Ладно, богу - богово, а коту – котово. Иногда люди, заходящие к нам в дом, спрашивают: а что это у вас тут такое… что случилось? А с нами просто случилась саблезубая киса, кися-бобер, грызун плотоядный длинноносый. Оно разгрызает все, что встретит, на мелкие куски. А потом этими кусками оплевывает окружающую действительность. Ноги, руки, волосы, книги, провода, сигареты, конфеты, обувь и …ну да.. фиалки… Орхидеи у меня тут готовились массово зацвети - ага, как же. У нас есть уже один серый цветок красоты несказанной, конкуренции не терпящий – все цветоносы были в один прекрасный момент кастрированы мощными челюстями. Не фиг было соблазнительно торчать из горшков. Процесс уничтожения реальности нас завораживает. Особенно если реальность приятно хрустит. Например, вот так.
О, у нас на сайте вывесили мою старую статью, которая оказалась, увы, злободневной
Навстречу анафеме! Почему все религии вредны, а атеисты лучше живут
Какова роль религии и церкви в современном обществе? Может ли вообще общество считаться современным, если в нем царит религия? На эти и другие вопросы мы даем очевидные ответы, которые расстроят твою набожную бабушку.
Не принимала до сих пор участия в дискуссиях по поводу французских карикатуристов. Потому что в упор не видела тут предмета для дискуссии.
Спор «этично ли расстреливать художников за карикатуру?», на мой взгляд, столь же осмыслен, как спор «хорошо ли убивать грудных детей лопатой?»
То есть – ну никакого простора для маневра.
Единственно правильный ответ тут «неа» - и идти дальше.
Но с изумлением поняла, что для многих очевидность и неизбежность «неа» не являются безусловными.
И свои сомнения они охотно поясняют.
«А если бы они плюнули в лицо твоей матери?»
«А если бы они нагадили на могилу твоих родителей?»
«А если бы они твоего ребенка нарисовали голым в журнале для педофилов»?
При этом адвокаты парижских стрелков сами действуют именно так, как французские карикатуристы.Они берут условно «святой» для оппонента символ и помещают его в условно «отвратительные» условия. То есть рисуют словесную шокирующую карикатуру, чтобы вызвать эмоциональный отклик собеседника – это помогает убедительнее донести мысль.Но при этом они, конечно, не ждут, что собеседник вычислит их по айпи и наведается к ним с калашом. Потому что на самом деле они прекрасно знают – карикатуры рисовать можно, а расстреливать людей нельзя. Головой, может, и не знают, а встроенным «социальным этикомером» - ого-го как знают.
Момус, покровитель шутов, всегда несет с собой мешок скабрезностей, пошлостей и нечистот, он – владыка того, что Бахтин называл «телесным низом», он – место, где чистое встречается с нечистым. Чтобы каждый увидел свою границу между тем и другим.
Шок зрителя помогает ему яснее осознать события. Лучший юмор –всегда черен, даже если эта чернота скрыта за внешне учтивыми словами.
Почему Момус социуму необходим всегда - это очень долгая , сложная и вариативная история, но нарушители табу и шуты были всюду и всегда, если их нет – общество будет в опасности, начнет путать черное и белое, уйдет в самоедство, перестанет отличать истинно необходимое от отягощающего излишества. Общество, в котором Момусу нет места, в конце концов начинает рождать много людей с автоматами и взрывными устройствами: если вытеснять смех – на его место приходит гнев.
И да, Момус всегда пасся в загородках, ему не место было в повседневной жизни. Шут может показывать миру голый зад, король – нет. Ярмарочный балаган, анекдот, рассказанный среди друзей, карикатурный еженедельник – Момус всегда обособлен от реального бытия, отделен от него колпаком с бубенчиками, наряжен так, чтобы была видна его шутовская природа.
И мы все прекрасно знаем, что убивать шута – грех. То есть, как выяснилось, головой –то мы можем этого и не понимать….
Решила я почитать тут какую-нибудь художественную литературу на древнеегипетскую тематику. Причем даже художественные достоинства не слишком важны – просто кто как спасается, а я вот люблю сматываться от реальности в иные миры.
Вокруг карикатуристов расстреливают и электрички отменяют, а я, знаете ли, веду свою лодочку сквозь заросли папируса, молясь Исиде, чтобы водяные лошади не услышали самонадеянного плеска моего шеста.
Даже не столько книга нужна- сколько трамплин для воображения – прочитаешь несколько страниц, а потом весь день ходишь, как сомнамбула, составляя в уме отчет о путешествии в Пунт и пересчитывая слоновые бивни и шкатулки с ароматическими смолами.
Но, конечно, я на всякий случай страхуюсь – и выбираю не просто автора, а профессионального египтолога, сорбоннского доктора и даже учредителя института Рамзеса. Потому что мне совершенно неважно, насколько там будет хороший сюжет –вы понимаете. Насколько убедительно описаны людские страсти и чаяния, кто убил Яхмоса и добьется ли Нефер любви прекрасной Шепсит – это мне все исключительно безразлично.
Но зато очень бы хотелось, чтобы автор не путал канопы с канапе, ихневмонов с гегемонами, а ориксов с ониксами, потому что тогда трамплин превращается в катапульту, которая мгновенно вышвыривает меня в реальность, и в этой реальности я бегаю по стенам и шиплю, как ихневмон.
