Пишу несколько слов, как хотела.
Я не сказала бы что Алхимик это ерунда.
Я б сказала- что это профанация.
Может быть,это и не вредно. Не знаю. Дело в том что первым как раз падает не то яблоко, которое созрело. Первым падает то, которое больно и поедено червем.
А если уж ураган-то падает огромное количество яблок. И незрелые смотрят вокруг и думают. Ага! мы упали.Значит мы созрели!
В Алхимике в принципе выложены достаточно важные вещи. Но выложены в форме легкой оперетты что ли с экзотическими подробностями. Оперетта увлекательна.
Создают иллюзию, что ты вчем то что то понимаешь.
То что должно жечь тебя изнутри стать твоей сердцевиной-это рассказано как занимательный анекдот!.
лучше уж вообще ничего не знать.
да еще кончается тем-что все эти чудесные вещи чтоб раздобыть мешок алмазов и с ним явится к какой то тетке.

В общем, не нравится мне такая фигня)))

сегодня писала в блокнотик и мне пришлов голову: по отношению к бумажному дневнику никогда не бывает желания "удалить " его.
стало быть- удаление В.Д. все таки публичная демонстрация своего болевого синдрома.
Да, иногда такое о себе увидишь-не поздоровится.

Однажды (это был кажется шестой кроличий день) мама отворила дверь резко и сказала.
Мы сделали что то не то. Кроля погиб.
Я слышала как папа вышел в сени, поглядеть, и как сказал маме,да, подтвердил. Видела, как на Юркином лице вдруг налились сразу все чувства человека. Как тов се растянулось.
Как будто все стало не с нами происходить.
Я собралась с силами и вышла в коридор, глянуть. Он лежал на боку и море в его глазах перестало биться о берег.
И все таки я не могла дотронуться.
…все было так тягостно, что даже невозможно было думать. Мне представлялось: моя судьба умерла.
Я тогда решила, что никогда никому не буду рассказывать -разве кто то сможет понять что моя судьба умерла.
Потом мы ушли и вырыли яму в саду. Вернее много всего было, но ..как то мало помнится. Земля была твердая, и не давалась. Я копала всей душой и думала. Ну вот как то же мне надо его взять в руки, чтоб показать ребенку как это. Я все думала как это.
В этот момент о пошел в сени и сам принес кролю. Я, честно говоря,была потрясена, но вот что было видно, сразу.
Он не делит на мертвое и живое. Ему не страшно взять в руки для него единое. Еще не поделившееся. Все из одного. Поему то детей всегда берегут от смерти. Чтоб они не видели, не знали. А ведь они приходят (мне кажется) с чем то, что позволяет им принять смерть куда легче.
Он не привязывался. Он любил его, и кроля остался в нем. Но привязи не было.

собственно изза этого то удивления жизнью я и написала

Вот почти вся сказка.
Мне может быть и хочется, чтоб того человека Пришел и Обнял кто то, оставивший его где то в начале жизни.
Но вот что интересно- с тех пор как Уля стала видеть все врено,она стала очень касивой, но люди были равнодушны к ней.
Так что может быть мне и хочется, чтоб Он пришел ктому человеку, но может быть.. жизнь что то так потеряет с этим?

Я не знаю. Да простит меня Бог.

Никто не знал, что видит Уля, а сама она от страха сказать не умела.
В деревне росла еще одна девочка: ей было четыре года от рождения и
звали ее Грушей. С ней одной стала играть Уля и полюбила ее. Груша была из
себя длиннолицая, за это ее прозвали "кобыльей головкой", и сердитая
нравомУля трогала лицо Груши руками и говорила ей, что она красивая. Глаза
Ули глядели на злобное, угрюмое лицо Груши с любованием, будто Уля видела
перед собой добрую любящую подругу, хорошую лицом. А Груша однажды
нечаянно посмотрела в глаза Ули и успела увидеть в них самое себя, такую,
какая она есть по правде. Она закричала от страха и убежала домой. С тех
пор Груша стала добрее сердцем и не серчала на родителей

С пяти лет Уля перестала кричать и убегать от страха: она лишь
становилась печальной, когда видела перед собой добрую и прекрасную душу.

