Бабка отмучалась. Все как то забегали, полурадостная суета вместо слез, три месяца агонии отпустили.
Ездил сегодня в диджиталцентр на проспекте Мира, увеличивать фотографию бабки, стены завешаны образцами работ и услуг, детские фотомордашки на фоне таких же писклявых дельфинов и зайцев. Ярко все так, детскогламурно.
Стою, отдаю заказ, делаю поправки-там и там, рамку наискось сюда, продавцы медленно цепенеют, непонимая что я им принес и зачем.
Объясняю, потом еще раз.
Как то все покисло. Стою я у стола, и представляю бабкину фотку с ленточкой в правом углу висящей среди образцов. Строгая такая, помпезная. Дети, зайцы и дельфины на секунду замирают, потом ударяются в плач. Бабка строго так на них цыкает, секундная пауза потом по новой. Улыбнуло.

На солнце пот и мокрый, под ветками все тает темными пролежнями. Снегу по пояс, но он рыхлый пух, совсем не держит. Интересно, медведи сразу засыпают нырнув в такой пухляк или немного поворочаются для начала? Вот бы дневник какого такого почитать....

-Давай быстрее! Бегом, не успеем! Прыгай в лодку! Стоя по колено в воде и упервшись в лодку он кричал и махал мне рукой, поторапливая меня, поторапливая людей в лодке собраться всеми мыслями или вовсе оставить их на берегу.
Схватив нехитрые снасти я бегом пересек мелкую гальку и прыгнул в лодку.
-Ну, все..Все в сборе, натужно скаозь зубы протянул он выталкивая осевшую корму с пляжа.
Лодка клюнула носом волну, поежилась от холодной ряби воды и деловито затарахтела в горизонт.
Я устроился в середине, накрыв глаза панамой и подложив под себя старый протертый дождевик. Мерное чавканье двигателя быстро спелось с волной. Я заснул.
Зачем был нужен им хирург, я так и не понял. Молодая романтичная пара, один клерк, забывший снять дорогие часы с руки, два закадычных старых друга охотника, проводник, переводчик и я. Зачем врач на этом мирном, безмятежном усыпляющем рейсе? Незнаю и не важно.

Я проснулся от резкого крена и тишины двигателя. Волна подхватила беззащитный борт подкинула его к солнцу. Потом вниз, лодка успела в секунду успть развернуться поперек волны не черпнув бортами.
Так всегда, ненавижу свою работу. Неожиданный маневр стал причиной женского визга и удовлетворенного мужского хмыканья. Я выплюнул за борт завтрак и смочил губы и лицо морской водой.
В лодке не все.
Я дернулся взглядом обратно в воду и столкнулся нос к носу с мертвым взглядом. Темные потухшие глаза. Большие, с застывшей пленкой боли.
Двое успели одеть оборудование и нырнуть в воду, пока я спал. Дельфин был разорван пополам, один нес его туловище с головой, разорванное гарпуном, второй подплывал к лодке с его хвостом. Дикая животная радость в глазах. Внутренности кровавыми водорослями плыли за туловищем, из дельфина все еще лила кровь.
Они закинули его куски в лодку, потом вскарабкались сами.
В полной тишине они достали ножи и начали его разделывать, плавники, упругую кожу, срезая хрящи и мышцы.
Я не знал что сказать, не знал что делать. Две машины молча отрабатывли свою программу, не обращая внимания на окружающих. Этого не могло происходить со всеми нами, какой то чудовищный сон, разрезающий твое сознание наяву.
-Вы все умрете. Скоро. Вы сами себя наказали.
Один из них развернулся и прыгнул к брошенному на дне гарпуну. я не успел. Он схватил его первым и переминаясь на цепких ногах по скользкому от крови дну лодки уткнул гарпун мне в грудь.
Я смотрел ему в глаза и повторял: ...умрете, умрете, умрете..
Он смотрел в глаза мне и что то ширел на своем языке, его напарник обернувшись через плечо оценил взглядом мой вес и места качественной разделки, вновь вернулся к своему занятию.
Этой секунды было достаточно, для того чтобы успеть разложить ножи по ладоням моих рук. Теперь на равных.
Вдруг голова дельыина дернулась и забилась в жутких судорогах, так как будто у него прошел болевой шок и он в ужасе проснулся увидев себя изуродованого остыми мясницкими ножами. Мышцы сочились кровью, он подпрыгивал и со всей силы бился о дно лодки, доски хрустнули, лодка накренилась выплескивая кроваво мутное болото со дна в море.
Кто стоял, упали цеплясь руками за борта, водва стала быстро набираться в лодку, смывая потеки на стенках и дне.
Все проснулись и началась бессмысленная суета, кто то забивал щель в днище, кто то начал выкачивать стылую темную воду, кто то пытался выкинуть ошметки дельфина и завести залитый двигатель.
Все бесполезно, лодка ухнула ко дну, вода сомкнулась выплюнув разбросанный мусор и ошметки.

