есть люди - зеленые долины

С ними легко и безмятежно, с ними оставляешь в стороне все свои проблемы и тяготы, удается расслабиться и отдохнуть, хоть на минуту забыв о том, что за окном на самом деле дождь и слякоть, а в раковине немытая посуда. К такому человеку хочется придти, когда на душе ненастье. И он привнесет в жизнь свет солнца и тепло камина… [показать]

Пройти тест

Иногда мы начинаем верить во всякую чушь. Чаще всего наша вера – какая-то чушь. И это также нормально, как и все, во что мы не рискнули верить.
Вуали – волшебное изобретение, но со своими недостатками. Так уж повелось, что все, придуманное человеком, отчего обладает медальными свойствами – эта сторона, та. И когда не знаешь, на какую сторону выбросишь, лучше надеяться на ребро.
Нужность – ненужность. Помню – не помню. Крути не крути.

Пусть моя комната отныне называется «Лаборатория». Ибо тут я исследую.
В последнее время я боюсь писать. Потому что все сказанное вами может быть использовано против вас. А если без шаблонов – просто нечего сказать стоящего. Столько всего сказанного, что любое слово сверху – грязь. Наносное, плагиат, спекуляция.
Смотреть в себя – вот что важно. И то, это не мое мнение, но подсказка. Мне.
Легкость, легкость, легкий-легкий. Как заклинание при движении руками, при дыхании, в котором, как ты чувствуешь, все спрятано. Все спрятано для тебя.
Из того, что есть – есть, что есть.
Вне времени и пространства – великое колдовство. Я вне времени и пространства. Я в этот миг. В следующий. Весь мир вокруг – но именно в миг.
Как говорят мудрые люди, миг большинства – это анализ и варьирование прошлого и прогноз будущего. Настоящему места нет. Nastoyashchemumesta.net. Какой длинный адрес.
Был я на трассе 66. И на 69 был. И что там? Такие же запутанности, не лучше, чем здесь.
Допустим, что я вверх ногами, и голова моя на земле.
И пусть я настоящее плачебо. И пусть я – всего лишь я.
Важно, для чего я тут. Важно, на что я употреблю себя. Важно, в себя ли. Важно… Не важно)
Будда говорил о пустоте, Махавира – о наполненности. Рад за обоих, и за третьего, кто поведал мне сию информацию. Мне говорить не о чем. Я – бытие, и знание по уровню бытия.
Кто не теряется – рад за них.
Кто уверен – рад за них.
У меня свои тропы.
Наверное.
По чужим идти не стану, а дыхание – оно всегда со мной.
Хорошо, что есть все-таки на что опереться в этом мире. Вдох-выдох. И пальцы в небе.
Столько живых людей остается без присмотра, без права переиграть.
«Я». Хорошее содержимое.
На линии огня все переплетается,
И линии, горя, встречаются, прощаются.
Времена года сменяются. Сменятся. А я еще тут.
Я могу видеть, наблюдать.
Это неплохо.
Спам – слово для любителей чистоты, для которых мир черен и бел.
Скажите честно – кому счастье принес именно спам, есть такие? Еееесть, знаю.
Луна сегодня такая величественная. Если б не она, не было бы удара по подвеске, не было бы пропущенного "полицейского". Созерцать за рулем – непростое занятие.
Ненавижу перечитывать написанное, будто осматривать место преступления.
Невероятно много… Невероятно много можно было бы сказать, да жаль, что лично мне слова ничего не дадут, а другим останутся пустыми.
Книги, слова на бумаге – мертвое знание.
Вкладывать надежду в будущее поколение, других людей – не вижу большей глупости. Не вижу большей глупости, чем надеяться на других. Сам-то что? Другие… обычно если не проследишь, куй сделают, как следовало бы. А спрашиваешь, как надо, отвечают твоими словами. Но куй сделают.
«Всем на все насрать» - говорит Краско. Один из сильнейших моментов в той роли, которую он брал на себя, я уверен, он знал, о чем говорит. Не всем, не на все. Но есть вещи, на которые ни один человек не имеет права насрать. А пока срут, и ничего, получается. Хоть на анализ неси для всей больницы, и чтоб больница районного масштаба.
Внутрь. Как же научиться смотреть внутрь?)
Почему я знаю так мало людей, м? И толку мне знать больше?
Счета, заботы, поездки, обещания, просьбы. Ужас. А мне ничего не надо. Вот что примечательно – мне ничего не нужно. Мне бы… ничего. Просто возможность смотреть, отмечать и думать.
Мне бы без боли, напоминающей, что я бренен.
Мне бы без смеха, чужого, старшего, спрашивающего – а не рано ли тебе думать о таком?
Не рано. Не рано мне думать. И не думать не рано.
Мне просто-росто.
Мне бы комком. Не железным, но чтоб родственником железу. Чтобы бить, не пьянея, отлетать, не ломаясь. Головой в стекло, стену, чтобы в крошки, но – не голова. Не голова, потому что знаю, чем бью и зачем. Мне бы меньше знающих, отвлекающих. Мне бы жизнью быть, да всего лишь мысли.