лето еще не минуло, как пришла в деревню одна пожилая
крестьянка, обутая в лапти и с хлебной котомкой за плечами. Видно было,
что она шла издалека и утомилась. Она села у дорожного колодца, возле
которого росла старая сосна, поглядела на дерево, потом поднялась и
ощупала землю вокруг сосны, точно искала что-то.

Потом из одного двора вышла девочка. Она увидела чужую
женщину и приблизилась к ней.
- Ты не страшная, - сказала девочка с большими светящимися чистым
светом глазами.
Странница посмотрела на девочку, взяла ее за руку, потом обняла ее и
прижала к себе. Девочка не испугалась и не вскрикнула. Тогда женщина
поцеловала ребенка в один глаз и в другой, а сама заплакала: она узнала в
Уле свою дочь - по глазам ее, по родинке на шее, по всему ее телу и по
своему задрожавшему сердцу.
Поцелуй матери исцелил Улины глаза, и с того дня она стала видеть
белый свет, озаренный солнцем, так же обыкновенно, как все другие люди.
Она смирно глядела перед собой серыми ясными глазами и никого не боялась.
Она видела правильно - прекрасное и доброе, что есть на земле, ей теперь
не казалось страшным и безобразным, а злое и жестокое - прекрасным, как
было без родной матери.
Однако в глубине Улиных глаз с этого времени ничего не стало видно:
тайный образ правды в них исчез.
****************************************************

Ну вот что мне хотелось тому человеку рассказать.

Уля не знала своей родной матери и родного отца. Ее нашли в летнее
время под сосною у дорожного колодца. Ей было тогда несколько недель от
рождения; она лежала на земле, завернутая в теплый платок, и молча глядела
на небо большими глазами, в которых менялся цвет: они были то серые, то
голубые, то вовсе темные.
Когда она спала, глаза ее бывали закрыты наполовину, и она словно
смотрела ими. А под утро, когда рассветало на дворе, в полуоткрытых глазах
Ули отражалось все, что было видно за окном избы. Она спала на скамье, и
лицо ее освещал ранний день.
-Уля, должно быть, скоро умрет, - тихо говорила мать.
- Молчи, не кличь беду, - говорил отец. - Чего ей помирать в
малолетстве?
- Такие долго не живут,


Все люди узнали, что глаза Ули меняли свой цвет. Если она смотрела на
доброе - на небо, на бабочку, на корову, на цветок, на прохожего
дедушку-бедняка, то глаза ее сияли прозрачным светом, а если она смотрела
на то, что скрывало в себе зло, то глаза ее темнели и становились
непроглядными. Только в самой глубине Улиных глаз, в самой середине их,
был всегда одинаковый ясный свет
Когда Уле сравнялось два года, она стала говорить
Уля всегда удивлялась тому, что
видела, а иногда кричала от страха и плакала, показывая туда, на что она
смотрела.
Спокойной Уля была только в темноте, где глаза ее ничего не видели.
- Она правды не видит! - говорила бабушка. - Она в добром видит злое,
а в злом доброе.
- А почему же в глазах ее всю правду истинную видно? - спрашивал
отец.
- А потому же! - опять говорила старая бабушка. - В самой-то ней вся
правда светится, а сама она света не понимает, и ей все обратно кажется.
Ей жить хуже, чем слепой. Пускай бы она уж слепая была.

* * *
тут наверное уместно вспомнить миф о траве, которая зеленая, и поэтому зеленый цвет не воспринимает. Должно быть правда,хоть я и не согласна что трава-зеленая.

Найти себя надоумила рассказать сказку одному человеку.
Но сначала- о Сталкере.

Ночью в воскресенье сталкера показали..ну вдруг, (я сейчас без пррограммы живу) включаю, и он. о комнате.
а мне почудилась удивительная перкличка старой платоновской сказки с Комнатой.

