Я прибыл в цирк за очередным уродцем.
Это мое хобби – выращивать их. Я хорошо обеспеченный доктор, благодаря наследству отца. Я одинок, хотя живу с двумя женщинами – моей женой и матерью. Мать стара, больна, я не хочу ее тревожить перед смертью, она и не догадывается о моем увлечении. Она слепа, нема, глуха, просто существует и медленно умирает, пока я развлекаюсь с моими, если можно так сказать, питомцами. Моя жена – консервативная строгая англичанка, которая при мне переодевается за ширмой. Каждую ночь (единственное время суток, в которое я вижусь с женой) она с влажными от слез глазами умоляет меня сжечь всех этих тварей.
Еще с детства я обожал ходить в цирк, но не смотреть на собачек и кошечек, и даже не на акробатов. Я завороженными глазами смотрел на клоунов-карликов, на всех чудовищ с тремя руками, двумя головами и на других не менее ужасающих уродов. Я восхищался ими, тыча пальцем в каждого из них. Меня восхищало сочетание смешной нелепости этих тварей с чувством омерзения к ним. В шесть лет я упрашивал родителей подарить мне одного из них. И было условие. Живого. Но я получал самые беспощадные отказы.
Теперь же для всех жильцов моего, моего замка – я хозяин. Мой замок – мои правила. Жена – лишь средство для продолжения нашего рода, родильница моего наследника.
Я взял в жены дочь известного оперного певца – черноволосую сдержанную Реджину, которая меня очень кстати любила. Поэтому, не испытывая перед ней угрызений совести, я полностью занимался своими любимцами.
Моя прислуга была причастна к моим безобразным существам, не меньше меня. Ежедневно все служанки, а их было более полсотни, стирали для моих существ, готовили еду им и убирались в Западной части замка, где они жили.
Я нанял множество строителей, чтобы те обустроили эту часть замка, также они сделали ограду возле замка, чтобы те могли гулять и дышать свежим воздухом. Каждый месяц они строят очередные мои прихоти. С каждым днем я старался придумать им какие-нибудь развлечения, новые постройки. Я очень огорчался, что мои милые неприглядные создания спят в общих спальнях, так как на моих двухсот чудовищ не хватает отдельных спален. Также я очень боялся, что они будут разочарованны тридцатью ваннами с туалетными комнатами. Но вскоре я с облегчением заметил, что многие из них пользуются только туалетами, но не унитазами.
Также у них были доктора, специально привезенные мною, которые согласились оказывать им медицинскую помощь, конечно же, в тайне от всех.
Я построил уродам сцену, гримерную, - это была моя прихоть. За колоссальные деньги я уговаривал певцов, актеров, танцовщиц и прочих деятелей культуры обучить моих уродов разным видам искусства. Мои чудовища от моих идей кричали, прыгали от восторга. Я закупил краски, мольберты с многочисленными рулонами бумаги; покупал платья, обувь, различные ткани для них. Я пытался сделать каждое существо счастливым. Многие из них освоили уроки чтения, счета, чистописания. Самые способные и с не слишком отталкивающей внешностью ходили и по Восточной части дома, помогали со стиркой, на кухне, в саду, - везде, где могли чем-нибудь помочь.
Я хочу сказать несколько слов о них самих. Все они жалкие потрепанные своими мучительными, почти все цирковыми жизнями уроды, подобранные мной. Многих я покупал, но тех, кого я выкрал, поздней становились моими любимчиками. Потому что это правило: самый ценный урод, коронный номер цирка – не продается.
Я помню мой самую первую покупку. Я решил сводить жену в цирк и увидел его на арене цирка – худощавого бледно-зеленого юношу в возрасте 23 лет, у которого на лбу была неживая голова девочки-близнеца. Эта голова развивалась вместе с мальчиком, по его словам, но к 6 годам она перестала созревать, так и оставшись головой маленькой девочки. Юношу выкрали из дому циркачи в возрасте десяти лет. Я не собирался начинать собирать подобную коллекцию, но будучи обеспеченным здоровым человеком, я решил избавить от страданий этого юношу и выкупил его у директора цирка. Мигель, так звали мальчика, был рад тому, что он не один такой, когда я в дом привел сиамских близнецов, тоже страдавших от своего уродства, подобранных мною из детдома. После я не мог остановиться; я регулярно ходил в цирки, по разным увеселительным заведениям, подбирал уродов. Я сначала сам боялся их, не говоря о чувствах жены и прислуги, брезгливо одергивал руки, пугался их изуродованных тел, но потом привык.
У меня рос сын Гектор, он был очень болезненным замкнутым мальчиком. Я восторгался его своеобразной красотой. Его бледность(он страдал аллергией на солнце) вызывала в нас смутные ассоциации с вампиром. Его губы казались чересчур темными, и верхняя губа, по необыкновению, была больше нижней. Моя мать называла своего внука уродом, и я усмехался ее неведению об истинном уродстве, а потом много бессонных ночей я успокаивал сына, рассказывая сыну о безобразных чудовищах, обитающих на нашей планете. Но как можно рассказать десятилетнему сыну о второй жизни отца, безобразной и уродливой,
Читать далее...