История о бедной Элизе и её одиннадцати братьев превращённых в птиц без голоса меня поглощала в свой мир, когда я был ребёнком. Мне нравились все сказки Андерсена, но «Дикие лебеди» нравилась больше. Несмотря на то, что все его сказки, объединяясь в одну, создавали огромный мир, мне он казался маленьким потому что «мой ребёнок» умещался в этом мире, теперь же мне тесно в самом себе.
Не надо бороться с внутренними коллизиями, нужно лишь поддержать эту волну и высказаться: дереву - любимому, звёздам - твоим, дневнику - читателю, книжке - писателю, музыкальному инструменту - флейте Пана, как сейчас в воображении я.
Ни день, ни ночь, абстрактное время суток. Нет, суток нет, нет времени, одно лишь пространство, всё в броуновском, но вяло-текущем движении. Стены домов: углы резко очерчены, а стены размыты. Люди: людей нет, хотя нет, есть, но человека так мало, что движение самого в отсутствие границ между пространством и временем, превращает его в длинную тень. Свет: фонари как источники белых, голубых и светло-оранжевых цветов, расходящимися равномерными лучами, и, растворяющимися в никуда. В зияющем пространстве меж крыш домов, сереющее небо, с неясно очерченной глубиной чёрного, и средь «банальных плоскостей» - до боли знакомых – космического пространства, удивительно большие звёзды красными и белыми, словно бумажными кружками разных размеров, перемежаются в растворении прозрачных волн. Чуть дальше них – вернее ближе к земле – качающаяся то вверх, то вниз матовая с примесью жёлтого полоса света: начинает казаться, что она не начинается и не заканчивается, в какой-то момент понимаешь – это солнце. Никакой источник фотонов не слепит глаза. Вся палитра растекающегося в стереоэффекте мегаполиса излучает один – белый цвет. Асфальт: его так много и он доминирует, но внизу, и всё же его так много, что кажется битумным пятном, растекающимся – хотя нет, стекающим со всего отвесного, архитектурного, вот-вот займёт своё место – но тут же растворяется и становится матовым, и шаги уже не по его поверхности. Деревья: в какой-то момент обнаруживаешь – периодично с лёгким подрагиванием листьев – их неестественное молчание в перерыве заставляет «усомняться», но вновь и вновь, словно в такт неслышной музыке - мгновенное па брейк-данса вокруг себя. Неестественное отражение в стёклах окон, витрин – неясна граница, она словно поверх стен, и стёкла, забывшись, выплыли из оконных проёмов: теперь каждый дом отражает что-то своё, словно забытое, но нельзя сказать в прошлом или будущем; глядя вверх, это соседнее здание, которого уже нет – или вернее пока нет рядом, глядя вниз, у витрины тень человека, напрягши мысль, понимаешь – женщина из прошлого - или будущего - с резко меняющимися эмоциями на лице, узревшая в витрине бывшего магазина нечто – мгновение - вот вновь она, но уже спиной, в застывшем шаге с «фирменным» пакетом - затем растворившейся тенью в длине, исчезает; в другом окне кафе за столиком человек – был – на столешнице чашка кофе и из неё вверх, не доходя до потолка извивающийся дымок. В шаге боишься наткнуться на из ниоткуда возникающие тени, но не получается с ними даже соприкоснуться: поведёшь рукой и словно окунаешь, не ощущая – краски твоего тела оставляют следы в неясности, но мгновение и растворяются словно восстанавливая «повреждённые» цвета мира. Но вдруг глаз ловит: сквозит сквозь пелену что-то металлическое и оно далеко, хочешь приблизиться – безвременна'я неестественность в расстоянии обманывает дистанцию - твой единственный шаг оказывается больше десятка метров, и ты уже оказываешься около телефонной будки. Странно, но ощущаешь её близость к себе не только расстоянием вытянутой руки, но и физической твёрдостью – она осязаема. Остаётся только потянуть за ручку, открыть дверь – щёлк! - и в это мгновение мир словно восстанавливается. Тот неясный гул из далёкого, еле уловимого и от того лишь слышимого в нижнем регистре городской мелодики, стал обретать очертания, постепенно повышаясь в диатоническом ряду и вот на последней октаве стал резко слышимый и тонально сбалансированный – город словно проснулся. Ясное ощущение, но слегка позабытой естественности вскружило голову и всё же мельтешение торопящихся пешеходов, шуршащий шаг шин неторопливых в пробке машин заставляет отвлечь от себя внимание своей, словно «вернувшейся» обыденностью. Но рука на ручке двери уже тянет сильнее увереннее, а там:
- Привет, - еле сдерживая удивление. Но всё же при виде его вспоминаются маленькие обрывки детства, выброшенные в корзину жизни – и сейчас они возвращаются, восстанавливая твоё – из далёкого прошлого – «Я».