Я уже рассказывал про Скота, американца с русским сердцем. В это раз он приехал на тр недели. На третий день алкоголь пати выяснилось, что Скот никогда не парился в русской бане. Сказано, сделано. уже через час, легкий на подъем Скотт рисовал в своем мозгу огромных толстомясых теток в валенках, вооруженных вениками и дюжих мужиков прыгающих в прорубь северного ледовитого моря к синим китам.

По приезду баня была уже теплой, но прорубь успела за неделю морозов зарости. Бур, топор и час борьбы с 40 см. льдом образовали квадратный проем с темной, беспросветной водой.

Вернувшись полностью измотанными в баню, мы обнаружили там радостного Скота, который нам сообщил, что баня это хорошо, и ему очень понравилось. Недоверчиво посмотрев на термметр мы обнаружили 60 градусов.
-Нет Скот, баня будет позже, пьем пиво, общаемся.
Через полчаса когда температура поднялась до 120 градусов, а веник отмок, мы загнали нашего радостного друга в парилку.

Сначало конечно было ему не очень, мы часто выгоняли его на улицу, чтобы привык. Через час разложили его на полке и отходили веником, свежераспаренный, ошалевший от жары и веника Скот мало чего понимал. Мы поняли, что теряем его.

Семен практически в ухо, на ломаном англо/немецко/русском прокричал ему: Scot! Kam!
До проруби было метров двадцать, какой то фанат кайзеровского практицизма расчистил дорожку с четким 90 градусным поворотом, который никак не согласовался с голыми пятками и подпито-возбужденным состоянием.

Я не видел что происходило со Скотом в проруби, только слышал. По пути обратно, его американское сердце разорвалось и повисло кровавыми струпьями на груди.

Он радоволся так, как радуется ребенок деду Морозу с огромным мешком хокейных клюшек, моделей для склеивания, велосипедом, радиоуправляемыми моделями, тамагочами и прочей ботвой.

Первая враза которую он выдал в бане была "Еще!"

...Потом Скот уехал в Питер к Лейву и уже от Лейва узнал, точнее сопоставил, почему Скот был так рад проруби. Почему он легко перенес такой перепад температуры и радовался жизни как ребенок.
У Скота стояло серебрянное кольцо-пирсинг в головке члена. А температура в бане зашкаливала за 120 градусов....

Серый осенний пляж. Вроде как и тепло(в смысле не снег со льдом) но что то как то...
Серые матовые голыши, закатаные вусмерть морем и трупиками выброшенные, заштабелированые на берегу. Нижние мокрые, те кто повыше уже просох, до тех пор пока цепкая рука не подхватит, взвесит, оценит и запустит со всех сил обратно в море, шлепая по волнам:шесть...семь...восемь...девять...Девять.Нижние глядя на все это радуются. Туда тебе, сухой, поделом.

А цепких рук на пляже хватало. Человек сорок в темносиних матовых гидрокостюмах деловито раскладывало на камнях ребризеры с огромными надувными крыльями. Я таких ни разу не видел. Рядом на полусгоревшем лежаке сидел инстрктор. Всегда готовый, всегда в сборе. Они всегда такие. замороченные на своем прошлом, сумевшие расчертить и отсортировать его прямыми линиями. Одна, вторая, третья, это вычеркиваем, этого не было, это было не со мной...Он сидел весь из себя готовый, улыбаясь глазами над новичками на пляже, изредка поглядывая на часы и развлекаясь киданием камней в море.