Жил однажды на свете прекрасный ребенок. Теперь его забыли все люди,
и как его звали, тоже забыли. Никто его не помнит - ни имени его, ни лица.
Одна бабушка моя помнила того прекрасного ребенка, и она рассказала мне о
нем, какой он был.
У нее были большие ясные глаза, и всякий человек видел, что в их
глубине, на самом их дне, находится самое главное, самое любимое на свете,
и каждый хотел вглядеться в глаза Ули и увидеть на дне их самое важное и
счастливое для себя... Но Уля моргала, и поэтому никто не успевал
разглядеть того, что было в глубине ее ясных глаз. Когда же люди снова
смотрели в глаза Ули и некоторые уже начинали понимать то, что они видят
там, Уля опять моргала, и нельзя было узнать до конца, что было видно на
дне ее глаз.
Один человек успел, однако, посмотреть Уле в глаза до самого дна и
увидеть, что там было. Этого человека звали Демьяном; он жил тем, что в
урожайные годы дешево покупал хлеб у крестьян, а в голодные годы дорого
продавал его, и был с того сам всегда сыт и богат. Демьян увидел в далекой
глубине Улиных глаз самого себя, и не такого самого себя, каким он всем
казался, а такого, каким он был по правде: с алчной пастью и с лютым
взором;
В глазах Ули отражалась одна истинная правда. Если жестокий человек
имел красивое лицо и богатую одежду, то в глазах Ули он был безобразным и
покрытым язвами вместо украшений.
Сама же Уля не знала, что в глазах ее отражалась правда. Она была еще
мала и неразумна. А другие люди не успевали разглядеть себя в ее глазах,
но всякий любовался Улей и думал, что жить хорошо, раз она существует на
свете.
...

На третий день кролика выпустили бегать по двору. Я тогда мало что смыслила в кроликах, но конечно влюбилась в него с первого взгляда. Кролик не очень был уверен в окружающем пространстве, и прятался под бревна. Мы временами проверяли его, и он сидел под бревном.
Потом мы ушли готовится к 1 сентября. Кролик сгинул. Его не было нигде_в топинамбурах, клумбе. Под домом..и вообще нигде. На двор пришел вечер, на охоту вышли коршуны и лисицы. Кролик был совсем один в этом неуютном мире.
Все ушли спать.

Уже в сумерках я вышла во двор. И застыла. Просто потому что я люблю так делать. Слушать как тишина льется, и как цикады заливаются…или как ветер поднимает ночь. Тот вечер была непробудная тишина. Я стояла минут десять. И вдруг в этой тишене услышала хрум кроличьих зубов. Господи, как яликовала. Да было еще не совсем темно… я увидело под стеной серое пятно. Я приближалась к нему делай в пять минут по шагу. Комары жрали страшно.
Но через минут 10 я уже их не чувствовала, я слышала только его и видела стену сарая.
Наверное около полутора часов я стояла делая лишь незаметные движения, выслеживая и подкрадываясь к нему. Сливаясь с столбом с небом с крапивой(он,гад любит крапиву!) Я вдруг нашла в этом огромное таинственное удовольствие. Это был новый мир неведомый до сих пор.
Я конечно не была никогда охотником и мне не нравится никого убивать но вот само сближение….была такая первобытная радость. Я часто,осенью отыскивая в одиночестве грибы, натыкаюсь на какую то дикую птицу.. и конечно страшно интересно… а тут было какое необыкновенное сближение.
Три раза он убегал, и каждый раз упорно возвращался к одной и той же любимой крапивине. Три раза я падала к нее по плечи, в конце концов мы оказались в каких то безумных объятиях, вместе, теплые и довольные.

На сдедующий день ждала звезд.
Но вместо них явилось одиночество.

осталось рассказать совсем немного.

