...стал вечер внезапно, как благовест, чинным,
а небо пропело хоральной мулаткой,
что надо бы жить уже, как бы, с оглядкой,
сжигать себя нету особой причины.
и (странно так!) члены мои не сковало,
а я в ожидательном страхе не замер,
напротив, воскликнул: поститесь-ка сами!
учите других,
негорящих – навалом.
на слове меня небеса подловили,
сказав, громыхая межтучным металлом:
не плачет пускай, что безмерно устал он -
и –
в спину огнём из небесной плавильни.
в момент – будто тишью вселенской накрыло,
невидимо-плотной, до звона горячей.
мне ведомо стало: спина моя прячет
кромешным огнём опалённые крылья...
Заледенела листва сухая.
Конец предзимья всегда отчаян -
как цвета дёгтя полкружки чая
под лай овчарок и вертухаев...
В дыму сознанья - скрипенье дровен
о снег, прошедший чистилищ горны.
Мечты о свете в приюте горнем
в процессе смены нетрезвой крови...
Височный дятел натрудит жилы,
пытаясь в череп вдолбить себя же...
***
Накроет землю пером лебяжьим,
пером холодным и жданно-лживым...
так не пишется
словно бы я ненавижу бумагу
а умение плакаться выгнал бессрочно из дому
где осенняя будничность тонет
в предзимности магий
ну а летняя южность
безвизово прячется в коме
лень описывать хрусткую стылость
в крахмалящем снеге
потому что желания в ней же наверно уснули
чтоб за рифмой охотиться
видимо
нужен мне егерь
а словами искусан чтоб -
нужен их жалящий улей
обыщите -
увы не найдёте божественной метки
на макушке моей
мимо губы Его пролетели
да и мимо-то Он пролетает до жуткости редко
не летал
знаю точно
и мимо
какую неделю...
городское небритое грязно-осеннее регги
в настроенье нахохленным улицам роль и игра
дирижёром отнюдь не французский маэстро легран
но и не потерявший работу булгаковский регент
происходит публичное действо народно-трамвайно
от его обнажённости запросто и онеметь
и оглохнуть октябрьски не слыша натужную медь
ту что выдули лабухи с лысыми неголовами
грубых ветров наждак наточил по-цирюльничьи бритву
исскоблил по-парадному плеши угрюмых торжеств
внутрь трубы водосточной втекает предзимняя жесть
и готовится музыка стыть как строительный битум...
В моей хмельной голове
бултыхалась мешанина
из хард-рока и навязчивого слащавого диско.
В голове, которая,
казалось бы, на веки вечные
отдала предпочтение
группе "Дип Пёрпл",
позорно для умопомрачительных
свингов и,
как мы говаривали в молодости,
"соляков" (от слова - соло) Ричи Блэкмора,
брал верх тупой "Аттавановский" припевчик:
"крэй-зи мью-зык, крэй-зи пи-пл,
крэй-зи мью-зык, крэй-зи пи-пл..."
С внешней моей стороны
навряд ли кто догадался бы,
что внутри у меня
поллитра коньяку и
этот противный "Аттаван".
Я умею держать лицо.
ночь распороть, нутро её вдрызг расхристывать;
крови ночной налить на пороге дня;
штурмом пойти, осадой, и снова приступом;
бросить в огонь, поднять, отнять у огня;
яду смешать с шампанским;
на месяц соло выть -
песню замёрзшую пьяной удалью греть;
взять, и простив, отсечь повинные головы;
не отпустить отмоленный утром грех;
дрожи в лицо бросить: отнюдь я не тварь её;
вновь растопить движением рук ледник;
пряные сутки пить, как ведьмино варево;
***
мелом закрасить раны;
и склеить нимб...
Рассвет уже погас, восток бездарно блёкнет,
макая перламутр в безвольное ничто.
Сквозь людный пересмех, автомобильный клёкот -
едва ли различим рожденья утра стон.
Шуршат наперебой спросонья хрипло шины.
Вон, нищий у метро танцует гопака
под чей-то перебор по-ухарски фальшивый.
Пока не толчея. Свободно. Но - пока.
И поплывёт народ, отдав себя теченью,
желая или нет, наплавается всласть.
На дно пучины снова - не зови.
Я буду призывать тебя к ответу.
Ну, выбери другой хотя бы метод,
смени, на крайний случай, зова вид.
Опять в подвздошье светит мне удар -
без дум, плевать что солнечно - сплетенья.
Мы в прошлый раз куда с тобой влетели?
Приставка за-?
Не слышу!
Слышу.
Да.
Мне дела нет до мёда страстных нег.
Подумаешь, походка горной лани!
Попутала все карты и дела мне...
Вот если б... прямо летом -
снег!
снег!
снег!
Вложив монетку в ладонь печали,
ночная птица, отпев, стихает.
Отдаст швартовы
рука сухая
вселенской скорби,
и ночь отчалит.
Пройдётся красным по глади кровель
арбузно-свежий востока ломтик.
Проснутся окна.
Зевотно.
Ломко.
Прохожий первый насупит брови.
Ещё не люди, а миражи мы.
Стать кровью, плотью нас день обяжет.
***
Ну а пока что, забыв себя же,
живём в себе же, собой и живы...