Ну вот, беру я, значит, книжечку уважаемого египтолога и ровно на третьей странице юный Рамзес открывает в своей спальне окно и выпрыгивает в сад.
В 13 веке до нашей эры. В Египте. Окно в спальне. Он, видите ли, открывает.
Ну, надеюсь, он не забыл в спальне свой цилиндр и парабеллум.
Ну вот как можно быть египтологом и не знать, что окна, хоть чем-то похожие на окна, появились только в Риме, фактически уже в нашу эру, а открывающиеся окна с рамами – это уже , считай, средневековье.
А в Египте Рамзесу, чтобы выпрыгнуть в окно, нужно было взлететь до потолка и сделаться плоским-плоским, чтобы протиснуться в вентиляционно-световое отверстие. И, разумеется, в моем воображении он тут же все это и проделал, намертво испоганив мои египетские каникулы.
Во – мы пишем, нам отвечают или как Тата с древнеевразийством вообще совсем поссорилась.
Такая прелесть украшает теперь сайт прекрасного института.
http://runitsa.ru/publications/961/
И, знаете, мне понравилось. На самом деле. (Ну, то есть, если не считать моей фотографии из «Большого Города», которую я так давно и искренне ненавижу, что почти что привыкла и полюбила).
А понравилось мне две вещи. Во-первых, академик Чудинов демонстрирует такую виртуозность в непонимании письменного текста, что всю статью целиком можно брать как химически чистый образец алогизма. Его выводы к любому анализируемому абзацу столь непредсказуемы, что лично мне ни разу не удалось угадать: чем дело кончится. Если бы я сама с собой каждый раз пари держала – продулась бы вконец.
- Который час?
- Потому что слон!
А во-вторых, он очень мило ругается. Мне стало понятно, что человек это, видимо, незлобивый и добродушный: согласно законам жанра он старается язвить и разить в полемическом пылу, но получается что-то типа гувернантки Полины Карловны, которая сердито машет чепчиком и кричит:«Пфуй, пьохой мальчишка, гадкий шалун!» Кому как, а лично мне такая ругань симпатична.
По поводу же основной мысли статьи господина академика я ничего сказать не могу. Только процитирую однажды услышанные мною слова некой мамы после детского утренника в яслях.
«Милый, ты, наверное, думаешь, что ты прочитал стишок. Но на самом деле это не совсем так.»
Две новости в один день.
Комсомолка показывает невидимого безымянного свидетеля, уверяющего, что лично видел украинский самолет, вернувшийся в трагический день без ракет.
ФСБ уверяет, что украинцы втихую покупают детали для ЗРК БУК.
При том, что все расследование крушения малазийского боинга идет в стиле «мельницы господни мелют ооооооочееееееень меееееедлееееннно», есть подозрение, что подобного плана сенсаций мы еще увидим немало.
Я понимаю Россию, я понимаю Королевство Нидерландов, я понимаю мировое сообщество – катастрофа такого масштаба, буде громко и ясно названы виновники, может стать чрезвычайно нежелательным рычагом, который заставит события крутиться быстрее – и в весьма опасном направлении.
Где-то в самых глубинах души мне тоже трусливо хочется, чтобы боинг сбил перепуганный украинский летчик – такой поворот событий несколько разогнал бы тучки и над моей макушкой, прописанной в 150 метрах от Кремля, знаете ли.
Но истина все-таки дороже, да.
А истина заключается в том, что
А) несколько недель до этого ополченцы активно сбивали украинские самолеты.
Б) через 20 минут после падения боинга в интернете на аккаунтах, на которых до того регулярно появлялась информация от Стрелкова-Гиркина, появился победный рапорт об очередном «птичкопаде» с указанием района, в котором рухнул самолет, и фотографией дымного следка. Сообщение было удалено, когда выяснилось, как звали «птичку»
В) В течение суток СБУ выкладывает записи перехваченных разговоров ополченцев, в которых те обсуждают сбитый ими самолет и имеющийся в их распоряжении БУК-М, из которого этот самолет и сбит.
http://www.youtube.com/watch?v=G0LdWh_rrNk
http://www.youtube.com/watch?v=FIq7coLjpog
Могут ли эти переговоры быть подделкой? Ну, мне никогда не приходилось видеть в русском кинематографе столь фантастически убедительной звукорежиссуры. Чтобы за несколько часов найти таких точных имитаторов известных голосов «Хмурого» и «Беса», имитаторов, которые были бы одновременно актерами высочайшего класса, способными произносить заученный текст как рождаемую непосредственно во время разговора мысль? С моей точки зрения шанс на это примерно равен шансу на то, что пока я печатала этот текст, под моим креслом кванты случайно соорганизовались в золотой слиток размером с кошку.
(на всякий случай посмотрела под кресло – ничего там нет)
Поэтому вывод лично у меня такой.
Ополченцы пуляли по самолетам, бук, способный сбить боинг, у них был, и они не сомневались, что боинг сбили именно они. Ну, то есть, не они - а экипаж бука, о котором также идет речь в переговорах.
Недостаточно улик, полагаете, для вердикта? Да, конечно. В конце концов, в боинг могли одновременно стрелять снизу ополченцы, а сверху его мог когтить межгалактический электроугорь. Но если точно выяснить, что происходило снизу, картинка вверху тоже прояснится.
