Весь мир в ладони.
Люблю тебя, осень.

Ползла козявка по траве,
Недалеко шёл Михаил.
Он мог козявку раздавить,
Ан нет - не раздавил.

Вот идёшь ты по лесу. Ночью. Вокруг темень. Тишина да хруст подногами. Ветки лицо царапают. А ты всё идёшь, пробираешься по буеракам всяким, поваленные деревья перепрыгиваешь, о пни спотыкаешься. И идёшь, идёшь.
Выходишь на поляну, а там... Ясен пень. Стоит, светится.

Мне сказали, что я ветер. Тёплый южный ветер. Вот мотаюсь - с юга, на юг и опять с юга... Тучами забавляюсь.
Хорошо.

Оказывается, перед моим домом растёт жасмин...

*Рекомендуется читать под Creedence Clearwater Revival*


Джек нёсся по хайвею со скоростью не меньше 90 миль в час. Конечно же, не на своей машине, а стопом, но это не меняло сути дела. И он и драйвер предпочитали помалкивать, слушать звуки какого-то очень знакомого блюза и рассеянно смотреть куда-то вдаль, в необъятную техасскую пустыню, где терялись любые дороги. Шляпа вместе с рюкзаком была заброшена на заднее сиденье огромного "Шеви"-кабриолет 1979 года, ветер приятно трепал волосы и уносил из головы все лишние мысли.
Драйвер закурил Marlboro, жестом предложил Джеку, он тоже взял сигарету. Ещё один шаг к почти что братскому родству. За всё время эти двое не сказали и десятка слов, однако каждый был готов доверить свою шкуру другому. Может быть потом из них получились бы отличные друзья. А может они и не вспомнили бы никогда друг о друге. Но это потом, а сейчас были лишь тёплый ветер, проплывающие вдали несколько кактусов и огонёк сигареты на скорости 90 миль в час.
- Ты был в Мексике? - спросил драйвер.
Джек кивнул.
- Говорят, там дешёвое бухло и хорошенькие девочки.
Джек посмотрел на него и весело улыбнулся.
Слева от "Шевроле" промелькнула и осталась позади заброшенная заправка. Джек почувствовал лёгкую тоску. Он не любил таких картин - покинутые здания с выбитыми окнами, которые давно заросли плющём, кустики травы из трещин в асфальте...
Но вот в далеке показалась новенькая заправка "BP" с небольшим мотелем и супермаркетом - кому он к чёрту нужен в этой пустыне?
"Только бы водила не захотел остановиться купить пару гамбургеров," - подумал Джек. К счастью драйвер, будто угадав его мысль, лишь прибавил газу, не став обламывать кайфа от приятной езды. До Далласа было ещё часов десять, пустыня уже почти закончилась. Джек чуть опустил спинку кресла, вытянул ноги и, закрыв глаза, тут же вырубился. Ещё бы - он проехал весь Нью Мексико, и пол Техаса и ни ещё ни разу не поспал как следует...


...И ему приснились две лисицы и зелёный дракон...