- Привет, - наблюдая за танцем юлы,
По-моему, во сне Маленького Мука было что-то ещё: что не отпускало, страхи – через воспоминания, или то, что содержательнее в кристаллах – эдакий "Хранитель" сна - читаю и вспоминаю вчерашний день:
Ощущение по нарастающей: маршрутка несёт в никуда, именно такие волосы пассажирки, которые где-то видел, только не помнишь – где; нет, сейчас не понимаешь, что скоро Это будет, но вот эти волосы отвлекают внимание – в них что-то кроется – какой-то знак, являющийся ключом, - "только каким и к какой двери"? - думаешь, - "что тебя ждёт"? - в какой-то момент, пытаешься изменить ситуацию, чтобы было всё не так, как, якобы, помнишь: сидишь и ждёшь момента, чтобы узнать Это прошлое, которое тогда – однако воспоминание настолько глубоко и внутри, что... - чёрт возьми, сейчас вспомнил: стало холодно, значит, вспомнил - ... Этот пожар в волосах, или нет - пряди неровные: волосы, словно хлопьями в "конском хвосте", однако именно этот пожар цвета, который на черном, но он розово красный, - "я не знаю этот kolor", - естество природы там за стёклами окон ничего не говорит, не подсказывает, значит, будет не сейчас, потом, - "только когда"? – Уже проезжаешь место, где надо было выходить, и вот начинаешь обижаться, - "только на кого, зачем"? Наверное, на ситуацию, на Трюк Времени, не дающий, часто, покоя". – Начинаешь обижаться и смотреть в другую точку, в противоположном окне, потому что волосы спрятались в тень – "удивительно, я видел тень в кузове газели, изначально сконструированной для маршрутного такси, где крыша была оборудована прозрачным люком, в проёмах окон достаточно пространства, чтобы свет ровно заполнял весь объём пассажирского кузова, но тень пришлась именно на волосы" - волосы ушли в тень, на первый план вышли глаза, это страшный знак. – "Я боюсь таких знаков, чёрт возьми, я всё-таки стал писать в дневнике о "моих дежавю". Чай горячий – согревает. Но холодно в пальцах и на висках, или пальцы холодные на висках"? – В какой-то момент, пытаешься сконцентрироваться, но, – "это чёртовое индульгирование: самооправдание себя, своей слабости, ты потакаешь себе, пытаясь вспомнить или сконцентрироваться, а Оно и радо, подменяет моменту действие, причём адекватно, и съедает силы намного больше, чем требуется на его совершение, чему доказательство моя дрожь, с которой уже не может справиться и стакан горячего чая" - устаёшь, нет, не физическая слабость, занятия спортом говорят о себе, в мышцах рук есть силы, чтобы открыть дверь, и глаза, которые не видишь, но чувствуешь, обращены на руки, которые свободны от одежды и расслабленно лежат на рюкзаке, и ловишь тут же момент, - может не волосы, может руки; где ключ? – но ситуация заставляет говорить о себе: глаза пассажирки обращают взор к лобовому стеклу, потому что пора выходить, и опять эти хлопья волос или нет, на волосах – и странное ощущение, будто включились новые резервы, был морально утомлён, но действие пассажирки, уже не пассивное, говорит за себя, что-то внутри переключается, словно улучив момент, когда Оно отвернулось, но нет, закрывают дверь глаза – и опять отводишь взор, даже радуешься что успеваешь, и опять злость и обида, значит, потерян ключ, значит, глаза и есть барьер.
Помню, опомнившись, я попросил водителя в метрах пятидесяти от предыдущей остановки машины. Вышел. Шатало. И волосы на глаза лезли – как, оказывается, тяжело отращивать длинный волос – играя с ветром. Тогда ощущение абсолютного разочарования постигло меня минуты спустя. – ("чёрт возьми, как же холодно"). - Я и не подозревал, что меня ждёт впереди за домом; тем самым и именно в том месте, куда ушли - ("я не видел, но, оценив ситуацию, можно понять, что остановка такси именно пред "этим" домом говорит о том, что целью тех глаз были его квартиры, я уже не следил за волосами – боялся") – через дорогу глаза. Но прежде я прошёл мимо витрин супермаркета, стёкла которых на расстоянии метра были от железной ограды, уходившей в землю и цеплявшей крышу так, что казалось она и есть стенка, но только прозрачная. Меня это странное архитектурное решение удивило тогда. Ажур узоров решётки особенно в шаге рядом с ним создавал ощущение возникновения вакуума - который стеной и вдоль этой чёрной ограды, в глазах мельтешила рябь, и затягивала. И ещё то состояние, при котором организм пытается восстановить силы, шоколадный батончик тогда мне помог, конечно – ("киваю головой"). Угол тротуара, вдоль которого уходила ажурная стена, не совпадал с моим путём. Мой шаг попрощался с волшебным ощущением уже на середине здания супермаркета. Далее через дорогу, на
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
В тишине есть что-то чарующее и магическое
Есть что-то, что проводит по тебе опавшими листьями
<…>
тает на твоем лице и завораживает своим танцем
она послушно отражает чужие голоса
но никогда не впитывает, а остается все той же тишиной
<--->
чувствует оттенки твоих слезинок, видит силуэты твоих снов
а ей не снятся сны. Она никогда не плачет.
Она никогда не кричит. Тишина просто есть, существует собой.
Она никогда не испытывает неуверенности, сомнений и радости.
Глубокая и насыщенная
Для кого-то она смертельно опасна. А иногда бывает единственным и последним гротом
И в ушах шуршит ветер
Два моих друга
тишина
и
ветер
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
Я все чаще чувствую на себе влияние разных мнений.
теряюсь
путаюсь
пытаюсь отбросить всё и увидеть то, что мое изначально
знаки
мы подстраиваем окружающие предметы, символы, сигналы под собственные оси координат
главное быть открытым и ждущим.
человек, который ждет знаки, видит их повсюду.
и теряет в этом главное
знак никогда не дается просто.
нужно прекратить играть в магов. просто прекратить и быть открытой.
а знак сам себя покажет. когда ему это будет нужно.
почему ткани мысли настолько песчаные?
замечаю за собой, что становлюсь молчаливой. А пытаясь что-либо сказать, лишь путаюсь
Только вот не всегда молчаливость суть показатель высокого ума. Порой человеку действительно нечего сказать, потому что внутри лишь старая кладовая, затянутая паутиной и ржавыми предметами.
не знаю как выглядит то, к чему я иду. пока для меня это воплощается в слове, в чем-то смутном и безупречном.
