Всем Гуманитариям - посвящается...

...

Решил Пушкин себе памятник воздвигнуть. Решил – Поставлю, и пусть себе стоит, народ пусть любуется, потомки пусть помнят, да и птичкам, какое-никакое, а подспорье. И чтоб постамент, непременно антивандальной конструкции. Вензеля чтоб бронзовые. И табличка, мол… Пушкин! Александр, так сказать, Сергеевич, а не больно кто. Думал так Пушкин, думал, ходил из угла в угол, но куда ни глянь всё какие то материалы несерьёзные да непрочные. Ухват например. Какой памятник из ухвата сделаешь? Дряной только. Да и мелкий какой то памятник из ухвата, а Пушкину хотелось чтоб… большой такой, да заметный. Или, например – чернильница. Совсем мелочь ведь. Срам один, а не памятник получится. И опять же, только мухам радость, а птичкам и не уместиться, да и загадят ведь тут же, и всё – невидно памятника! А ежели поставить чернильницу на постамент антивандальной конструкции, так ведь и вовсе ничего видно не будет!, один постамент да и только, А Пушкину хотелось Памятник! Большой памятник, с большой буквы.

Взгрустнул Пушкин, переоделся – и нарисовал два профиля, очинив новое перо. Мдяя… ничего умнее на ум ни как не идёт. Вышел тогда Пушкин на крыльцо – глядь, свинья в заборе застряла, а мальчонка дворовой, её хворостиной лупит, зверские рожи корчит, да недетским баском кроет её. - О! Подумал Пушкин, и побежал в кабинет. Написал Сказку о царе Салтане, выпил чаю с рогаликами, посмотрел на часы… рано ещё – скука.

Читать далее...

…их никогда не устраивало то, что они сами называют реальностью. Литература, музыка, кино, темные зеркала, LCD, религия - лишь малая часть тех призрачных окон, которыми так манит параллельный мир... манит странными звуками. Вероятно, только любовь и музыка могут доставлять наслаждение, не вызывая отката, в отличие от алкоголя, наркотиков и электронных возбудителей. Твои силы не иссякают, а умножаются. Познавшие тайны перемещения музыки в пространстве и времени могут зайти особенно далеко: неузнаваемо меняясь, она приобретает совершенно особые свойства - отражения заставляют забыть оригинал, условность сулит невиданную свободу.

Все не определенно и головокружительно. По коже бегают мурашки, и части тела отнялись. Тишину нарушают угрожающие, насмешливые монотонные голоса. Быть проглоченным и страшно, и заманчиво... Теперь ты свободен, чтобы раствориться в струящемся лете.

Именно к концу лета растоптать ногами High-End, испытывая упоительное счастье, как будто навсегда уходишь от нелюбимой женщины. Ведь можно же когда-нибудь делать то, что хочется.

«Мы любим по своему усмотрению и боимся по усмотрению других» (Макиавелли).

Именно в конце лета много лет назад впервые оказалось возможным услышать несуществующий шелест листвы на квадрофоническом PINK FLOYD. (Изумительное убежище от обыденности Total Crash.) Это ощущение не повторялось, потом больше ни при каких сочетаниях, хотя жизнь научила более тонкому и изощренному сумасшествию.

Читать далее...

Великий Жизненный Путь, постигаемый из последних сил парящим на мушиных крылышках вольного своего духа россиянином — штука очень незатейливая, хотя и представляется с высоты мушиного полета чем-то пугающе-величественным, зовущим в дали лазорево-заветные; а ведь на самом деле это обычная залитая бетоном нечистая дорожка, ведущая от источающей миазмы столовой догнивающего заводского пансионата к по-своему не менее ароматной буколической избушке деревенского нужника.

Можно сказать, экзистенциальная сущность Пути этого проявляется в том, что алчущий сладкой жизни мух - гибнет, ибо Бог создал человека, который создал Столовую и повесил в Пределе ее Липучку. Но свобода воли действует и в мушином мире, так что мух, выбравший аскезу — спасется, то есть, другими словами, врежет дуба не на обманчиво-сладкой полоске бумаги, а на куче, извините меня, говна.

Читать далее...

