Если разврат не притупляет ум человека, то одним из неизбежных его следствий является какое-то извращенное любопытство. Выше я уже рассказал о том чувстве, которое испытал, когда впервые пришел к Деженэ. Сейчас я подробнее разовью свою мысль.
Истина, этот остов всего видимого, требует, чтобы всякий человек, каков бы он ни был, пришел к ней в свой день и в свой час и коснулся ее бессмертного костяка, вложив руку в какую-нибудь случайную рану. Это называется - познать мир, и опыт дается лишь такою ценой.
Так вот - одни в ужасе отступают перед этим испытанием, другие, слабые
и испуганные, останавливаются перед ним, колеблющиеся, словно тени.
Некоторые создания божий, и, может быть, лучшие из них, переносят его, но
потом сразу умирают. Большинство забывает, и вот так все мы несемся
навстречу смерти.
Но есть люди - и, бесспорно, это несчастные люди, - которые не
отступают, не дрожат, не умирают и не забывают. Когда приходит их очередь
коснуться несчастья, то есть истины, они твердым шагом приближаются к ней,
протягивают руку и - страшная вещь! - преисполняются любви к посиневшему
утопленнику, которого находят в глубине вод. Они хватают его, ощупывают,
сжимают в объятиях. Они уже пьяны от желания знать. Теперь они смотрят на
вещи лишь затем, чтобы увидеть их сущность; сомневаться и познавать - вот
все, что им нужно. Они обшаривают мир, словно, шпионы господа бога, их
мысли оттачиваются, как стрелы, и зрение у них становится острым, как у
рыси.
Люди развращенные подвержены этой неистовой страсти более всех других -
и по вполне понятной причине: если обыденная жизнь - это ровная и
прозрачная поверхность реки, то развратники, гонимые быстрым течением,
ежеминутно касаются ее дна. Так, например, после бала они отправляются в
публичный дом. Только что, кружась в вальсе, они сжимали в своей руке руку
стыдливой девушки и, быть может, заставили ее сердце затрепетать, - и вот
они идут, мчатся, сбрасывают плащи и усаживаются за стол, потирая руки.
Последняя фраза, обращенная ими к прекрасной и порядочной женщине, еще не
успела замереть на их губах, а они уже повторяют ее, разражаясь смехом. Да
что там! Разве за несколько серебряных монет они не снимают с женщины
одежду, оберегающую ее целомудрие, разве они не снимают с нее платье -
этот таинственный покров, как бы исполненный уважения к тому существу,
которое он украшает и которое облекает, почти не прикасаясь к нему? Какое
же представление о свете может возникнуть у таких людей? Они то и дело
встречаются там, словно актеры за кулисами театра. Кто более, чем они,
привык к этим поискам сущности вещей, к этому глубокому, к этому
нечестивому анализу? Послушайте только, как они говорят обо всем,
употребляя самые непристойные, самые грубые, самые гнусные выражения! Ведь
только такие и кажутся им настоящими, все остальное - игра, условность,
предрассудки. Рассказывают ли они анекдот, делятся ли друг с другом своими
ощущениями, - всегда у них грязное, циничное слово, всегда буквальный
смысл, всегда что-то мертвящее! Они не говорят: "Эта женщина любила меня",
а говорят: "Я обладал этой женщиной". Не говорят: "Я люблю", а говорят: "Я
испытываю желание". Они никогда не говорят: "Если это будет угодно богу!",
но всегда: "Если я захочу". Не знаю уж, что они думают о самих себе и
какие произносят монологи.
Отсюда неизбежное следствие - леность или любопытство. Ибо, видя во
всем только зло, эти люди, однако, не могут не знать, что другие
продолжают верить в добро. Следовательно, либо их беспечность должна
одержать верх и они сумеют заткнуть уши, либо эти звуки остального мира
внезапно разбудят их. Отец не мешает сыну идти туда, куда идут другие,
куда ходил и сам Катон; он говорит, что молодость должна перебеситься.
Однако, воротившись домой, юноша смотрит на свою сестру, что-то происходит
с ним после часа, проведенного наедине с грубой Действительностью, и он не
может не сказать себе: "У моей сестры нет ничего общего с той тварью, у
которой я только что был". Но с этого дня его не покидает тревога.
Любопытство, возбуждаемое злом, - это гнусная болезнь, зарождающаяся от
всякого нечистого соприкосновения. Это инстинкт, заставляющий привидения
бродить среди могил и поднимать могильные плиты; это невыразимая пытка,
которою бог карает тех, кто согрешил. Им хотелось бы верить в то, что все
грешны, хотя, быть может, это привело бы их в отчаяние. А пока что они
исследуют, ищут, спорят, они наклоняют голову, подобно архитектору,
который прилаживает наугольник, и изо всех сил стараются увидеть то, что
им хочется видеть. Если зло очевидно, они улыбаются; оно еще не доказано,
а они уже готовы поклясться в нем; они отворачиваются, увидев добро. "Как
знать?" - вот великая формула, вот первые слова, которые произнес дьявол,
когда
Читать далее...