Серо грязное море наконец заглотило солнце и настала ночь, резко и неожиданно, как свет в комнате нащупанный старым тапком. Инструктор встал и вся толпа замерла. Он ничего не сказал, но все поняли что тянуть далее бесполезно и пора лезть в воду.
Они были разбиты на пятерки, пятерки сдвоены в десятки и так далее. Каждый знал свое место и поядок действия. Каждый прочитал все это в толстом мануале по дороге сюда.

Они по очереди натягивали ребризеры на себя и пятерками входили в море. Уже в воде они сцеплялись руками вместе и опустив маски в воду, раскрыв крылья одновременно заработали ластами.

Две больших лавы загонщиков ушли в море. Охота началась. Я сново присел на лежак. На секунду. Как помешательство от исполнившегося желания. Сбросив уже ненужные баллоны, часы, ласты, костюм и маску я бросился голым в темную непроглядную воду. Жабры проснулись и заработали. Теперь я стал охотником. А они об этом только читали.

Подвалило. То что все хотели, но не хватало усилий устроить.
Нам выдали бокс в подвале размером 60 квадратных метров для нашего клуба.
Бесплатно.
С нас ремонт и порядок.
Хаттаб почесал репу и выдал:
-А давайте пригласим сюда передачу типа 33квадратных метра, или как она там?...они нам ремонт в 48 часов забабахают..."
Но видимо телефон у них был занят или там каким местом чувствовали...короче навез я фирменного инструмента и приступили самостоятельно.

Срезаю старую электрику. Еще сталинскую.
[480x640]

Драккар скандинавов находится в море, шторм, корабль носит, словно ореховую скорлупу, воины медленно готовятся к своей смерти.

Тут разверзаются тучи, и слышится глас Одина:
- Викинги, - громогласно обращается божество, - вы в меня верите?!

Викинги: - Один! Верим! Верим!
Один: - Ну, тогда быстро одевайте свои доспехи!

Викинги быстро одеваются, кто во что может.

Один: - Викинги, дети мои, вы все еще в меня верите?!
Викинги: - Верим, великий Один! Верим!
Один: - Ну, тогда руки в ноги и живо прыгайте за борт!

Викинги похватали все оружие и попрыгали за борт, тут вновь рядом с первым просветом разверзаются облака и другой громогласный голос гласит:

- Локи, ну вот на хуя, а?!

Уже месяц не могу написать статью на сайт. Все есть, материалов вагон, четыре текстовых документа с описаниями, схемы и фотографии все отсканированы...текст не вяжется. Креативу нету. Писательская икота. Не прет и все...Взаимовстречаемость отдельных деталей в разных закрытых комплексах позволяет произвести репрезентативную выборку гарнитуры и скорелировать находки...Вешайся.
Вспоминаю фильм. Писатель не мог книгу начать. Только первую фразу вымучил "Ночь была..." и застрял.

Оказалось что умение летать не было врожденным. Меня этому научили в старом школьном спортзале, с огромными светлыми окнами завешанными белой спортивной сеткой.

С края зала с потолка свисал канат. Я подошел к нему, обхватил руками и ногами и поднялся под потолок. Потом я перевернулся вверх ногами, зажал канал голенями и отпустил руки повиснув на одних ногах. Кровь в глаза. Казалось сердце свинцовым тяжелым комком скатилось в голову и продолжает гнать кровь уже из этого центра. Ему все равно, где и когда выполнять свою функцию.

Я развел руки в стороны, выгнул спину и поднял тело ппараллельно полу. Все мышцы натянулись, удерживая мое тело в столь неудобном и рискованном положении.

Я посмотрел вниз. Подо мной стояли два человека, видимо два тренера. Один кричал-"Поверь!", второй-"Прыгай!". Я еще не понимал чего они хотят, сконцентрировав все свое внимание и силы лишь на том, чтобы не навернуться с этого каната вниз.