…Ощущение, при котором всё остальное становится менее значимым, почти неважным и мелким, возникающее сразу, как только почувствовал правой рукой мелкую дрожь хорошо сбалансированного двигателя. Что-то меняется в мире и меняется в тебе с первым касанием сцепления. Мне нравится, что меня не видно за тёмным стеклом шлема. Да я знаю, что удар на скорости 80 км. в час подбородочной дугой шлема-интеграла вызывает перелом основания черепа, так и чтож с того? Зато удар о годы вызывает маразм, и скажите мне - что страшнее? Первокурсницы, пришедшие к соседке из соседнего дома, стоят и с интересом смотрят на меня и, видимо, думают про меня бог весть что. Думают, что наверное, я “крут” и интересен, но… ошибаетесь, уважаемые!, я совсем не то, что Вам кажется. Я не такой как вы, когда я один, когда я без мотоцикла. Я скромен и неразговорчив, я хорошо образован, я не обаятелен и недружелюбен. Я – незаметен. Я не "первый", я – “другой”...

Мотор ждёт твоей команды взорваться всеми своими киловаттами как преданная собака ждущая малейшего знака со стороны хозяина, а до этого момента вся находящаяся в нетерпеливом, нервном ожидании… Но мы не дети, чтоб шуметь мотором, дёргаться и изображать из себя рэйсеров, мы плавно выезжаем, почти неслышно шелестя двигателем и прицеливаемся к потоку. Тщательно выверенное движение запястья и мы, совершенно неожиданно для всех, бросаемся, в просвет между машинами. Стрельба по летящей мишени - лучшая аналогия...

Читать далее...

Грустный и скрюченный от пронизывающего ветра человечек шёл по заиндевелым, зажатым меж неприветливых домов, обледенелым пространствам провинциального города, претендующего на принадлежность к цивилизации густо посыпанными грязью и солью дорогами.
Одиноко светящееся окно, мелькающее сквозь голые ветви криво облагороженных летними садовниками деревьев, вызывало печаль и самим образом: жёлтое окно в каменной степи холода и одиночества, и пониманием что там в этом жёлтом, тёплом уюте, среди объедков, липких кругов оставленных стаканами с дерьмовом пивом и небрежно разбросанных окурков дорогих сигарет, купленных на последние деньги, судорожно веселятся безнадёжно одинокие и безнадёжно самодовольные люди.

Никто не останется безнаказанным, ничто живое не создаст ряби на промёрзшем до дна неглубоком мутном водоёме сознания.

Ветер и песок с солью - всё что осталось от незамысловатого механизма, испортившего нездоровым звуком благостное оцепенение непритязательного гражданина в обносках из мохнатого коричневого акрила, находящегося под защитой невежества, нежно выпестованного объективной реальностью с помощью сложных комбинаций различных жидкостей неорганического происхождения.
Холодный ветер лизнул старую собаку. Собака понюхала жёлтый край сугроба и устало побрела вслед за ветром, ведущим её через годы.
Жёлтое окно и имитация жизни людьми в этой жизни не нуждающимися, вызывало чувство дискомфорта и тревоги.

Шумные люди, плотно заполнив своими телами маленький объём убогого автомобильчика, под громкое уханье пугающей музыки везут себя к месту коллективного совокупления, но пространство поморщилось в бесчувственной усмешке и автомобиль надолго завяз в складках поверхности, беспомощно вращая шершавыми, резиновыми колёсиками.
Планета медленно поворачивает город под недостаточно губительные лучи местного светила.

Снег и соль.
Край галактики - жуткая провинция.
Инфантильный красный карлик медленно умирает, давая напоследок природе возможность ставить безжалостные эксперименты.
Ублюдки, возникшие от кошмарного инцеста судьбы и бездны свернувшегося в спираль вещества, прячущие свои нездоровые тела в грязные пальто и свежевыстиранные рубашки с малозаметными пятнами зловонных косметических средств, мёрзнут в витрине автобусной остановки, пребывая в привычном ступоре рефлекторного ожидания.
Мёртвая звёздная пыль, сконденсированная в недолговечное желе под плотно сшитыми костями черепных коробок, дарит людям безмятежность вечности бытия и они, плохо структурированными рядами погружаются в натужно жужжащий автобус.
Вечная мерзлота застыла в недоумении перед гримасой несмешной пародии на жизнь.

Снег и соль.
Парализованная холодом грязь.
Нелепое шевеление на поверхности сущего, вплетённое в него, объединённое с ним главным родовым признаком.
Изнурённые обжигающим льдом вечности люди агонизируют в припадке освобождения от рассудочности и здравого смысла.
Закрыть глаза и развлечь себя безумием.
Открыть -и развлечься безумием окружающих.

