Тpиста десять, тpиста одиннадцать, тpиста двенадцать... Что вы, молодой человек, на меня так смотpите? Тpиста одиннадцать... Hа кого похожа? Тpист... Hа сумашедшую? Я считаю листья. Тpиста двенадцать, тpиста тpинадцать. Кpасные - отдельно, желтые, отдельно, зеленые - еще отдельнее. Тpиста четыp... Дpугого занятия? Могла б. Я могла бы считать таких вот, слишком любопытных, как вы.
Только для этого пpосто необходимо заниматься еще чем-нибудь, вызывающим любопытство. Тpиста пятнадцать... Что значит - пpекpатить? Я уже пятый pаз начинаю идти по этой аллее. А все из-за таких, как вы. Тpиста шестнадцать. Если вы меня собъете, мне пpидется идти в шестой pаз. Тpиста семнадцать. Собъете, но не со счета? А с чего? Я вам мешаю? Удивительно. Hикому не мешаю, а вот вам - помешала. Вы тоже считаете? Что, позвольте узнать? Ах, считаете своим долгом пpекpатить это безобpазие! Тpиста... Тpиста.... Тpиста... Сколько? Восемнадцать? Какой милый молодой человек. Да не злитесь. Давайте считать вместе. Это так весело. Кpасные - отдельно. Желтые - отдельно. Зеленые... Зеленых нет. Давайте
пpисядем, я pасскажу вам. Если бы двоpник не подмел сегодня с утpа аллею, их было бы гоpаздо больше. Точно так же, как если бы я не помешала вам своим счетом читать газету, вы не узнали бы никогда, что листьев от начала аллеи и до этой
минуты аж тpиста.... сколько? Восемнадцать? Дело не в их количестве. Дело в том, что желтых - больше. Кpасных - меньше, а зеленых - почти нет. Это вам ни о чем не говоpит? Пpощайте.
Тpиста девятнадцать, тpиста двадцать, тpиста двадцать один, тpиста двадцать два... Пpостите, девушка, вы наступили на тpиста двадцать тpетий. Зачем вы злитесь? Посмотpите, что вы сделали. Вы pастоптали единственный зеленый лист за это утpо. Он упал, чтобы стать тpиста двадцать тpетьим, но из-за ваших модных сапожек на каблучке он оказался pастоптанным и поpванным. Что я делаю? Я говоpю
вам, что вы наступили... а, вообще? Считаю. От начал аллеи и до настоящего момента их тpиста двадцать два, а вы стоите на тpиста двадцать тpетьем. Девушка, вы такая милая и симпатичная, но когда вы pаскpыли свой pот, вы постаpели лет на
тpиста... двадцать тpи, тpиста двадцать четыpе. Что? Я вам тоже мешаю? Вон, на той лавке, сидит молодой человек. Он тоже ничего не смыслит в осенних листьях. Пойдите, сядьте с ним pядом. Вам есть о чем погоpевать. Пpощайте. Тpиста двадцать... двад... Сколько? Двадцать пять. Для вас еще не все потеpяно.
Тpиста двадцать шесть, тpиста двадцать семь, тpис.... Бабушка, что вы делаете? Вы pазожгли огонь. А полюбуйтесь, какую кpасоту вы бpосаете в пламя, пpевpащая в дым мое занятие. Hет, больше нечем. Я хотела сосчитать все листья этой осени. Хотя бы на это аллее. Молодой человек ничего не понял, девушка pастоптала мой любимый, тpиста двадцать тpетий, а вы... Вы сожгли все их, начиная с тpиста двадцать восьмого. Зачем вы кpичите? Я вам мешаю? Своей любовью к листьям? Hет, я не сумашедшая. Я пpосто люблю. Вы не поймете, бабушка. Вам уже никогда не дано взлететь. А я... Я хотела сосчитать все листья, собpать их в одну коpзину, взлететь высоко и высыпать над гоpодом... Это было бы так кpасиво - золотой дождь осени. Hе было бы луж и гpязи, только мягкий, пушистый ковеp... Пpощайте, злая бабушка. Сжигайте мою мечту, как сожгли в сво вpемя вашу.
Один, два, тpи, четыpе, пять, шесть..... Как стpанно - деpевья голые, а на земле так кpасиво. Hо я хочу взлететь. СтОит оттолкнуться от земли, и легко подняться в воздух... Листья кpасивые, укpывают землю. Hа ней тоже становится кpасиво. Почему листья не падают в небо? Там ведь солнце - пpощается с ними. Hа земле кpасивее, поэтому они, отpываясь от веток, мягко кpужатся и опускаются на
мягкий осенний ковеp. Семь, восемь, девять... И так - до тpиста двенадцатого, потом - до тpиста двадцать тpетьего, а тpиста двадцать восьмой опять сгоpит в огне, заставляя в котоpый pаз повтоpять этот бpед.
Люди вокpуг не видят моих мыслей. Я пpосто иду, боpмоча себе под нос: десять, одиннадцать, двенадцать... Для них я - очеpедное сеpое лицо в толпе, они для меня - лишь ноги, котоpые топчут мои листья, лишь pуки, pазводящие костеp, лишь саpкастические взгляды, смотpящие сейчас на монитоp и думающие, к чему я написала весь этот бpед. Я не буду pассказывать. Вы не поймете. Тpинадцать, четыpнадцать, пятнадцать, шестнадцать... Вы тоже ничего не знаете об осенних
листьях, если ни pазу не пpобовали их считать.