может быть позже, будучи чуть ближе к этому, я пойму, что же меня так тянет
Никогда не умел сказать «…»; порой мне кажется – я ненавижу это слово; и я не умею говорить, и не умею высказаться. Слова из моих уст, фразы из-под пера, съедают меня, не успев обрисоваться и я умолкаю. А ведь так хочется и чтобы в глаза: «…», но получается другое, и окунаюсь в своё одиночество. Я даже не умею рассказать о себе и боюсь перелистнуть страницу, потому что в душе щемит от мысли, что есть этап в моей жизни, и он может быть пронумерован как: «1», «2», «3»… А душа так и дрожит пальцами по клавиатуре, и нет объятья, которое согрело бы её своим «…». Так может, поэтому я «…» ночь? Когда городские сумерки – и неприметна моя фигура, когда пустые тротуары - и по ним только мои шаги, когда скамейка под белым фонарём – и только для меня, когда серебряные брызги фонтана – и только на меня, когда ветер развевает волосы – и только мои, когда зайчики по волнительной глади реки – и только в мои глаза, когда неприметная капля с неба – и только по моей щеке, когда абрис на асфальте – и только под моей луной; но так хочется, чтобы она была не одинока – моя тень, которая на мосту – и чтобы через судьбу (уже) двоих:
Там расстояньям нет предела,
Там услада для души,
Там искренняя вера -
Колыбель моей любви.
Ведь все тайные изреченья
Обязательно найдут
Беседку тайную, а под ней
Canapé из Алых Губ.
Но сейчас окно, залитое жёлтым светом - и в ней тень только для одного читателя зазеркалья:
Открою заветные страницы,
с замиранием сердца войду,
в мир волшебных мыслей
и неизменно вешнюю чистоту.
Окунусь в вечное прозренье,
пьянящих душу слов,
и чувственное откровение
близких мне миров.
В таинстве этом, как в зеркале
зрима моя пустота -
образ туманный, неизмеренный
и маска в место лица.
Это цитата сообщения Yoko Оригинальное сообщение
Друг
Еще у Yoko есть друг. Будем называть его-Mamoru. Mamoru-наверно самый лучший друг Yoko. Недаром говорят, лучший друг должен быть один, так и есть. Даже есть одна притча о истинной дружбе, которую Mamoru когда-то поведал Yoko:
Жил-был один очень темпераментный мальчик. И вот однажды его отец дал ему мешочек с гвоздями и наказал каждый раз,когда мальчик не сдержит своего гнева, вбить один гвоздь в столб забора. В первый день в столбе было 37 гвоздей. На другой неделе мальчик научился сдерживать свой гнев, и с каждым днем число забиваемых в столб гвоздей стало уменьшаться. Мальчик понял, что легче контролировать свой темперамент, чем вбивать гвозди. Наконец пришел день, когда мальчик ни разу не потерял самообладания. Он рассказал об этом своему отцу и тот сказал, что на сей раз каждый день, когда сыну удастся сдержаться, он может вытащить из забора по одному гвоздю. Шло время, и пришел день, когда мальчик мог сообщить отцу о том, что в столбе не осталось ни одного гвоздя. Тогдаотец взял сына за руку и подвел к забору: Ты неплохо справился, но ты видишь,сколько в заборе дыр? Он уже никогда не будет таким как прежде. Когда говоришь человеку что-нибудь злое, у него! остается такой же шрам, как и эти дыры. И не важно, сколько раз после этого ты извинишься - шрам останется. Словесный шрам такой же болезненный, как и физический. Настоящих друзей не бывает много. Они умеют развеивать твое плохое настроение и помогают в трудную минуту. Они готовы выслушать тебя и открыть тебе свое сердце. Покажи своим друзьям, как много они для тебя значат.
Yoko уверен, что Mamoru всегда поможет ему в трудную минуту, никогда не оставит в беде, когда будет больно, он выслушает его. Yoko благодарен судьбе за то, что у него есть такой друг, которого можно назвать другом с большой буквы. Пусть даже если когда-нибудь придеться расстаться Yoko c Mamoru, то можно будет сказать, что жизнь не прошла даром, ведь его окружали такие люди, как Mamoru.
В одном скучном-прескучном городке; откуда никто никогда не уезжает и куда никто никогда не приезжает; живёт паренёк Коля. И однажды в воскресное утро он завирается другу, мол уезжает навсегда на Дальний Восток. В это мгновение «заоблачное» заявление паренька, уставшего от застойной жизни и от метафизической серости быта, кардинально меняет всю его предстоящую жизнь, потому что уже поневоле надо по-настоящему собираться в дорогу - слух разошёлся по всему дому и паренька все начинают провожать. Коля и не задумывался, что такое «решение» заставит перевернуться во мнении соседей к его персоне – рассветное утро воскресения заставляет по-новому пережить все чувства – переоценить никчёмные мысли, ведь он становится национальным героем местного масштаба. Весь мир был раньше против него, и теперь, многие готовы пожертвовать хоть малым – но что могло бы помочь пареньку «стать человеком». «Щедрые» соседи даже преподносят подарок во время сумбурного застолья в виде чемодана забитого вещами, которых как выяснилось, прежде у него и не было вовсе. Все в Колькиной «решительности» увидели какую-то надежду – что где-то там есть «лучшее», «светлое». В удачный момент Коле случается оказаться в одиночестве от гостей и так желанного прежде внимания. И в эти драгоценные минуты уединения, лёжа на кровати в обнимку с гитарой он оценивает всю свою жизнь, пережито'е и сочиняет песню о маленьком оазисе, все краски и очертания которого проявляются лишь под кистью воображения оказавшегося нём человека. Он сочиняет песню про «Облако-рай», которое нельзя найти, взглянув на глобус, нельзя узнать, смотря на небо, и которое невозможно понять, и которое невозможно отыскать – ведь это «облако» живёт в его печали, его грусти, лелеет и не даёт потонуть душе под давлением окружающего коллективизма, которое определило паренька «никчёмной личностью».