Снег и соль.
Красный карлик, медленно умирающий на краю галактики, с великодушием обречённого даёт городу ещё один шанс.

Ветер как собака поволок охапку палых листьев но бросил на пол пути и занялся куда более интересным занятием – стал загонять в угол домов большую разноцветную газету. Газета вяло сопротивляется… жеманно размахивая страницами, пытаясь отвлечь внимание Ветра чем то пёстрым. Голые женщины и их проблемы? Невидно отсюда. Но ветру стало скучно, или, возможно, он просто устал и улёгся в листьях, иногда вяло там ворочаясь, а иногда поднимая голову, выискивая новую жертву…

Непонятно. И нужно ли? И вообще… А что “вообще”? И что значит “нужно”? Что вообще нужно челу, где бы он ни жил чем бы ни занимался, ну, разумеется, кроме вещей понятных, и по большому то счёту, ежели не заморачиваться, легко достижимых? Ничего? Или всё? Или это одно и тоже? Или реверс и аверс? Положить ребром и… обмануть судьбу!?

Ничего не знаю. Ничего не хочу. Осень. И утром ослепительное апрельское солнце и запахи листьев и сырой земли. Воздух замер и птички в ветвях огромных тополей чирикают как-то очень по весеннему. И гул большого города и шум нескончаемых машин на улице кажется нереальным саундреком по ошибке запущенным совершенно не вовремя пьяным звукорежиссёром…
Декорации жизни… Декорации. Утро. Осень. Средняя полоса России. Субконтинентальный климат. Восточный край Европы. Маленькая планета, залитая солёной водой. Непомнить, незнать… А я просто выйду под благовидным предлогом (покурить) и потрогаю шершавый ствол дерева. Ко мне тот час подойдёт сосед - и затеет беседу о том как он вчера поругался с Ленкой, о том что брат всё никак не продаст дачу, о том что ездил устраиваться на работу, о том… А я буду курить и поддакивать. А я буду тайком трогать ствол векового тополя. А я буду смотреть на солнце сквозь листву, слушать шум полутора миллионного города и непомнить о том, что эта маленькая планета, на две трети залитая солёной водой, миллиарды лет живёт своей мёртвой жизнью на краю совершенно ни чем не выдающейся галактики под странным названием Млечный Путь…

Все мы отсюда. Все мы тут, и все мы из одного теста…

Ничего не хочу. И… ночь. Ночь написания писем. Ночь маленьких чёрных букв перекликающихся с моим именем.

“Зачем Мы Нам?” – плакат висевший в НИИЧаВо Стругацких. “Ты кто?” – в разных формах заданный мне вопрос почти уже бесит, а иногда вызывает просто недоумение и невозможность внятно ответить. Кто Ты? Кто? Ты? Я незнаю что вам ответить… Я Человек!, мать вашу!!… Я не архитектор, не отец, не инженер, не дворник, не сын, не солдат, не налогоплатильщик, не гражданин… Я человек! Но им хочется слышать чем я зарабатываю на жизнь и чему меня “УЧИЛИ”, будто бы от этого они узнают обо мне нечто важное и всё-всё объясняющее. Что я им скажу? Что??? Я никто, по Вашей классификации. Я всего лишь смотретель на листья. Я видетель заката. Я ощущатель ветра. Я вдыхатель воздуха. Я думатель мысли. Я разговариватель с дочкой. Я гладитель щенка и отниматель у него грязного носка. Я нюхатель пучка укропа. Я одеватель шлема. Я трогатель лепестка белой, почти уже увядшей розы. Я наливатель чая. Я закручиваетель шурупа и нажиматель кнопок. Я…
Я – НИКТО!!

Что может написать “никто”?..

Ничего

Неполучается писать. В душе всё какой то… вот незнаю как сказать… что-то колышется – с трудом приобретая формы буквенно-словесные. Хочется сказать о небе и смерти… О сине-голубом чём-то. Цвета заката другой, далёкой и древней звезды... О песке и ветре, превращающим в этот песок - гранит. О тщете. О вихре и глазе циклона. Обо мне… Незнай почему так сейчас.