Неожиданно меня отпустило. Я расслабился, кровь мигом наполнила выжатые напряжением мышцы и сухожилия. вернувшись обратно в сердце она успокоилась, выбросив лишь пену спокойного прилива в голову.

Спокойствие и уверенность. Как щелчок левой цифры на адометре машины. Семь это значит новый виток, это значит что шесть уже было, но к нему ты уже не вернешься никогда, потому что шесть это было только что, секунду назад, но уже не сейчас...

Я отпустил канат и полетел через весь зал, еще раз, обратно. Помню, что мне сразу же стало тесно в этом небольшом, низком, старом зале с небольшими мутными окнами...

Неотвеченный звонок на телефоне. Номер незнаком. А все таки кто же это?
Я набираю номер и звоню. Пока мне интересно.
Спрашиваю:
-Але?!
Серега:
-Привет. Я просто позвонил и хотел пригласить в поездку. Потом понял, что ошибся номером, хотел позвонить Лерке, но вспомнил, что вы разошлись..
-С чего ты взял?
-Ну...говорили.
Тут я понимаю, что Серега играет, считая что я ничего незнаю:
-Знаешь Серега. Моли Бога, чтобы мы не пересеклись нигде и никогда. Хотя нет. Моли об обратном, чтобы мы все таки встретились и я прекратил твои мученья раз и навсегда! Потому что ты живой труп!

Проснувшись, я опять никак не смог вспомнить его фамилию...

...А мать у него была очень сильной. Такой сильной, что если заснет, то просыпается уже завтра...
Так и мы, заснув после питерской дороги в час дня, проснулись уже завтра, пропустив целый световой день.
Быстрый завтрак, упаковка крестников в теплое и цветастое и мы выезжаем из Сестрорецка сново в Питер, бросаем машины около ближайшей станции и едем на метро до стадиона.

Я плохо переношу толпу. Особенно плохо активно бурлящую, эмоциональную, прыгающюю, кричащую...никто не в ответе ни за что, поскольку толпа это море, которое меняет свой цвет и структуру в мгновенье ока. Человек тонет в ней как пуговица. И без следа.

На один вечер весь зенитовский Питер переоделся в цвета московского Динамо, благо цвета позволяли. Да и не болел никто ни за Динамо, ни за Зенит, болели просто за НАШИХ. Которые должны в финале победить НЕнаших, то есть финнов.

Я никогда не был в подобных сооружениях, строили да, но всегда уходили, когда начиналась отделка. Стадион меня поразил, войдя на трибуны я почувствовал настроение, вздох, толпы людей, почувствовал позитив людей и нервозность финала. Наверное тоже самое чувствовали гладиаторы, выходя на огромное пространство полностью заполненное людьми и ждущих развязки.

Игра это реальная интрига, не разбираясь в хоккейных правилах я влился в настроение толпы. Простой человеческий вздох тысяч людей от промаха по воротам может оглушить уши.
К концу матча была ничья 4:4, дополнительное время не выявило победителя. Накал был таков, что семь шайб на полной скорости вылетело на трибуны в руки(?) зрителей.

После такого счета были назначены серия пенальти-буллидов в хоккее. Весь зал встал не в силах больше сдерживать напряжение. Один на один вратарь-нападающий, пятисекундный поединок в жмурки и удар.

Последний удар по нашим воротам, если попадают проигрывают, если сдержат, то наши -чемпионы Европы. И зал начал скандировать в тысячи глоток: "ДЕРЖИСЬ! ДЕРЖИСЬ!"

И наш выдержал удар.

Что было дальше, осознаешь только на чувственном, рефлекторном уровне. Мы прыгали и орали, обнимаясь с соседями по трибуне, пели песни и гимны, поздравляя друг друга и совершенно незнакомых людей. В эти секунды это был дух нации, дух единения, независимо от цвета кожи, языка, прописки или кошелька. В эти 15 секунд все стали братьями.
На миг, но незабываемое чувство.
Эскалаторы и вагоны метро разрезали это единение на куски и пласты и развезло их по всему Питеру. Развело мостами. Они вначале даже не замечали серых взглядов прохожих. Недоуменных кивков в их сторону. Неприятие. Штамп хулиганства. Город вновь перемешал их с буднями. Рутиной. Мыслями. И город заснул успокоившись, что все в порядке и на своем месте.