В пору отрочества, впервые увидев этот фильм, я осознавал, схожесть отринутости и брошенности в судьбе паренька со своей. Я всегда боялся подобного момента: с ужасом ждал, как неминуемого, но «значимого» этапа в собственной будущности - мне он казался крахом. И Коля на (этапной) остановке, в ожидании автобуса, который скоро увезёт его в неизвестное, видясь на последнем свидании с любимой, которой он и не открывал до этого момента по-настоящему чувств, на ту радость в словах и пожеланиях за его «решительность», отвечает: «А хочешь я тебя огорчу? А нет у меня друга на Дальнем Востоке, и не ждёт меня никто! Назло я всё это сделал, назло!». Всё это так похоже, когда я стихами (вернее - рифмоплётством) уже на последних учебных месяцах тщетно пытался подойти ближе, и, так непохоже когда, ожидая автобуса (в моё «неизвестное») на остановке в последний раз виделся с Азидой, пребывая с ней в абсолютном молчании и фальшивой улыбкой уткнутой в асфальт, пока разговаривали наши мамы. Я был никчёмным пареньком, который не умел жить и не умел общаться, кроме как с преподавателем и стоя у доски - таким определяли, ошибаясь, моё будущее родители; как же они ошибались. Вообще вся моя жизнь, сплошная ошибка, по-другому её оценить и не могу. Все мои мысли, все идеи (а их и нет вовсе), все слова – абсолютная никчёмность. Я выстроил перед собой стену, находясь на корабле, и, как Сизиф, обрёк себя на вечный "труд" под плетью времени её толкать, в попытках управлять судном, дрейфующим в реке судьбы – медленно, бессмысленно и неотвратимо. Я всё время воспитывал в себе ностальгию, ностальгию по прошлому, по минутам, которые остаются позади, но которые нельзя увидеть, нельзя прикоснуться. Потому что будущее я видел лишь во снах и там не было ничего хорошего. Отец обвинял меня в лени. Я же был виноват и в этом; но у меня получалось, найди родитель общий язык со мной, значит, - не лень. Но с другой стороны я являюсь ошибкой, в судьбе человека, в жизни которого было более семи тысяч женщин, который с детства рос «сверхчеловеком», для которого знания были основополагающим жизненных ценностей, для которого информация была пищей. Человек большого интеллекта, большой физической силы, для которого не было преград и препятствий, и в жизни которого не было места кумирам. Это единственный человек встреченный в моей жизни, способный дать определение понятию «справедливость».
Моя сестра (её зовут Камисса, что значит виноград) была вундеркиндом. Она пошла в пятый класс вместо первого. И вся школьная жизнь была для неё борьбой с уравниловкой, царившей в социалистические годы. Отец, с наводя ужас и страх на учителей, не принимавших факт того, что ребёнок, учась в восьмом классе в возрасте для третьего, может и умеет «усваивать» материал, решал эту проблему вне зависимости от
...наконец, угол дома стал для неё закатным горизонтом; но я, не отчаиваясь, накинул куртку и вышел на улицу, думая присесть на скамье, и окунаться в таинство. Но меня ждало разочарование. Хотя всё ещё мог её видеть, ветви деревьев не давали насладиться полностью зрелищем; тогда я стал идти ей на встречу. Я шёл заворожённый. Я видел её такой во второй раз, но волнение, мешавшееся в груди, было таким же, как и в первый. Вдруг, сам не заметил, как инстинктивно присел, на что-то холодное: справа и слева «опомнившийся» взор встретился с удивительной симметрией: дорога уходила в поворот на равном расстоянии, а перед каждым из поворотов, будто часовые маячки, моргая и отражаясь тонкими лучами, сбегающимися в один по гладкой поверхности рельс, заманивали меня в путь - каждый одинаково: удивительные семафоры. Но когда я посмотрел вперёд, то удивился не меньше. Оказавшись на железнодорожном пути, я приблизился к стройке, где два одноруких башенных крана стояли, замерев, и смотрели в одном направлении, а меж них уже начинала сбрасывать фату она. Ошеломлённый от удивительных «симметрий» и совпадений я всё же продолжал следить за чудесным и таинственным танцем Селены. И сейчас, продолжая медленно обходить Гею, Селена открывала лик Могучему Гелиосу...
"Нельзя сказать: надежда существует. Нельзя сказать: её не существует. Надежда подобна дорогам, что пересекают землю. Ибо в начале никаких дорог не было. Дорога появляется лишь тогда, когда множество людей идёт в одном направлении". "Если стоять на месте, дороги не будет. Как не будет и надежды". Японская мудрость.
Не сказать – воспоминание ли это, но в моей памяти ретушируется момент: схватившись за один край коляски, я пытался что-то предпринять, ибо у другого края стоял малыш моего же возраста. Быть может, я тогда защищал посягательства на собственность, а малыши очень ревнивы, а может, мной двигало что-то другое – малыши вступают в контакт друг с другом на уровне инстинктов: ими движет природа, подсказывает, что нужно делать, как выражать свою индивидуальность. И, по всей видимости, упреждая назревающий конфликт, то ли мамой то ли сестрой – не помню точно – я был отозван на руки, а коляска так и осталась стоять на дороге «захваченная» другим малышом. Некоторое время я наблюдал эту картину со стороны. Но потом всё в памяти обрывается. Возможно, терпение у меня лопнуло и ревность изверглась в истошные вопли, и пелену слёз на моих глазах, заставив отвлечься областям мозга ответственным за память. То: первое непредвзятое знакомство с моим лучшим другом детства Станиславом.
