Настроение сейчас - вот бы еще и в Словакию на Moonspell поехать-)
Всё-таки во многом я ребенок лет пяти или трех – мне доставляет жгучее удовольствие сопровождать день чем-нибудь эдаким. Треш, блек, хардкор – не скажу, что я действительно люблю эти стили, но ощущение, общее впечатление от разрывающихся воплями колонок потрясающее. Летом еще и открытые окна усиливают эффект (разумеется, если окна открыть, то звук станет хуже, опять же с моими колонками для идеального звука необходимо находится в центре комнаты и любимых исполнителей я слушаю грамотно, но здесь дело в другом и потому не важно). Такое детское удовольствие от шалости (мы же помним, что я частично аутичный и потому крайне не люблю привлекать к себе внимание, чураюсь не пристойного, и вообще помешан на приличном). Знаете, за что я люблю Хауса? Правильно, за "Baba O' Riley" The Who – он ее играл. Да. В смысле и за гитары, и за клавишные, и за барабаны. И в смысле в кабинете. Чертовски бодрящее занятие. Мой личный метод борьбы с депрессией. Практически запатентованный. Это как кричать во всё горло, только лучше.
P.S. Вселенная посылает нам знак (с). В 1971 году, за пять лет до того как меня отправят в ссылку в эту жизнь, чудесные люди напишут песню с тем чтобы спустя тридцать шесть лет она примирила меня с этим миром. Ну разве это не замечательно?-) Разве в этом нет промысла, провидения и прочих милых сердцу глупостей?
P.S.S. А ведь еще есть пост-панк! Ну, разве можно быть недовольным жизнью в мире где есть пост(или поп)-панк, The Who и треш-металл? А еще можно посмотреть клипы Six Feet Under. Или, к примеру, прекрасное: «Большинство песен группы написаны на шведском языке и представляют собой истории из жизни воинственных троллей. Хоть группа и финская, но язык лирики выбран неслучайно - шведский был родным языком одного из отцов-основателей группы, к тому же группе он показался более «тролльским» по звучанию. … Группа основана музыкантами, известными под псевдонимами Somnium (гитарист) и Katla (вокалист), которые однажды на вечеринке в шутку попробовали исполнять традиционную финнскую польку «хумпа» с брутальным вокалом. Результат им понравился, и было решено собрать группу, в которую вошли Tundra (бас), Beast Dominator (ударные), Skrymer (гитара) и Trollhorn (клавишные). Первый альбом Midnattens Widunder («Полночное чудище») был выпущен в 1999 году. Основой для текстов послужили скандинавские легенды о царе троллей по имени RivFader, который борется с людьми-христианами. Другими постоянными участниками текстов, начиная с первого альбома, являются человеческие священники Аамунд и Кетил, которых тролли регулярно лупят, но к следуюшему альбому они снова живы и здоровы, подобно Кенни из сериала South Park.»
P.S. А названием для записи могло бы послужить эпохальное: Пиздострадальцев отправят в ад. Не варится в адских котлах, но слушать Киркорова, Ласковый май и всякий шансон.
Да, друг мой, я последняя сволочь, потому что мне как обычно не стыдно-)24-12-2008 16:47
Настроение сейчас - foxtrot
Дорогой П., я поздравляю тебя с (давно) прошедшим Днем Крыльев. Желаю тебе – денег, удачи, наслаждений и уверенности. И чтобы всё было хорошо, сразу и с минимальными затратами. Будь счастлив!
(Между прочим у меня нет твоего питерского телефона, только старые, местные. И да, я помню что он у меня точно был, но по факту – нету.)
В подарок странную* картинку. Рука моя, качество оправдывается только авторством-)
666:02 И я очень смеялся, и тебя друг не было со мной.17-08-2008 01:24
Вот что меня безмерно расстраивало в детстве, так то, что каждый мудак в глубине души вполне себе приличный человек, а каждый хороший человек, напротив, в глубине души мудак. Так меня эта простейшая истина удручала – слов описать нет. До помешательства доводила. Так что жить не хотелось. В смысле – никак, никогда и никем. Понятное дело, что помимо прочего подобная идея мучила и вопросом – а я. Я ведь тоже? И, ты, Брут! Наш добрый парень Брут такой же мудак, как и все. Так хотелось определенности, ясности, простоты ответов – есть хорошие люди, и есть плохие. Плохих в топку, хороших в рай. А как коснешься, как узнаешь – так и когнитивный диссонанс… Человек патологически ситуативен и никогда не бывает однозначности. Все то уж от ситуации, всегда то под влиянием минуты. И деление идет не по качеству, но по степени – по количеству ситуаций в которых человек проявляет себя достойно или наоборот низменно. И мудак – это не тот кто чудовище, срам и убожество, а всего лишь тот, кто чаще всего, в большинстве ситуаций, ведет себя как ничтожество, и напротив, хороший (ну разумеется условно, нам же не шестнадцать лет чтобы оговаривать условность любых терминов), тот который чаще ведет себя порядочно (читай – с честью, гордостью и честностью). И исключений нет. Если в этом правиле и есть нечто незыблемое – так только то, что исключений нет. И очень это удручает. Даже теперь, когда я понимаю что все эти идеи «правильности» - ребячество сплошное, даже теперь – задевает. Задевает – волнует, не оставляет равнодушным, царапает по сознанию, как лезвие скребущее по стеклу царапает слух. И да, это моя проблема. И однозначно я над этим работаю. Но все-таки – как хотелось бы мира понятного, ясного, простого, так чтобы сразу охватить (разумеется это очередной побочный эффект устройства мозга – классифицировать, давать имена, упорядочивать, и только для того чтобы запомнить, предугадывать, предсказывать и всегда быть готовым отреагировать наилучшим образом). Очень бы хотелось. Ну, в крайнем случае, не встречаться с проявлениями хаоса, не знать о них, не утруждаться обработкой этого класса информации. Но – увы. Реальность совершенно равнодушна к нашим потребностям. Что не может не радовать в части горизонтов и возможностей. Так вот я собственно к чему – очень уж мне хотелось это сказать сегодня, но всё как-то к месту не было, так вот – засуньте себе в жопу свои мысли по поводу того, какой опыт у других. Вот каждый раз как подумаете – да что он понимает, что он там со своей дурацкой жизни видит – так сразу это свое мнение и засовывайте. И, поглубже. И так чтобы весь спектр ощущений. Каждый, у кого есть свое мнение по поводу того, что должен и не должен другой человек – на прием к проктологу. Анусная (ворд конечно друг, но гнусная не отражает всей глубины картины) коррекция мозга. И есть шанс, что через десяток сеансов мозг таки примет неутешительный факт наличия выбора отличного от собственного. И будет нам всем счастье. И да – над собой я тоже уже работаю, даже успехи есть – меня теперь это только веселит, а раньше бы впал в бешенство, стремился бы доказывать, убеждать, взывал бы к разуму. Вот раньше бы я бы в ужас пришел – а теперь только смеюсь – «вот чё», «вон оно как». Но всё равно – главное правило волшебника: у вас есть ваше для моего – засуньте его себе в жопу (кто бы вы ни были и кого бы за меня не приняли). Свое мнение о чужом – это интеллектуальный мусор, бред истерического сознания, постыдная болезнь, которую нужно лечить.
(А то вот вдруг?, вдруг правда придет тот день, когда начнут делить на хороших и плохих, и станет тогда очевидным, что вокруг сплошные мудаки, лишь в разной степени мудачества, но сути дела это ведь не меняет (если делить только на белое и на не белое, тогда любое пятнышко архиважно), а мудаков как известно в топку. Вот что тогда делать? Жизнь - дама ироничная, насмешливая, она любит злые шутки – так что по всякому может обернуться, любое возможное может стать вероятным. А все вероятности, как известно, 50\50 – так что шансы весьма не в нашу пользу.)
Официально, решительно и категорически – я злой татарин. Даже не татарин, но сармат, в крайнем случае, скиф. По этому мне равно безразличны – русские, грузины, украинцы, евреи, американцы, китайцы и все прочие вопросы касательно политики (внутренней, внешней, международной и всех прочих видов). И на Олимпиаду мне тоже… И на Осетия-Карабах-Чечня. И на терроризм. И на выборы (любые и в любые места) мне тоже поебать. И нет, меня не сбивает с ног, не пугает, не удивляет, не выводит из равновесия ни человеческая лживость (в частности, в общем и конкретном), ни человеческая жадность (ни по степени, ни по качеству), ни человеческая глупость (даже по количеству). И я не изменюсь завтра, и если вдруг чего – тоже. Мне всё равно.