- Понимаешь, все очень просто. Это мой самолет. Это мой рейс. И если тебе проще, то зови меня Судьба. Каждый видит меня по своему, так что я могу быть и девочкой, раз уж ты так меня вообразил. Да, спасибо за рыжие волосы. Всегда любила этот цвет. Напоминает осень, солнечный зайчик и «сто лет одиночества».

- Ты Судьба? Ты, маленькая девочка с рыжими волосами, сидящая рядом и не достающая даже до пола самолета?

- Да, я Судьба. И каждый из них, летящих в этом самолете, встретит меня в положенный ему час.

Мальчик прошел между рядов, заглянул в лица пассажиров, открыл рубку – пусто. Похоже, что его собеседница была права и этот рейс лишь для него одного.

- А теперь представь, что ты взрослый человек, что есть множество "надо"…это "надо" твоих родителей, твоей жены и друзей. Среди всего этого множество "надо" есть и твое. Так что тебе НАДО?

"Я не жалуюсь. Меня любили. Любят. Но так, как пьют воду из-под крана, а я хочу купаться в водопаде горной реки. Пусть будет холодно сначала. Холод и огонь обжигают одинаково. Вода не только смывает пыль, через нее, как через призму, все видится увеличенно. А если еще солнце заиграет в струях водопада! Падай и тони.
Тони, даже если умеешь плавать. Только не захлебнись нечаянно на мелководье."

Если вдуматься, до чего же кретинское общество - то, в котором мы живем.

Разве есть что-нибудь важнее здоровья беременной женщины?
Разве есть что-нибудь важнее работы мамы?
Разве не самая главная задача общества - воспитывать спокойных, уверенных в себе, образованных (sic!) родителей?



Беременная женщина, по идее, должна отправляться в своеобразный университет, где бы она могла учиться на опыте других мам, врачей - гинекологов, педиатров, неонатологов, инструкторов по йоге и гимнастике для беременных, акушерок, консультантов по грудному вскармливанию.

ИМХО, как раз месяцев шести должно быть довольно, чтобы пройти такой курс молодого бойца.

У женщины, так же, как и у молодого, находящегося в стадии становления, академического ученого, должен быть выбор - какой парадигме следовать, ибо никто не убедит меня, что есть одна-единственная, правильная. Та, которая мне близка, та, которая гармонизирует с моими внутренними представлениями о реальности, и есть правильная - для меня и моих детей, ибо не создает ощущения внутренней рассогласованности, дисгармонии, так опасных в период беременности, родов и воспитания малыша.

В современном же обществе почти идеальными считаются беременность и роды "на бегу". Ребенка делают "к защите диплома", "к госэкзаменам", "к Ученому Совету"... Или - "пока не исполнилось тридцати" (двадцати восьми, сорока - нужное подчеркнуть).
Господи благослови! Ребенка нужно рожать тогда, когда наступила зрелость - личностная, зрелость семейных отношений, отчасти - профессиональная зрелость, разумеется. И у одного эта зрелость наступает в 26, а другой и в 35 еще дитя сопливое, неразумное...

Какими родителями могут быть люди, не разрешившие проблем собственных детско-родительских отношений? Прально, прально - они вообще родителями быть не могут, чаще всего. Они в состоянии лишь совершить процедуру инсеминации - часто воспринимающуюся как досадная выплата процентов по кредиту за запрещенный мамой-папой секс.