Каждое лето, он приезжал со своей семьёй в гости к бабушке и дедушке. Наши дома соседствовали так, что окна и крыльцо вровень смотрели друг на друга, чуть возвышаясь над уровнем забора. Отец Станислава был военным лётчиком и его военный городок, где он служил, дислоцировался в народной республике (в то время) Венгрия. И каждый раз летние каникулы были для меня праздником – мы могли видеться и играть всё лето вместе. Как и всякая «настоящая» дружба, наша была действительна: со всякого рода испытаниями, противоречиями, а отсюда и ссорами - но от этого она только крепчала. Мне импонировало его мировоззрение, нравились в нём упрямство и благодушие. А он в свою очередь иногда пробовал мне кое в чём подражать. О чём ниже.
Ребёнком я развивался с букетом болезней. До трёх лет часто болел живот, и даже в пищу добавляли медицинскую дозу коньяка, чтобы легче переваривалась; но, затем одна напасть неожиданно отошла, дав начало новой. Я никогда не задавал вопроса родителям, с чего началось, а лишь постепенно, крупицей за крупицей невольно выстраивал начало в истории моей болезни. Где-то в неполных три года, в один из вечеров, мой живот опять напомнил о себе, а у сестры назревала контрольная работа (или что-то в этом роде) и, конечно же, я стал своим плачем мешать её занятиям, засим был всякими возможными способами изолирован; обо мне забыли, и видимо, в какой-то момент, я оказался на сильном сквозняке; а застали меня активно чихающим. Трёх летний рубеж был пройден, с новой проблемой. В детской поликлинике моя мед.карта стабильно и активно начала полнеть, а любая непогода стала стихийным бедствием. До сих пор передёргивает от воспоминаний, когда мне мама клала в рот порцию чайной ложки творога со сметаной и давала запивать тут же чаем с мёдом – и так на завтрак, обед и ужин. Было ужасно больно жевать от язв на языке. Но, когда мне исполнилось полных четыре года, летом был составлен в голове отца и готов к исполнению план моего выздоровления. Всё началось с июньских обливаний на улице, затем к августу стало подкрепляться каждодневным комплексом упражнений. И когда в одну из зим был собран в моей комнате турник, и начал необходимые гимнастические упражнения и в воздухе, и на земле; тогда, наконец, зарядка стала моим главным оружием и щитом ослабленному иммунитету.
В этом собственно и заключалось подражание Станислава мне: делать зарядку. Хотя с критикой он не дешевил; когда я с гордостью демонстрировал ему курбет или «настоящий» мостик, он выказывал своё «фи», жестикулируя руками и корча гримасу на лице, мол, это легко и может любой, в том числе и я. Но подтягиваться шестьдесят раз на турнике или сделать семьдесят три жима от пола в минуту – это он горел желанием повторить и критикой на это не задавался. И всё же я был настолько предан ему, что в душе даже обижался на отсутствие замечаний в таких «рекордах». Мне хотелось, чтобы он критиковал и критиковал, вот только бы нам не расставаться. Но недели были предательски скоротечными, время текло так быстро, как текла горная Сунжа и наша дружба в общении длилась недолгих семь лет.
Грозный был частично закрытым стратегическим городом. Здесь был мощнейший в союзе нефтеперерабатывающий завод и одно из знаменитых всесоюзного масштаба учебных заведений: Грозненский Нефтяной Институт. Моя сестра, закончив его, будучи уже
"Если я хочу о чём-то рассказать, то никогда не знаю о чём".
То малое, воспринимавшееся окружающими восторженно, которое делал я, было сделано в минуты состояния, когда я ощущал внутри волнительную силу, а естество снаружи испытывало странную, наступавшую волнами, дрожь. В те мгновенья всё говорит о моей уязвимости, слабости, несдержанности: становлюсь уязвимым, раздражительным и окружающим, не понимающим моего состояния, становится не по себе.