Поездка к Мишину началась с Детского мира. Два крестника, один трехлетний оторва обоев и всего что плохо лежит, вторая шестилетняя принцесса на горошине. Долго бродили из отдела в отдел в страшных сомнениях, которые закончились паникой. Паника обычно кончается русским авось. Придумаем по дороге.

На машине решили поехать впервые и как следствие оного спонтанно. Выехали в ночь, переиграв во все игры чтобы не заснуть за рулем. Закончили крестиками-ноликами по памяти. Через каждые 100км останавливались, отдирали лед с фар, заливали омывайку, тонизирующую весь салон на протяжении пути. В 9 утра уже под Питером никак не могло встать солнце, спички под глазами не помогали. Темно,от сигарет уже тошнит.

Сонный Невский, где то тут огромный магазин игрушек. Два сонных вампира, опять проспавшие будильник заходят внутрь и авось срабатывает. Пианино Casio, мелкому петь, взрослой играть. Соседям опять же.

Наконец приморский Сестрорецк, теплая квартира, бездоная кровать и подушки. Погружаемся.

Проснувшись днем узнаем новость, через несколько часов едем на финальный матч за кубок Европы по хоккею. Наши с финами. Едем.

Завтра будет праздник.
Завтра все пожелают друг друга.
Завтра мы забудет и проводим в старый год.
Завтра мы вспомним и тайно улыбнемся своему прошлому.
Любовь.
Всем и на всех.
Желаю всем и навсегда.

Горный хребет, высушенный летним солнцем. Сухой воздух с горной пылью из под множества ботинок закупоривает легкие. Мы молча карабкаемся вверх к огромному кратеру давно потухшего вулкана, сбиваем колени и пальцы, но цепляемся за жалкие травинки зеленки от брошенных неизвестно когда сюда семян.
Огромные железные ворота. Прямо перед нашим носом они захлопнули свои многотонные створки, внутриутробно запирая засовы и противовесы. Мы в ловушке. Ибо по пятам нас преследует запах адреналина, погони и мести. Нам надо за дверь, очень надо, забыв даже о цели нашего путешествия, нам надо укрыться от погони.
И мы бросаемся на дверь пытаясь найти хоть щель, хоть небольшую зацепку к этим засовам, чтобы проникнуть внутрь.
Справа и слева от меня срабатывают ловушки, которые сносят моих товарищей вниз по склону струями кипятка. Ошпаренные, ослепленные, гонимые болью, они падают вниз в пропасть к ногам преследователей.
Я завис на небольшой стальной ступени на воротах. Я пытаюсь перебраться на ту строну ворот и карабкаюсь вверх используя малейшие неровности поверхности-ржавые заклепки, выбоины и куски арматуры.
Наконец я понял, что застрял. Выше и левее, слишком высоко чтобы перепрыгнуть, правее слишком хилая арматурина, чтобы безопасно за нее уцепиться.
Я застыл, чувствая спиной взгляды преследователей. Я застрял окончательно и нужно спускаться вниз.
Руки немеют от напряжения, пот залил лицо и грудь.
Напротив меня небольшая щель, под ней проржавевшая створка люка. Сломаными ногтями я выцарапываю ржавчину и протискиваю руку внутрь двери. Лазейка найдена. Я нащупываю с той стороны ручку засова, откидваю створку и забираюсь внуть двери. Я спасен.
Сырые, тяжелые ступени. Сухая кожа вмиг напитывается влагой и сумраком. В три погибели я ползу на свет в конце лестницы и выбираюсь наружу. Внутрь огромного жерла потушхего вулкана.
На месте его огромное море, спокойное и тихое. От берега идет деревянный причал, я наступаю на его старые доски и иду вглубь моря.
На сколько хватает взгляда слева, справа и в глубь вся пространство акватории забито морскими судами. Часть из них нефтяные и газовые вышки, часть угледобывающие лайнеры, черпающие угль со дна кратера. Все работают, небольшие курьерские катера снуют между кораблями. Треск, скрежет, всплески воды. Все заняты работой. Качают. Молча деловито, монотонно выкачивают ресурсы планеты. С платформ взлетают транспортные суда унося содержимое в неизвестные глубины неба.
Вся картина настолько завораживает своей законченностью, что кажется идеальной. Ни одного человека, ни одного существа, который бы контролировал весь этот механизм.
Незаметно и бесшумно слева от меня к пирсу пристал катер, были брошены канаты и спрыгнувший с борта человек деловито пришвартовал судно.
Он явно не ожидал увидеть меня тут и воспринял меня в качестве одно из работников.
-Что они делают?-спросил я указывая на нагромождение морских судов, платформ и барж на гладкой поверхности кратера.
-Восьмая смена. Сегодня напоролись на шлейф золота и алмазов. Надеюсь успеем выкачать под дно...Постой, где твой бейдж?! Кто ты?!
-Поздно. Я закрываю глаза и оказыаюсь в своей подмосковной квартире. Никого. Я один. Но не надолго. Я просто чувствую погоню, хвост преследования, обмана, хитрости. И выйдя на балкон чувства меня не обманули. Два черно желтых патрульных корабля приземлялись во дворе, оцепляя крышу и улицу. Я бросился внутрь квартиры и замер у стены. Они рядом. Они вокруг.
Неясные звуки на кухне. Пробираюсь вдоль стен. Человек без лица. Стоит ко мне спиной. Молчит. Оранжевый жилет спасателя. На кухонной плите лежит нож. Я бросаюсь всем телом, стараясь произвести как можно меньше шума.
Табуретка, кружка, доски сыпятся на пол, удар каждой как звук ядерного взрыва, один, второй.
Он оборачивается ко мне, схватывая меня за горло своими руками.
Поздно. Я смотрю ему в лицо. Пустая маска без эмоций и глаз. Она трескается. Он отводит от меня свой взгляд и смотрит вниз. На мою руку. В ней нож. Нож в его груди. Я разрезаю ее вверх. Нет крови. Он ослабевает, отпускет мое горло. Катера за окном уходят вверх и исчезают.