....
Феноменальный был день.
Начала я хотела позвонить новорожденному в два часа ночи (хотя его родители так и не пришли к консенсусу в 2 часа дня, или ночи он родился). И так мне приспичило (а я в конце концов пожалела «сон младенца») что кто то, блуждая по ночному небу поймал эти мои мысли – и позвонил!
Но не на мой телефон, на семейный. Ясно весь дом переполошился, вместе с жуками и мышами (я правда, крепко спала, измучившись принятием решения).
В 12 начали происходит чудеса.
К нам во двор вошел немолодой тип помятой наружности с мешком. И явным желанием опохмелится. Но поскольку «большие» все были в грибах, а мы прикинулись дурачками. Тут он стал чудесить-достал из мешка- почти из шляпы-кролика: вот говорит, принес вашему мальчику. Мы онемели –ведь только вчера мы так хотели кролика!- так онемевшие и стали. Он его оставил и ушел.
Кролик был страшно трогательный. У него такой худенький хребет был, и глаза-как море! И весь такой серый серый.Ну а я вообще с самой ночи ждала чудес.
Потом я ушла за молоком (когда идешь по жаркому полю за молоком, то так чудесно, такие мысли разхорошие приходят, и нет никаких сомнений что мир единый), а когда вернулась отрок бежал мне навстречу с видом маленького Илюши Обломова и кричал: Мама! Мама! Он хромает на одну лапку! Мама! Бабушка его нашла и нас не выгнали из дому»

И тут меня как ударило: Вот она Серая Шейка!

вчера достала в метро старую, деревенскую симку, чтоб прочесть сообщение: а потом пришла на родительское собрание-и тут же потеряла ее.
Вот 1 жертва пресловутому 1 сентября.

(если есть заинтересованные, я поменяла телефон в досьЁ)

Сели читать Серую Шейку (надо). Ребенок читает себе, а я уж жалела: сижу, слезы градом. У меня есть знакомая, котрая любит рассуждать на етму , что –детям нельзя читать книжки вроде Серой шейки или Муму. Психика портится.
А я вот думаю: почему литература насыщена русская насыщена такими образами: неужто только и думают как психику испортить?
А вечером меня осенило. Любая мало мальски свободная душа должна пройти это: отчаянное, абсолютное одиночество, отрыв. Это просто единственно возможный путь Души.

Меня Фленушка как то спросила: а ты какая фея?
А вчера вечером вдруг меня осенило: фея-дворняжка!

Однажды папа подметал и нашел в уголочке только что родившегося крысеночка. Он был презабавный и похож скорее на малюсенького же человечка, или еще какое то новрожденное существо.
Может у меня предвзятый взгляд-но мне кажется, что маленькие существа друг другу намного ближе, чем к пердставителям взрослым своего роду племени, и они друг сдругом могут бесконечно играть, и обалденно нежны.

Было два дня и две ночи урагана, все выло на двадцать голосв, а потом вдруг посреди ночи , мой ребенок как кошка почуявшая землетресения проснулся в полтретьего ночи и стал рваться из дома наружу.

Мы вместе вылетели (пожар...что??)
стоим как дурачки: нет ни фига урагана, стихло все мертвецкая тишина (и мертвых скосами нет).
Но все небо в звездах. На каждом милиметре неба больше тысячи звезд.

а над звездами тени путей-млечных кефирных сметанных. пивных...
и все перливается как малхитова шкатулка.
такого неба ждешь целый год оно бывает только в августе, и далеко далеко от городов...
иногда оно щедрое и показывается каждый день.
Иногда покажется в один день и жди его потом вечность..

Давно, около полутора лет назад одна девушка, Старая занудина, или старая вредина, что то так, назвала меня беззлобной дворняжкой, котрая ластится ко всем.
Не могу сказать, что я восприняла это с восторгом.
Но вот что вдруг почувствовала.
Иногда происходит что то, на что нутрь откликается (или на другого человека какого то) сильно, полно и искренне.
А потом когда (минут через 5, или скоро) приползает рефлексия, я понимаю что это просто человек проходил через двор , увидел знакомую приветливую дворняжку. ив спомнил что ее надо погладить.
и хотя органами понимаю это, но ничего не могу поделать: поперек души стоит то, самое первое восприятие. И невозможно его побпороть.
Так что занудина молодец, ия и есть та самая дворняжка.
Видно когда раздавали чувства собственного достоинства, я выбежала в соседний двор.