Однажды, в возрасте, когда я играл с ребятами в "казаков разбойников", по вечерам, и мы не стеснялись в географии - бесконечное число улиц и кварталов лежали перед нами - и игра затягивалась так, что команды искали друг друга, бегая среди теней, скрываясь от фонарей, с плетьми из ореховой коры до глубокой ночи; а потом, уже к поровну разделённым командам бойцов, прибавлялась команда "неровного" числа родителей, засим редко когда удавалось закончить игру самим, ибо нужно было, позабыв о противниках уже скрываться от родителей, чтобы их опередить - проникнуть в дом незамеченными, умыться, почистить зубы, ожидая "монстра вечного недовольства", возвращающегося из вечных поисков несносного чада, и нарваться не на злостную порку, а лишь на неодобрительное, - Я ЕГО (или ЕЁ) битый час везде ищу, а ОН (или ОНА) уже дома околачивается! – злой родитель, испуская пламя словесного извержения на своё чадо, на последнем слове после закрытой калитки на засов и до входной двери в дом через весь двор в последнем шаге к собственному изумлению свыкнется с мыслью, что чадо уже дома, но не в постели, и наказание будет только за последнее. И дитё радостное, что избежало публичной порки - не пришлось быть пойманными, и идти по улицам пойманным за ухо и, громко захлёбываясь в плаче, - уже с настоящим удовольствием от некогда бушевавшего в детской крови адреналина, утомлённый, ложится в заботливо заправленную постель, чтобы видеть сны; вот примерно в таком "однажды" мне купили воздушного змея. Для меня подобное событие было всем событиям событие. Ведь раньше, чтобы удовлетворять неуёмную детскую душу приходилось жертвовать целую тетрадь на изготовление нескольких примитивных моделей, и любой чуть сильный порыв ветра мог поломать бумажную конструкцию из цельного листа обычной тетради и позади привязанным на нитке примитивным листком-вертушкой. Выручало лишь, что: мечту о воздухоплавании можно было продлить некоторым оставшимся количеством копий - так легки в создании, хрупки в использовании. А детали из коробки, говорили о самом настоящем монстре многоразового использования. Все эти реечки, матовое полупрозрачное углеводородное полотно, небольшая деталь, являвшаяся основным узлом всей конструкции, и прочие крепёжные элементы заставили моему сердцу биться, а мыслям вознестись. Как же! Остальная детвора должна была такому завидовать! Когда модель была готова испытание я проводил, слушая наказ родителей, не на своей улице, ходил на пустырь, где когда-то стоял многоквартирный дом. Там не было проводов электрификации, не было столбов и там всегда был ветер. Зависть соседских мальчишек, как и ожидалось, была огромна. Они всё продолжали делать хрупкие модели из тетрадных листов, но иногда держали моего - я не был пацаном жадным и, хоть с неохотой, но менялся катушками. Но эта эйфория, с которой передавалась полётам моя модель и её размах крыльев невольно притягивал взгляд; и желания возвращаться к бумажной и примитивной "древности" не было абсолютно. Терпеливо выждав, я еле скрываемой жадностью, забирал свою "летающую рептилию". А ведь в какой-то момент, я тогда так и думал - змей, рептилия, - и ощущение от его полёта было верным. Когда он оказывался на должной высоте, он мог просто зависать над землёй и ненужно было двигаться для поддержания полёта, сила и энергия с которой он рвался ввысь передавались детской руке; представлялось: как он расправляет свои кожистые перепонки меж фалангов и уже крылья развеваются на ветру в полёте; машут; иногда в истоме. Создавалось ощущение, что там вверху живой организм, рептилия из далёкого прошлого, и к её шее привязана нить жадного мальчугана-человека, обделённого природой; отчего - завистливого, удовлетворяющего свои низменные желания к полёту на ком-то живом и наделённом способностью летать. Руки невольно отматывали бечеву, и змей уходил выше и выше. Вот-вот кончится нить, и чья-то жизнь будет спасена – змей улетит, растворится в синеве небес, уйдёт далеко-далеко, где есть такие же как он, где ему будет хорошо, где он сможет летать не один. Но инстинкт мальчугана к своей "сбоственности" брал верх и я будто выныривал из омута мечт. И всё же, мысль не давала покоя: воздушный змей – рептилия.
Однажды, год спустя я
Это цитата сообщения Ли_Сань Оригинальное сообщение
животрепещущая для меня тема, затронутая Ли_Сань
Как часто, мы смотрим на родителей и клянёмся, что никогда в жизни мы не будем такими же со своими детьми.
Некоторые это обещание выполняют.
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
тонкая кожа стягивается нитками...а они скоро
тонкая кожа стягивается нитками...
а они скоро растворятся в живой ткани...
как каждый из нас - нитка в жизни другого
Это цитата сообщения Paninaro Оригинальное сообщение
"моё мнение о боге, затронутое дневником P_o_i_n_t "
Если честно, то я (к моему сожалению) не понял вообще цитату...
Однажды, гейдельбергский человек завидя перемены в природе (всё происходило перед началом ледникового периода) встал перед выбором: либо уходить, южнее – а следопыты заметили, что чем южнее, тем теплее – либо остаться… Так произошло событие, приведшее к величайшему или важнейшему этапу в развитии истории человечества (около 200 тысяч лет назад) (хотя тогда ещё гейдельбергский человек не был Homo Sapiens, но всё же он предок). Так появились Неандертальцы, оставшиеся на территории современной Европы и африканские люди… вернее ещё не люди, потому что пока ещё должно пройти много-много тысяч лет. Неандертальцы приспособились к окружающей среде. Ледник всё больше и больше распространялся на юг. Вслед за похолоданием тело неандертальца приобретало свойства, при котором оно больше сохраняло тепло. Расширялся нос – улучшалось выделение тепла (потеть неандерталец боялся, потому что, вспотев, он мог намокнуть под одеждой [из шкур] и погибнуть), утолщались кости и т.д. и т.д… Что происходило на юге, в Африке? Там "человек" всё время выживал: не хватало влаги. Суша всё время превращалась в пустыню. И "людей" оттесняло до тех пор, пока дальше идти некуда было – они пришли к морю. "человек" в Африке был близок от гибели. Популяция сильно сократилась. Не хватало питья – а это, как известно, смертельно. НО! Выжила горстка – удивительная горстка – уже, практически, людей! Почему? Объясню ниже.
На севере в этот момент неандертальцы продолжали думать, уходить южнее или нет. Но всего-лишь думать (я имею в виду северную популяцию – известно, что их территория распространялась до Балкан). И всё время надеяться на удачу. Они, пока ещё, не делали рисунков на скалах пещер. Не совершали обрядов (хотя когда именно начали свершать ритуал похорон, не ясно). И именно это и погубило в будущем популяцию неандертальцев – они поздно развились. Они не обладали воображением! У них не было будущего, они жили настоящим – делали оружие, шли на охоту и продолжали размножаться. Тогда как, на юге предок человека уже собственно стал человеком. Борьба за выживание (суровейшее выживание) создала популяцию из горстки людей (без кавычек) которые думали о будущем – использовать скорлупу страусиных яиц для сохранения воды (закапывали в землю) (секрет в том, что она обладает особой микроструктурой, допускающей газообмен, но не пропускающей внутрь микроорганизмы и молекулы веществ), рисовать на скалах, по всей видимости уже совершать обряды перед охотой (рисунки на скалах подтверждение). Фактически эти люди обладали воображением. Они оставляли память о себе для будущих поколений. Тогда как на севере неандертальцы всё ещё "надеялись" на удачу в охоте. Пока не прошла сотня тысяч лет с лишком и Человек (кроманьёнец) не оттеснил их своим умением – неандертальцу ничего не оставалось, как всё время уходить из мест, куда приходили люди.