Запах волос, слышный едва-едва,
разом
отнять
разум последний хочет.
Прикуп бы знать.
Сразу родиться в Сочи,
чтоб вистовать, даже когда январь.
Звенья твоих ловушек, средь них - шлейф
сена в покос и полудневной лени,
след на траве, зелено на коленях...
...трут хомуты в крепких веригах шлей...
Звуками труб взятый Иерихон
вшить в подсознанье: помнить-не сдать-помнить...
...снова звено: голос охрипший томный...
Память-паук - тапком - и нет грехов...
Отстала птица, зовам вопреки,
и голос клина медленно растаял.
Канва сюжета лапотно проста, и -
узор не гладью - вкрест, да от руки...
Прожить одной всю зиму - не крюшон,
а самогон, с какого глотка сохнет.
Кричать бы ей на птичьем громко: "Ох! Нет!", -
да только к зобу крик не подошёл...
Отмёрзнут крылья, вмёрзнет в тело боль,
загонит голод мысль живую в угол...
***
Случалось многим выть сильней белуги
лишь для того,
чтоб только
быть
собой...
Четверть века назад - дождь
проливенный - тонул мир...
Поменяли мы сто кож.
Под сто первой - всё мы, мы.
Четверть века назад - блеск,
пел Антонов весь день в "до".
Золочёный туман - в лес,
серебристый покой - в дом.
Четверть века назад - пыл
тёк, как лава, сквозь дни в ночь.
Примеряем глагол "был",
кринолин заменив льном.
Четверть века - большой миг.
Кто-то выпал, не снёс крест.
Удалось обрести мир,
хоть и тяжек его пресс.
Четверть века едим соль,
и совместной её - пуд.
Серебрится волос смоль.
Счастье где?
А оно - тут!
Нельзя (не потому, что это страшно)
войти два раза кряду в ту же реку,
хотя в реке, ну, скажем, близ Нурека,
не лучше, чем на нарах у параши.
А если воду взять, да сдать на сверку,
то во вчерашней будет только таллий,
полония вчера там не видали,
зато сегодня - вот он - полной меркой.
Мы это изучали раньше в школе,
нет ничего доступнее и проще:
прилюдно коль исподнее полощешь -
весь голый зад осокою исколешь.
И после, даже если будешь в маске,
узнают и под ней. В своём скелете
не спрячешься, светя исподним этим...
...будь хоть на альбионе...
...будь хоть в сказке...
Пока ещё петух не кукарекал
и в прах не превратился день вчерашний,
в котором ехал грека через реку,
чтоб зубы раскидать по мёрзлой пашне,
пока слова цитаты не померкли,
о том, что хороши не всяки дали,
лишь те, где девки чепчики кидали,
которые пошиты не по мерке,
пока лучами солнце не проколет
небесной сажи газовую толщу,
уставшую уже от звёздных полчищ,
молящуюся:"Бог ты мой! Доколе...!",
и на излёте силы чар и ласки -
уйдём, давай, мы к разным горизонтам...
...и станет одиноким нервный сон твой...
...и в лес сбежит с моралью вместе сказка...
***
Для тебя я теперь недоступен. Хоть днём. Хоть с утра.
Пощади батарейки, занявшись делами другими.
Результат не окупит тобою свершаемых трат.
Я пою кораблям с параллельными курсами гимны.
А ещё на глаза я планирую шоры надеть,
чтобы взглядом не выпасть из внутреннемирной нирваны,
подберут, не дай бог, станут мыть его в мёртвой воде,
отполощут в живой, проверяя: отмылся? не рван ли?,
продолжая полдня телефон, как змею, заклинать,
ожидая чудес от обыденной, в общем-то, связи...
Параллельные не...
...не скрестятся ни под, и ни над...
...полумёртвые не...
...не боятся и двух эвтаназий...
Многоглавый блеск Софий.
Михаил святой напротив.
Ольгу высветил софит
и спецназа взвод. Иль роту.
Всё в каштановых свечах.
Воздух густ. По-майски тяжек.
Утонул майдан в речах
и в бинтах больших растяжек.
Апельсин на голубом.
Голубое тонет в рыжем.
Спуск Андреевский.
Лубок.
Местный бард стихами брызжет.
Слово ты, а он взамен,
мол, спою сейчас я хит, и
так спою, как не суметь
тем, кто от роду - Никитин.
Куренёвские сады -
блюз весны в вишнёвом дыме.
Лавра. Сонм мощей седых.
Величаво жёлт Владимир.
Пирогово. Гоголь. Вий.
Ввысь уходит свод дощатый.
Гам. Палатки. Рикши.
Вид
у тебя чудной, Крещатик!
Два десятка лет хранил
в голове, как отпечатки,
виды Киева:
Гранит.
Демонстрация.
Брусчастка.
Всё запуталось хитро.
Киев тот?
Не тот?
Да прежний!
С демонстрации - в метро.
Поезд полон.
"Обэрэжно...!"
Похоже, что некурение отбивает охоту стихи писать. За 26 дней - ни строчки. И то, что уже когда-то написано, кажется мне чужим. Вроде и не причастен я к этому... Интересно, чем всё закончится? Курить, видимо, уже не буду. А стихи?