На нашем телевидении продолжается парад сумасшедших. Причем, их процент зашкаливает за 90, если брать рекламу. Я молчу про мужиков, которые видят "магистральный пивопровод" по всей Европе - это может быть и с перепою. Но вот наши домохозяйки - полный кошмар.
Несчастные дамы (довольно симпатичные на экране) впали в тяжелый вид психического расстройства - шизофрению. И начали разговаривать с неодушевленными предметами. Так весьма изящная барышня лет эдак тридцати вела на экране беседу с... пельменями "Сам самыч". Две девушки до 25 затеяли бурное общение со средством для мытья полов "Мистер Мускул". Массовое помешательство.
Порошок "Миф" показался хорошим собеседником сразу пятерым женщинам среднего возраста, интересно, сколько они его выкушали перед этим? Не остает и "Лоск" - он вовсю вступает в беседы с истомленными одиночеством дамами. И даже поет им песни.
Чумовоз надо вызывать срочно - и в инстут Сербского. Изолировать от пельменей, порошков, средств для полировки. Дать побольше мягких игрушек -пусть пока с ними поговорят. Это выглядит не так страшно.

Я не смею больше молиться,
Я забыл слова литаний.
Надо мной грозящая птица,
И глаза у нее — огни.

Вот я слышу сдержанный клекот,
Словно звон истлевших цимбал,
Словно моря дальнего рокот,
Моря, бьющего в груди скал.

Вот я вижу: когти стальные
Наклоняются надо мной,
Словно струи дрожат речные,
Озаряемые луной.

Я пугаюсь. Чего ей надо?
Я не юноша Ганимед,
Надо мною небо Эллады
Не струило свой нежный свет.

Если ж это голубь Господень
Прилетел сказать: «Ты готов!» —
То зачем же он так несходен
С голубями наших садов?

Агентство Интерфакс сообщает, что в связи с успешным завершением митинга "Россия против террора", Васильевский спуск в Москве ждет другой сход народа - "Русские бабки за отмену льгот!" Коллективные заявки уже отправлены во все отделения районных собесов Москвы.

Ворон над Переделкином черную глотку рвет.
Он, как персонаж из песенки, над головой кружится.
Я клювом назвать не осмеливаюсь его вдохновенный рот,
складками обрамленный скорбными, как у провидца.
И видя глаз прозорливый и слушая речи его,
исполненные предчувствий, отчаяния и желчи,
я птицей назвать не осмеливаюсь крылатое существо,
как будто оно обвиняет, а мне оправдаться нечем.

Когда бы я был поэтом -- я бы нашел слова
точные и единственные, не мучаясь, не морочась,
соответствующие склонностям этого существа
и скромным моим представлениям о силе его пророчеств.

Но я всего стихотворец: так создан и так живу
в пристрастии к строчке и рифме, в безумии этом нелепом,
и вижу крылья, присущие этому существу,
но не пойму души его, ниспосланной ему небом.

Я выгляжу праздным и временным в застывших его глазах,
когда он белое облако рассекает крылом небрежным.
Я здесь прозябаю в малиннике, -- он царствует в небесах,
и в этом его преимущество передо мною, грешным.

Ворон над Переделкином черную глотку рвет,
что-то он все пророчит мне будто бы ненароком,
и, судя по интонациям, он знает все наперед...
Но тут уж мое преимущество перед лесным пророком.

Это дневник Виктора Франкештейна из Женевы