Если уйти на шесть семь тысяч лет назад и взять ребёнка новорождённого из семьи, и вернуться в настоящее время вместе с малышом. Он повзрослеет, пойдёт в школу, будет знать и общаться на том языке, который слышал с детства. Он ничем не будет отличаться в развитии от современных детей.
А чего собственно я так много развёл писанины и, казалось бы, ушёл от темы записи дневника? Да собственно вот почему. Человек появился недавно (живая история земли исчисляется четырьмя миллионами лет). Современному человеку же сотня тысяч лет. Есть множество тайн и загадок в истории развития чел-ва. К примеру взять Пятикнижие. Знание некоторых плёмён в Африке о звёздах не видимых невооружённым глазом. Но человек стал познавать мир. Стал задумываться о смысле существования и различных явлениях, окружавших его. Он всегда (человек) пытался найти истинную причину - удачи или неудачи в охоте, откуда с неба срывается огонь и остаётся тлеть на дереве, почему погиб урожай и не разлился Нил. Отсюда создание богов и поклонение им, принесение жертв. И можно это чем угодно объяснять – страхом или чем-то другим – но факт один. Та самая популяция людей, выжившая в Африке – случай эволюции, который рано или поздно должен был бы произойти. Если взять песчинку, блуждающую в космосе, и создать на ней соответствующие условия – на ней возникнет жизнь. Жизнь – (тире) в развитии, вечном развитии. Сложно сказать, что есть её высшая форма развития, или есть ли она (высшая форма вообще). "Что" является творцом для человека? Человеку можно давать (гипотетически представим, что человек получил религию от иного разума) религию. Можно давать историю (загадка появления кроманьнца). Можно давать "условия" для развития. И даёт их природа, которая распространена не только на землю; природа – во всём своём вселенском масштабе. Нельзя сказать, что лишь одна земля живая. Есть "умирающие" планеты – миры. Есть зарождающиеся миры – туманные скопления, планеты где вот вот возникнет жизнь.
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
ничего, и это пройдет...
плато сильно продуваемо, но скоро брешь затянется )))
как всегда.
вот так вот до отказа забиваешь каждую минуту-секунду странными делами-работой, учебой, разговорами
но тишина это знает, и поэтому она постоянно караулит ...каждый твой шаг...
и ночь - ее царство..
а она уязвима именно ночью, когда опускает руки и бесцветными глазами видит рубцы на собственных зеркальных картинках
мир разваливается на два куска, а между ними тишина уже протягивает свои сквозные щупальца...с пупырышками
а она бежит по рушащейся стене мира, как та лягушка в стакане с молоком...
и падает в темноту..
Утром же стрелки смыкаются и "пружина заводится снова"
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
заглянула в те записи...
и вдруг попадается на глаза пост с тем человеком.
тут же я почувствовала запах тех дней....комнаты, услышала восточную музыку ....это началось в полночь...все остальные спали.
а я сидела и мерцала..вместе с ним.
были слезы.
как же он сильно меня задел...задел своим детским личиком и существом_живущим_только_в_сети
я не хотела верить.
я не хочу верить.
и вопреки всему я верю, что он объявится.
больно читать те записи. больно моей памяти...
с ума сойти...как же все живо. я даже помню те камни с утра, к которым я убежала, чтобы ни одна душа меня не видела.
парк...валуны. я села на валун и упала головой в траву....
дождь, шум газонокосилки....и дикие непонятные мысли-ошметки
игры, путаницы, нежелание верить в необходимость игр...нежелание верить в исковерканные души, одинокие и пустые.
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
не_случайному путнику
Сижу на берегу твоего сна…
Мягкого, но полупроницаемого.
Он оберегает твой мир…где на тебя смотрят маленькие существа с большими глазами…
А потом опять лапками рисуют на твоих ресницах
Я тихо дотрагиваюсь кончиками пальцев прозрачной занавески и тут же одергиваю руку..
Встаю и ступаю на воздушные капли, они чуть оседают под моим весом…
Они подвешены в воздухе
Я вижу чуть сверкающую дорожку в этот неведомый для меня мир..
Я стою и смотрю на эти блестящие камешки…
Это цитата сообщения Рожденная_летать Оригинальное сообщение
'сплошная боль'
мой мир меня совсем не понимает-
вокруг все дёшево продали за гроши.
мой бог меня забыл. он воспевает
желания лишь собственной души.
Это цитата сообщения Тыквочка Оригинальное сообщение
Как объяснить слепому,
Слепому, как ночь, с рожденья,
Буйство весенних красок,
Радуги наважденье?
Как объяснить глухому,
С рожденья, как ночь, глухому,
Нежность виолончели
Или угрозу грома?
Как объяснить бедняге,
Рожденному с рыбьей кровью,
Тайну земного чуда,
Названного любовью?
