Когда переполнится чувство вины
и треснет под собственным грузом,
я вспомню всех тех, кто давал мне – взаймы,
меня не судил и не – юзал;
всех тех,
не вменявших мне в грех каждый вдох,
кто – "твердо стоял – словно свая!"
кто так не давил
(как зарвавшийся бог),
когда я был сломлен и свален...

Пройду заметённые ложью пути,
согреемся утренним чаем,
камин затрещит, просидим до пяти
и новый день будет нечаем...

...Но каждая рифма здесь –
на-пря-же-на,
и – быть на себя непохожим...
Мне некого вспомнить:
разлита вина –
я –
Вам –
не хотел бы
того же.

Минул год. Город снова в гирляндах.
По углам тут и там снег и хлам.
Патефон отхрипел о шаландах
и вписался в наш кухонный план.
Мы глядим сквозь ладошки в окошко
и молчим и молчим о своём
тихом счастье, что не понарошку
этот город за белым окном,
этот дом в нём, где мы квартиранты,
эти мы – ни двора ни кола...
Минул год. Разодетый в гирлянды
таял мир в паутинках стекла.

Н.
Я сдаюсь – между нами стена
из сырых и холодных камней.
Посылаю всё прошлое на:
цементирую дыры в стене.
Не помогут ни стрелы тебе.
Не помогут ни ярость, ни злость.
Я рисую на белом гербе
сталь щитов, башен крепости гроздь.
И я буду стоять до конца.
Не нужны мне ни милость, ни суд.
Моего не увидишь лица
и мой прах
не тебе
отнесут…

Без тебя всё бессмысленно, всуе.
Сутки прочь – поворот шестерни.
И секундная стрелка буксует,
удлинняя до лет трудодни.
Механизм должен быть прост и точен,
сведена энтропия к нулю.
Но бунтует душа моя,
впрочем
я любой русский бунт не люблю:
слишком много в нём боли и злобы,
косной дури – на Бога переть:
для того только выживу, чтобы
у тебя на руках умереть!
Эка невидаль! Ишь ты!! Твою же!!!
Да прорвёмся! Бывало не то!
Кое-как, неуклюже, да сдюжу,
не загнусь под своим-то крестом...


А потом: от бессилья в смиренье,
от гордыни в "приму, что дано":
скатерть,
хлебница,
ветка сирени,
и секундная стрелка,
и...

но...

без тебя всё бессмысленно, всуе...

Слушать этот музыкальный файл

Вечер смотрит исподлобья.
Жалость скрашивает быль.
Мне бы жить тогда по злобе,
только – если б да кабы.

А теперь же – что уж, право.
Ну, не плакать же навзрыд.
Жизнь таких бывает нравов:
не ветра, так хоть ветры:-).

Все сболеем – осень, зиму,
будет время и весне.
Только – что оставлю сыну,
если все сболит во мне?

Красит лица не обида.
Красит кротость и беда.
Если б было либо-либо,
все равно сказал бы ”да”.

Жизнь – отрывки из романа.
Смерть – пролог. Иное – блажь.
Ты оставь мне, наркоману,
пару тяг да свой этаж…

Я выцвел, как глаза у рыб.
Я встал бочком на мертвой точке.
Я вышел за предел игры.
И все уйдут
по-о-ди-ноч-ке.
Опять раскланяется боль.
Но более не будет злиться.
Я стал как все – и черт с тобой!–
умея перевоплотиться.
В мужей и плачущих детей.
И снова – лишь наоборот –
набросок стершихся петель.
Но ворот жмет на поворот.
Но вы жглись, слезы, на ветру.
Но стонет сучка в глупой ванной…
И кто-то выйдет поутру
как сон печальный и незваный.
Захлопнется тихонько дверь,
в пророчество ложась построчно.
Я отнял у себя “теперь”.
Я – неомноготочно.

Я так устал от игр и лжи,
где под сомненьем всё, до слова.
Ты мою душу обнажи –
живую ткань из-под былого.
Я верю нищим дуракам:
от них не ждать удара в спину.
И если душу – по рукам,
то – по рукам её, любимым…
Я жду Тебя, Мой Странный Бог,
когда откроешь эту клетку.
Душа запомнит назубок
все десять лет, садясь в пролетку.