Это цитата сообщения ГЛАГОЛЪ Оригинальное сообщение

Г. И. Гурджиев: Последний жизни час.

Представьте, что вам осталось жить всего лишь несколько минут, может быть, час, и каким - то образом вы точно узнали, когда вам суждено умереть. Что бы вы сделали с последним драгоценным часом своего пребывания на земле?
Если бы вы смогли завершить все свои дела за этот последний час, есть ли у вас сознание того, как это сделать?
И испуская последний вздох, будете ли вы испытывать удовлетворение от того, что вы сделали в своей жизни все возможное для выполнения своих обязательств перед природой и своим "Я"?
Важен не только сам последний час, важны и последние впечатления. "Последние впечатления" создают переход для будущих проявлений, если такие будут иметь место. Освобождение от низших гармоний ничего не дает, так как в конце концов все забывается, и тебя снова возвращают в этот мир. Забывается даже то, что ты хотел освобождения, чтобы стать Буддой.
В реальном Мире все космосы присутствуют одновременно, всегда вибрируя, всегда поджидая, как сын ждет отца моряка. В мире проявленном все имеет начало и все имеет конец. В Реальном Мире все всегда присутствует, и в один прекрасный день вам позволяется все забыть и покинуть его "навсегда".    Читать далее...

Почему из миллионов искавших и тех, кто ищет, лишь единицы находят ответы на свои вопросы? Почему просветленных единицы?

Нельзя перечитывать свои старые записи. И только теперь - 71. И в кровать. Алкоголь - замечательное обезбаливающее.

Расплескавшись, не пробуй собраться. Чем темнее пальцы, тем, оказывается, горит всего одна лампочка, кроме света монитора. Скрючивайся, скрючивайся. Стилистика.
Так хочется, наконец, не взвешивая, заорать – дело не в одиночестве, дело в самой луне. И кто виноват, что хочется, глянуть с нее вниз.
Чтобы твердо стоять на ногах, человек должен иметь свою собственную войну, и получать от нее удовольствие. Вместо удовольствия подойдет вера – много не нужно, факт.
Утро сегодня замечательное. Наступает, наступает. Не спешит. И я в силах повлиять на его скорость, осознание этого льется бальзамом на душу. Бальзам на душу – я бы еще понял, если бы в дУше, но сейчас, перед самым утром, когда окружающие, поднявшись, будут снова шарахаться от собственных вопросов и просьб перед твоим взглядом… Будто бы за ночь вас снова разделила вечность. Так, по сути, и есть. Пояснить многого ты не то что кому-то не можешь, ты сам себе клубок. Просто будто ты видел нечто, что другие пропустили. А самое страшное – ты и сам, наверное, пропустил. Но твоя реальность каким-то боком оказывается прочнее, и точнее самого времени – иногда время не успевает за нею, старается, кряхтя, и начинает пахнуть резиной, а ты все стараешься сложить в кучу то, что есть рядом, и то, что есть вне времени, этой ночью. Есть вещи, которые просто необходимо сохранить, чтобы понимать других. 71? Нет, рано. 71 сегодня будет последней цифрой.
71.

О чем бы мне сейчас думать? Я знаю. Я думаю, хотя «ворд» упрямо продолжает набирать – жду – о сигаретном дыме. Глубина – свойство глубоких. Остальное - стратосфера, как подсказывают из Питера.
Плоскости – из разряда чудес. Ибо это то, что я могу лицезреть. Я, отворачивающийся от всяких дорог, потому как чтобы идти, нужно верить в то, что нужно идти. Впрочем, это ведь тоже путь – не шагать, верно.
Добрую половину из нас держит на ногах одно – быть вопреки. А добрую половину – быть по течению. Знаете, сколько еще существует добрых половин? Хотел сказать – на самом деле, но вряд ли это было бы корректно – утверждать «на самом деле».
Громкое слово «я». Повтори его раз надцать, и становится неуютно. И настолько неуютно с этим/и «я»… Бардак. Ничем неоправданный бардак, который я строю сам. Громкое слово «я». Безопаснее писать «мы», «каждый из нас» - сразу подписаться на несколько изданий такого же формата, такого же неудачного формата, нежелающего стать полноценным произведением. Спать – так хорошо. Смущает, только когда помнишь, что спишь. А утешить может лишь то, что многие спят крепче. А времени ведь совсем немного. Совсем немного… И насколько тебе меньше сейчас, настолько меньше его осталось. Парадокс – но те, у кого считанные часы, дни, годы, обладают большим запасом, форой. А те, у кого вечность – настолько бедны своим временем для нужных вещей. Как раз чтоб увидеть – черт, не успел. «Жаль, но у меня были причины».
Казнить нельзя помиловать. Талантливый человек написал. Рассказал, как сумел.70-я сигарета за последние сутки. Усложни себе жизнь сам, пока не успел кто-то другой. И 70-я – не цифра из головы.