Сырая ночь. Убогие газоны покрыты почерневшим снегом и из него, словно частоколы вокруг, торчат корявые стволы деревьев, а от них, в свою очередь, исходят спутавшиеся паутины ветвей. Вдали по тротуару иногда проходят тени. В домах вокруг редки окна, где горит теплый свет. И я, ощущая себя слепцом, который видит плотную тёмную мглу вместо людей и предметов, а вокруг свет расставшихся фонарей, давно позабыв о гневе, стою под одним из них залитый белым светом и вожу ногтями по хорошо приклеенной к железному столбу бумажке. Вот уже не нет трёх заглавных букв. Скоро не останется и следа от красной символики. Мысли давно заняты чем-то далёком, но таким родным и милым, что уже перестали заставлять сильно биться сердцу, а пальцам дрожать от гнева:
Конец марта. На деревьях лишь зеленоватый налёт и больше серого цвета, а он стоит совсем голый, ветки его черные, лишь набухшие розовые почки выдают признаки жизни. Ещё через несколько дней деревья окутываются зеленоватым дымком, но он словно не торопится распускать крону. Проходит ещё несколько дней. И однажды свершается чудо: утро встречают порой огромные в размерах цветники, словно большие ветви сирени, зацветшие белыми с налётом розового цветками; словно воткнуты в землю то тут, то там и в воздухе разливается особый еле уловимый ни с чем несравнимый аромат. Подходя к этому воздушному цветочному саду, ты будто приближаешься к огромному дому. Раньше он был пустым из стен частых ветвей, а теперь тысячи бумажных цветков облепили их, придавая забавную форму кроне. На отдалении, кажется, в лучах дневного света она растворяется, будто неведомой силой оказалась в двух мирах. Быть может, другой мир похож на наш, потому что эта синеватая мгла, вот-вот готовая заретушировать дерево, тебе знакома: не раз её можно наблюдать, смотря за горизонт, но теперь она как будто стала ближе. Много недель спустя летом созреют плоды и станет их много меньше, чем цветов, а в слегка медовом вкусе вспомнится аромат цветущего абрикоса, запах "настоящей" весны. Но кто знает, может быть, люди и не догадываются, что на самом деле плодов не стало мало, просто теперь дерево делится ими в двух параллельных мирах, нужно только заглянуть за горизонт.
Конец апреля начало мая. То тут, то там появляются на молодой зелено-сочной траве одуванчики. Их ещё мало, и издали легко спутать с кустиком мать-и-мачехи. Стебли их короткие и выглядят они кротко, как на картинке. Пока они словно дети, узнавшие яркое небесное светило, и будто наделённые скромностью не храбрятся расти ввысь над травой, боясь отвлечь внимание окружающего мира от солнца на себя. Но как бы они не старались прятаться, сквозь листья и стебельки трав всё равно пробивают ярко-оранжевые лучики лепестков, а солнце словно завидует им, день ото дня всё сильнее разогревая, веющий прохладой, воздух месяца весны. Но перестают они стесняться лишь тогда, когда растёт их число и, кажется, гневный взор небесного светила их не в состоянии остановить: они начинают расти выше, и становится их больше. И ветер, так привыкший к цвету зелени, теперь боязливо покачивает мириады солнц над травой, бросивших вызов небесному светилу, словно позабыв, чьи они дети. Но вдруг, будто солнце нагоняет облака и начинает лить слёзы. Нет, это не слёзы отчаяния или радости: что бы тебе ни казалось, ты понимаешь – это слёзы справедливости. Мир перерождается – нужна подпитка – нужна вода. Одуванчики, зажмурившись, скрыли свои ярко-оранжевые лучики, погружаясь во сны. Проходит день. Второй. Дождь перестаёт срываться с этой серой мглы, окутавшей всё небо. Теперь уже воздух растворяется во мгле частых капель, не спешащих упасть на землю. Ручейки не сбегаются в лужи, не слышно монотонного перезвона по кровле крыш. Моросящий. Этот дождь - последний холодный дождь весны. Но мир радуется и ему, застыв, словно в ожидании нового чуда. И чудо не заставляет долго ждать. Ещё несколько дней и мгла в небе рассеивается. Вот уже Роза ветров, взяв свои права, гонит последнее облако на восток. Солнце, потягиваясь от дрёмы, расправляет свои крылья и по земле уже бегают прямые лучи. От их прикосновений по земле начинает стелиться еле заметный туман: удивляет странное ощущение его теплоты. В след солнцу просыпается мир. Начинают свои брачные трели кузнечики. Нахохлившиеся воробьи уже не сидят под кровлей крыш, а куда-то в суматохе разбежались. И одуванчики. Всё такие же молодые, но сильно изменившиеся. Некогда бывшие яркими задорными они будто во снах увидели нечто, что заставило их взглянуть на мир по-другому, с удивлением. Быть может, отправляя их на прогулку, солнце во сне провело их по млечному пути, рассказало о галактиках, показало уголки вселенной, завело за горизонт событий, раскрывая тайну чёрных дыр и, наконец, показало землю: обычно голубую, но сейчас такую белую, покрытую облаками. И вот, как будто познав истину и тайну
Это цитата сообщения на_грани Оригинальное сообщение
насколько безграничны возможности человека?
насколько полно может он использовать хотя бы 10% от всех существующих путей?
может ли он отказаться от того, что его гнетет и не жить по принципу "лучше что-то, чем ничего"?
я не знаю.
я не могу судить об этом за всех.
но мне кажется, что мы сдаемся, принимая правила других и неприемлимые для нас компромиссы.
кстати, 29 февраля. день мотылька. мой день. февраль - суровость и грубые снежные штрихи по обледенелой земле.
стук каблуков, эхом отскакивающий от ночных улиц...
воздух, прошитый бело-красными нитками. нет, красный не цвета крови, а красный цвета ветра
молочно-разливные оттенки тишины...
в голове - проекция меня выполняет пассы, один за другим...запад. сумерки.