Жёлтый и мутный поток сознания… и нет свободы выбора… есть только мягкое илистое русло древней реки, с ответвлениями и рукавами. И ты просто заполняешь его – всё и без остатка. Мы есть всё сразу и мы сразу – какие угодно. В каком рукаве, какого ответвления ты себя собираешь? Где именно ты придумываешь себе дом и любовь?.. Или раствориться и “быть”, или раствориться и "не быть"?? Ту би о нот, ту би, блин…

…заснуть, забыться… Обида, эмоция. Чувства... Древняя кровь тёмно вишнёвого цвета. Гормон растворённый в вязкой жидкости бьется в висках, и до хруста в сухожилиях сжимаешь древко, вглядываясь в тревожную и не сулящую ничего хорошего – темноту, такую же липкую, как и твоя кровь… Свист пространства разрываемого послушным твоей воле механизмом, вой природы, но не предсмертный или крик обиды, а скорее крик от полноты чувств, чувств которых нет у сущего, нет у целой вселенной, и для этого она придумала меня. Я их чувства!, но как рассказать вам? И зачем Вам это? “Зачем Мы – Нам?”, и нет ответа… лишь пятна на шкуре датского дога играют с солнечным зайчиком в прятки. Зачем тебе, боль от занозы Древнего Дерева?, колючки акации, что видела первого человека и, пожалуй, увидит и последнего? Зачем?..

…мятной волной, прохлада отражения чувств далёкого человека… лизнёт тебя и откатится, оставив после себя жгучую соль, что разъедает душу… и не смыть её. Боль это жизнь, вернее подтверждение жизни. “Проснёшься утром – ничего не болит! И становится страшно, а жив ли вообще?..”

Мы умеем всё!, но нам просто необходим тот холодный свет далёкой звезды, что когда то была нашим солнцем. Холодное и безжалостное, но мы стали мудры и могучи. Нам ли на судьбу роптать? Не нам… не нам. Смерть. Любовь… Податливая и упругая кожа под твоими пальцами – чудо мироздания и пепел далёкого взрыва... Посмотри ей в глаза. Всё в одном и сразу и именно здесь и именно сейчас – неотравись только! Выживи и останься навсегда! Ибо саламандры мудры… но противоядия то у них нет! Им больно. И иногда им хочется опять быть аксолотлем… Выживи и останься! Или не начинай…

…а пространство не может быть одиноким, потому что оно – всё. Где ты?.. Собери себя, обнаружь и удивись сам себе! Тяжёлый, грузный трамвай проскакал в припрыжку, а в пяти кварталах отсюда, под землёй, его двоюродный брат метрополитен – зашипел на повороте, кренясь и раскачиваясь… Каждый делает то, к чему “приставлен”. Сверхновая, сжавшись в тугую спираль - полыхнула в беззвучии космоса, убила всё живое превратив в атомы и раскидав их по безучастному пространству… Подними глаза, вглядись! Видишь ту синюю звезду? Это мемориал чужым, абсолютно незнакомым тебе чувствам. Память, что иглой света проткнула “абсолютное ничего” и упав на твою сетчатку, брызнула толпой торопливых электронов дальше.... Это след чужой трагедии произошедший миллиард лет тому назад…

Кедония.
Город Моего Детства...

Она прошла неслышными шагами вдоль его окон, но её не заметил, лишь обратил внимание на то, что звуки на улице стали глуше и постепенно замерли в нездоровом оцепенении.
Возможно она стучалась в окно, но он и тогда про неё не вспомнил, приняв лёгкое постукивание её острых коготков, за стук ветвей бездомного чёрного тополя, пятый десяток лет просящегося в дом каждым ветренным вечером.
И когда он спохватился, то было уже почти поздно... Волнуясь, кинулся к окну и раскрыл его настежь, чувствуя её запах и пытаясь заглянуть в ей глаза... сразу забыв все те делишки, которые секунду назад казались ему такими важными и нужными.

Читать далее...

Он любил абсолютную тишину, ту в которой каждй шорох рельефен и его можно почти потрогать, чувствуя звуки как крупинки песка - подушками пальцев, или очень громкую музыку - упругую и плотную, как порыв ветра на морозе, но не такую, которая присутствует на краю сознания, а ту, что после небольшой борьбы со всем тем, что заботит именно сейчас, наконец, тебя полностью растворяет и превращает в вязкий поток, следующий по извилистому руслу пробитым в граните твоего сознания…

…давно так небыло, когда свет становится ярче и комната наполняется жёлтым, а предметы становятся и более отчётливыми, и почему то удивительно незнакомыми, как будто зрение перестраивается и начинает видеть в каком то странном спектре. Всё становится каким то не от мира сего, а может это ты сам… но неважно, неважно уже… Liebesspiel…

да.

!..