В реальной жизни происходит следующее: в какие-то периоды нашего существования ( особенно в юности или в момент одержимости бесом полуденным) мы находимся в состоянии особой восприимчивости, подобно тому как в минуты слабости или усталости мы бессильны перед любым микробом, штурмующим наш организм. Мы влюбляемся отнюдь не в какое-то определенное существо, но в существо, волею случая оказавшееся перед нами в момент, когда мы испытывали эту необъяснимую потребность во встрече. Любовь блуждает в поисках существа, на котром может остановится. Комедия уже готова в нас полностью; не хватает лишь актрисы, которая сыграет в ней главную роль. Она непременно появится, и при этом облик ее сможет меняться. Как в театре, где роль, исполняемую сначала основным актером, могут впоследствии играть дублеры, в жизни мужчины ( или женщины) бывает так, что в роли любимого существа выступают один за другим неравномерные исполнители.
Будь мы с собой искренни, мы разгадали бы в себе это чувство, предшествуюшее выбору объекта; мы спросили бы себя со всей откровенностью: кого я хочу полюбить? Мы поняли бы, что и счастье и горе, которые мы испытываем, лишь волею случая связаны с какой-то определенной личностью и что в действительности наши герои и героини исполняют главную роль в нескольких представлениях той комедии, какя продлится столько же, сколько наша эмоциональная жизнь.
Почему выбор падает на этих героинь? Из-за их красоты? Нет. Что действительно волнует цивилизованного человека – это скорее любопытство, возбуждаемое загадочностью и трудностью. Тайна есть загадочный истоичник любви. Счастье в реальности нет, оно в нашем воображении. Лиши мы наши радости мечтаний о них, мы сведем их к нулю. Любовь – та, какая живет в нас еще до того, как найдет свой объект, это блуждающая и подвижная любовь, которая останавливается на образе какой-то определенной женщины просто потому, что женщина эта почти наверника окажется недоступной. С этого момента меньше думают о женщине, нежели о возможности познакомится с нею. Происходит мучительный процесс и его достаточно, чтобы связать нашу любовь с ней, являющейся ее объектом, который едва нам знаком. Любовь становится огромной; мы больше не думаем о том, сколько места в ней занимает реальная женщина……Что знал я об Альбертине? Лишь раз-другой видел я ее профиль на фоне моря……..
Бертен чувствовал, как в нем пробуждаются воспоминания, те исчезнувшие, потонувшие в забвении воспоминания, которые вдруг возвращаются неизвестно почему. Они возникли так стремительно, с таким разнообразием и в таком обилии, что ему показалось, будто чья-то рука всколыхнула тину, обвалакивающую его память.
Он доискивался, откуда появилось в нем это биение пережитой жизни, которое он ощущал и замечал уже много раз, но не с такой силой, как сегодня. Всегда случался какой-нибудь повод к этому внезапному пробуждению воспоминаний, материальный и простой повод, чаще всего аромат, запах духов. Сколько раз женское платье, мимоходом пахнув на него легкой струей духов, вызывало в памяти давно уже стершиеся события! На дне старых туалетных флаконов он также не раз находил частицы своего былого существования. Всякие блуждающие запахи улиц, полей, домов, мебели, приятные и дурные, теплые запахи летних вечеров, морозный запах зимних ночей всегда оживляли в нем забытое прошлое, словно эти ароматы, подобно тем благовониям, в которых сберегаются мумии, сохранили в себе забальзамированными умершие события.
Не политая ли трава, не цветущие ли каштаны оживили теперь прошедшее? Нет. Так что же? Не увидел ли он чего-нибудь, что могло бы быть причиною этой тревоги? Нет. Может быть, черты одной из встреченных им женщин напомнили ему было и, хотя он не узнал их, заставили зазвучать в его сердце все колокола минувшего?
Не был ли это, вернее, какой-нибудь звук?
Очень часто, услышав случайно фортепьяно, или незнакомый голос, или даже шарманку, играющую на площади старомодный мотив, он вдруг молодел лет на двадцать и грудь его переполнялась позабытым умилением.
Но этот призыв прошлого продолжался настойчиво, неуловимо, почти раздражающе. Что такое вокруг и возле него могло оживить угасшие чувства?
Огромный мир, который нас окружает, не враждебен и не благожелателен. Каждый может действовать в нем, если только способен захотеть. И есть лишь одна возможность действовать, а именно действовать. Хотеть – значит приниматься за дело и продолжать. Я делаю – это ничто. Я делаю – вот решение. Единственное. Моя бабушка всю жизнь провела в глухом сельском поселке в Архангельской области и я никогда не видела чтобы она вздыхала смотря на огород, она выпалывала его. Начатое дело говорит намного больше, чем побуждения, мечты и желания. Счастлив тот человек, который видит в проделанной накануне работе следы своей воли. Воля – это твердая решимость. Благодаря ей человек воздействует на жизнь и на самого себя.