Алиса чуть приоткрыла дверь.
- Извините, я вам не помешаю?
- Только если шуметь не будете, - ответили ей из тёмного угла.
- Конечно, конечно.
Алиса вошла и тихонько присела в углу напротив, там, куда падал лунный свет из окна. Видимо, в комнате давно не убирались, и от случайно поднятой пыли у Алисы защекотало в носу. Она уже чуть было не чихнула, но вдруг вспомнила о своём обещании и сдержалась.
- А чем вы занимаетесь? - спросила Алиса.
В тёмном углу немного помолчали, очевидно размышляя, а потом ответили:
- Да ничем... Я тут живу. Просто не люблю, когда шумят.
- Я тоже, - согласилась Алиса.
Возникла небольшая пауза.
- Но ведь, - подумав, сказала Алиса, - бывает и так, что самому хочется пошуметь.
- У меня не бывает, - ответили из тёмного угла.
- А если очень-очень радостно?
- У меня так не бывает, - будто собственным эхом повторили в тёмном углу.
- Никогда?
- Никогда...
- Как это грустно, - сказала Алиса, и от этого ей самой стало очень грустно. Она обняла руками колени, положила на них подбородок и о чём-то задумалась.
В окне удивительно медленно проплыла летучая мышь. А её тень проползла по стене от окна к Алисе, скрылась за её спиной, немного там пошуршала и пропала.
Алиса подумала, что, наверное, неприлично вот так сидеть и молчать. Она уже хотела что-то сказать, как вдруг услышала странные звуки. Это были звуки Флейты, но очень странные, потому что они столпились на подоконнике и что-то громко обсуждали. Алиса даже заметила одного, который добрался до середины комнаты и что-то там вырисовывал пальцем на пыльном полу. А в тёмном углу совсем не замечали этих звуков.
Алиса несколько раз подряд моргнула и звуки исчезли, остался только тот, что был посреди комнаты. Он быстренько дорисовал и тоже исчез.
- А вы ничего не слышали?
В тёмном углу вздрогнули и громко вздохнули.
- Ой, простите, я, кажется, разбудила вас.
- Ничего я не слышал, - недовольно пробурчали из тёмного угла, - а вы бы лучше не ходили по комнате и не портили мне пыль.
- Но ведь это не я, - Алиса хотела было обидиться, но подумала, что в тёмном углу на неё уже обиделись, поэтому она стала рассматривать кончик своего носа. Только это было крайне трудно, потому что лунный свет его постоянно куда-то прятал.
- Вы спите? - на всякий случай шёпотом спросила Алиса.
- Нет, - тоже шёпотом ответили ей из тёмного угла.
- А кто же тогда спит?

Сколько потрясающих и очень глубоких (даже глубинных) чувств, сколько удивительных красок и линий, тонких проявлений очень знакомой и ощутимой реальности... Даже просыпаешься с неровным дыханием, а чуть позже - с огорчением, что мол всё, закончилось...
А начинаешь облачать в слова - сплошной фэнтези-экшн, чтоб его так. И где уж тут рассказать, каково оно всё на самом деле.
Глупость эти ваши слова. Совершеннейшая и беполезнейшая глупость.

Восхитительные сны!

- Скажите, Ганс, а вы бывали когда-нибудь на Белой планете?
- Нет, но весьма наслышан и совсем не против посетить это место.
- Мой приятель, Владелец трёх миров, как раз собирал экспедицию. Могу порекомендовать вас, как опытного путешественника.
- О, я буду вам очень признателен!


I


Сегодня было очень шумно в городе. Толпы шлонов с радостными возгласами встречали каких-то заезжих путников - событие уже само по себе из ряда вон. Да к тому же самые образованные из Белых говорили, что к ним пожаловал знаменитый путешественник. Как там его имя?

- Ганс Дитрих, - сразу же представился высокий человек в цилиндре, полупальто и с тканевой сумкой на плече.