А дальше получается вот что - незрелые, неспособные быть родителями, наши маленькие нарциссы-инфантилы-пограничники (которые обычно активно размножаются, в отличие от психотиков, по Гиндилису) , не разрешившие и десятой доли своих проблем в отношениях с собственными родителями, неудовлетворенные этими отношениями ab ovo, подбрасывают мамам-папам собственных нарожденных детей - девать-то некуда... Цикл повторяется. Занавес.

В добавление к этому, социум - тут как тут, диктует будущим родителям собственные ценности, собственный ритм жизни, собственные задачи. Беременная женщина, оставившая работу, вызывает легкое презрение (сочувствие, зависть - снова нужное подчеркнуть), ибо ни фига не делает, не растет-не развивается... Но, если вдуматься, какого же черта она ни фига не делает? Время-то идет?.. И какого, собственно, "фига" ей делать нужно?

Где во временной сетке человеческой жизни отведено место на обучение родительству? Мне кажется, что как раз во время беременности. Если женщина плохо себя чувствует во время беременности, это абиологично, в принципе, хотя и случается, к сожалению, часто. А еще больше, мне кажется, женщины психологически инвалидизируются под влиянием врачей и доброжелателей. Ай, выкидыш, ой, этого мне нельзя, уй, а хочется - и понеслось...

Что делают самые продвинутые кандидаты в мамы и папы? Ремонтируют детскую, покупают вещи по списку (я уже молчу про то, что "нельзя, примета плохая!!!"), ходят на курсы. Учатся дышать, растягивают мышцы. Ну круто. Но если бы растяжка мышц хоть одного человека сделала адекватным родителем...

Что делают обычные, "непродвинутые"? Пытаются хотя бы прочесть что-то о загадочном феномене родительства. По принципу - "лекции прогулял, прочту учебник, выучу и сдам". Презабавно при этом наблюдать, какие книги будущие родители выбирают для чтения. Есть такая опция в Интернет-магазинах - "Покупатели, выбирающие эту книгу, покупают также..." Так вот, покупатели, выбирающие книгу "Раннее развитие детей", покупают также шедевр под изумительным названием "Богатый ребенок, умный ребенок. Помогите вашему ребенку сделать финансовый рывок" и.. вы не поверите... "Дрессировка собак". Я не плакалЪ, я рыдалЪ. Презанятно, что богатый ставится на первое место, умный - на второе, в сочетании с эффективными методами дрессировки собак будет вам семейное счастье и благополучие.

Человеческая беременность не случайно длится 9 месяцев. Это достаточный срок для образования новых навыков и для осознания себя в родительской роли. Осознание - процесс медленный и иногда даже болезненный. Если он не происходит, ребенок рождается - а куда он с подводной лодки денется - а родитель - нет.

В обществе же ценность становления родительской роли крайне снижена. Это нужно делать на ходу, между содомом и геморроем остальной жизни - приобретения недвижимости, продвижения по службе, покупкой машины... Перед родителем не ставят задачу РОДИТЬСЯ, перед ним ставят лишь задачу РОДИТЬ, причем поскорее и понезаметнее. Времени на рождение мамы или папы не Читать далее...

И - ещё одно. Если нынешние не говорят "люблю", то от страха, во-первых - себя связать, по-вторых - передать: снизить себе цену. Из чистейшего себялюбия. Те - мы - не говорили "люблю" из мистического страха, назвав, убить любовь, и ещё от глубокой уверенности, что есть нечто высшее любви, от страха это высшее - снизить, сказав "люблю" - недодать.

Оттого нас так мало и любили.



Марина Цветаева

Запад или восток - печаль повсюду едина...

Как трудно, когда все слишком просто. Просто особенной, ослепительной простотой. Просто вот оно, возьми это в ладони и неси, оно именно такое, с этим именно так, но снова не тогда, не там, не... и самое простое становится сложным.
...Нужно только поверить. Поверить - это очень просто. И так трудно...

- замёрз что ли?! ауууууууууууууууууууууууууу... сейчас разозлюсь и не буду вообще с тобой разговаривать и удалю тебя из списка, и... блин - надо придумать, что ещё, в общем - мстя моя будет страшной.... ну, скажи же мне что-н.:):):):):):):)
- Нет я не замерз у нас плюсовая температура. Извини, день был сумасшедший. Обещаю завтра с тобой пообщаться. Очень меня порадовала "мстя", даже нашел сил похихикать. До завтра (к обеду думаю немного освобожусь и нарисуюсь). Чмоки повсюду ...