Поэтому будь я премьером Голландии, я бы, пока комиссии изучают дырки и ошметки и получают из разных источников все новые снимки со спутников, невидимых свидетелей и прочие сенсации, отрядила бы хорошую диверсионную бригаду – стыбзить, то есть, пардон, арестовать Беса и Хмурого и пригласить их в качестве свидетелей на допрос.
Упаси боже, никаких пыток! Эти люди могут быть агрессивны, обладать сомнительным кругозором и иметь спорные этические представления
А вообще правила покрытия-непокрытия головы – это классика остро-тупоконечности. Вот за что я религии особенно люблю – это за почтение к деталям, конечно.
Основоположник христианства ничего по поводу причесок и беретиков не говорил в принципе, ибо вообще был прискорбно равнодушен к любым обрядам и церемониям.
Но зато апостол Павел, будучи урожденным фарисеем, конечно, не мог пустить дело на самотек. Указания Павла – единственный источник традиции. И вечный повод для выдирания волос и бород друг другу у защитников благочестия.
Потому что правила Павла были написаны им для очень конкретной эпохи и конкретной местности. В Коринфе и Риме мужчины –гомосексуалисты носили длинные волосы, поэтому Павел неоднократно указывал, что мужчина должен быть коротко стрижен, а длинные волосы для него – это стыд и позор. То, что основатель его религии сам был назореем, не стригшим волос, Павла волновало мало – Христа он никогда не видел, зато имел дело с конкретной средой, в которой длинные мужские волосы считались штукой неприличной. Как, кстати, и длинная борода – которая есть дикость и варварство.
Католики эту традицию сохранили – священники всех рангов, начиная с папы, там коротко стригутся и бреются. (Только в отдельные периоды, когда бороды становились настолько модными, что мужчина без бороды казался неполноценным, папы позволяли себе бородки- в 16 веке, например).
И, конечно, с точки зрения Павла, в церкви надлежало быть с головой непокрытой, потому что стоять перед богом в шляпке – это неприлично. При виде сегодняшнего ортодоксального гривастого епископа в клобуке Павла хватил бы родимчик.
С женщинами же все было еще сложнее. Им Павел разрешил покрывать голову в храме, опять-таки ориентируясь на тогдашние традиции.
В Коринфе незамужние женщины ходили с длинными волосами и без платка. Замужние женщины волосы стригли и надевали головные уборы. А коринфские проститутки ходили стрижеными, с непокрытыми головами.
Конечно, в таких условиях заставлять приличных замужних дам в церквях выглядеть, как непотребные девки, Павел не мог. И разрешил матронам прикрывать голову во время церемоний – типа, в знак власти мужа над ними и все такое.
А девицы с длинными волосами молились наравне с мужчинами- с непокрытой головой.
Все это создало бесконечную неразбериху – покрытие голов, пострижение усов и выбривание макушек до сих пор являются предметом увлекательнейших религиозных диспутов.
И, кстати, в русском православии незамужним женщинам тоже вовсе необязательно присутствовать на молитвах в платке – это последние лет 20 ретивые прихожане стараются в благочестии мусульман перещеголять.
Григорий Карпович Михайлов
Девушка, ставящая свечу перед образом [1842]
Я не хотела идти на крестины этой прелестной малышки, потому что вообще предпочитаю не осквернять своим присутствием православных храмов. Тем более, меня на самом деле сильно мутит от запаха ладана. Смешно, конечно, но что поделаешь.
- Не валяй дурака – сказал Илья. – Батюшка –очень прогрессивный, а я хочу, чтобы ты была на крещении моей дочери.
Подарочную корзинку с припасами для прогрессивного батюшки мы покупали вместе с Санькой – еще одним поганым безбожником.
- Свинину попы едят? – спрашивал Санька, осматривая наборы
- Еще как. Если не в пост.
- А сейчас – не пост?
- Понятия не имею. Да берем давай, у них –всегда посты, а ветчина – длительного хранения.
- Тут еще виски – ему можно?
- Можно.
- А кофе?
- С 18 века, если не ошибаюсь, можно.
- А мидии консервированные?
- Это черепокожие, их даже в пост можно.
Последнее слово Навального.
Прокуратура запросила 10 лет для него, 8 лет -для заложника, его брата, Олега. 15 января огласят приговор.
Думаю, мы имеем дело с важнейшим памятником русской литературы начала 21 века.
И, видимо, взрыв все же неизбежен - эти троечники останутся троечниками.
«Сколько раз в своей жизни человек, который не занимается чем-то криминальным и противозаконным, может произнести последнее слово? Нисколько, ноль раз. Или, может быть, если ему не повезет, случится один раз. За последние полтора года, два года, с учетом апелляций и так далее — это мое шестое, седьмое, может быть, десятое последнее слово.
Вот эту фразу — «Подсудимый Навальный, вам предоставляется последнее слово» — я уже слышал много раз. Такое впечатление, что у нас последнее слово — для меня, для кого-то, для всех наступают последние дни. Постоянно тебя требуют сказать последнее слово.
Я говорил это, но, в общем-то, вижу, что последние дни не наступают. И самое главное, что меня в этом убеждает — если бы я всех вас здесь сфотографировал, вот так вот, втроем, а лучше всех вместе, с представителями потерпевших так называемых. Это вот те люди, с которыми я общаюсь в последнее время.