Небо-опрокинутое море,
лижут землю волны-облака..

Я очень люблю мысль Толстого, о том что-мы не можем помешать птицам пролетвать над нашей головой.
Но мы можем помешать им свить гнезда в ней.
Мы не можем отследить все мысли и чувства проскакивающие в нас, но .. но мы в состоянии одним из них дать местов нашей душе , и растить их, и давать им сиы. В то же время мы вполне в состоянии дать отпор некоторым вещам.

И дело не в писательском даре.
Дело вдаре творения (мне кажется), который дан каждому человеку. ну просто с рождения.

Холмы -- это наша юность,
гоним ее, не узнав.
Холмы -- это сотни улиц,
холмы -- это сонм канав.
Холмы -- это боль и гордость.
Холмы -- это край земли.
Чем выше на них восходишь,
тем больше их видишь вдали.

Холмы -- это наши страданья.
Холмы -- это наша любовь.
Холмы -- это крик, рыданье,
уходят, приходят вновь.
Свет и безмерность боли,
наша тоска и страх,
наши мечты и горе,
все это -- в их кустах.

Холмы -- это вечная слава.
Ставят всегда напоказ
на наши страданья право.
Холмы -- это выше нас.
Всегда видны их вершины,
видны средь кромешной тьмы.
Присно, вчера и ныне
по склону движемся мы.
Смерть -- это только равнины.
Жизнь -- холмы, холмы.

ИОСИФ БРОДСКИЙ. Холмы

Однажды увидели невиданное!
УТРО КАкОЕ ТО БЫЛО, ВСЕ В ТУМАНЕ.
мы решили подняться на соседний Холм, там была такая -за ним,за холмом-рощица симпатичная.
там было тайное грибное ребенкино место.
идем дорожкой, вдруг он тыкает меня: мам, смотри какая паутина красивая.
Мы стали,гляди и правда: круглая такая, вся как рублевская троица (мы в школьном учебнике ее циркулями вымеряли, круги по ней вычерчивали) и изнутри лучами пронизанная.
Эта была не та паутину, на которую ткнувшись мордой в чаще леса, долго ругаешься, и отряхиваешься, брезгливо так..по кошачьи. В узелках висели пылинки тумана, казалось даже они звенели-так тихо все было там.
М ыдолго, молча смотрели не отрываясь, и вдруг я отвела глаза-и обомлела. на всем всем холме-через каждый метр полтора были такие паутины.
(Холм был огромный, самый высокий в округе, мы всегда там спасались в жару-залезали на вершину и там нас спасал сильный сильный ветер).
Как мне жаль чтоя не умею рисовать!
Как обидно чтоя не могу снять кино в сказке!
Это было какое то ВДНХ паутинного дела, они были все такие ладные восьмигранные круглые ромбиковые паутины, со крупными каплямисерьгами , и совсем несесомые, все они были где то на уровне колен и чуть выше, и как будто за мгновение их еще не было.

Мы кажется тогда стояли зачарованные, и никуда уже не пошли, просто молчали на эту паутину, и нам казалось что ничего прекраснее в мире нет и не будет.

Мне кажется я уж больше никогжа в жизни такого не увижу)))

Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоем.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоем.

Руками обняв колени,
смотрели они в облака.
Внизу у кино калеки
ждали грузовика.
Мерцала на склоне банка
возле кустов кирпича.
Над розовым шпилем банка
ворона вилась, крича.

Машины ехали в центре
к бане по трем мостам.
Колокол звякал в церкви:
электрик венчался там.
А здесь на холме было тихо,
ветер их освежал.
Кругом ни свистка, ни крика.
Только комар жжужал.

Трава была там примята,
где сидели они всегда.
Повсюду черные пятна --
оставила их еда.
Коровы всегда это место
вытирали своим языком.
Всем это было известно,
но они не знали о том.

Окурки, спичка и вилка
прикрыты были песком.
Чернела вдали бутылка,
отброшенная носком.
Заслышав едва мычанье,
они спускались к кустам
и расходились в молчаньи --
как и сидели там.

Иосиф Бродский. Холмы.