Воздух искрит, и просто поверить,
Лопнет как мыльный пузырь самый страшный кошмар.

Иногда я жалею о прошлом. И сожалею о некоторых вещах в прошлом. Пожалуй, многие так делают. Разница лишь в том, что я не многие, и то, что ошибки совершает большинство, мне не должно служить оправданием.
Довольно много воды утекло с тех пор, как мы перестали проводить ток, как мы перестали корчить из себя высоковольтные линии.
Как сейчас вижу – синие-синие глаза, как стекло. Да и есть стекло, опаленное внутренними повреждениями, тысячекратно отраженной болью. Снежинки, и те таяли.
Кричит кто-то, слышу, как ревет мотор, оборотистый, с норовом, и кричит так исступленно человек, кричит, что надо ехать. Кричит, не отпуская руль, будто он – самое надежное в этом мире. Гонки по кругу, глухие углы, риск, риск, удары, некуда.
Это помню, отчего же не помню. Помню, как по мне ходили поезда, прокладывая все новые и новые тоннели. А я корчился, изображая высоковольтный кабель. Знай писал себе дневник на уровне хромосом, и уверен, что спустя века, если кому-то понадобится, можно будет найти мое тело и восстановить все, от корки до корки, до малейшего скачка напряжения.
Тогда мы все разбежались. Кто сам по себе, синим к небу, кто с рулем в руках, кто – волоком, по тоннелям и стенам. Разные города, у кого-то даже с будущим здесь, на этой земле. Жаль, что из-за тех поездов во мне после все расплывчатое, ничего, как следует, не помню, как следует, - как пьяная драка, которая потом еще месяцами напоминает о себе деталями, которых не помнил или которых вообще не было. Впрочем, думаю, хромосомы не обманут.
И бумагу мне теперь не дают. Увидели, как она корчится, выдерживая вольты памяти…
Сколько лет пройдет, все о том же гудеть проводам. У меня глаза зеленые, а синим я почему-то не верю. Они чаще всего знают себе цену, и легко приравнивают ее к бесценным вещам. Поэтому, может, не так все и плохо – скорее даже так, как должно быть.
Плохо, что по ночам иногда мне слишком хорошо спится, и снова показывают одно и то же кино – крик из-за руля, стекло под снежинками, углы, углы, удары, некуда. Будто там я еще что-то не сделал, но уже должен был понять, что надо было сделать...

Стекло, как потенциал.
Как можно меньше мыслей, как можно колебаний. Как можно ровнее и ближе к чуду.
У кого-то поле – это футбольное, у кого-то игровое. У кого – белое. Эти буковки завораживают))))

Когда случайности превращаются в неизбежность, тогда человек становится Человеком. Дай Бог дорасти...

Каждый человек рано или поздно начинает трепыхаться, пытаясь исправить в своей жизни то, что еще не наделал.

Заметил статистику - кто читает дневник, пол и возраст. Меня читают женщины:)
Вот даже не знаю, какую оценку дать сиему факту. Оставлю без выводов...

Идеи ценны, когда они как выстрел. Раз - и наповал.