На прошедшем Йоле были наконец то сформулированы и преданы гласности основополагающие тезисы активной фитотерапии (с небольшими дополнениями относительно пассивного, вторичного фитокурения).
Итак.
1.Хомяк является Вашей второй незавидной сущностью, которая просыпается как только Вы покидаете место первичного приобщения к процедурам(кафельный туалет, палатка, полянка с пеньком посередине и т.п.) и начинаете медленно, но уверенно перемещаться к месту вторичного времяпрепровождения и возможно ночевки. В конце этого пути хомяк просыпается окончательно и Ваш невольно вырвавшийся смех означается, что он проснулся и сделал первый, внутриутробный вздох.
2.Хомяк добр. Он весел и беспечен, что подтверждает Ваша идиотская улыбка на лице. Он обязательно воспользуется вмонтированной в Ваше тело машинкой-дебоширкой для проведения безобидныдных акций в отношении окружающих.
3.Хомяк постоянно вынужден за Вас думать и совершать много других функций свойственных Вашему организму. Поэтому ему требуется много еды. Очень много. Так много, что Вы бы умерли попробовав съесть столько без участия хомяка. Никогда не делайте этого без него.
4.На самом деле чувство голода, которое провоцируется в Вашем организме действиями хомяка-ложно. Постоянное пищепоглощение не дает хомяку почувствовать чувство голода и скопытиться вместе с Вами. Ведь когда хомяк ест, он не голоден, так как он осознает что ест, а значит постоянно потребляет калории и полезные вещества, необходимые для его бурной мозговой деятельности. Когда хомяк осознает, что еде кончилась и прекратится эта цепочка, он умрет. Он умрет вместе с Вами. Поэтому очень важно соблюдать правило об источниках еды.
5.Правило об источниках еды.
В нем нет ничего сложного и простое выполнение его непозволит Вам оставить Вашего друга без важных и необходимых для него продуктов питания. Выучите его и всегда придерживайтесь его простым рекомендациям. Итак.
-Вся территория вторичного времяпрепровождения и ночевки делится на несколько зон расположения съестных запасов, самая близкая, та, в которой Вы будете ночевать, не должна превышать расстояния вытянутой руки. Т.е. зона питания, в которой Вы можете поддерживать жизнедеятельность хомяка уже находять в предспячном состоянии. Это очень важная зона и вы должны заботиться в первую очередь о ее заполнении продуктами. Ибо, когда Вы ляжете спать, ходить далеко и искать еду вы уже не сможете. Вы сможете только лежать, есть и чувствовать как Ваш хомяк засыпает. Вы всегда сможете схитрить, изначально выбрав точку ночевки в непосредственной близости от больших запасов еды-например деревенского амбара, коллективных запасов еды в углу палатки, кухни или холодильника.
-Самая дальняя зона запасов еды, обычно находится на отшибе от основного времяпрепровождения, но где постоянно тусит народ. Например курилка или переодевалка. Народ туда заходит постоянно иногда с съедом, что Вам и нужно. В милой, незамысловатой форме Вы можете попросить у жертвы поделиться едой и питьем. Люди обычно дружелюбны и легко идут на контакт, расставаясь со своими запасами еды.
-Средняя зона потребления пищи. Это то место где происходит непосредственное действо-тусовка, зажигалово, пиры, конкурсы, песнопение и т.п. В этом месте обычно много запасов пищи, но помните, что Ваш хомяк может быть не единственным на этом мероприятии.
Осознавая принцип распределения еды по зонам, Вам необходими поедать пищу в первую очередь на дальних(крайних) зонах, затем передислоцироваться в среднюю зону и перед самым сном поедать запасы еды в ближней точек, в зоне непосредственной ночевки.
6. Поскольку хомяк постоянно ест и поэтому не испытывает чувства голода и прекращает ест только перед самым сном, Вам необходимо помнить, что хомяк может неожиданно проснуться ночью, по той или иной причине или нужде. И проснувшись он может неожиданно помереть, если необнаружит вокруг себя еды. Поэтому незабудте перед самым сном заныкать под подушку или одежду последний запас пищи, съев который, хомяк сново заснет.
7.Помните, что запасы пищи необходимо охранять, ибо могут быть съедены другими хомяками. Выживает сильнейший и самый хитрый.