Интравертный эксгибиционизм – самое подходящее определение. Средство для излечения, или хотя бы снятия напряжения. Напряжения, напряженности, натянутости. Чем лучше становится, тем меньше нуждаешься. В конечном счете всегда наступает выздоровление (излечение? Облегчение? Устранение технических трудностей в воплощении?), просто иногда оно сопровождается жизнью. Под руку, параллельно, последовательно одновременно. Интравертный эксгибиционизм – определение для написания публичного в никуда. Объяснение, причина и следствие. Одни общаются, объединяются, на сцене кривляются, другие – всего лишь пытаются высказаться (выкрикнуть, вымолить, вымыть, выплеснуть?). Очередные меньшинства среди братьев по духу и родственников по сущности. Кстати помогает. В конечном счете, итоге и времени. Становишься суше, тише, плотнее и нетерпимее. Влага испаряется, а сущность кристаллизуется – тебя становится тише, глуше и меньше пространством, но концентрация, сосредоточенность, фанатичная преданность окупают растраченные на разочарования чувства. Эмоции – в них всё дело. Перестают быть рвущими изнутри судорогами, сомнительными позывами рвоты, становятся внешним, поверхностным, рябью на озере, прозрачным шелковым шарфом в котором можно купаться не боясь захлебнуться. Отсекается лишнее, несущественное, нестоящее, остается лишь истина. Всё это так неважно – становится. Всё, вся и всегда. Вечность из идеи превращается в настоящее. С точки зрения вечности ничто не имеет значения. Только наши намерения. Не дела, ни поступки, ни достижения и даже не действия (результаты, ошибки, оплошности и дурацкие плюшевые уроды – награды за призовые выстрелы). Ничто не имеет значения с точки зрения вечности. Мы уже умерли, если быть честным, когда-то давным-давно и прах наш уже развеяли, нам уже дано и прощение, и искупление, и раскаянье. С точки зрения вечности всё уже, еще было и потому не имеет ни ценности, ни значения. В конечном (уже десятом по счету или четвертом?) счете становится весело. Ничто не имеет значения и только музыка будет длится вечно (батарейки давно сменились флешками и перезарядка возможна пожизненно). Страх существует пока лишь существует надежда. Оставь надежду и страх испарится. Оставь надежду и сомненья исчезнут. Определенность, конечная, основательная и фатальная определенность решает любые проблемы. Если признать незначительность, невозможность, неосуществимость и неспособность – возвращаются крылья. Пока через наушники слышится джаз, дарк, фанк и фьюжн (что угодно при условии надлежащего тона и качества) ты словно паришь в невесомости, один существуешь на свете, а все эти улицы, лица, личины – лишь декорации аттракциона жизни лишенные смысла. Рисунки на стенах. Всего лишь условности (условия развлечения). Вполне могу представить себе картину – множественность миров и единство личности, бесконечная цепь возможных вариантов событий которые проживаешь, чтобы в итоге линии слились воедино. Где-то там я делаю иной выбор и прихожу к этой (другой в пространстве, но тождественной временем) точке не этим путем (не так чтобы новым, и не сказать что иным, в конечном счете мои возможности ограничены мной же, и хотя подобное ограничение подразумевает бесконечность прочтения и свободу движений, но всё таки жёстко очерчивает поле пространственно-временного континуума в котором «я» возможно; очерчивает отделяя, разделяя и разграничивая вероятное и невозможное). Где-то там я пройду, прохожу этот путь по другому и окажусь в финале с иным багажом знаний. Там где я посмел (смог, помыслил, покусился, посягнул, протянул руку, взял на себя смелость, право), бросил (ответил на) вызов, тот другой будет боятся (окажется малодушным, откажется, избежит, уклонится, воздвигнет защиты, отступит), там где я струсил (просчитал варианты заранее, выбрал цель, а не средства; смошенничал), он примет удар на себя. А в конечном счете все реки впадают в море, все дороги ведут в Рим, а все души попадают в ад – все пути соединятся в итоге, уже соединяются, границы стираются и вечность становится ближе. У нее, отступницы-искусительницы границы только с нами. Благодарной ленивой кошкой сворачивается на коленях – всё так не важно на самом деле. Все эти наши потуги на лидерство. С точки зрения времени всё относительно. Время течет мимо и только человек не меняется, всё относительно даже наше упрямство и наши усилия. Открою тайну – смерть уже наступила и апокалипсис был вчера утром (ирония в виду чтения мусора), нас уже взвесили на весах справедливости и приговор приведен в исполнение, теперь можно расслабится и начать получать удовольствие – жизнь уже наступила (а ты думал приговор это кары, костры и терзания? Так было бы слишком нелепо). Наказание, приговор и преступление случаются одновременно – в этом вся шутка. Funny – главный секрет и главное разочарование. Всё это уже говорили, до и после меня? Разумеется. А кто-нибудь слушал? И что в итоге? Мы там же где начинали. Знающий – не говорит, говорящий
Каждый раз когда я пытаюсь перевести в слова измерение новых возможностей всё сводится к простому – распрямился. Ничего больше и ничего возвышенного. Просто выпрямился. Ходил под грузом и вдруг, осознав подобную глупость, выпрямился. Горбун из Нотердама – часть вторая, комическая. Жил как горбун, но однажды увидел свое отражение в зеркале, а там – рюкзак. Скинул, выпрямился, освободился – и пошел. Практически крылья расправил. Смешно, между прочим. И до крайности удивительно как можно было на протяжении двадцати лет не замечать. Нет, ну понятно можно сразу не заметить, ну там пару лет быть не внимательным. Но двадцать лет? Как-то очень уж рассеянный персонаж вырисовывается. И да, мой милый не друг, только твоё кривое зеркало смогло показать абсурдность ситуации меня целиком (можно даже отметить «без прикрас»). Вот так чтобы целиком – только в тебе и отразилось. В этом смысле ты – в зеркало уникальное и совершенное – полностью лишенный себя, полностью лишенный личного и индивидуального, полностью пустой, изнутри и внутренним пустой, и в виду этого отсутствия абсолютно никчемный и, если уж по-честному, совершенно бесперспективный, ты оказался и полезным, и нужным (и всё в высшей степени исключительности) именно своими особенностями. Совершенное зеркало – это полное отсутствие. Так что со всей ответственностью заявляю – ты подарок судьбы. Как зеркало, как отражающая поверхность, как пространство, которое можно заполнить. И в этом тебе нет равных. Вот уж действительно – никогда не знаешь что важно на самом деле. «В жизни нет друзей и врагов – только учителя». И да, опять же не могу не заметить – только как зеркало и только при условии наличия того, кого нужно отразить. Только для редкого подкласса существ переполненных собой, для всех остальных ты опасен и вреден в той же исключительной степени, как полезен для избранных. Так что не зря мне всё время пиявки в ассоциациях проявлялись, это самое точное определение. Дурную кровь откачаешь, излишки сознания переваришь и будет всем счастье: болевшему – здоровье, тебе – ресурсы. Симбиоз психо-метафорический. А про обычных людей, которые опять же обычно от подобного подхода загибаются, мы не будем – не чего по болотам босиком гулять. Спасение утопающих дело рук самих утопающих. И да, ты будешь смеяться – вышвырнув тебя из моего пространства, я стал счастливым. И нет, не так чтобы счастливый без тебя. А вообще. В том, изначальном, абсолютном. Старая жизнь закончилась, а новая началась. И тот кто был там, тогда и тот – умер, а новый удивляется наследству в виде памяти. Прошлое рассыпалось в прах и больше не существует. И ты вместе с ним. Ничего нет, ничего не было и не имеет ко мне никакого отношения. Не поверишь – даже это обращение (псевдообращение) к тебе исключительно потому, что письма писать приятнее. Я специально обдумал эту мысль – не пытаюсь ли я хвастаться, нет ли в этой форме письма запрятанного личного, нет ли хоть малейшей доли тщеславного желания покрасоваться: «вот посмотри какой я». И уверенно – нет. Я теперь вообще – уверенно, сначала изнутри, а тело хоть и медленно, но перестраивается – так что со временем станет новым способом восприятия-реагирования в целом. Мне всё равно. Равнодушно, отстраненно и отдаленно. Как при просмотре фильма – там за стеклом есть какой-то выдуманный персонаж. Ну, есть и есть. Кажется я тоже когда-то был там – так что с того? У меня новый принцип – это не моя проблема (читай – на хуй пошел) на все случаи жизни. Я по-детски (читай восторженно) радуюсь этому способу (я его для себя открыл совершенно недавно и совершенно по прочтении чужих текстов – что опять же меня лично ужасно веселит) и очень удивляюсь, как раньше не понимал эффективность и логичность подобного подхода. Вот вместо того чтобы объяснять не понимающему, не желающему понять, не умеющему и не желающему уметь, вместо того чтобы раздражаться на глупость, грубость и провокации я просто говорю (не буквально разумеется – вот еще время тратить и усилия прилагать) – на хуй пошел. Вот сразу. Не пытаясь выяснить, не пытаясь понять, не пытаясь удивляться или вообще хоть как-то реагировать. Вообще до того как, с первой секунды, а то и за мгновенье до первой секунды посылаю «на…» и забываю о существовании – вопроса, проблемы, человека. Вычеркиваю из своей реальности и своего мира. И так, доложу тебе, стало легко жить. Нет, ты (если бы мы и правда говорили, и если бы ты был способен помнить меня) мог бы мне напомнить, что этот талант у меня всегда был и я бы с тобой согласился. Только вот талант был, а применял я его весьма поверхностно и далеко не всегда. Последовательность! – вот наш второй принцип. Последовательность и отсутствие двойных стандартов (сказать легко, а следовать не возможно пока не проникнешься). Вечно мне было не ловко – и за саму способность и, особенно за рамки в которых проявляется. Мне постоянно было неловко и даже стыдно следовать за инстинктом. Смешно опять же – чужие инстинкты я пытался понимать,