Люди, глядящие в стол. Понимаете? Вы все постоянно смотрите в стол. Я с вами со всеми разговариваю, а вы смотрите в стол, постоянно, все. Вам нечего сказать. Самая популярная фраза — вы ее точно знаете — которая обращается ко мне. Следователи, прокуроры, сотрудники ФСИН, вообще кто угодно, судьи по гражданскому праву, по уголовному, говорят эту фразу чаще всего. «Алексей Анатольевич, вы же все понимаете».
Я все понимаю. Но я не понимаю одного — но вы-то почему без конца смотрите в стол? У меня нет никаких иллюзий. Я понимаю отлично, что никто из вас сейчас не вскочит, не перевернет этот стол, и не скажет: «Да надоело мне! Я сейчас выхожу!» И не встанут представители «Ив Роше» и не скажут: «Убедил нас Навальный своими красноречивыми словами!»
Человек устроен по-другому. Человеческое сознание компенсирует чувство вины. Иначе бы люди постоянно выбрасывались как дельфины. Ну невозможно прости прийти и постоянно думать. Прийти домой и рассказать своим детям, мужу: «Вы знаете, сегодня я участвовал в том, что мы сажали заведомо невиновного. Я теперь страдаю и буду страдать постоянно»
Люди так не делают, они устроены по-другому. Они либо скажут: «Ну, Алексей Анатольевич, вы же все понимаете», либо они скажут: «Нет дыма без огня», либо они скажут: «А не надо было на Путина лезть», как вот процитировали слова представителя Следственного комитета. «Если бы он не привлекал к себе внимание, не размахивал бы руками и не мешал проходу граждан, то, наверное, все бы обошлось»
Но, тем не менее, для меня очень важно обращаться именно в эту часть зала или к тем, кто посмотрит или прочитает мое последнее слово, достаточно бесполезное. Но, тем не менее, люди, смотрящие в стол, — это же, по большому счету, такое поле битвы, которая происходит между теми жуликами, которые захватили власть, и нормальными людьми, которые хотят власть изменить.
Мы же бьемся за людей, смотрящих в стол. За тех, которые пожимают плечами, ничего не делают. В условиях, когда можно просто не делать какой-то подлости, они ее делают. Известная цитата — сегодня все любят кого-то цитировать, известная книжка, «Убить дракона» — всех учили плохому, но почему же ты, скотина, оказался первым учеником?
Количество людей, смотрящих в стол, которые либо просто вынуждены делать подлость, либо - даже чаще всего — когда их никто не заставляет делать эту подлость, они просто смотрят в стол, они отворачиваются и пытаются игнорировать происходящее. И наша битва за людей, смотрящих в стол, чтобы объяснить вам еще раз, чтобы вы не смотрели, а сами себе признались: все, к сожалению, в нашей прекрасной стране, все, что происходит, основано на бесконечном вранье.
Я здесь стою и готов постоять сколько угодно раз для того, чтобы вам всем доказать, что я не хочу терпеть это вранье, я не буду его терпеть. В буквальном смысле вранье во всем, от первого до последнего слова, понимаете?
Мне говорят, что интересы русских в Туркмении — их не существует, зато интересы русских на Украине – нужно начать войну. Мне говорят, что русских в Чечне никто не обижает. Мне говорят, что не существует ничего такого. Мне говорят, что в «Газпроме» не воруют. Я приношу документ о том, что у этих конкретных
А вот так я думаю. И думаю я так примерно обо всем : тут только десяток примеров, а могли бы быть и сотни. Именно поэтому со мной обычно невыносимо вести приятные застольные беседы о житье-бытье: я все время пытаюсь отвечать на вопросы, которых мне на самом деле никто не задавал...
В детстве моей любимой книгой ужасов был «Дневник Анны Франк» (возможно, именно поэтому уже в зрелом возрасте познакомившись с творчеством Кафки, я осталась к нему равнодушной – описанная там псевдореальность показалась мне и скучнее, и логичнее кошмаров реальных).
И особенно чудовищными мне казались первые его страницы. Евреям запретили ездить на велосипедах. Евреям можно закупаться только в специальных магазинах с ограниченными часами работы. Евреи должны носить на пальто звезду. Евреям нельзя ходить в кино. Еврейским детям запретили покупать мороженое…
Как будто ластиком стирают по кусочкам жизнь вокруг тебя: бессмысленные, мелочные, какие-то старушечьи запреты потихоньку затягивают удавку на шее – ну а потом приходит очередь и удавок настоящих.
И да, все последние годы я живу с некоторым ощущением, что мои кошмары оживают.
Не то чтобы ужас-ужас-ужас, но постепенно сжимается кольцо. Вокруг всех. По шажочку, по чуточку.
Вот мы – выпускаем мужской журнал. Журнал с девушками в мягком неглиже и шутками, в котором половина текстов – это просветительские статьи. Экономика, история, биология, эволюционная психология, астрономия, этнография, антропология – да всего по чуть-чуть. Те, кто читают MAXIM –в курсе.
Мы стали самым популярным мужским журналом Европы, читатели вместе с девушками заглатывают и кое-какое образование (ну, и наоборот иногда работает), рекламодатели оплачивают качественную полиграфию и делают прибыль, тираж окупает работу редакции, в казну мы платим замечательно полновесные налоги.
А потом – шмяк – и запрет на рекламу медицинских препаратов и БАДов. Ну вот так. Чтобы не было.
Ладно, нас это не очень затрагивает, страдает в основном более дешевый сегмент и журналы о здоровье.