Вот вроде бы и все, что я смог зафиксировать в памяти.
небольшое дополнение относительно пассивного курения. Поскольку все помещения в здании соеденены системой вентилируемых воздуховодов, а курят траву обычно в конечной точке, в туалетах, откуда начинается вытяжка воздуха из помещения, то можно разобрав часть воздуховода и поиестив в него свое тело с головой, дождаться того момента, когда кто-нибудь начнет курить в туалете и покурить вместе с ним нахаляву.

Из увиденного.
Выйдя в тамбур ночного поезда увидел вымороженные до синего холодильного инея стены, окно, стопкран и пол. Льдинки снега продували неплотную дверь тамбура и выморозили в нем все живое пространство. В какой то момент показалось что наш поезд идет по маршруту "Москва-Антарктида" и мы где то уже на подъезде к конечной точке.
Из услышанного.
Самец перепелки не периживает больше одного полового акта, поскольку после оного впадает в эйфорию и закатив глаза выпадает из гнезда...

Нас опять завалило. Поколено снега, сыпет без остановки. Дворовые заснули до весны заваленные снегом по самую крышу. Как всегда неожиданно, как всегда неготовы. Ехали сегодня сквозь Сокольники огибая пробки и завалы. Сказочный лес, белые коралы вместо веток и деревьев. Красиво. Сонно. Задумчиво.
В эти выходные Йоль в Новгороде. Уезжаю. И так весь год.
Офисные новогодние праздники. Застолье, фуршет, музыка, танцы, весклый и пьяный главный бухгалтер целующийся с кем то в прокуренном углу. Пружина закрученная где то внутри наконец достигает последнего, самого напряженного положения. Дается десять дней, чтобы ее заменить в ближайшей часовой мастрской на новую, которая начнет закручиваться с первым рабочим днем.