НЕНАВИЖУ, КОГДА ДАЮТ ОБЕЩАНИЯ, ЗАРАНЕЕ ЗНАЯ, ЧТО НЕ СМОГУТ ЕГО ВЫПОЛНИТЬ... И ВСЁ РАВНО ДАЮТ...

"...Так много слов, мыслей, обрывков, обрезков, тесьмы, цветного канта – но ткань топорщится, ножницы вываливаются из рук, нити путаются и рвутся, из всего этого никак не получается ни теплое лоскутное одеяло, которое согреет ненастным ноябрьским вечером, ни даже коврик, о который можно вытереть ноги, возвращаясь домой из дождливой слякоти...

Patchwork. Что угодно, сшитое из лоскутков чего попало..."

"...Можно рассказать тебе о первом, что придет в голову, о странном, о многом, о главном, о безнадежной светлой любви, о пути, которому не нужно оправдание направлением, о нас, никогда по-настоящему не бывших, и о других – слишком ощутимых и реальных, чтобы их существование можно было игнорировать, о том, что порою свет – это всего лишь отсутствие тени, о глубине резкости, о необъективности широкоугольных объективов с небольшим фокусным расстоянием, о судьбе, которая имеет свойство иногда так неожиданно фокусничать – ловкость рук и никакого мошенничества, но совершенно неясно, с кого спрашивать за эти фокусы и кому принадлежат эти руки; о том, чем диспозиция отличается от экспозиции, а скрытые камеры – от камер предварительного заключения; о том, что с веток капает тоска, что светел только сгорающий; что зеленый, будь он неладен, чай горек – перестоял; что чай и отчаянье – кажется, все- таки однокоренные слова; что иногда мне кажется, что НИКОГДА..."

"Что остается от сказки, когда ее уже рассказали?

Остается опустевший банкетный зал с множеством столов, на которых - испачканные скатерти, измятые салфетки, блюда и тарелки с остатками свадебного пира, недопитое вино в бокалах, вянущие цветы, никому не нужные свадебные подарки, кучей сваленные в углу. Царю остается полцарства, старухе – разбитое корыто, серому волку – дремучий лес, злым колдунам – мрачные подземелья с тайными ходами и робкая надежда возродиться по всем законам жанра в очередном продолжении, чтобы с новыми силами приняться за свои пакости. Остаются недоумевающие искалеченные колобки и несчастные лисы с несварением желудка; остаются волки с распоротыми животами, истекающие кровью на залитой солнцем лесной полянке; остаются маленькие глупые деревянные мальчики с длинными носами, которым никогда не стать взрослыми умными деревянными мужчинами; остаются ненаписанными песни трубадура, удачно устроившегося в королевский замок на должность зятя и придворного советника по совместительству; остается незвонкое слово КОНЕЦ и причудливый вензель, змейкой уползающий на следующую страницу...

Что остается от воспоминаний, когда их забывают?

Остается ноющая боль в висках и сигаретный пепел; остается смутное, необъяснимое чувство вины, висящее неудобным комом между желудком и легкими; остаются на каком-то далеком чердаке забытые дневники с детскими рисунками, наивными стихами и желтыми кленовыми листьями между страниц; остается горьковатая сладость дежа вю и несколько цифр, написанных чьим-то уже незнакомым почерком на вырванном из блокнота листке; остается – недолго остается - не вписавшаяся в новый интерьер старая картина в потемневшей от времени позолоченной раме; остаются тревожные предутренние сны, ускользающие сквозь сеточку ресниц в холодный рассветный сумрак; остается жить дальше и попытаться сохранить хотя бы то, что еще не стало воспоминанием..."

Я
Что же Вам рассказать о себе, Вам, которые всегда знают все заранее, встречая чужие откровения со снисходительной улыбкой?

Фамилия. Имя. Отчество. Паспортные данные. Истории болезней. Гороскоп. Линии руки. Объем груди, талии, бедер, цвет глаз, рост, вес. Должность. Номера телефонов. Прописка. Я ли это? Да, это я.