Нет ничего, в чем мы можем быть уверены, кроме нашего неведенья и нашей заброшенности, возможно вечных……Жизнь – мрачная случайность меж двух бесконечностей……Вот человеческая жизнь: я представляю себе толпу – мужчины, женщины, дети – погруженную в глубокий сон. Они пробуждаются в узилище. Они приспосабливаются к своей тюрьме, даже оборудуют в ней для себя крохотные садики. Мало-помалу они обнаруживают, что их куда-то уводят одного за другим, навсегда. Им неведомо, ни почему они в тюрьме, ни куда их отправляют затем, и они знают, что никогда этого не узнают. Тем не менее среди них всегда находятся люди, которые не устают, спорить между собой о сути собственного процесса; есть другие, которые сочиняют отдельные его перипетии; третьи, наконец, рассказывают о том, куда они затем деваются, хотя им ровным счетом ничего об этом неизвестно. Ну не безумцы ли они? Хозяин тюрьмы, ее правитель, бесспорно, ознакомил бы нас, пожелай он, и с ходом нашего процесса, и с вынесенным приговором. Коль скоро он не захотел этого сделать и не захочет никогда, будем ему благодарны хотя бы за то, что он дает нам более или менее сносные жилища, и коль скоро никто из нас не в силах избежать общей печальной участи, не станем отягощать ее нескончаемыми вопросами…….
Стоит мне только тебя увидеть, всякое чувство долга, все у меня пропадает, вся я – одна сплошная любовь к тебе, и даже, пожалуй, слово '' любовь''- это еще слишком слабо. У меня к тебе такое чувство, какое только разве к Богу можно питать: тут все – и благоговение, и любовь, и послушание…….По правде сказать, я даже не знаю, что ты мне такое внушаешь.
Любовь возносит человека над землей и тогда точно ангел, человек блуждает по крышам, безмятежно, ни на что не оглядываясь, преследует свои заветные и радостные мечты……Но вот постепенно человек замечает крыши, это не смущает влюбленное сердце и только с удивлением возникает мысль: что я делаю тут, наверху? И спускаешься на землю……
Мне очень нравится музыка Бетховена. Его музыка не ждет, она сразу захватывает тебя и тем лучше чувствуется непреклонность, даже в его самых медленных композициях, в тех, в которых кажется, что звуки музыки застывают в своем величии и красоте, все равно чувствуется непреклонное движение музыки. Музыка рождает воспроминания как бы на ходу. От одного воспоминания мимоходом к другому. У музыки нет времени отстояться. Только движение, вот суть музыки Бетховена. Мое восприятие музыкального творчества Бетховена простое, обывательское, скупое и чуть сентиментальное. Не умею говорить о музыке. Но мне так нравится музыка Бетховена, что хочется говорить, говорить, говорить…
Аристотель подчеркивал, что единственное достойное человека удовольствие — это удовольствие от добродетельного поступка. Не оно является критерием хорошего выбора, а только хороший выбор способен доставлять подлинное удовольствие.
Вы знаете, из чего состоит скрипка? Прежде всего это дерево. Тело скрипки делается из ели, которую выдерживают гораздо дольше, чем живет тот, кто ее срубил. Дно и обод тела изготовлены из явора. Головку вырезают из мягкого и сладкого дерева вишни, а гриф из эбенового дерева прикрепляют к шейке скрипки. Внутри каждой скрипки находится "душка" -- палочка распорка, сделанная из еловой ветки и отделяющая верхнюю деку от нижней. От этой распорки зависит диапазон звука инструмента. Так что у скрипки душа женская. Смычок делают из прута розы, выросшей на ветру, а смазывают его смолой хвойных деревьев.
Но некоторые части скрипки имеют не растительное, а животное происхождение. Волос для смычка берется из конского хвоста. Две толстые струны делают из свитых кишок животных, а подставку изготовляют из кости, придавая ей весьма причудливую форму. Из кости делается и держатель волоса в головке смычка, причем говорят, что иногда (у Паганини) для этого брали кость человека. Из кости оленя сделана пуговка, к которой натянутой жилой присоединен подгриф.
Клей, скрепляющий отдельные части инструмента, тоже животного происхождения. Считается, что Амати пользовался клеем, сделанным на основе вареного мяса ехидны, которая рожает в воздухе, и поэтому такой клей почти ничего не весит. На колодке смычка с каждой стороны инкрустировано немного перламутра. Перламутр всегда чуть холоднее дерева, поэтому с его помощью пальцам легче чувствовать то единственно правильное место, за которое они должны держаться, -- безымянный всегда должен оставаться на этом перламутровом винте.
И наконец, есть такие части скрипки, которые своим происхождением обязаны рудным богатствам земли. Две тонкие струны делаются из металла, седло, в котором они укреплены, иногда бывает из камня, а намотка волоса, которой заканчивается головка смычка, изготовлена из серебра. Кроме всего этого, важная роль отводится огню, сильному и мягкому, над которым выгибают дерево и готовят клей и лак. Лак -- это совершенно отдельная история. Он всегда разный, и каждый скрипичный мастер хранит быстрые и медленные тайны приготовления лака, унаследованные от своего духовного отца. Такие быстрые и медленные тайны скрипичного лака обеспечивают инструменту успех, если принадлежат будущему. Если же эти тайны из прошлого, лак считается плохим...
Считается, что личность человека состоит из неизменного ядра, своего рода духовного стержня. И ни время, ни внешние обстоятельства не могут сломить духовное Я. Но мне кажется, что личность, покруженная во время, испаряется, как снег весной. Однажды в человеке не останется ничего от человека, который любил, желал, страдал, сочуствовал.