Я начал узнавать эту деревню. Проселочная дорога вокруг большой впадины окруженной со всех сторон лесом. Посреди впадины деревня из трех-четырех домов, сельпо и колхоз. Если идти по дороге, то неизменно попадаешь в точку откуда начал движение. Замкнутый круг, замкнутый мирок, в котором неожиданно для себя оказываешься и не знаешь как от туда выбраться. Петляешь по этой дороге в обе стороны и все одно и тоже. Лес, с мелким кустарником, мох, трава, поля и бревенчатые дома.
Сегодня я решил разнообразить маршрут, а возможно и разобраться в этом причудливом феномене. Я зашел в деревню. Посреди сельской площади стоял кабак, таких сотни по любой из трасс. Радио шансон, кофе, бутерброды завернутые в полиэтилен, солонки из пластиковх стаканчиков и ненавязчивый сервис.
В кафе сидели и разговаривали о своем. Они явно не относились к местным пейзанам, возможно такие же как и я внезапно зашедшие и ожидающие когда сон кончится.
Я взял солянку и сел за пустой стол. Полиэтиленовая прозрачная скатерть с хлебными крошками под ней. Бугорки сквозь которые можно резать пленку.
Взяв пластиковую ложку, я перемешал содержимое тарелки. Пряный запах ударил в нос, затем в глаза. Вкус теплой еды.
Я доел почти все. Последняя ложка. Смесь рыбных и мелких куриных костей застряла в горле. Доставая их по одной я раскладывал их на скатерти. Это была не рыба и не курица. Проволочные белые кости причудливой формы.
Меня стошнило прямо на стол. Разводы желчи и крови.
Я не для этого мира.

Приезжаю к поставщику, в бухгалтерию за деньгами. Аньки не было, был только Викторович. Слева на столе кейс, он открывает его, полностью уложен пачками долларов. Как в комиксах и фильмах. Миллионы миллионов.
Но раскрыв ег он достает телефонные карточки, немного, штук пять или шесть. И отдает мне. Вместо денег. Я стою ошарашенный, он говорит, ничего, пригодятся.

Просыпаюсь, шарю рядом два телефона. Да. лишних карточек мне бы сейчас бы очень не помешало.

Третий день сижу на корпоративном номере. Никто не звонит на него, ибо не знает. Весь мир отключен по причине финансово-полового кризиса. Кто бы мог подумать что обычная плитка СТОЛЬКО может стоить! Зато красивая, почти уложили всю ванну.

С другой стороны ничего не изменилось. Сейчас народ жалуется: у тебя вырублен/сел/потерян телефон, как же мы сегодня встретимся?! Незнаю, отвечаю я. Как нибудь встретимся. Как раньше люди встречались на протяжении последних 40 тысяч лет человеческой цивилизации без телефона или других средств мобильной коммуникации?
У меня осталась привычка встречаться с людьми неожиданно и без всякой взаимной договоренности. Люблю смотреть на удивленный/испуганный/недоуменный/неузнавающий взгляд человека при такой встрече.
[439x678]

Почему люди считают, что смерть поджидает их где то далеко, там где пенсия и внуки, там где обеспеченная или не очень старость, где ревматизм и простатит, где лекарства и потеря зрения?
Она не впереди, она идет по жизни вместе с вами, справа или слева. И случайно брошенный на нее взгляд может ее привлечь.

Они посмотрели друг другу в глаза. "Mitabed! Mitabed! – закричала она, испугавшись за саму себя, за будущего ребенка, которого она носит во чреве, и за всех людей, которые заполнили Hasharon Shopping Mall в Нетании. Она заметила этого молодого человека и немного за ним понаблюдала – Он шел как робот. Правая рука в сумке. Она начала его преследовать. Когда он это понял, то ускорил шаг. Тогда и ей пришлось побежать. Она закричала: "Mitabed!", прибежали охранник и двое полицейских. Они блокировали его у стены, еще до того, как он вошел.
Он остановился.
Он посмотрел ей в глаза.
И взорвался.

Пять погибших, он шестой.

Сон?
Реальность.