



Разные обложки кидаю обе чтобы не запутаться.









Улыбка цвела вместо пламенных слез,
И губы застыли в холодной усмешке.
Он столько стерпел, не сказав нужных слов
Тем людям, что вечно служили поддержкой.
Улыбка простая на тонких губах.
Он знал это точно: не выжить без смеха.
Он все еще мальчик с задором в глазах,
Тот мальчик, что в школе проказдничал смело.
Он сын рода Блэков, как гордый орел
Летел, свои крылья по ветру расправив.
Он всем улыбается дни напролет.
Он жил припеваючи, будто без правил.
Судьба нанесла ему множество ран.
Он знал: улыбайся, и боли не будет.
Он верил друзьям лишь, не верил в обман,
Но памятью стали бесценные люди.
Он верил в себя и всегда успевал
Помочь всем друзьям не наделать ошибок.
Но выжить не смог, без дыханья он пал,
Без слез... На губах все застыла улыбка
Я любила клинки из стали
И зеленый огонь Авад,
Я хотела, чтоб все рыдали,
Отправлять всех любила в Ад.
Я искусна в дуэльном бое,
И пытала я всех не раз;
Я гордилась всегда собою,
Но любила лишь только Вас.
От меня вечно пахло кровью,
Пахло дымом седых костров,
Танцевала где вновь и вновь я,
Погребая своих врагов.
А сегодня я пахну смертью
И на древнем лежу полу,
Я сегодня попалась в сети -
Через миг я уже умру.
Неподвижна, смотрю наверх я,
Продолжается рядом бой
Раздаются раскаты смеха,
Только жалко, что он не мой.
Затхлый воздух буравят вспышки
(Мне зеленая всех милей),
Только я из игры уж вышла:
Я лишь жертва военных дней.
В двери Ада вступаю гордо:
Песня спета, проигран бой.
Отомстите, прошу Вас, Лорд мой,
Этим Светлым за мой покой.

Вы насылали на него то столп огня,
То рой кинжалов, что убить бы мог мгновенно.
Весь гнев, всю ярость в тот момент легко понять.
Началом Битвы создавалась эта сцена.
Всё трое. Против одного. Хотя, плюс Слизнорт.
Убийца Дамблдора, ненависти лик,
Пусть рухнет памятник, который был воздвигнут!
"Трус!" - вы кричали в спину. Страшен был тот крик.
Сбежал, не принявший дуэль... Но вот "дуэль" ли? -
Толпа разгневанных волшебников и он,
Когда заклятья смертоносные летели
И окружали одного со всех сторон?
Как то ни странно, я оправдываю бегство.
Профессор Снейп не дал убить себя. И что?
В бессильной ярости проверенное средство -
Столь малодушный обвинений злых поток.
... Теперь,, спустя года, в то время возвращаясь,
Переосмысливая созданный расклад,
Осознаю всё чётче я: вы ошибались.
Но революция вела, слепила взгляд.
Испепеляющий огонь и рой кинжалов -
Не запрещённые заклятья Сил Добра.
Пустить их в ход, чтоб Сила Зла не угрржала!
А рассчитаться с ним, единственным, пора!
Забыты доблесть, человечность, честный бой.
Есть Цель, которую стремятся устранить.
Под обвиненьем - "трус!" - окажется любой...
Но нападающей ТОЛПЕ не объяснить.
Не справедливой справедливостью живём.
Уже не важно кто на чьей был стороне.
Он был один... Вы ж нападали все втроём...
В чём трусость? смелость? На войне как на войне.

Не стоит требовать тепла с того, кто умер. Душа в могиле. Только тело всё живёт. И смотрит вдаль Судьбы, надеется - как глупо! - Ещё горит фитиль, , прощение придёт. А дни утраченного блага - холодны. И нет покоя, нет пристанища калеке. В глазах аскета слёзы боли не видны : Никто не видит человека в человеке. Жизнь преждевременно закончила свой путь. А что вокруг, то "жизнью" вряд ли назовётся. Мгновенье - выдохнуть, мгновение - вдохнуть, За искупление вины искать! Бороться! За искупление вины принять как дар Всю уготованную участь в зале пыток. Лишь сохранит патронус чистое "Всегда" Картинки радости былой, , былых улыбок. Но истин этих не узнают толпы пешек , Тех, кто привык к эгоистичному Добру. Душа в могиле. Разум терпит шквал насмешек. И гаснет свет надежд свечою на ветру.

Доброта, равнодушие к лести,
Крови равенство – здравые мысли,
Для тебя это правила чести,
Ты согласен, не правда ли, Кингсли?
С детства сильный и умный, и ладный,
И пылает искринка во взгляде,
Только слишком уж много неправды
В этой воина легкой браваде.
И у Кингсли есть темы для «вето»,
Хоть являлся нам сильным и грозным,
Слабовольно мечтаний заветных
Ты увидишь в зеркале дозу.
…Как вернешься под вечер уставшим,
Как жену поцелуешь и сына,
Рождество вас окутает счастьем,
Еле слышно дохнет мандарином…
Да, не славу ты видишь, не славу
В серебристом зеркала блеске,
И не нужно все это, ведь, право,
Не мечта – быть главой в Министерстве.
А над замком – рассвет ярче крови,
И шепнет кто-то голосом бойким:
«Ну, Министр-то будет толковым,
Только жаль – уж совсем одиноким…»

В двадцать лет так легко шутить,
Словно жизнь из любви и полётов.
В двадцать лет так легко молить,
На коленях, как в прошлом кто-то.
В двадцать лет так легко рыдать,
Утыкаясь в ключицы мёртвой.
В двадцать лет так легко предать,
Потому что всегда четвёртый.
В двадцать лет так легко потерять
Всё плюс голову — правда, виновен.
В двадцать лет — грех на веру взять
По ошибкам былым и крови.
В двадцать лет так легко решать
Про себя, про других — за небо.
В двадцать лет так легко умирать,
Будто смерть — это просто небыль.