"Любовь (даже не очень сильная, или как ее назовут участники совместного безобразия) - одна из вечных иллюзий человечества, она на слишком многое закрывает глаза. Это наивность, показывающая, что человек еще не до конца испорчен. Ведь никто не ждет, что из куриного яйца вылупится страус, что бы из щенка шакала вырос большой бегемот, но все ждут, что любимый будет обязательно не такой сволочью, как все мы" (с) xvii
На самом деле забывать очень просто, чтобы начисто стереть из памяти какое-нибудь событие надо всего лишь его пережить до конца и занести в графу не приятное. По мимо информации – некоторых данных, которые по большому счету не вызывают у нас эмоций, а если и вызывают то только в смысле общей окрашенности (приятно, неприятно, интересно, полезно, может пригодится и т.д.), есть целый пласт воспоминаний несущих заряд – самые радостные события в жизни, самые печальные, самые яркие и пр. пр. пр. То что мы не можем забыть это всегда либо то что мы не хотим забывать, либо то, что по «какой-то причине» забыть не можем. Так вот причина всегда есть. И, в общем-то, она известна заранее – это внутренний конфликт. Этот конфликт бывает двух типов – первый по поводу нашего самообмана (мы не хотим забывать, но признать подобное за собой не хотим – вечное противоречие между тем за кого мы себя перед самим собой выдаем и тем кем мы являемся на самом деле. Самый простой пример подобного – противоречие между самим событием и нашей ролью в нем – мы не хотим помнить событие, но хотим помнить себя в событии, а поскольку признавать себя тщеславным не приятно, мы будем до победного придуриваться что мечтаем забыть, в то время как на самом деле отчаянно хотим помнить), а второй немного сложнее. Этот второй конфликт и приводит нас к извечной не способности забывать плохое (не так чтобы всегда это незабываемое было плохим, но обычно вопрос встает именно когда нечто нас мучает, но не думать и не вспоминать мы не можем). Так вот «незабываемое» - это не пережитое до конца. Та самая пресловутая причина неврозов. Некое событие, неприятное, болезненное и мучительное, случилось, а мы, вместо того чтобы забыть, мучаемся годами. И чтобы забыть – надо пережить, а поскольку в прямом смысле это не возможно (и даже если быть честным не нужно и опасно) вполне возможно пережить мысленно (нам собственно для того мозг и дан - чтобы уметь строить симуляции процессов, так чтобы и в процессе разобраться и самому не пострадать). Пережить мысленно можно многими путями – и разыграв сценку с психотерапевтом, и поговорив с другим человеком и, наверное, много как еще, но мой личный метод проще и не требует участия других людей – надо забыть о себе и рассмотреть ситуацию так, словно она случилась с совершенно чужим и незнакомым человеком (т.е. без эмоций и личной заинтересованности). И вот если отвлечься от себя и того, что нечто случилось именно с тобой, становится всё крайне простым – и понимание, и решение, и вердикт. Это когда ты внутри тогда страшно и непонятно, а когда ты снаружи, то всё просто как гвоздь или мытье посуды. Все изыски, вся причудливость нашей склонности придавать фактам содержание и создавать вокруг них некий ореол теряют свою силу. Простое правило выживания в том, что не надо искать причин, почему кто-то причиняет тебе боль, всегда надо искать лишь одну причину – почему ты позволяешь кому-то причинять себе боль. Если тебя греют лавры страдальца, но в то же время ты не любишь боль, то будь любезен определится, что для тебя важнее и приятней – будь мазохистом честно и получай удовольствие. Если тебе трудно признать свою глупость, то опять же – либо научись просчитывать лучше, либо признай неизбежность факта, что каждый человек глуп, просто каждый по-своему и нет заговоренных от ошибок, и наличие совершенной глупости не заносит тебя автоматически в ранг клинических слабоумных или еще какую позорную графу. Ну, ошибся, и что? Допустил просчет, и что? На то, чтобы скрыть последствия ошибок, жизни явно не хватит. Эта порочная практика – ты ошибаешься, потом не хочешь признать за собой глупость и упорно бьешься в стену, вместо того чтобы обойти. Просто удивительно насколько человек не последователен по своей природе – над орфографической ошибкой смеется, а над ошибкой в человеке устраивает истерику. И кстати если быть объективным, то совершенно не важно сколько лет после совершенной ошибки прошло, и сколько лет ушло на то чтобы присобачить ошибочный вывод к действительности. Вообще сопутствующие обстоятельства не важны – вот если ты здесь и сейчас видишь, что где-то там ошибся, то просто сверь данные и найти новое решение. Это как с продуктами – дерьмовая покупка не стоит того чтобы ей пользоваться, деньги ты уже потратил, их не вернуть (как не вернуть усилий, нервов, эмоций и чего угодно еще, затраты никогда нельзя вернуть, они уже растрачены), но смыл гробить здоровье? (так же как смысл продолжать портить себе время и нервы?). Так что в конечном счете всё сводится к простому факту – будь честным с собой. И да, именно этого никогда не хочется. Это совершенно не выносимо и решительным образом не приятно. Самое забавное в человеке это умение одновременно знать о том, что он куча дерьма и при этом жгучая надежда, что для кого-то, или где-то, или как-то, или когда-то это дерьмо окажется золотом.
Идея была не о том и не так – как всегда. Но получилось то, что получилось – как обычно. Но я за это не гоню – это мой любимый принцип, с
Quis est homo qui non fleret, si videret…03-02-2008 05:15
Пункт назначения. Я люблю этот фильм, редкий случай, когда всё на своем месте и при этом нечто обнадеживающее без надрыва. Отсутствие слащавости оптимизма и напыщенности драмы. Просто фильм, чтобы смотреть с удовольствием. Удовлетворяющий. Не шедевр, но просто приятный. Часы и Страсти я тоже люблю, но они расстраивают, трогают слишком сильно, с подобными вещами об удовольствии речи быть не может. Это как сказать, что любишь слушать Реквием Моцарта, особенно первые семь частей, или скрипичные концерты Баха. Это может сводить с ума, но любить это слушать? Так что можно любить вещи за их совершенство, или за то, что ими приятно пользоваться. Вот этот фильм из вторых. Мне нравится идея – неизбежность смерти, у которой для каждого есть свой особенный план. Я нахожу в этом большое утешение – есть кто-то у кого есть план для меня. Лично для меня и нечто особенное. Только для меня. Лучший подарок. Это как своими руками сотворенная поделка на восьмое марта маме – как идея встречается часто, но как воплощение единично. Меня подобное утешает. Единственный друг, который никогда не бросит. Всё в мире преходяще. Поезд может сойти с рельсов, самолет может упасть, человек может оказаться мерзостью, планы разрушаться, цели обесценятся, тело подведет, всё так или иначе не прочно и не надежно, и только смерть обещана всем. Как освобождение. Это похоже на пионерский лагерь – одному конец смены трагедия, а другому счастье. И совершенно не важно как каждый из них проводил время до и после, ощущение освобождения от этого никак не зависит. Это только кажется, что зависит, а на самом деле все как и всегда идет изнутри. Один тяготится – сам не понимая до конца чем именно, но тяготится, то ли однообразием, то ли формой, то ли обязательностью, то ли неизменной солнечностью, и даже может быть весельем, просто чувствует тяжесть отравляющую самую суть предначертанного радужного. Просто один тяготится, а другой нет, и ничего с этим не поделать. Так вот смерть это последний звонок, когда можно будет идти домой. Не так важно как там дома, сколько важно уйти из этого навязанного праздника. И заранее точно знаешь, что легко забудешь друзей, ты их забыл на самом деле где-то даже еще заранее, еще до того как они приблизятся, на самом деле они всегда будут в дымке, словно нарисованные и от этого ощущения фальшивости, ощущения декораций и сцены на которых всё настоящее одинаково неизбежно, не взаправду и тысячу раз повторялось, всё изначально видится маревом, как глубокий сон от которого не можешь проснутся, но всё-таки знаешь, что сон и потому видимость. Так что я не понимаю, как можно боятся собственной смерти и уж тем более истово её избегать. Мне это кажется каким-то безумием. Я понимаю, как можно боятся смерти чужой. Я знаю как могильный (могильный потому что каменной плитой надгробья, если ты под ним, с запахом плесени смешанной с формальдегидом, запахом тлена и удушьем заживо погребенного) холод сковывает внутренности от смерти внезапной, когда видишь, узнаешь, предчувствуешь смерть близкого. Это понятно. И традиционный шок, и неверие, и обреченность, и последующий гнев, и обида с внутренним воплем «не хочу, не хочу, не хочу, пусть всё окажется сном». Всё это понятно, это на самом деле страшно и привыкнуть, так чтобы перестать бояться, нельзя. Но боятся конца смены, вахты, срока? Я понимаю, как можно боятся смерти неизбежной и растянутой, я понимаю, как можно боятся собственного отчуждения когда чья-то жизнь уходит по каплям на твоих глазах или в твои ладони. Я понимаю, как можно боятся дня, в котором придется сказать – всё, отключайте или спросить – ему будет больно? Это на самом деле страшно, как любой выбор, которого на самом деле нет. Тут всё понятно – и отчаянье от необходимости произнести вслух, и не желание участвовать, и желание чтобы никогда ничего не было – если нельзя чтобы не было этого, так пусть бы даже и всего, всегда и сразу, и надежда не смотря ни на что живущая внутри – а вдруг завтра станет лучше, или, по крайней мере, не будет хуже, и страх, понимание, узнавание, что завтра всё таки будет еще хуже, и, наверное, даже намного, и ужас мысли, что уже опоздал и слишком долго откладывал, то, что обязан был сделать еще вчера. Понятно как можно боятся смерти еще не случившейся, но уже обещанной, и пусть даже не обязательно близкого, но дорогого. Когда шепотом торгуешься в одиночестве, предлагаешь на откуп себя, свои мифические победы и столь же мифические годы будущей жизни. Когда держишь за руку и молишь не понятно или скорее понятно, что всех сразу, кого – только не умирай. Я буду или не буду каким угодно, только ты и сейчас не умирай. И когда чувствуешь ужас того, что бывает после смерти – необходимость что-то там делать, кому-то там что-то говорить, объяснять, всех неизбежных формальностей и унижений «потом». Когда чувствуешь ужас и огромный стыд за то, что в такой момент так жалок себялюбием. Когда делаешь искусственное дыхание, а там, на дне, целый комок из брезгливости, опять же стыда, надежды, обреченности и ощущения,