Камень, на котором я сижу, холоден – ночи в этих краях, увы, не располагают к ночным посиделкам. Да еще и в одиночестве. Впрочем, может именно поэтому я здесь.
С каждой затяжкой перед глазами возникает картинка – желтые зубы в широкой улыбке. Очень может быть, что это моя улыбка – за годы, проведенные в этих лесах, на отшибе и в то же время недалеко от тракта, пожелтеть может все, что угодно. А зеркала у меня нет. Ни к чему оно мне.
За спиной брешут собаки. Глухо так – лес, огороды, заборы, - мешают лаю разноситься ровно и гулко, как вон висящей в небе луне. Сколько раз ее видел, и снова смотрю. Смотреть-то больше и не на что. На сапоги свои не по размеру да худые, что ли…
Лес потрескивает, хрустит веточками. Поначалу дергался – может, кто неосторожно наступил? Може, идет кто? Затем научился отличать человека от леса. И зверье от человека.
Там, сзади, моя халупа. Спит там живое создание, почти как дочь. Семнадцатый год этим летом пошел, как со мной. Прибилась когда-то, такая же запуганная, как и я сам. Только по мне не так видно, наверное, - космы да борода шо хошь скроют. Спит, а сама, дурочка, чуть не угорела сегодня. Положил на полу, и вот никак не могу вспомнить – на пол надо было, или наоборот, повыше? А, все равно не пропадет. Такие не пропадают зазря, по-дурному. Своей смертью не мрут, но и от глупости да ошибок чужих им не светит.
Папироска выдохлась, обожгла пальцы. Но они привыкли уже, проворно и без искр гасят огонек. Подъем, шо жопу холодить. Сейчас просека, затем вниз, по склону, между двух сосенок сделаю людское дело. Единственное хорошее дело, которое могу сделать. Не тяжело. Посбиваю ногой бурьяны немного, да листья чуток поворошу над могилкой. В прошлом году приезжего, городского мента повстречал. Точнее, шел он за мной, а я все думал, кому ж оно надо топтать мои дорожки. Завидел, шо я мешок тащу, и, дурак, в воздух шмальнул. Буду я глядеть, куда это он целился… Ввалил в два ствола, попал так, шо только форма и осталась, и та клочьями. Напугал он меня тогда.
Скоро филин – о, вот, - похлопало крыльями. Это с сада совхозного. Никогда близко не пролетает, будто знает, что шлепну, если патроны будут в запасе. Ну то такое… Он как товарищ – тоже знай себе лЁтает по разной глуши, мышей ловит.
Вот и могилка. Шо тут поправлять – ничего не порушено, но и не построено. Морозно как, звезд вверху, сквозь кроны, – хоть купайся в них. И ей-богу, купался бы, кабы мог.
На хуторе с одного краю – моя халабуда, которую люди стороной обходят, а с другой – еще одна, которой сторонятся, там ведьма жила. Люди думают, живет еще, ан нет. Уделал старую. Не могу, когда не проссыш, шо у людыны в голове. То ли сглазит, то ли нравлюсь ей. Это прям как с тем ментом – не разберешь за заход. Не стал рисковать.
А посмотреть, то нам с ней одна дорожка была. Но на одном хуторе будто бы тесновато было. Я ведь тоже почти колдун – раз патрон, и вот тебе шмотки разные. А человека как и не было. Только к болоту дотащить. Потому иногда люблю погонять или завести, чтоб не носить на себе. Не земля, чтоб носить всех и всяких.
Ну что ж, по маршруту. Есть пара местечек, где рыбаки с соседних хуторов могут сидеть, мерзнуть, и тракт есть. На тракте подождать главное, все равно кто-то пройдет-проедет. И по месту уже смотреть. Сегодня мне будет сложнее – по-моему, патронов нема уже. Не фарт последнее время на них. Ну, то мои проблемы, может, с рыбаками повезет – с ними проще, редко надо стрелять. Режь да коли, главное наверняка, и не спускать себе лень еще раз засадить. Сами ж не отдадут, не догадаются в жизнь, что лучше б самому снять, предложить.
Что ж, пошли. Сапоги, бляха, рассыпаются. И в баньку бы…

Существуют ли светлые? Идиотский вопрос. И не потому, что ставит под сомнение их существование, а потому, что светлый, темный - относительная штука. Но я знаю, Знаю, что существуют святые. Которым радости об одном грешнике - равно их собственной жизни. Они - святые. Они готовы свое время потратить на одну-единственную душу. А все остальные высказывают оценку. Ни гроша не стоящую. Есть святые - светлые они, или темные. Есть люди, которым жизнь другого существа, равного им, но спящего - волшебнее собственной. И хоть ты стреляй, хоть будь мороком, хоть стань миром - они есть. Они улыбаются, когда никто не видит, и получают удовольствие, когда другие страдают. Не от страданий чужих, а от видения. Что смысл есть. Одна-единственная душа стоит того, чтобы не прожить собственную жизнь так, как на всю катушку. На все просветление.

И нет цены тем, кто без цены пришел. И весла – лишь признак силы. Слепой силы. Которая пришла, не ведая цены, не ведая, куда сомневаться. Весло способно бить по воде, а способно создавать водовороты. И нет цены тем, кто с веслами, кто на стремнине, кто просто с веслами. Закинув за плечо – о, ужас. Да, есть и такие, кто закинув весло за спину, вплавь переходит реку. Переходит, ходит, одит. Одит – царь заблудших. Царь, ибо переходит лучше других.

Грусть – это странное состояние, которое абсолютно не волнует погода. Если грусть уже есть – то погода уже не играет роли. Чаще всего мы нелогичны, глупы, ленивы, несознательны – мы грешны. Но мы позволяем себе это, потому что хотим чего-то, близкого к небу. Раз без неба – значит, мы грешны. Это слабость – хотеть неба, и не брать его. Но, тем не менее, нам всем не хватает немножко неба.

А я знаю, что ночь нам будет невеселой.
Что сон в ночь - нормальным людям,
Кто не боится, кто не думал, что
Спать нельзя, как страже, чтобы встретить, быть на пороге.
Что утром, сквозь слезы, радеть и жалеть.