Шлоны восторженно переглядывались, кивали и всё плотнее обступали гостей. Каждому хотелось хоть глазком посмотреть на этих странных существ.
На Белую планету очень редко кто-нибудь заезжал. Никто уже и не помнит, когда это было в последний раз, потому что у шлонов было особенное время - оно было живым, и даже слишком живым - часто оно любило поиграть, а иногда, утомившись, останавливалось.
Поэтому они были искренне удивлены и обрадованы этим визитом.
А тот из шлонов, у которого на шарфике была прицеплена маленькая деревянная птичка и у которого была самая серьёзная мордочка, пригласил всех гостей на праздничное чаепитие в Главное здание города. Состояться оно должно сегодня, с первыми шустриками. Да, забыл сказать, шустрики - это маленькие лопоухие создания (вы же не думаете, что шлоны жили одни на всей планете), которые каждый день, в одно и то же время пробегали по городу. Они бежали за солнцем, так как боялись темноты. Они думали, что в темноте водятся страшные полосатые Безносые, которые забирают с собой всяких маленьких и беззащитных существ и уносят их в страну Мёртвых Елей. Шустрики, конечно же, никому не рассказывали о своём страхе, поэтому шлоны всегда гадали - куда же они бегут?
Впрочем, вернёмся к нашим гостям.
Весь день их водили по городу, показывали всякие необычности и диковинки (хотя, конечно же, для самих жителей Белой планеты это были самые привычные вещи), заходили в гости ко всем, кого встречался на пути, в каждом доме хозяева играли на флейтах, искренне желая порадовать гостей и думая, что только они так делали. Потом шлоны, будучи созданиями довольно весёлыми, взяли каждого за руки и повели играть. В воздух запускали воздушных змеев или просто лепили снежки и кидались ими (да-да, они тоже это любили). Кто-то начал откапывать из снега хохотистых шлёпов. Никто из Белых не знал, кто они и откуда берутся, ведь найти их можно было только зимой и только под снегом. А ещё, если вот такого вот шлёпа подкинуть вверх, он подлетал очень высоко, удивлённо на тебя смотрел и, издавая звук, похожий на хохот ребёнка шлёпался в снег. Это весьма забавляло шлонов, поэтому они очень любили с ними играть.
Ганс Дитрих присел на большой камень, неподалёку от этой шумной компании, поскольку его очень утомила дорога. Но через минуту его взяла за руку девочка-шлон и повела к небольшой горе неподалёку. Никто почему-то этого не заметил.
Когда они пришли, Ганс посмотрел вниз и увидел, что стоят они очень высоко, хотя путь занял совсем немного времени, да и сама гора казалась ниже. К тому же вокруг вершины было уже темно. А, подняв глаза, он обнаружил звёзды, такие непривычно близкие и с чуть сиреневым оттенком.
- Я много слышала о вас, - сказала девочка.
- Не удивлён, многие знают меня. Вот только я не знаю вашего имени.
- Ах да, моё имя Пави, но так меня называют шлоны, а на самом деле у меня нет имени. Я та, кто срывает звёзды с неба и бросает их вниз.
- Вы живёте на этой горе? - Ганс, будучи довольно опытным путешественником, нисколько не удивился этому сообщению.
- Нет, я её хозяйка, - ответила Пави, - и лишь слежу, чтобы никто другой сюда не заходил. Для всех это просто невысокий холм.
Пави весьма забавляла учтивость и сдержанность её собеседника.
- А почему же мне позволено быть здесь?
- Я уверена, что ничего плохого вы сделать не сможете.
- Вы правы.
- Я просто хотела показать вам, как это красиво, когда звёзды падают. Сверху ведь совсем другой вид. Шлоны верят, что это чьи-то души, которые, упав, превращаются в цветы. В общем-то, оно так и есть, только иногда я бросаю звёзды и просто так, не дожидаясь души.
Она взяла в руки сачок, без труда поймала одну из звёзд и бросила её вниз. Отсюда, с высоты, это и впрямь выглядело гораздо красивее. Что-то, похожее на сверкающую хрустальную пыль со звоном рассыпалось вокруг девочки и Ганса. Выскользнув из руки Пави, звезда ослепительно сверкнула и полетела вниз, оставляя ярко-сиреневый след. А там, где она упала, радужные всполохи осветили тёмную низину, а через минуту мягко засветился небольшой алый огонёк.
- Это новый цветок, - сказала Пави.
- Поразительно, я видел рождение новой души!
Ганс Дитрих видывал и не менее удивительные вещи, но, понимая значимость данного события, он не мог не восхититься.
Вдруг Ганс ощутил лёгкую свежесть, как бывает только при Читать далее...

Гораздо короче интеллекта и тяги к познаниям. Ни один гений современности не сказал ничего нового. Однако в потоке будничных дел Человек теряет из виду нужные слова и совсем их забывает. И вновь застревает внутри чувство потерянного и забытого. И вновь Человека бросает в поиски и сомнения. Но вот приходит новый Поэт и оглашает ту самую, единственную истину. А Человек вдруг вспоминает её и восхищается Поэтом, и бросает ему цветы, и апплодирует, и апплодирует...
Но память человеческая коротка.

"... Весна - когда цветочки по-девичьи распускаются, а птички роняют вниз маленькие свежие какашки, пугая кошек, лишь миг назад хотевших их съесть. "

Джек Керуак "Бродяги Дхармы"

Ушёл молча. Никого не разбудив. И не посмотрев в глаза. Что бы не запомнили...

Став прозрачным в последние дни, без труда растворился в утреннем тумане.



На столе лежала записка на скомканной бумаге: "Вернусь..." И маленькое мокрое пятнышко в правом нижнем углу.