Шмяк – и нас нельзя продавать в местах, расположенных рядом со школами и детскими садами.
Шмяк – и запрет на рекламу табака. Мы – мужской журнал для взрослых читателей, которые и без нас разберутся - курить им или нет, но тут идет борьба за здоровье нации, нам приходится подвинуться. Минус рекламодатели.
Шмяк – и запрет на рекламу алкоголя. Мы рекламировали дорогущие виски, коньяки и кальвадосы, но именно мы, видимо, виновны в спаивании народа. Минус много-много рекламодателей.
Шмяк – и Крым, а затем неизбежные санкции. Взаимные. Минус много-много-много иностранных рекламодателей, которые вообще скептически теперь оценивают свои перспективы на нашем рынке.
Шмяк - и ограничение на иностранные капиталы в СМИ.
Шмяк-шмяк-шмяк-шмяк…..
Такое впечатление, что люди пытаются осторожно работать в помещении, в центре которого сидит осоловевший кретин с дубиной, и куда дубина лупанет в следующий момент – даже и предсказать невозможно.
Мой друг ресторатор воет от нулевых промилле, запретов на курение, ограничение парковок, запрета на импорт продовольствия. Посещаемость ресторанов снижается безостановочно.
Мой брат – производитель недорогой лекарственной косметики - теперь практически лишен возможности рекламироваться. Только в специализированных медицинских журналах можно антимозольные кремы для ног прославлять. Продажи падают.
У моих дальних родственников под Волгоградом забили к черту свиней, которых они пытались разводить – в зону был введен ветеринарный карантин, ухайдокали всех животных от греха подальше. С компенсациями, ага. По ценам 70-х годов прошлого века примерно. Муж запил, жена уехала в город, работает там ходячей рекламной сосиской.
Знакомая писала детские книжки, не может больше писать –слишком много запретов на темы, сюжеты и сцены в детской литературе, издательства боятся связывать с новыми текстами и берут лишь совершенно постную белиберду. Борьба за нравственность молодежи и защиту детства от информации, знаете ли. А вы знали, что в книгах для детей до 12 лет запрещено упоминать о тяжелых болезнях, никто не должен умирать, никто не должен убегать из дома и не должно быть конфликтов детей с и родителями и прочими родственниками? Не знали? Счастливчики.
Дядя – токарь вологодский. На заводе заказов нет, зарплаты нет, есть несколько десятков судебных процессов с чиновниками и пара уголовных дел на каждого руководителя.
Подруга – владелица маленького магазинчика авторских поделок. Разговор со мной месяца два назад она начала так «Ну, как ты знаешь, я, к сожалению, к суициду генетически не предрасположена…»
И самое печальное, что все прекрасно знают, почему это происходит, и знали, что все к этому и идет. Рыба на наших глазах красиво, эталонно гнила с головы, невзирая на бум энергоносителей и прочие манны с небес. Медный тазик бряцал на горизонте задолго до Крымской кампании.
Просто в этот раз кретин с дубинкой вышел прогуляться
Ну, про кошку, так про кошку
Большим испытанием для человека неподготовленного может стать посещение туалета в нашей квартире. И дело не в том, что там система «вместо замка – веревочка», хотя она, конечно, тоже добавляет колорита в экспозицию.
Но, с другой стороны, есть в веревочке этакий ностальжи-стиль, и опять-таки, простота конструкции завораживает, а Леша и Гай хором клянутся, что после нового года они всё-все поставят и починят, и наладят – и вообще либо столетние дубовые двери в сортирах, господа проживающие, либо современные шпингалеты, которые вовсе не проектируются для удерживания замковых ворот во время штурма.
Так вот заходит неподготовленный человек в наш санузел, некоторое время осмысляет веревочку, наконец, расслабляется, а потом вдруг «бах» - и дверь сотрясается. И опять удар. И яростное громыханье многопудовой двери.
Тут из туалета раздается нервный голос человек неподготовленного. Голос сообщает разные вещи. Иногда «Минуточку-минуточку!» Или «Занято…извините!» Или просто набор взволнованных звуков слышен, без конкретного содержания.
А дверь продолжает сотрясаться. И тут обычно Валя выглядывает в коридор и начинает кричать.
- Ничего-ничего, - кричит Валя, вытирая руки передником. – Не беспокойтесь, пожалуйстаааа!!! Это кошечка прыыгаает!!
- Чего?! – кричат из туалета.
- Кошечка в туалет хочет! Но вы не спешите, она всегда туда хооочет!
Кошечка бьется грудью о дверь, скребет когтями дуб. С другой стороны слышно пыхтение – там изо всех сил удерживают веревочку.
- Ну-ка пошла вон!- говорит Валя. – Плохая кошка! Швед, иди сюда! Прогони Пушу!
- Я глухой и древний - зевает с подстилки Швед. – Сами принесли в дом вашу Пушу, сами ее и гоняйте. А я лучше, пока тут такое веселье, пойду от нервов лужу в гостиной сделаю. Я старенький, мне можно.
- Плохая собака! - кричит Валя.
-Бух-бух!
- Извините, занято!
- Да что тут творится?!- выглядываю из комнаты я.
- Это Иван Иваныч в туалет пошел! – кричит Валя
- Чего?!!
- Иван Иваааныч в туалеетее!!
- А-аа! Ну, успехов ему!
