. «КРАСКИ» (ПЕР. С ФРАНЦ. И. КУЗНЕЦОВОЙ) «Краски» Эми М. перевод с французского И.Кузнецовой Однажды утром в каникулы Дельфина и Маринетта сидели на лужайке за фермой, разложив коробки с красками. Краски были совсем новенькие. Дядя Альфред подарил их накануне Маринетте за то, что ей исполнилось целых семь лет, и девочки спели ему в знак благодарности песенку о весне. Дядя Альфред, уходя, тоже распевал от счастья, но о родителях этого нельзя было сказать. Весь вечер они не переставали ворчать: — Скажите на милость! Краски! Это нашим-то двум шалопайкам! Чтобы они заляпали всю кухню и перепачкали платья! Краски! Мы что, художники? Во всяком случае, завтра вы мазней заниматься не будете. Мы уйдем на работу в поле, а вы соберете бобы на огороде и нарежете клевер для кроликов. Пришлось девочкам скрепя сердце пообещать, что они будут работать, а к краскам даже не притронутся. На следующее утро родители ушли, а девочки отправились в огород собирать бобы. По дороге они встретили селезня, который, конечно, сразу заметил их печальные лица. Это был очень отзывчивый селезень. — Что с вами? — спросил он. — Ничего, — ответили девочки, но Маринетта всхлипнула, и Дельфина тоже. Селезень продолжал ласково расспрашивать, и они рассказали ему все: и про новые краски, и про бобы, которые надо собрать, и про клевер, который надо нарезать. Тем временем пес и свинья, слонявшиеся неподалеку, тоже подошли послушать, и все трое пришли в негодование. — Это возмутительно! — сказал селезень. — Что за несправедливость! Но вы ни о чем не тревожьтесь, идите спокойно рисовать. Я беру на себя бобы, пес мне поможет. Верно, пес? — Разумеется, — отозвался тот. — Ас клевером справлюсь я, — сказала свинья. — Нарежу сколько угодно. Девочки обрадовались. Уверенные, что родители ничего не узнают, они расцеловали своих друзей и отправились с красками на лужайку. Они набирали в баночку воду, когда к ним подошел ослик. — Доброе утро, девочки. Что это у вас за коробочки? Маринетта ответила, что это краски и они собираются ими рисовать. — Если хочешь, — добавила она, — я нарисую твой портрет. — О, конечно, хочу, — сказал ослик. — Ведь у нас, животных, нет никакой возможности узнать, какие мы на самом деле. Маринетта велела ослику повернуться в профиль и взялась за кисть. Дельфина же начала писать портрет кузнечика на травинке. Девочки усердно трудились, молча склонив головки и высунув язык. Наконец ослик, долго стоявший не шевелясь, не выдержал и спросил: — Можно посмотреть, что получается? — Подожди, — ответила Маринетта, — дай я только уши дорисую. — Конечно, конечно. Не спеши. Кстати, раз уж речь зашла об ушах, я хотел тебе сказать… Они у меня, конечно, длинные, но все-таки не настолько. — Да не волнуйся, я делаю все, как надо. Между тем Дельфину постигла неудача. Изобразив кузнечика и травинку, она обнаружила, что для большого листа бумаги рисунок мелковат, и решила прибавить фон — зеленую лужайку. К несчастью, кузнечик и лужайка оказались одного цвета, так что все слилось, и от кузнечика ничего не осталось. Это было очень досадно. Закончив портрет ослика, Маринетта пригласила его посмотреть, и он с готовностью поспешил к ней. То, что он увидел, оказалось для него неожиданностью. — Как мало мы себя знаем, — произнес он с грустью в голосе. — Никогда бы не подумал, что у меня бульдожья голова. Маринетта покраснела, а ослик продолжал: — Вот и уши тоже… Мне часто говорили, что они у меня длинные, но я и предположить не мог, что такие уж здоровенные. Маринетта совсем смутилась и покраснела еще больше. В самом деле, уши на портрете занимали примерно столько же места, сколько все туловище. Ослик продолжал уныло разглядывать свой портрет, и вдруг его передернуло. — Что это значит? — воскликнул он. — Ты нарисовала мне всего две ноги! Тут Маринетте было что возразить, и она уверенно ответила: — Как же иначе? Ведь я видела только две ноги! Не могу же я рисовать больше ног, чем вижу. — Все это, конечно, прекрасно, но ног-то у меня все-таки не две, а четыре. — Нет, — вмешалась Дельфина. — В профиль у тебя их только две. Ослик не стал спорить. Он был уязвлен. — Что ж, ладно, — пробормотал он удаляясь, — две, значит, две. — Слушай, ну посуди сам… — Нет, нет, у меня две ноги, и кончим этот разговор. Дельфина рассмеялась, и Маринетта тоже, хотя совесть у нее была не совсем чиста. Потом они забыли про ослика и стали думать, кого бы еще нарисовать. Мимо как раз проходила пара волов с фермы — они шли через лужайку на водопой. Это были большие белые волы без единого пятнышка. — Доброе утро, милые. Что это у вас за странные коробочки? Дельфина и Маринетта сказали, что это краски, объяснили, для чего они нужны, и волы спросили, не согласятся ли девочки написать их портрет. Дельфина, наученная неудачей с кузнечиком, покачала головой. — Это невозможно. Вы белые, значит, того же цвета, что и бумага. Белого на белом просто не будет видно. Получится, что вас как будто и не существует вовсе. Волы посмотрели друг на друга, и один из них холодно сказал: — Что ж, раз не
Читать далее...