17 октября 21.08
Всю свою жизнь я выбираю психопатов. Я выбираю психопатов, я окружаю себя психопатами, я мучаюсь, спасаю, и пр. пр. пр. только с психопатами. Я вообще других людей не вижу. Только один тип – психопат идиотический, паразит слабохарактерный. Не хищник, но орхидея. Не тот с кем можно сразиться, но тот кто переваривает тебя по кусочкам, по мелочам, изо дня в день, минута за минутой, медленно и осторожно, с обезболивающим ядом и притворными сожалениями. Я всегда выбираю психопатов и я сама ответственна за свой персональный ад. Я сама его выбираю. В общем-то это уже плюс – теперь, к тридцати двум годам я начала это понимать. И разумеется все предсказуемо, объяснимо и понятно, классика жанра – с одним из них я провела детство, я воспитана, воспитала себя именно на этом примере, других я не знаю. Я вообще не знаю как иначе. Я не знаю как нормально и как вообще может быть по-другому. И может ли быть. Даже в последнем я сомневаюсь – в глубине души я не верю что может быть иначе. Я знаю только эту реальность – психопат и его жертва, сомнительная реальность изначально ущербного и убогого, реальность в которой нет и не может быть ничего хорошего или хотя бы допустимого. Я знаю лишь одну схему – психопат, жертва и роли которые меняются местами. Психопат осознающий, воспитанный, созданный из вне – это жертва и психопат натуральный, изначальный – это палач. Я – это мечта Фрейда, собрание патологий, история патологий, примеры патологий. Кстати оказывается, что любимый «дедушка» все свои теории-изыски строил исключительно на примерах извращенного и больного. Было выяснено – он вообще не работал с нормальным, он вообще не имел дела с обычным и частым, только со случаями крайних патологий, отсюда и все выводы. Больной исследовал больных, интересовался больным и сделал выводы о больных. Про меня это тоже весьма в тему. Мировосприятие выстроенное из ущербного и извращенного. Половина решения это принять не утешительное – ты сам в ответе за свой персональный ад. И твои мучения не искупают твою вину, пусть даже вина и состоит только в том что ты сам, собой и своими руками позволил этому свершится. Впрочем, я не знаю, что делать с этим знанием, я не знаю, что делать после него, и я не знаю каким выводам, из тех которые были сделаны, можно доверять. Когда твой самый главный враг – это ты сам очень трудно принять решение. Мой случай типичен по-своему – из раза в раз мое сознание (или подсознание – какая шут разница) хочет встретиться с обидчиком лицом к лицу и, наконец-то победить. Но парадокс в том что из раза в раз я проигрываю побеждая. Да, я сильнее, хитрее, изворотливее, в конце концов умнее противника, но победа означает стать противоположной стороной, а значит проиграть по крупному, и я сопротивляюсь, я борюсь, я останавливаюсь в последний момент, сомневаюсь и ищу третий путь которого не существует, по крайней мере в том направлении в котором я ищу. Победить не возможно, если не хочешь получить победу целиком. И самое паскудное, или самое разрушительное, что я знаю как можно победить – просто выйти из игры, перестать обдумывать и просто признать простой факт – в этом мире есть абсолютно дурные, абсолютно никчемные и абсолютно плохие люди, не потому что они плохие, а лишь потому что по сути они и не люди. Психопат – это инвалид лишенный души, или сознания, или осознания – как угодно назови, но любой интересовавшейся темой поймет. Это жадное животное, которое умеет притворяться, и притворятся в высшей степени совершенным человеком, лишь с целью насыщения. Ни угрызений совести, ни сомнений, ни мыслей – там ничего нет, только пустота и голод. И в определение человека стоит вписать парочку определений – совесть, сострадание и вообще умение увидеть картину целиком. Если бы меня спросили что в первую очередь отличает психопата от любого другого я бы выделила лишь не умение видеть кого бы то ни было кроме себя. В общем можно было бы долго рассуждать, но мне цепочка понятна и так, те кто сталкивались, узнают и так, а те кому повезло все равно не поверят. Так что отметим себе новое откровение, которое стоит переварить – переварить, прочувствовать, поверить и начать жить по другому…. Я – это лакмусовая бумажка, я знаю либо жертв, либо их насильников, третьего не дано. Разумеется в данном случае «насильник» это наиболее подходящее определение, точнее не подходящее менее всего. Палач символизирует наказание, убийца – смерть, вор – преступление разовое. Много определений и ни одного подходящего. Паразит – в биологическом ракурсе с уточнением на психическом…. Мысли скачут, сознание сопротивляется, крайне трудно понимать что ты сам призвал в свою жизнь «это», что только ты сам ответственен за всё это дерьмо. Ведь если признаешь – придется меняться, а так удобно, так привычно и легко идти по привычному пути. Это даже не страшно. Известное всегда пугает меньше – даже если оно не выносимо и не мыслимо отвратительно. Парадокс – легче принять отвратительную известную реальность, чем выстроить новую. Любую новую. Всегда где-то
21.45
Это забавно – совпадения, периодичность, цикличность в конце концов. Я с дури перечитываю последние записи в заброшенном, забытом и затерянном дневнике и вижу, что последние приходились на июнь. Июнь, месяц истерии. Впрочем, это натяжка, и цикличность скорее в желании писать, чем в записях. И да, меня вытащило из раковины и я снова возвращаюсь. Здравствуй общественность, у меня снова есть что сказать по поводу жизни. И да, ничего нового – она всё так же неудовлетворительна как всегда, и я так же как и всегда не удовлетворен, неугомонен и не устроен. А может я снова пытаюсь вернутся и ничего не выйдет – привычка сдохла, а настойчивости не хватит. Не знаю. Но момент вполне подходящий. Я снова здесь, я снова в бархатных штанах. И да, скажем дружно «бугага» - мое корыто разбито, сознание агрессивно, и ждать уже некого некому и не зачем. Я снова в точке зеро. Моя жизнь ходит по кругу и если меня что-то и удивляет, так это лишь собственная беспросветная тупость.
А еще давно хочется повиниться. Sinf – прости мне все дни рождения с которыми я тебя не поздравила. Я не забыла, я помнила, но… В этом «но» вся я – написать просто казалось слишком легким, а привычка откладывать всегда приводит меня к стыду. Мне очень стыдно. Но я желала – молча и по сути тайно, желала самого лучшего – внутреннего покоя, обретения уверенности в себе, жизни, планах на будущее и ощущения прошлого, счастья в настоящем и всего того что может понадобится искателю на пути – стойкости, веры, счастья и пр. пр. пр…
Смесь. И ты, и тебе. Дни рождения и день свадьбы, новая работа. Ты знаешь, что ты была ужасно красивой невестой? Ты очень красивая, и это, если честно, для меня совершенно не неожиданно. В нужном смысле – это чувствовалось, это ощущается, это присутствует. Ты – очень красивая и фотографии лишь дополняют образ. И я помнила о тебе. Помнила, смотрела, читала. И желала конечно – чтобы всегда определенность, чтобы меньше горечи, чтобы вперед и никаких падений. Я желала и желаю всего того что не было дано мне и что было бы нужно тебе. Правда, очень хочется чтобы ты была счастлива. И каждый день, а не только временами. Не знаю, почему раньше мне было трудно с простыми вещами – ведь это так просто – просто пожелать счастья, без изысков и томительных размышлений как выразить то, что выразить не возможно, а тем более в словах…
Сын. Неловко писать так, но твой ник смущает меня еще больше чем это давно забытое и уже видимо не актуальное «сын». Мы были очень близки, и я просто ушла. И я очень прошу прощения, и я уже не знаю, прочитаешь ли ты это когда-нибудь или уже нет. Мне очень жаль. Честно. Очень и очень жаль. Но знаешь, я долго грезила, что приеду в твой город и мы наконец-то увидим друг друга. Просто. Без причин, идей и поводов. Просто чтобы в воспоминаниях осталось что-то реальное, то что можно помнить точно, без раздумий и сомнений. Вот был где-то там человек и он был ко мне. С теплотой, нежностью, пониманием и сочувствием. Просто был. И я его знаю. Иногда такие вещи становятся очень важными. И очень хочется, чтобы у тебя не настало то время, и тот день, когда последним утешением служит память о таких вещах. Как-то все так случилось, что мы разминулись на пять минут, а расстались почти навсегда. Почти ли?