- Бух-бух!
И вот, дверь открывается. На пороге стоит много переживший Иван Иваныч. Все еще с веревочкой в руках. Мимо проскальзывает кошка, вспрыгивает на унитаз
Может, наконец, сейчас будет раскрыта великая унитазья тайна? Что здесь, черт побери, происходит?! Что делают тут люди? Для чего служит этот таинственный проход в иные миры?
Пуша засовывает в унитаз башку, возбужденный хвост – трубою в небо. Она пытается подцепить лапами воду. Напряженно всматривается в глубину
Мы стоим перед туалетом – я, Валя, Швед, Иван Иванович. Кошка оборачивается. Глядит на нас.
На морде – все разочарованье рухнувших надежд. «И опять эта проклятая неизвестность!»
Ну, ничего, в следующий раз она непременно найдет награду в постиженьи этой немыслимой загадки бытия.
- Что ты не пишешь? - спрашивают меня.
А о чем, спрашивается, писать, когда все и так все понимают?
Когда можно было предупредить, как-то повлиять – был смысл писать, а сейчас остается разве что расположиться на вершине вулкана с чайником и трубкой: любоваться напоследок эпохальным поучительным зрелищем.
Я 13 лет веду этот дневник, бубня одно и тоже – и раз мое многолетнее бубнение ушло парком в небытие, то что изменит еще десяток страниц?
А рассказывать, как у меня дома кошка все фиалки пожрала – как-то неуместно в общем контексте.
С другой стороны, метод игнорирования действительности – какое-то время здорово помогает. Пир – не пир, а, как выше упоминалось, скромное чаепитие во время чумы. С вежливой реакцией «Да что вы говорите?» на любые новости.
Трусы и кеды, летящий рубль и осыпающийся интернет, налоги на жилье, Украина, Федоров с, прости господи, Астаховым, Чаплин с пылающим мечом, Гейропа, гей-славяне, прокуратура в сарафанчиках, очередное откровение Гиркина с его глазами нездоровой рыбки, речи алоизьевича в новой редакции, ботохороводы в блогосфере... не, ничего больше не удивляет и не цепляет.
Ну, кафка… – так что мы эту кафку - в первый раз едим что ли? Национальное блюдо, можно сказать, с многовековой традицией.
Есть в психиатрии термин такой «великолепное безразличие». Ужасно удобная штука. Это когда на твоих глазах твоих детей душат, а ты покачиваешься в кресле и зеваешь – потому что внезапно разучился вообще что-либо чувствовать. Все больше и больше вижу людей, которые уже почти к этому великолепию пришли – что особенно заметно на фоне всеобщего душевного волнения.
Не, сама я еще не… То есть, иногда кажется, что да – но потом увидишь, скажем, хорошо пожранные фиалки и чувствуешь, что надпочечники еще не ушли в бессрочный отпуск. Так что берешь кошку и расцеловываешь ее длинный, серый, измазанный землею нос. Типа, спасибо тебе, мой фиалкоядный друг за напоминание о том, что нам еще есть, что любить и что терять. Орхидеи еще остались, и кактусы.
Звонят, спрашивают: придет ли наша семья на выборы.
У нас 44 округ по Москве. Мы собирались голосовать за Ольгу Романову, мы ставили за нее подписи, это был единственный кандидат, который их на самом деле собирал – сборщики стояли на улицах, у метро, ходили по домам, обзванивали избирателей – но Романовой подписи не засчитали. Какие-то они были некрасивые и неправильные.
А вот те люди, которым было разрешено участвовать в выборах, подписи, видимо, генерировали мистическим образом прямо из платоновского элизиума чистых идей – в грязной и грешной нашей реальности они их явно не собирали.
И ни один из этих людей никаким боком не может меня устроить как избирателя, потому что все они…
О да, сегодня нельзя же вести агитацию, да….
Не скажу я вам, кто они.
Лучше поговорим о чем-нибудь еще, совершенно постороннем. О гнилой капусте, как говорится, о королевских шутах с прищемленными бубенчиками – чтоб не звякали…
И я не могу, на самом деле не могу слушать даже тех приличных людей, которые пытаются относиться к этой ситуации разумно, компромиссно и взвешенно.
Которые сейчас анализируют явки, говорят о неактивности москвичей, взвешивают какие-то позиции, приглашают экспертов….
Какие позиции, какие эксперты?
Это не выборы – это большая бессовестная врака. Наглая лжа. Балаган с золотушными тюленями.
- Вам разве безразлично, что происходит с нашим городом? –строго спросили меня по телефону
Это она что – провоцирует меня пойти взорвать что ли избирательный участок, не понимаю?
Каких-то других способов повлиять на происходящее в моем городе мне, знаете ли, не оставили.
Невзирая на мою жесткую политику по отношению к комментаторам бранливым, глупым или ненастоящим, некоторым все же удается ненадолго пробраться за сети ограждения. Да и личные сообщения на почту никто не отменял.
И часто задаваемый ими вопрос
«Почему ты все еще здесь, тупая сволочь, а не на своей разлюбезной Украине?», наверное, и в самом деле имеет право на существование.
А действительно, почему?
Ну, во-первых, я там сразу стану «Тетяной», что категорически исключено. К такому все-таки надо с детства привыкать.