Просто:
жить, пока живётся,
умирать, когда придётся,
ждать от лета только солнца,
а зимою – снег,
верить
совести и детям,
не бояться лжи и сплетен:
сколько ни был бы ты летен,
всё же – не навек.

Знать о том, что как-то, в проседь,
будто вскользь, небрежно бросит,
сероглазый мальчик спросит,
как себя найти.
Просто:
думать о хорошем,
оставлять все счёты в прошлом:
двадцать семь – немногим
больше
двадцати шести.
=)

Слушать этот музыкальный файл

Мне жутко быть с тобой наедине.
Смотреть, как гнёшь свои сухие пальцы.
Я выступаю в роли сострадальца,
когда б в любви ни признавалась мне.
Ты выступаешь в роли совершенства,
когда, прощая, молишься за ту.
Ты счастлива, всё зная на версту
и в этом, видимо, найдя блаженство…

Всё чаще щурюсь, всматриваясь в даль.
За верстовым столбом слепые пятна.
И даже Бог не объяснил бы внятно,
зачем так удушающа печаль.
Всё чаще хочешь, прикасаясь к телу,
забыться вдоволь в страсти пятерне.
Ты невозможна, ты свята,
но мне
до этого нет никакого дела…

Ну здравствуй, утро!
Марта серость.
Асфальт в помарках льда.
И отрезвляющая зрелость
без сносок на года.

Где дни зовутся просто днями
и в ночь не пьют стихи,
а пьют мартини и чинзани,
подальше от стихий.

Где обязательно все точки
стоят над i и ё.
Где разошлись поодиночке:
без моего - твоё...

Где даже снег в окне унылый:
та - в зеркале стекла.
Где еле слышно по винилу
корябает игла.

Ну, здравствуй, утро!
Память тает.
Разлит по чашкам чай.
Без послесловий и утаек:
привет, март, и -
прощай!

Я изменился, изменив.
Как будто был
орлом
и – решка.
Теперь – пусть рвётся в дамки пешка:
не уяснить её мотив.
Как будто встали все шесть граней
по предназначенным местам.
И – не бывало осознанней,
что я не тот,
не с той,
не там.
И – не бывало безысходней,
когда всем нёбом ощутишь
непререкаемую
тишь
неисправимого
сегодня...
И что ты здесь ни измени,
одно: сквозь призму слёз и окон –
глотать
по капле
эти
дни,
подаренные Богом...

20

Он слишком рано постарел…
Нет, ему ещё не было и двадцати. Но ведь годы не определяют возраст человека, как и не говорят о его мудрости.
Что была его жизнь? Учение, любовь, работа, смерть – он жёг ее изнутри, жёг беспощадно… И однажды понял, что сгорел. Теперь ему казалось, что седина уже серебрит его виски, как ещё недавно серебрила отцовские. Морщины, яркими лучами пересекая их, по-новому красят лицо и глаза… ах, эти светлые, выцветшие глаза… по-доброму улыбаясь, смотрели на него с зеркального отражения на окне. Он снова улыбнулся: на улице погасли последние огни, и звёзды, будто пытаясь вселить талую надежду, часто перемигивались в небе… Как бы он хотел улететь в это небо в детстве! Расправить руки, словно крылья, вдохнуть первые порывы весеннего ветра – и исчезнуть среди пугающей высоты облаков…
Нынче было безоблачно. Свеча мертвым светом озаряла маленькую кухоньку, и тени, дрожа на стенах, вскоре совсем растворялись за окном, в резком шуме летевших по дорогам автомобилей… Он не выносил этот гул. И, дождавшись мгновений тишины, прислушивался к ней, как к тихому дыханью любимого человека ночью – бережно и застыв. И в эти мгновения душа его наполнялась каким-то непонятным ему самому чувством, какой-то необъяснимой любовью. Он вдруг чувствовал, что готов поднять сейчас этого вымышленного им самим человечка на руки и унести, прочь, ступая по мягкой, пенистой траве свежего весеннего утра…
Но тень настойчивым прикосновением вновь дотрагивалась до его руки – и он просыпался… просыпался с мыслью, что снова нужно бежать, спешить, бояться опоздать, чтобы никогда в его памяти не оставалось тех часов суеты, которой он лишь машинально подчинялся днём, а старость встретила его тишиной и мягким, чуть слышным дыханьем…
Но он слишком рано постарел…