Гэлли и Бука. Опять же дилемма с никами. Как не скажи вслух, а звучит равно неловко. Очень кланяюсь, очень желаю теплого, легкого и радужного. И очень винюсь за сложившуюся неловкость – вроде бы и ничего не сделал, но от этого не сделанного стыдно так, как если сделал и гадкое. И объяснять по прошедшему времени глупо, и не объяснится тяготит. Одним словом – кланяюсь)
Джонатан – получилось плохо. Ты звал, я пригласила, а в итоге тишина. Это по факту, а если между строк, то ничего не получилось и в списке того что меня тяготит есть и эта строка. Мне жаль, малыш. И я надеюсь, у тебя всё получится, я в тебя верю. Пусть тебе удастся всё то, о чем все мы только мечтали. Пусть осуществится мечта. Рано или поздно, так или иначе, но пусть сбудется.
Кошка. Я уж по старинке, да? Инкогнито, так сказать. Как уж некрасиво, гадко и дурно получилось, в конечном счете, у нас – тут и говорить нечего. На сейчас мы, скорее квиты, но не думаю, что хоть одной из нас это принесло счастье или радость. Мы все получаем по своим грехам. Станет ли тебе легче, если я скажу что уже плачу? Ну, пусть не легче, а как-то иначе. Как-нибудь, но удовлетворяющее. И я очень желаю тебе обрести покой, опору и надежду. Много еще желаю, но писать уже не буду. Пусть у тебя всё будет хорошо. И прости мне. Не меня, но мне.
P.S. И да, я немного верю, что пожелания, даже не произнесенные могут оказать правильное воздействие – стать тем камнем, который перевесит чашу весов. Или хотя бы уравновесит. Все помнят историю про белые и черные? Так вот пожелания с теплотой и заботой – это белые.
И всё-таки дороги это не для меня. Жить на два дома (или «в»? – поправка сути дела не меняет, но всё же детали меняются. Разница как между переменным и постоянным током.), привычно приезжать на вокзал и привычно сглатывать накатывающую тошнотой тоску. В моем существе всё переворачивается от необходимости ехать. Всё-таки я слишком консервативен. Для поездов в особенности. Да и память. Память, играющая в прятки. Мои воспоминания одновременно и слишком отчетливы и слишком бледны. Как чужое, не свое. Не со мной и не про меня. Прочитанной книгой, но не событием. Так что дороги – это не для меня. Они наводят на меня тоску и отнимают слишком много сил. Отвратительное сочетание. Реакции бледнеют и тенью бессмысленность. И ощущение что ты всё время не там где быть должен. Там где быть должно. Там где твое место. Там где твое предназначение. Определенность по поводу того где быть теряется. И тем острее её необходимость. Я смог бы жить в дороге только в одном случае – если бы так было всегда. Я вообще страшный любитель этого самого «всегда». Порядок у меня в крови, наверно именно поэтому я так влюблен в хаос – от обратного, но не по склонности. Да и хаос свойственный мне всегда имеет жесткую структуру, он всегда упорядочен и направлен. Неопределенность меня разрушает. Убивает осмысленность. Я не умею убегать, я умею приходить, но приходят, чтобы остаться. Для меня даже смысл идти в этом самом «остаться навсегда». И уходить оно тоже там же. Я никогда не ухожу, я всего лишь возвращаюсь туда где должен быть. Жизнь рисует миражи, а я упрямо ищу оазис. Настоящий. Который может быть лишь один. Впрочем его может и не быть, но подобных мне это не смущает. Тут дело не в принципе, но в устройстве. Я просто так устроен, такова моя природа. Я по-другому не могу. Я люблю определенность и ясность. Жизнь и так слишком изменчива. В каждом моменте. Всегда. Я это чувствую. Каждый день не похож на другие. Так что сохранять определенность в самом себе – это необходимость. Иначе я сойду с ума. Иначе меня разбросает по секундам и я просто не смогу собраться воедино. Быть на одном месте, не в плане географического, но в смысле упорядоченности бытия, это необходимость. Я люблю ритуалы. Они мой способ давать этому миру имена. Ритуал – это тоже символ, слово в котором буквы – действия. Я их люблю и именно потому ненавижу бессмысленные или не осмысленные. И выбирать их можно лишь самому. Каждый раз выбирать и каждый раз осознавать этот выбор….. Глупо. Сколько бы не было исписано страниц, сколько бы не случилось попыток, но слова всё так же затеняют реальность. Создают свою и закрывают существующее. Как зеркала занавешенные простынями рядом с покойником. Борьба с энтропией. Всё сводится к этому. Каждый день жизни – это смерть. Разрушение и упадок. Каждый день меняешься. Больше или меньше. А значит умираешь. Я уже не тот кто прежде, я уже кто-то другой. И не так важно кем и каким я стал – лучше, хуже, иначе, какая разница? – сколько важно, что того кем я был больше нет. Я уже умер, но всё еще не помню об этом. Это ужасно грустно. Рождение и смерть никогда не заканчиваются – что-то каждый день рождается, что-то умирает. Какая то бесконечная и необратимая гонка. Остановите поезд – я сойду. Остановите время – мне хочется побыть собой…… Дело не в том, что я что-то не осознаю. Осознаю. Просто оно мне не нравится. Не понравилось с самого начала и не нравится сейчас. Жизнь – суть бесконечное умирание, а бесконечное рождение вовсе не служит противовесом, лишь усиливает отвращение к процессу. Мало того что вынужден ежесекундно разрушаться, так еще и тут же, без перерыва на обед, возрождаться. Суета сует…. Знаешь, сейчас, в эту минуту я на тебя сердит и потому рядом с тобой тоже маячит призрак упадка. Я сердит не потому что ты в чем-то виноват или не виноват. Я просто сердит. Мне плохо и потому я сержусь. Обычная страсть к комфорту – не более того. Никакой объективности, одни сплошные эмоции. Они просто есть и никакого права на существования у них нет. Просто есть. Сейчас. Я сердит и вижу, (пред)вкушаю всё в черном свете. Хотя на самом деле я точно знаю, что пока я буду рядом ты всегда будешь со мной. Ты слишком пропитан (болен\отравлен) мной, чтобы изменится в иную сторону кроме меня же. И хотя, судя по статьям дурацкого журнала, который я сегодня пролистывал, так не только говорить, но главное думать не следует, но объективность всё таки требует своего – мы дополняем друг друга, возвращаем друг другу целостность. И не потому что каждый из нас в отдельности какой то особенный (в том смысле что особенные ли или нет в данном случае совершенно не важно), тут дело в простом наличии. Просто заполняем пустоты и закрываем дыры, каким то, по большому счету, чудесным образом способствуем регенерации. Уравновешиваем, утешаем, успокаиваем….. Как если бы
День словно вялотекущая шизофрения. Недовольство – мутное, как затхлая, застоявшаяся вода в забытой вазе с еще в прошлом месяце засохшими цветами. Неудовлетворенность – смазанная, будто бурое пятно, растертое по столешнице чьим-то небрежным пальцем. Неспокойствие – не бес_покойство сводящее с ума волнением, но зудящее не спокойствие, отсутствие покоя при полном и где-то даже абсурдном равнодушии. День похожий на вялотекущую шизофрению. Я плаксив и мрачен, и чертовски расстроен. Как старое пианино брошенное в углу актового зала какой-нибудь школы – одни ноты визгливы, другие хрипят и клавиши западают через одну. Мысли – навязчивым фоном, навязчиво не отчетливо, как чужой голос через стенку. Радио в рубке водителя автобуса – вполголоса, настойчиво… Чужеродность даже собственных мыслей. Разваливаешься на куски, обрывки, осколки. Вдруг превращаешься в гору обломков и постепенно забываешь, что еще пару мгновений назад было иначе. Что-то такое смутное зудит внутри и перед глазами плывет, и цвета вдруг теряют очертания, всё словно теряет контрастность и четкость линий. Где-то на дне всплывают старые обиды и вдруг начинаешь думать об объяснении – «объясните мне почему?» - рефреном – «глупо», в унисон – «не нужно, не существенно». Обида это вовсе не значит на кого-то и за что-то. По крайней мере, для меня. Это скорее память о пережитом «неприятно». Не боль, дискомфорт сознания не достаточно острый для боли, но достаточно жгучий для памяти. Когда-то было не приятно и стыдно, и тому была причина. Разумеется, не была, никаких причин никогда не бывает, причина всегда одна – ты сам, но некто или нечто можно условно назвать поводом. Вот это и есть – обида. Обида – это когда идешь весь из себя нарядный и споткнувшись падаешь в единственную грязную лужу на всей дороге. Со всего размаху и со всеми последствиями. Обида – это случайно отрезанный мизинец на левой руке. Упасть, разодрав коленки, так чтобы дальше лишь хромая и по стеночке, когда бежал куда-то там с полными руками пакетов. Обида – это когда объективно ничего страшного не было, но субъективно очень стыдно и очень больно и главное неожиданно. Объективно – это если задуматься и потом, а субъективно – это когда первая реакция и сейчас. Обида – это всего лишь память об ощущении, которое когда-то там в каком-то там дне было. Случайное воспроизводство эмоций без раздражителей. Сбой программы. Боль – тут тоже приходится вести внутренний спор – спектр почти безграничен, количество и качество почти беспредельны. Есть