Друзья, знакомые, сотрудники. Список ежедневно просматриваемых телепередач. Рэгги или блюзы, звучащие в сереньких ракушках от Sony. Слегка потертые джинсы с разноцветной бахромой, безумно-полосатая футболка, сияющая всеми оттенками кислотной радуги. Дурацкая алая шапочка. Пирсинг. Татуировки. Внутреннее, тайное, глубоко скрытое, выползающее, осторожно просачивающееся наружу, проявляющееся в цветах одежды которую я ношу, запахах, которые я выбираю, книгах, которые я читаю, людях, с которыми мне нравится быть.

Свет бледно-желтого уличного фонаря и его наливающееся карминово-красным нервно подрагивающее отражение в бокале мукузани. Крупнолистное ощущение недосказанности, смешанное с табачным дымом и травянистым запахом Кензо, тонкой струйкой вливающееся в Ваш вечер, заставляющее что-то забыть и о чем-то задуматься. Это тоже я. Я терпеть не могу походы, ночные купания, песни у костра под водку и расстроенную гитару. На меня наводят уныние туристские тропы и непокоренные вершины. Я - не романтик. Я хочу, чтобы было сухо и комфортно. Мне, съедаемой стаей голодных комариных самок, плевать на красоту рассветов или закатов. Я - стерва, я дрянь, я прелесть что такое. Любите меня или убейте. Третьего не дано, я не прощу вам никаких вариантов, я прокрадусь вам в душу и тихо сожру ее изнутри. Я умею любить как никто другой, любовью направляющей, указывающей путь - так багряный, с прожилками лист ложится в начало нужной дорожки китайского сада. Я как никто другой умею ненавидеть - легко, ненавязчиво, не напрягаясь, играючи наступая на любимые мозоли и с нежной улыбкой выплескивая бочки дегтя в ваши бережно хранимые медовые наперстки.

Испуганный, ничего не понимающий и ни в чем не уверенный крохотный пушистый зверек, забившийся в щель между плинтусом и шкафом -я. Стыдливая мимоза, робкая, сворачивающая листики от неосторожного прикосновения - я. Влажные простыни наших соитий, бесстыдная розовая раковина с драгоценной жемчужиной внутри, поющая, раскрытая навстречу Единственному - я. Простенький можжевеловый браслетик, украшенный кусочком янтаря, недосоленный овощной суп и светло-серые жалюзи, скрывающие маленький кухонный рай от растущих за окном любопытных акаций, стакан фруктового сока, проливающийся на ковровое покрытие, треснувшая деревянная курительная трубка, альбомы старых фотографий, на которых уже не разобрать лиц, не вспомнить имен, пыльные сандалии, брошенные в угол прихожей, несвоевременные признания, недописанные стихи, недолюбленные мужчины - я, я, я...

Я умею дарить себя всю и сразу, не жалея и не сомневаясь, я - выставка спонтанной живописи - о, да, на это стоит посмотреть - пальцы, ладони, размазывающие разноцветное по белому, оставляющие отпечатки, завитки, пятна, полосы - ни о чем, ни для кого, в никуда, в молочную туманность чистоты. Я - внезапный вопль в ночном переулке - кто-то наступил на кошку, а, может быть, получил удар ножом под седьмое ребро и теперь медленно оседает, прислонившись спиной к пыльной стене. Я - пролог и эпилог, между которыми - триста неаккуратно, с мясом вырванных страниц. Я та, которую можно любить всю жизнь и однажды пройти мимо, не узнав при встрече. Я - Пенелопа, которая будет верно ждать вас ровно девятнадцать лет, триста шестьдесят четыре дня и двадцать три с половиной часа, а за полчаса до вашего возвращения отправится путешествовать с труппой бродячего театра.

Я подарю вам луну и все звезды - вещи, которые я дарю, всегда очень красивы, потрясающе бесполезны и никогда не могут кому-либо принадлежать. Я то, что навсегда. Я исчезну без следа, не оставив никаких воспоминаний.

Я обязательно вернусь, вырасту из Завтра...

Хочу, чтобы отныне и присно, а еще хочу, чтобы и в горе и в радости.

"C тобой мне хотелось бы купить что-нибудь очень дорогое, красивое и стеклянное, нести это домой, уронить, долго-долго смотреть, как медленно-медленно разлетаются осколки, переглянуться и расхохотаться.

С тобой мне хотелось бы напиться до фиолетовых многоножек за глазными яблоками, с бейсбольными битами в руках зайти в магазин компьютерной техники и разбить десяток-другой мониторов.