18.02.1998 года

Это цитата сообщения Kailash Оригинальное сообщение

Лучшее видео на тему Женщина за рулем



Подборка лучших коротких видео c YouTube на любимую автомобилистами тему — женщина и машина. Почти четыре минуты взаимодействия нежных существ с железным конём. Правда, последний герой ролика оказался мужчиной, но это так, чтобы не обвинили в чем-нибудь неподобающем.

Это цитата сообщения beauty_Nikole Оригинальное сообщение

О принцах...



[показать]
Ей восемнадцать, опять не спится - читать романы, курить в окно.
Она б и рада отдаться принцу, но принцам, кажется, все равно.
Ей, впрочем, тоже почти что пофиг - июнь не скоро, апрель в цвету.
На кухне медленно стынет кофе. Дожди, часов равномерный стук.

Ей двадцать восемь, чизкейк и пицца, мартини, праздники круглый год.
Она б и рада отдаться принцу, но вечно как-то не до того.
Карьера, фитнесс, чужие сплетни: «А он и, правда, хорош живьем?».
Еще немного - и будет лето, а все, что после, переживем.

Ей тридцать восемь, будильник злится, но спешка, в общем-то, ни к чему.
Она б и рада отдаться принцу, но рядом кот и храпящий муж.
Зарядка, ванна, газета, график, обед: вино и горячий мед.
А лето смотрит из фотографий, хотя казалось, что не пройдет.

Ей сорок восемь, опять не спится, снотворных куча, а толку – ноль.
Она б и рада отдаться принцу, но тут как тут головная боль.
И она носит свой гордый профиль: в постель – сама, из нее – сама.
На кухне медленно стынет кофе, какое лето? – почти зима.

Автор ~Roxann Здесь

Это цитата сообщения Горнистка Оригинальное сообщение

Без заголовка



В феврале далеко до весны,
ибо там, у него на пределе,
бродит поле такой белизны,
что темнеет в глазах у метели.
И дрожат от ударов дома,
и трепещут, как роща нагая,
над которой бушует зима,
белизной седину настигая.

Иосиф Бродский

Когда утихнет гром побед
и станет боль невыносимой,
я принесу свои - тебе
наисчастливейшие зимы...

Я - буду ждать, чтоб выпал снег.
Ты - ждать меня, по дню считая.
Я - сохраню твой теплый смех.
Ты - этих слов живую стаю.

Мы - будем. Будем! Что бы ни...
Я верю, как Христу апостол:
мы - в нашей комнате, одни,
и всё - легко и просто...

Лежать и знать, как из меня
уходит жизнь. Как стынут руки.
Как, ритмам верным изменя,
стихает пульс на каждом стуке.

Как раненный смертельно зверь,
моё дыханье вмялось в груди.
Лежать и знать - сейчас. теперь...
что больше нет того, что - будет.

И отпустив его - гулять! -
завыть, заплакать - задохнуться...
И с нею быть, как та же блядь,
а не с тобой - когда проснуться.

И, сжав в последний раз тиски
зубов и мёртвых сухожилий,
лежать и знать - как мы близки!
Как сотню жизней пережили!..

А утром в горло загонять
чужой и бесполезный завтрак...
Лежать и знать, как из меня
с тобой
уходит
"завтра"...

Мне в ад – дорога, и открыты двери,
и выпьют черти за прибытье тост.
Но продолжаю неотступно верить,
что будешь рядом Ты и там, Христос.

Мне не видать ни благодать, ни света.
Роди мя мати, во гресех и взрос.
Ни от кого себе не жду привета,
но – буди рядом только Ты, Христос.

Мне поделом, и пусть уж будет хуже.
Я сам разрушил этот к Богу мост.
Я одинок теперь. Но рядом – души,
в которых вечеряет Мой Христос.