Боль и есть боль. Маленькая и большая. На расстоянии почти противоположности, в моменте – почти близнецы. Разбитая коленка – это больно, и рак, разъедающий внутренние органы – это тоже больно, только первое – смешно, а второе выносимо лишь потому что невыносимое ставшее реальностью надо называть как-то иначе. А еще ведь могли бы отпиливать ногу. Медленно и со вкусом…. Неудовлетворительно. Со словами всегда так. Наши мелкие неприятности, те самые которые в конечном счете и становятся фатальными (именно они и меня тут не переспорить – тех кто закончил с этим миром по поводу войны почти нет, а вот тех кто не смог вынести садистской жесткости мира – тысячи. Так что за моей спиной ухмыляется статистика, которая как известно третья ложь. Но всё равно – всё по-настоящему трагическое по крайней мере не смешно. А быть одновременно и больным и смешным, и не иметь ни одного пусть натянутого объяснения «почему» - это страшнее. И больным – это когда боль, а не когда болезнь). Так что вот. Всплывают вспоминания, не «вос-», но «в-», потому что не ты сам, но они сами. В угоду общему настроению, а не почти угаснувшему желанию. Они всплывают – эти круги на воде, и ты вынужден их слушать. И смысл вдруг оказывается потерянным, и понимание ситуации вдруг оказывается сомнительным и ничего вдруг нет и идти собственно вдруг не куда. Не больше, но вдруг. Словно переступил какую-то черту или проснулся… А память со мной играет в прятки – я, например, помню что ты мой до кончиков ногтей, но я почему то не помню чтобы ты был. Я весь к тебе, но тебя вдруг нет и быть не могло. Всё зыбко и мутно, и кажется потерянным. Или не обретенным. Как если бы я вдруг стал видеть варианты которые, по большому счету и если по честному, должны были бы произойти и были более вероятны и возможны, но всё же не случились. Только вот я их вижу. Знаю, что их нет и они суть миф и не правда, но вижу только их. Вижу, помню, чувствую только их. А всё остальное было сном и лишь грезилось. Ненавижу это «чувствую». Затертое, до жирного блеска замусоленное фальшью и притворством «чувствую». Так и хочется заменить – «ощущаю». Сухое, строгое «ощущаю» вместо рыхлого, размягченного чужими словами на которые упрямо наталкивается сознание, «чувствую». Дрянная штука жизнь. Штука – шутка. Чужая шутка ставшая собственной необратимостью. Знаешь, я чертовски счастлив с тобой. Только вот в этот момент «был» и поэтому почти не утешает. Лишь позволяет не заводится на все обороты и направления, так что не сжимаешься пружиной, но
Я чувствую себя виноватой. Впрочем, не столько вина, сколько неловкость и скорее не чувствую, но испытываю. Пребываю в неловкости по поводу… Отбиваюсь от коллектива этим свалившимся на голову счастьем. Впрочем, коллективы не выношу с детства, а на голову валится после разбора антресолей, так что не все так случайно-непреднамеренно. Но всё равно неловко. Конфуз причинный беспочвенный. Там на солнце вспышки и рикошетит случайными пулями, там оплата счетов и раздача авансов, а у меня тут бункер на все случаи жизни и по всем фронтам прочность позиций. Неловко – говорить, рассказывать, быть случайным или напротив увлеченным свидетелем. Я уже не соратник, а в лучшем случае страна нейтральная. Выигравший битву не товарищ сражающемуся. И часто чувство чужого места – я жулик, мошенник, удачливый шулер; везение не выбирает достойных. Впрочем, везенье ли? Я был терпелив к времени и толерантен (терпим, конечно же, но звучит богаче. Многозначительней, где-то объемней) к пространству. Я был честен с собой и старался быть искренним. Я старался. Но разве достаточно этого если было нетрудно, если иначе и быть невозможно? Десять лет на заключение адом – эта цена соответствует обретению рая? Неловко. Не так чтобы стыдно, скорее зависимо от обстоятельств здоровья (психического). Мое счастье опаздывает, отстает от времени на вечную пару минут, но находит секунду запомнить мой запах – оно пребывает со мной. Оно во мне пребывает и имеет свое лицо и руки и другие формальности материального мира. Достаточно ли моих усилий не быть агрессивной (агрессивно жадной к жажде в помыслах и порывах)? Достаточно ли? Не люблю быть растратчиком, не отдавать забирая. Усмешка единственный знаменатель мыслей – вопросы бессмысленны, а ответы случайны.
А по утрам к тебе с нежностью. Тонкие линии твоего тела среди простыней и еще неплотного света рождают нежность. Ассоциации к живописи. Ложная память, отсылает на картину кисти неизвестного мастера эпохи возрождения, раннего. Утреннее возрождение и свет как главное действующее лицо. Тонкие линии тела распластанного на простынях. Прозрачность, невесомость, хрупкость. Нежность как эстетика мысли. Желание сделать шаг и нарушить дыханием совершенство. Ты красиво спишь. Или твой сон – это красота, или ты красивый и даже сну не под силу лишить меня очарованностью тобой. Или знание о том, что если я сделаю эти три шага и всё таки прикоснусь к твоей коже, то на твоих губах промелькнет улыбка и даже сквозь сон ты не скажешь, но скорее выдохнешь: «люблю тебя». Улыбки, которые мелькают на губах как бабочки – крылья махаона раскрывающиеся в такт дыханию и слова которые выдыхают, которые с губ слетают, выпархивают, срываются – как птицы, трепетание крыльев, тепло крохотного тельца и ощущение хрупкости если садится на ладонь. Слова выпархивают, а птица-фраза очерчивает движением дугу вверх к потолку, который на самом деле открытое окно во вселенную и там лишь звезды, холод и молчание, и распадается разноцветными брызгами где-то там, распадается, растворяется, тает рассветной дымкой, а внутри разливается ощущение нежности и желания подойти. Сон, предутренний сон о забытой картине, на которой тебя, полуобнаженного, уязвимого сном, распластали на алом простыней и твоя рука на переднем плане, и тонкие косточки кисти, хрупкое запястье, едва заметный пух на предплечье. Твоя рука на переднем плане как символ невинности, чтобы у зрителя рождалось ощущение трепета. Святой Себастьян в утро перед финалом. Еще ничего не случилось, но уже предчувствуется, уже предугадывается, но сейчас всё еще утро и ты безмятежен. Пронзительность предугадывания конца. Отрешенность отчаянья, которое лишь намечено, но не проявлено. Ты похудел и мне кажется что за все эти дни я выпила из тебя жизнь, таешь на глазах будто нарисованный акварелью… Ты спишь, а я тебя рисую. Запечатлеть ощущение. Любоваться, ласкать взглядом чужой сон, зрачки скользящие по линиям тела в попытках запомнить. «Моя, моя, моя…?» - я уже обнимаю тебя и твое дыхание щекотит мою шею. Прозрачность кожи, если провести ладонью. Под моими пальцами шелк, под моими губами биение пульса, мне приходится вставать на цыпочки, чтобы дотянуться. Мои губы на уровне твоего плеча - это я на цыпочках и кажется, что меня поднимает над землей и я парю в нескольких сантиметрах от пола. Руками в кольцо, чтобы убедиться в народившейся хрупкости – ты действительно таешь рядом со мной и когда-нибудь исчезнешь совсем. Миф о вампирах, холодной крови и любви лишенной огня. Миф или аллегория, ассоциации воспаленного эгоизмом мозга. «Люблю тебя… не очень – безумно», что-то в тонах багровых – ток крови, сердце отсчитывающее жизнь ударами и начертательная геометрия боли, от которой можно отстраниться. Буквы оттенка багрянца – я не разбираю слов и скорее догадываюсь. Скорее всего они не были произнесены, а может быть их сказал ты – мне всегда неловко говорить подобные вещи, словно это заклинание способное лишить тебя воли. Самомнение если не бога, то ангела. Озвучить ощущение, значить признаться, признать. Возвестить. Заклинание порождающее ответ, а значит и реальность. Мне трудно подобное вслух. Не страх, но неловкость, голос как магическая составляющая смысла. Я люблю тебя по утрам, когда сам еще не проснулся и расслаблен ушедшим сном. Расслаблен, слаб мягкостью, не проявлен в полной мере, изнутри обложен мягкой тканью и бряцанье железа не слышно. Дремотное состояние покоя без готовности к войне… Определения которые не подбираешь, не выбираешь, не раскладываешь в единые линии смыслов. Слова которые пишешь, но не думаешь. Сюрреализм под_утреннего. Взять тебя на руки и укачивать ребенком, нашептывая ласкательные, едва слышно смеясь на самое ушко в ответ на улыбку. Иногда вижу изменения, которые случились – приобретенная тобой хрупкость и обретенная мной отчетливость. Твоя уязвимость излечивает. Период реабилитации, время собирать ветер в букеты. Утром, в пост\пред_рассветных сумерках и на закате, когда солнце проливает в небо последние капли света, что расплываются по облакам кровавыми разводами, я люблю тебя отчетливей, как-то вдруг объемно и для себя самого пронзительно. В это время переходов, в секунды межсезонья, часто кажется что слезы готовы брызнуть из глаз. Острота ощущения времени, которое есть я.
P.S. твоя кожа пахнет солнцем. Таким каким оно бывает в середине весны. Прозрачный желтый, с привкусом ледяной воды.