Во-вторых, я двенадцать лет назад переехала со Страстного бульвара – места, где я росла, - на Ордынку. Это примерно на две тыщи метров южнее. И рана не зарубцевалась до сих пор . Я всегда с восхищенным изумлением наблюдала за людьми, которые порхают с одной съемной квартиры на другую, переезжают из страны в страну, меняя судьбы, как перчатки, но никогда даже не мечтала обзавестись подобной легкостью, потому что устрица может, теоретически, мечтать о том, чтобы научиться плавать , но идея крыльев уж совсем не может прийти ей в голову( или что там у нее заместо). Когда мне как-то неудачно сделали наркоз , и я оказалась в бесформенном пространстве бестелесным беспамятным пятнышком, это пятнышко не задавалось вопросом «Кто я?», потому что идея какого бы то ни было «Я» у него отсутствовала.
Но зато было очень четкое осознание, что где –то должен быть дом. Дом. ДОМ!!!! И пятнышко в поисках (ДОМА!!!) металось по коричневым и желтым плоскостям, которые впоследствии оказались узором потолка в коридоре, по которому меня везли на каталке.
И какая может быть эмиграция при таком анамнезе ?
А в третьих, даже если обстоятельства непреодолимой силы и вытолкнут меня с любимой родины вовне – то уж местом приземления точно не будет Украина. Да, там все почти такое же, близкое, с детства знакомое, тем же языком говорящее, (а еще там можно выращивать абрикосы и черешню, не боясь заморозков).
И вот это сходство и заставит мозг и дальше кровоточить – слишком близко, слишком похоже.
Не, я уже выбрала себе ареал выживания после катастрофы.
Это будет Уругвай. Идеальное сочетание климата, простоты въезда, политической и экономической ситуации, кучи броненосцев… С курением опять-таки не борются…
А главное это будет за миллион парсеков от того единственного места, где я только и могу жить по-настоящему.
Начну, пожалуй, с хорошей новости.
Тут многие говорят, что боятся (предвкушают, вяло прогнозируют) Третью Мировую Войну.
Так вот, я вам абсолютно гарантирую: Третьей Мировой Войны не будет.
Потому что для мировой войны – нужна МИРОВАЯ война, а нам ее устраивать нечем, потому что у нас нет ни одного союзника. Вообще ни одного.
Помню, у нас в школе одному мальчику устраивали темную. С моей точки зрения мальчик темную заслуживал на все сто пятьдесят процентов, поэтому я не вмешивалась, а сидела на окне в раздевалке. Фиксировала, так сказать, происходящее на жесткий диск памяти.
Самым трудным, насколько я понимаю, было поймать мальчика и повалить его на пол. Мальчик был большим и мощным, поэтому успел нараздавать тычков и пинков атакующим – но после того, как его, наконец, уронили на грязненький гранит и спешно завалили сорванными с вешалок пальто, шансов у него не было. На образовавшейся безликой куче прыгали, пинали шевелящиеся под драпом бугры, если из-под пальто мелькала нога в ботинке - забивали ее обратно футбольными ударами с разбега.
Мальчик сперва глухо выл, потом затих. Потом со стрема прибежали, сообщили, что по лестнице к раздевалке несется в меру своих слабых каблуков завуч – и все разбежались.
Я осталась. Все, и завуч в том числе, прекрасно знали, что допрашивать меня абсолютно бесполезно: я это, как порядочный пионер, просто обожала, и вполне искренне сожалела, что в директорской для данной цели не используют тока и иголок под ногти –я бы им показала, как умею презирать боль во славу чести! Тем более, что мальчик и без меня расскажет, кто его бил, – он был из тех мальчиков, кто матерится через слово, может съездить по роже первоклашке просто так – для хохмы, но всегда охотно наябедничает учителям, и наврет с три короба и будет выть, жалуясь.
- Ты участвовала?- спросила завуч, глядя, как мальчик с нарастающим подвыванием вылезает из-под пальто.
- Нет, конечно, Светлана Юрьевна, вы же меня знаете…
- Да, Олейник, я тебя знаю, – привычно зловеще откликнулась завуч.
- Когда мне будет надо, я отлуплю его сама! – благородно разъяснила я.
- Ыыы- а я с тобой не буду драться! – сообщил мальчик.
Кстати, да. Ко мне он никогда не цеплялся. Ко мне вообще никто не цеплялся, но этот как-то особенно усердно демонстрировал миролюбие. Сейчас, по прошествии лет, я начинаю подозревать, что ко мне противный мальчик был слегка неравнодушен. Что-то слишком много его всегда вокруг было - хотя учился он классом старше. И он все время кого-то мутузил. Хотя, может, это все и случайно так получалось – я никогда не умела понимать, что кому-то нравлюсь, а в детстве вообще была полным дауном в этом смысле.
- За что его били? – спросила Светлана Юрьевна.
- За то, что он – гнусный гад.
- Не сметь выражаться!
- А как мне еще сказать правду?
- За что тебя били?
- ЫЫЫ!
- За что?
- ЫЫЫыы…
Светлана Юрьевна некоторое время молча постояла. Подумала.
- А с другой стороны, - сказала она, - совершенно неважно, за что тебя били. КТО тебя бил?
И вот с этим вопросом зареванный противный мальчик справился отлично – фамилии посыпались из него, как медяки из оторванных карманов пальто. Услышав в пятом или шестом всхлипе фамилию робкой отличницы, дочки одной из учительниц, Светлана Юрьевна, еще
Мы пытались праздновать день рожденья Л. На столе лежал самолет.