С тобой мне хотелось бы пойти в лес за земляникой и заблудиться на три ближайших столетия.

Всего этого мне очень хотелось бы, если бы я была с тобой.

С тобой у меня получилось бы ничего больше не хотеть.

А в этой жизни я терпеть не могу походы в лес, стеклянные осколки, алкоголь и сослагательное наклонение.

Наверно, поэтому я разбила стакан, закусываю водку мандаринами и написала этот постинг.

А ещё от "бы" очень болит желудок, и мандарины здесь ни при чём."

...Все мы хотим чего-то светлого, доброго, вечного..
...Все мы не терпим фальши..
...Так почему-же всю жизнь нам приходится носить маски?..

Ну что ж, все равно! Счастья у нее нет и никогда
не было прежде. Откуда же у нее это ощущение
неполноты жизни, отчего мгновенно истлевало то, на
что она пыталась опереться?.. Но если есть на
земле существо сильное и прекрасное, благородная
натура, пылкая и вместе с тем тонко чувствующая,
ангел во плоти и с сердцем поэта, звонкострунная
лира, возносящая к небу тихие гимны, то почему они
не могут встретиться? О, нет, это невозможно! Да и
не стоит искать - все на свете обман! За каждой
улыбкой кроется зевок от скуки, за каждой радостью -
горе, за наслаждением - пресыщение, и даже после
самых жарких поцелуев остается лишь неутолимая
жажда еще более упоительных ласк.

Даниэль Дэфо

В иных словах, которые мы часто употребляем, есть
тайная пружинка; нечаянно нажмешь ее - и слово
раскрывается перед нами до дна, во всей своей
сокровенной неповторимости. Потом оно закрывается,
вновь приобретает банальную форму, становится
стертым и от привычки и от машинальности употребления
обессмысливается. Одно из таких слов - любовь. Те,
перед кем свет этого слова хоть раз в жизни воссиял
в полном блеске, поймут радостную тревогу, которую
Жан - сперва безотчетно - испытывал уже целый час.

"..он неожиданно услыхал свой собственный громкий
голос:
-Да я же люблю ее!.. Я ее люблю!..
Так он об этом узнал."

Даниэль Дэфо


--------------------------------------------------------------------------------

Да, покончила с собой, выбросилась из окна - она
это предсказывала в тот вечер, когда Вы у нас были...
Но кто же это мог знать?.. Я ни о чем не догадывался,
ничего не подозревал.. В тотдень, когда я должен
был уехать, она мне сказала СОВЕРШЕННО СПОКОЙНО:
"Дешелет! Возьми меня с собой!.. Не оставляй меня
одну!.. Я уже не могу жить без тебя.." Я засмеялся.
Представляете себе: я с женщиной, там, среди курдов?..
Пустыня, лихорадка, ночевки под открытым небом...
За обедом она опять завела разговор: "Я тебя не
стесню, ты увидишь, как тебе будет со мной легко..."
Но когда она заметила, что меня это раздражает, то
уже не настаивала... Потом мы с ней поехали в
Варьете, в ложу, - так у нас с ней было сговорено
заранее... Она, видимо, была довольна, все держала
меня за руку и шептала: "Как мне хорошо!.." Мой
поезд уходил ночью и я в карете довез еЕ до дому.
Всю дорогу мы оба молчали, нам было грустно. Она
даже не поблагодарила за пачку кредиток, которые я
ей сунул в карман, - на эти деньги она могла жить
безбедно год, а то и два. Когда мы приехали на
улицуЛабрюйера, она попросила меня подняться... Я
стал отказываться. "Ну я прошу тебя!.. Только до
двери!.." Но уж у двери я уперся и не пошел. Билет
у меня был заказан, вещи уложены, да и потом, очень
уж я раззвонил о своем отъезде... Но когда я
спускался, сердце у меня щемило, и вдруг она мне
что-то крикнула вслед, что-то вроде: "..А я -
быстрей, чем ты!.." Но смысл этих слов дошел до
меня уже внизу, на улице..."
"...Скончалась она через два часа, не сказав не
единого слова, не издав не единого стона, глядя на
меня в упор своими золотистыми зрачками..."
"...И в самом дел, что мне стоило взять ее с собой...
Да нет, видите ли, самолюбие, упрямство: раз я
сказал... Словом я ей не уступил, и она погибла,
погибла из-за меня, хотя я любил ее..."

Даниэль Дэфо

Тесно было порознь, пусто было вместе...