В то время как набираешь первые строчки на ладонь падает время. Во сне была буря и летом шел снег – крохотные снежинки падали на чужой подоконник. Люди задающие вопросы в зрелом возрасте вызывают недоумение, люди интересующиеся чужой жизнью тоже вызывают недоумение. Только первое ближе к удивлению, а второе к раздражению. Люди задающие вопросы. Люди. Щекотка внутри – ты все еще чего то не знаешь в этом мире? Дожив до своих лет всё еще в чем-то сомневаешься? Ну так давай я тебе расскажу и покончим с этими глупостями. В прошлой жизни я был тем кто всегда говорит правду, давай расскажу как оно всё… Сорвем маски и убедимся, что всё именно так ужасно, как ты не хочешь думать. Именно так. Сознание, упорствующее в желании притворяться, раздражает. Тебе тридцать, пять, шесть, а может и всего лишь один – я не помню подробностей, но уже за, тридцать, к четвертому, зрелость, решенность, а ты всё спрашиваешь у них, около второй декады – годом до или годом после, какой тебе быть. Это даже не смешно. Это жалко и слишком прозрачно. Желание занавешивать зеркала и задавать вопросы другим – лишь бы не слышать себя. А на самом деле всё ты прекрасно знаешь, и понимаешь, и неясностей нет, но хочется верить, надеяться и закрывать глаза. Там, в зеркале, - уродство и от него ты бежишь. Только оно это ты, а от себя как известно не убежишь… Жизнь груба, а красота, призванная стать спасением, это рассветная дымка, которая пропадает когда включают свет. Калека пытающийся убедить себя в том, что он равноправен.. Равноправие, равномерность, равнозначность – а нет этого, и не будет… Небрежное. Удивление, рожденное случайным наблюдением. Две ситуации обстоятельств вызывающие одинаковые реакции. Это всё нервное, реакции – это нервное. Неумелое нервное, как щекотка, только сознания. Не важное, но произошедшее. Там бесконечные вопросы, а тут бесконечные попытки. Одной хочется сказать – «что ты всё еще не знаешь?», второй – «что ты хочешь еще узнать?». Вопросить. Только ответ мне не интересен и даже абстрактно задавать вопросы глупо. Мне собственно всё равно. Но всё же – «что ты еще хочешь?». Всё уже прошло, потеряно и законченно. Чего уж там? Что тебе тут, когда разделительную линию уже провели. Обнадеживать себя неудачным раскладом постфактум – попытка жалкая. Станет ли тебе легче если скажем, что сделано было не всё, а только часть и если бы случилось наоборот, то всё сложилось бы иначе? Не станет. И не было, не будет обратного хода. Всё было так, а не иначе, потому что по другому и быть не могло. Потому что. И сразу. Просто потому что не было главного ингредиента, а компромиссы еще никогда никого никуда не приводили. Любые компромиссы – это всегда вопрос времени. И главное, что уже было, не есть, но было. Прошлое, прошедшее, произошедшее – какая разница каким оно было если его уже нет? Иллюзия. Что если учтешь ошибки, разберешь на составляющие, выучишь как урок, то будет по другому, и где-то внутри прячешь от себя – не потом, в новом варианте, а уже тут, здесь и сейчас. Только тут на самом деле уже ничего нет. Нет ошибок, нет шансов, не выборов. Всё происходит само собой. Всё и всегда. Так что вот. Изменилась форма, формулировки, а содержание осталось прежним. Так что – «что ты еще хочешь?», когда уже ничего нет. Впрочем это тоже прозрачно – попытки прикоснуться будут длиться половину срока ожидания, редкие способны принимать данность и эта исключительность, точнее её отсутствие там и присутствие здесь, это тоже, один из поводов. Шут с ним. Узнавайте, спрашивайте, ищите. Объяснить нежелающему слушать невозможно, а слушающему невероятно – так что вот, каждому свое.
Технический момент – исключительно данью порядку. Идиот – это реакция первая, искренняя. «Долой условности» (с) Отмахнуться как от надоедливой мухи – без негатива или эмоций, просто отодвинуть от себя мешающее. Без (!) эмоций. И да, мне смешно. Идиот – это реакция первая, непосредственная. Если видишь глупость настойчивую, то что может быть искренней простого и легкого «идиот». Но то что верно по сути, вовсе не всегда верно по форме. «Идиот» - форма по определению уничижительная, предполагающая сравнение и оценку. Не суди – не потому что ты не Судия, но с точки зрения прагматизма – пользы в этом ни на грош, это так же как пытаться запомнить жизнь фотографией. Запомнить, заполнить, заменить. Динамика и статика не соединяются. Так о первой реакции – «идиот», пожимаю плечами и небрежно отмахиваюсь. Пользы в этом ни на грош. Я страшный прагматик, особенно к времени и затратам отношения к чему\кому бы то ни было. Вот так просто, за здорово живешь и что-то там к кому то? Когда даже не нравится? Да щас прям. Ага. А вот не хочу. Я капризна к своим отношениям – хочу проявляю, хочу нет. Скареда и жадина. Эгоист одним словом. Разница между эгоистом и эгоцентриком огромная – не стоит путать эти два выбора. Эгоцентрик требует к себе внимания, эгоист – комфорта. Два выбора отношения сознания к реальности: мир существует вокруг меня и потом мне должен; и мне должно быть удобно, всегда и во всем. Так вот первая реакция на попытку втянуть в полемику это именно простое – идиот. Но форма искажает содержание и небрежность становится догмой – не то. Да и по цепочке следует – идиотка. Хотя бы потому что вообще не надо было обращать взгляд. Бессмысленно. Бесполезно. Термины логика. Любой логик смог бы по ним определить эмоциональную составляющую. А вот этик почувствовав форму пропустит содержание. И всё опять сведется к бесконечной дороге спора. Даже бы пусть и грамотного. Словоблудие. Любые попытки что бы то ни было выяснять это пустая трата времени, а свое время я люблю убивать сам. На то оно и мое. Выяснять, объяснять, узнавать – пустая трата времени на пустые абстрактные, замкнутые сами на себе знания. Никуда не ведет. А жизнь проходит мимо. В том числе и в этот момент. Как никогда раньше вспоминаешь вариации сюжета на тему молчания – вам что ни скажи вы всё равно увидите только себя. Так вы уж сами, без меня. У меня своих дел достаточно. Реакция вторая, сознательная – «срать я хотел на вашего Моцарта» (с) или более конкретное – да мне собственно поебать. Формулировка указывающая на полное и абсолютное нежелание что-либо познавать, постигать, понимать. Ссылка на презрение к спорам, аргументам и доводам. Резкая форма – не интересно. Меня лично – не волнует. Но опять же форма накрывает содержание эмоциональным, которого на самом деле нет. Вариант третий, самый прозрачный – да иди(те)… на хуй, на травку и в жопу. Вообще идите. Куда угодно и как угодно. В смысле – раз вы всё и про всех\всё знаете, ну вот и радуйтесь, я вот лично рада, не так чтобы за вас – вы мне не нравитесь, но вообще рада, в том числе и прочих смыслах. Ответ четвертый, самый глупый и самый значительный – аргументы, контраргументы и бесконечная вереница цитат из чужих текстов. Цитаты и фехтование словами. Гора мусора из чужих слов. Именно что чужих, возможно даже хорошо переработанных, но все же чужих. Свое обычно резкое, без отработки форм – когда свое, чего ж теряться то и формулировки подбирать? Можно вообще по простому – к примеру колюще-режущим по пальцам, многим помогало, приводило в сознание. Впрочем сознание – это личное дело каждого, кому надо тот у других свое не ищет. Пятый, шестой и вся бесконечность умствования, которая суть онанизм интеллектуальный – при импотенции единственный способ скрасить вечер. Имитация поиска. Лицемерие духовное – убежденность в том, что уже и всё, но притворяясь, что вроде бы как что-то даже и… Собственно суть не в этом. Наметился промежуточный итог – не цепляет. И это хорошо. Следующим шагом видится распространение принципа дальше – не только не реагировать, но не присматриваться. Отучить себя от рассмотрения, этой привычки убеждаться. Не надо убеждаться – видишь вот и будь к себе с доверием. Чай не чужие, родные. Что и требовалось сохранить.
Чтобы что-то найти надо что-то потерять. Заповедь на все случаи жизни. Нужно уметь отказываться. Или хотя бы учится. Из практики очевидно, а в теории органично. Чтобы что-то новое могло случится для него нужно освободить место. Нет места – нет нового. И так всегда – вещи, время, люди и отношения, правило на все случаи жизни. Обремененность создает дурную карму, зависимость, не свободу от. Конечно себя и только себя. Хранишь старые привычки, старые выборы, старые фотографии, старые мысли и для нового просто не остается места. Выбрось. «Ну его на хуй» - если короче.