Мы честно старались говорить на другие темы.
- Как на даче?
- На даче хорошо.
- Мда… А как сами вообще?
- Замечательно.
- Ну и хорошо
- Да, хорошо…
Потом все-таки наступал самолет – и языки все равно оставались сухими и негибкими, а руки рвали бумажные салфетки. Чувство вины – не самое тяжкое испытание, но радость жизни оно уничтожает на раз. Без утомительного застирывания.
Хорошо быть маленьким человеком. А если ты понимаешь, что ты – ни фига не маленький, и спросится с тебя, как со слона, потому как ты с детства был тем самым кораблем, которому пророчили большое плавание… Ну и вот, ты и плывешь. По рецепту великой Раневской- « в унитазе стилем баттерфляй».
Ну и что ты мог сделать? Соглашаться, когда звали в комитеты и в партии? Когда предлагали какие-то посты? Когда звали работать в газеты либеральной направленности?
Это разрушило бы твою жизнь и ни черта бы не изменило.
Какие еще варианты? Обучаться снайперскому искусству – стрелять белку в глаз? Нехорошую такую белку в ее спятивший глазик?
Так в той тайге этими белками каждая елка увешана.
Это разрушило бы твою жизнь и ни черта бы не изменило – дубль два.
Все происходящее сейчас мы знали еще 15 лет назад и лишь бездеятельно смотрели, как паззл складывается: кусочек за кусочком.
- Записи переговоров все слышали.?
- Конечно.
- Есть хоть какой-то шанс, что фейк?
- Тогда это – «Оскар».
Ты и сам прекрасно знаешь, что «Оскар». Слова заученные и слова, генерируемые работой мысли, - их не спутаешь при наличии ушей и знании законов сценической речи. Разве что «Беса» играл Хью Лори, а «Хмурого» – Джек Николсон, как-то так. Ну, и звукорежиссура на грани идеала.
Хорошо тем, кто не слышит работы голосовых связок, интервалов, тональности. Не видит последствий работы зоны Вернике. У них еще остается простор для сомнений. У тебя такого простора нет, факт нагло прет тебе в лицо.
Хорошо тем, кто верит телевизору, кому чувство локтя заменяет все остальные, кто умеет закрывать глаза, кто умеет пожимать плечами и думать, как нынче принято.
Остальным – плохо.
Плохо тем, кто знает, что С. сидит без заказов, потому что его основные заказчики с марта – на западной границе, и мы хорошо представляем, чем занимаются там эти заказчики. Мы знаем, что творится в телестудиях и редакциях – там работают наши падшие друзья, которые пьяно выплакивают в наши жилеты свою боль по пятницам. Мы хорошо знаем, что говорят в Думе, в Газпроме, в министерствах – всюду связи, всюду – ошметки правды выползают в непригляднейшем своем виде на свет божий или кто уж сейчас там разберет, что это за свет.
У нас нет ни единого шанса на иллюзию.
В общем, не самый веселый у Л. получился день рождения.
Умерла Валерия Ильинична Новодворская.
Мне посчастливилось работать с нею, правда, совсем недолго – в «Новом Времени». Пару раз я получала от нее жесткую выволочку за свои легкомысленные, по ее мнению, статьи. Которые неуместны в тяжелые времена.
Тогда мне казалось, что Валерия Ильинична неправа. Потому что есть время разбрасывать камни, есть время собирать камни, и есть время рисовать на камнях смешные рожицы. А иначе зачем тогда жить?
По истечении времени я убедилась, что неправа была как раз я – во всяком случае, если смотреть на наш мир ее беспощадно ясным взглядом.
Нет Пророка в своем отечестве, но в случае с Новодворской Пророка не было в своей эпохе.
Мы до нее просто не доросли. Это был человек совершенной иной породы, другая уже ступень эволюции - и размахивая вокруг нее ложноножками и щупальцами, мы, конечно, недоумевали : откуда взялось – такое большое и такое странное?
Дурак считает ее глупой, подлец считает ее бесчестной, пошляк – нелепой, негодяй – злой, потому что измерить ее силу духа, ее волю и ее интеллект мы не могли: приходится тащиться к ней со своими жалкими мерочками, попутно в них отражаясь.
Масштаб, однако, чувствовал любой. Бесстрашие абсолютное, безразличие к мирским благам, страсть к истине, презрение к компромиссу - все это просто не помещалось в нашу реальность, ломало ее, причиняло страдание тем, кто не то, что равняться, а даже просто рядом встать постоять не мог.
Ее поступки и слова были не только чужды нам - они были непознаваемы.
Зачем она ТАК делает? Боже, зачем она это говорит – вот так открыто и спокойно, она что, не понимает, как это несвоевременно? Что люди просто не хотят этого слышать?
Что же ей спокойно не живется, когда вокруг все вполне ничего себе, и можно лениво фильтровать планктон, качаясь на волнах, а случись буря, так что мы можем поделать, мы существа маленькие…
Лежать по психбольницам и гнить по тюрьмам, получать ушаты презрения в лицо и камни в спину, дожить до дня, когда все твои ученики от тебя отвернулись , и самый верный тебя предал – зачем ей все это было нужно?
В общем, была у нас Святая, теперь ее больше нет. Теперь почти не на кого кидать виноватый взгляд, совершая свою очередную крошечную гнусность.
