Не зная сам, что я тут делаю, я стоял в приемной госпиталя Живых Вод.
- Так кто, Вы говорите, ему? – ассистентка, или как их здесь называют, смотрела на меня из-за стойки с повышенным интересом.
Я нервно пошевелил рукой в кармане, обхватывая пальцами сигареты – нет курить здесь нельзя.
- Родственник. Приехал из страны специально его увидеть. Наши семьи на Востоке жили вместе какое-то время.
Звучало несколько коряво, но она видит, что я тоже иностранец, может пройдет.
Тонкие пальцы без маникюра пробежались по клавиатуре. Принтер выдал одноразовый пропуск.
Посещение больниц и, тем более, психиатрических всегда нагоняло на меня тоску. Я шел по однотонному корридору, смотря в затылок санитара, и думал, что попавший сюда мало чем отличается от мертвеца. Блок Т – самые безнадежные случаи. Минимальные отличия от тюрьмы, судя по внутреннему убранству и системе охраны.
Комната для свиданий – пластиковый стол, точнее пластиковый куб с кнопкой с краю, и два пластиковых кресла и... больше ничего.
Ожидание в этом «карцере» не самым лучшим образом действовало на мои нервы.
Двери, открылась – слава всем богам – он вошел. Исхудалое лицо мальчишки, синяки на подбородке и шее – хм... Да-да, руки в длинных рукавах, за спиной.
- Ваш родственник с Востока – сказал ему санитар, наклоняясь и медленно произнося слова, как будто разговаривал с пятилетним врожденным дебилом.
Парень не отреагировал.
- Вы его узнаете? – настаивал санитар.
- Нет – его голос оказался слабым и неувернным под стать телу, сдавленный, словно он пробивался сквозь пять сантиметров ваты. Меня прошибло потом. Санитар, поколебался секунду, потом сказал, обращаясь ко мне: «Это у него бывает. Не узнает даже своего врача, который лечит его четыре последних года.»
Я медленно выдохнул, изобразил скорбь и кивнул.
- Нажмите кнопку на столе, когда закончите. Или нажмите два раза если будут проблемы, - он повернулся, здоровый детина, и вышел. Дверь щелкнула электронным замком.
Парень смотрел на меня не мигая. Пристально. Мне стало не по себе.
Я открыл рот, но он успел раньше:
- Франсуа, - это было имя бомжа, встреченного мной тогда на остановке. Я кивнул.
Он продолжил меня изучать. Мне уже начало казаться, что на самом деле он ничего не говорил, и мне показалось. Он напоминал изваяние – тонкие черты лица, бледная кожа, черные волосы, лежавшие в беспорядке, но каким-то странным образом составлявшие некую художественную схему.
Я все же решил поздороваться, и вновь, его слабый голос помешал моей попытке заговорить: «Вы любите гонки?».
Дикий вопрос. Меньше всего я ожидал чего-нибудь такого. Я еще отметил странный, слегка гортанный акцент его французского. Однако, с сумашедшими полагается играть в их игру, потому я открыл рот, чтобы ответить утвердительно.
Меня уже почти не удивило, что он вновь заговорил на долю секунды раньше, чем я успел выдохнуть первые звуки:
- Я тоже, - он улыбнулся. Это была странная улыбка – улыбка тонких бледных губ под черными плачущими глазами. Впрочем, она тут же исчезла, - мне иногда разрешают играть на компьютере. Когда я себя хорошо веду, - я готов был поклясться, что в его глазах мелькнула усмешка.
Я улыбнулся, но он вдруг повысил тон: «Вовсе нет!». Пока я размышлял над смыслом этой фразы, он вновь уставился на меня.
- Он забрали мой разум, а я забрал часть его разума, - и раньше, чем я успел спросить «Кто?», он ответил:
- Квохтан. Да-да. И вовсе не такой шарообразный он был. Несколько вытянутый. Если бы они были совсем шарообразными, они бы не смогли сжимать пространство внутри своих камер.
- Им это нужно, чтобы путешествовать во Вселенной, добавил он и, Черт возьми! – я вновь получил ответ на свой вопрос до того, как успел его задать и, пожалуй, даже сформулировать в голове.
- Хотите я поставлю Вам музыку?
Я кивнул, больше не пытаясь ответить словами и, памятуя о том, что, согласно классическим теориям психиатрии, перечить душевнобольным в их заблуждениях и делириуме не рекоммендуется.
Он тоже кивнул, снова улыбнулся своей плачущей улыбкой и продолжил – я поначалу сделаю тихонечко, чтобы Вы привыкли. Мадонна подойдет?
Я снова кивнул и, кажется, начинал понимать, что имел в виду старик Франсуа, когда на мой вопрос о том, каким образом и в какой манере следует общаться с Власом, только ухмыльнулся под седыми усами. По крайней мере, вопросы мне задавать пока не удается. Мои размышления были бесцеремонно прерваны следующей репликой:
- Я и так не хотел жить. Мне было все равно. Я думаю, потому он и проиграл, он замолчал. Вновь вперил в меня свой взгляд. Я ждал, больше не делая попыток заговорить. Он кивнул и продолжил развивать идею.
- Мне было все равно жить или умирать. Жизнь не имела смысла. Странным образом она его приобрела как только я ее потерял. Я делал свою работу. Я получал деньги. Я тратил их, чтобы поддерживать в себе бессмысленную жизнь. Жизнь была бессмысленна для меня с пятнадцати лет. Я как-то сразу это понял и тем отличался от своих сверстников. Потому держался особняком и прожил жизнь без
Читать далее...