А ум – это тело и есть. Его часть. Ведь мозг это тело, не так ли? Хихиканье за скобками и кадром. Где вы видели тело без ума, или чем паче в разделении? Они не делимы как не делима жизнь – попытки деления есть вскрытие,
Что-то в воздухе, то ли усталость, то ли черт его знает. Желание дойти до истерики. Поставить заставку на тему мучительного суицида и дойти до истерики. Выбить из равновесия. Себя. Или напротив отстранится и себя забыть. Что-то в себе не дает покоя. Ненаписанная сказка для не рожденной ночи. Я узнаю в тебе черты тех кто когда-то был со мной. Жесты, интонации, случайности разговора и осколки улыбки. Отдельные черты. Тех. Давно забытых. Тех кого запоминать не хотелось – так, случайные кадры, галерея портретов создаваемая лишь с одной целью – знать. Статисты. Не герои. Статисты в пьесе под названием «я хочу быть представленным себе». Разные ракурсы, разные позы, разные тексты, но героем всегда я, остальное так – случайные декорации. Цинизм как и прочие глупости человечности бывает разным – иногда это всего лишь форма для холодного ума, ледяного сердца и пуленепробиваемого стекла за которым не видишь живых, но всегда нарисованных, ненастоящих. Фильм в котором всё и всегда лишь шахматная партия, разыгранная партия из жестов и слов, но только не жизнь, не живое, то, которое в ощущениях. Теперь оглядываясь назад мне уже не кажется, что всё было так просто. Теперь я просто не знаю, тогда была уверена. Не серьезное – мне было не дано считаться с чувствами, любыми – свои, чужие, абстрактные – они казались сеткой возможностей, условными обстоятельствами за которыми следует шаг или действие. Странная мозаика странных рассказов. Без начала и конца – зарисовки к возможным жизням. Иногда мне кажется, что в той старой жизни я напоминала человека, который пытается перепробовать все блюда на столе – просто попробовать вкус, не утолить голод, не распробовать и даже не выбрать, просто попробовать на вкус – расширить горизонты знания. Чтобы знать все основные оттенки. Точное знание выбора. Набор статистики. Надкусываешь, а потом отбрасываешь в сторону – этот вкус уже узнаешь из тысячи. Мгновенная вспышка где-то в глубинах мозга и где-то там на полку ложится слайд. Всё так, только гастрономические предпочтения были странными. А количество блюд оказалось бесконечным – бесконечная вереница комбинаций. Сначала наивно видишь схему основных вариантов, но потом вдруг осознаешь ошибку в расчетах – чтобы знать, нужно войти в ситуацию полностью, слиться с объектом исследования, а ты лишь пробуешь, лишь прикасаешься и тут же идешь дальше. Картинки выходили двумерными, а это уже иное пространство. Почти тоже самое как если пытаться постичь живопись через чужие описания, слепой в попытке составить классификацию закатов. И бесконечное число вариаций, но увы лишь на одну тему. Скука и отвращение. Наверное к себе. Теперь я снисходителен к чужим слабостям – я хорошо помню мои. Теперь мне не случается задаваться воплем «за что» - отчуждение лезвие двустороннее. Когда-то давно жгуче завидовал тем кто способен чувствовать – не представлять, но испытывать. Теперь это кажется таким смешным – птица позавидовавшая рыбам. Впрочем подобные слова вносят путаницу и в без того запутанный лишенностью очертаний сюжет. Птицы, рыбы – не так важно кто, как соотношение двух несоизмеримых классов, например, песок и вода, красное-круглое, классический пример из учебника. Не полярности, но параллельности. Два пути с единым итогом. Но я ухожу от темы. В тебе вижу отражения других. Словно в каждом из них воплощалось по одной твое черте. Мазками, отдельными линиями твой портрет проступал чередой лиц. И вот сюжет для истории романтической. Они выбирались потому что служили вестниками твоего прибытия, или ты избран потому что несешь лучшее из возможного? В другом настроении можно было бы придумать альтернативное объяснение – не так чтобы серьезно, но с той каплей соответствия которая порождает сомнения. Психика вещь хрупкая и сознание вполне уверенно покупается на невозможное подданное в форме невероятного. Невероятное – возможно, но редко, невозможное напротив. Эйнштейн в дешевой интерпретации. Но настроения нет и черновика истории не будет. Что-то такое. То ли внутри, то ли в воздухе. Пятница тринадцатое – случайное совпадение которое можно было бы использовать. Можно, но не нужно. Бог смеется, когда человек рассказывает ему о своих планах. Еще одна не удачная попытка перевести память в знаковую форму доступную к прочтению. Надо мной больше не смеется и как ни странно это не порождает ни радости, ни гордости. Впрочем не странно, так и должно быть. Отсутствие смеха – это повод для слез, только бог никогда не плачет, так что известно кому достанутся слезы в нашей истории. Впрочем и тут слова вносят свои коррективы – смех не всегда означает рефлекторное сокращение мышц, а слезы вовсе не обязаны быть соленой водой. Условности. Условные обозначения двух противоположных состояний. Катастрофически не хочется говорить – обращать в знаки, обращать вслух пусть бы даже и письмом. Забавно – связь
А еще я вот к примеру считаю, что абсолют проявления силы духа – это когда можешь оторвать от своей ладони детские пальцы, которые вцепились отчаянно безнадежно, а потом этому самому ребенку перерезать горло. И всё с любовью. Нет, не будем о теории и практике, я говорю об абсолюте, о принципах идеального. Разумеется дело не в ребенке или пальцах. И отрезать было бы точнее. Оторвать – это может каждый, но вот взять на себя ответственность и груз отрезания – это весомей. Детские пальцы и обязательно глаза полные любви и беззаветной трепетности. Пальцы детские – с нежностью, дикой потребностью, оставляющей следы отпечатков на моей коже и открытость от которой страшно и что-то щемит внутри. Не любой ребенок и дело не в детстве как таковом. Концептуальное. Идея. Моя рука за которую держится немыслимая не моя любовь и моя способность подобное оторвать. Вырвать из себя. И естественно, и я тоже. Если бы в моих глазах, когда я опустившись на колени заглядываю в бездну зрачков, одновременно прижимая к губам тонкие пальчики, не было любви, где-то безумной, поразительной для меня самой своей безмятежностью и безграничностью, в этом не было бы никакого смысла. Именно что и я тоже. С любовью. И вот отрезать от себя, тем самым вырезая из себя – взять на себя подобную смелость и подобны груз – вот это мне и кажется верхом силы. Не единственной вершиной, но одной из. Умение отказаться даже от того, что сам для себя определяешь как идеальное. Сюжет о том как быть сильнее себя. И вопрос «зачем?» - не уместен. Именно что не зачем, наличие объяснений убило бы ауру и смысл стал бы иным. Просто. Ради идеи (разве я не говорила, что по сути фанатик не религиозного толка?). И опять же самое важное не в словах, но ощущении которое сопровождает картинку. Сначала создать что-то великое, а потом сжечь. Два случая божества в человеке – умение создать и умение уничтожить. И, опять же само собой разумеется, своё. Уничтожить чужое – каждый может, точнее это может любой дурак и любое ничтожество, но уничтожить своё – это совсем другое дело. Вот. Это сцена первая.
Сцена вторая – я упрямо хмурюсь, хмурюсь упрямством и требую в никуда дать мне знак. Что-то символическое, но определенное и четкое, без вторых смыслов и подтекстов. Однозначно недвусмысленное. Напиши мне что-нибудь вдохновляющее, чтобы чаши весов вышли из равновесия, которое всегда тупик. Я проговариваю это мысленно, не делая никаких попыток донести весть до адресата. Скажи мне что-нибудь, что выведет меня из тупика, который создан моим же собственным мозгом. Дай мне знак и я сложу из деталей новое решение. А я просто тебя люблю. Не цитата, личное – в личном. Абстракцией, идеей. Требовала знак – возьми и подавись. Насмешливо – легче? Угрюмо отвечаю – не особенно. И на сегодня даю тебе новое имя – проклятие. Не столько ты, сколько оно во мне, на меня и мной. И это новая тема для сюжета третьего. Вот не знаю как там кто, а у меня почему то всегда всё складывается каким-то невообразимым образом. Нет, разумеется дело во мне, и это я так себя проявляю миру, что из казалось бы простых и понятных ситуаций рождается если не греческая трагедия, то шекспировская драма. И не надо на меня снисходительно косится. Вот кто-то мечтает о великой любви, а у нас (будем честными в ущерб скромности, хотя какая к дьяволу скромность вообще может быть, если я даже с собой буду оправдываться за выбор определений, так то не ад получится, а прям тартар в худшей из разновидностей) она если не каждый год, так где-то рядом. Нет, всё это конечно было бы замечательно если бы я был сносным писателем и всё это в конечном итоге выплескивалось на холст – рождались бы, пусть не шедевры, но всё же творения, всё смысл и назначение. Писатель любого рода – от живописи до музыки, главное с последующим воплощением. А получается, что я разыгрываю сюжеты в реальности и с каждым разом даже мне это уже кажется чем-то нездоровым. Нет, дело не только в том что я их для себя разыгрываю. Я их ставлю, во многом воссоздаю. Это и есть тот самый акт творения. Только как все происходящее оно мимолетно и исчезает мгновенно. Я творец песочных замков. Странный такой талант, и почему то с возрастом все больше видится не даром, но скорее болезнью – ущербностью психики. Есть в этом что-то не здоровое. Театральность ставшая жизнью без подмостков сцены – это уже диагноз. Не смешно. Хоть оглядывайся назад, хоть не оглядывайся, а – не смешно. И совершенно не понятно чему в подобной ситуации можно научится. Нет, конечно чему-то там учимся, но какие-то знания выходят ограниченные одной плоскостью. Вот я и думаю – может завязать? Может всё предназначение, то о котором стыдно говорить и в котором стыдно признаваться, и кроется в этом отказе? Уже ведь не мальчик, но муж, не девочка… впрочем ладно. Не важно как все эти рубежи определять, но ведь уже.. Проклятие – создавать невероятное из почти невозможного. При чем не ставя такой цели, не стремясь и вообще как бы даже и не стараясь. Выходит само собой. А последнее и есть главное определение проклятий