Как бывает просто грустно. Играет тихонечко Keep holding on от W.A.S.P - и еще грустнее, песня как бы говорит, ну чтож ты… А ничего. Все фигня. Всех замучало одиночество, но никто никого не слышит, и слышать не хочет, и одиночеством своим упивается. И это хорошо.

Вот вчера прочитал где-то, в дневниках, что все мы здорово ошибаемся, убегая в сеть от реальной жизни. Она, дескать, нас догонит и так даст под зад, что мы подпрыгнем, короче, сплошные онанисты псевдокультуры собрались на li.ru. Правда хрень? Вот пусть сам и валит на БАМ, просто секретарь комсомола какой-то. Столько здесь развеселого народа, все с прибамбасами, все с заворотами и психологическими травмами, полученными в детстве от пап или мам (строго по Фрейду). Кликал я вчера, кликал и попал таки на развеселую девчонку. Все какие-то презервативы ездила в Италию нюхать. Ох, должно быть, и классная деваха! В друзьях у нее весь li.ru. Душа компании. Жаль не моей…

Теперь вот Miller’овская Moonlight Serenade, наверное, такие вещи живут вне времени и написаны специально для грустящих перцев и перчих. Они как бы говорят нам - не кисните, ребята, заколосятся буйным цветом фикусы и на вашей дорожке. И мятлики живородящие свесят свои плотоядные щупальца с потолка ваших домиков на разных стройках страны в реальной жизни.

Ты стоишь на высоком скалистом берегу под бронзовым закатом и смотришь вниз. Там ничего нет. Ничего нельзя увидеть, только легкий туман, укутывающий подножие скал и воду. Тихо так и без птиц.

Вспоминаются дни, когда приходили мечты. Они всегда опаздывали, и твоих дверей уже не было. А они выбивали в стене новый проем и, заходя с грохотом, говорили, - а что, нас никто уже не ждет? Нет, - отвечал ты, - я уже не жду вас, огня больше нет, но все равно, спасибо, что зашли… И пословица - дорога ложка к обеду - упрямо не шла в голову. Тогда, как бесплотные тени духов, мечты рассеивались по комнате и проваливались куда-то, сквозь щели в полу. Лишь сумрак коридоров смотрел тебе в лицо сквозь огромные дыры в стенах, с некоей обидой, за отвергнутых тобой и давно уже не званных гостей.

Ты стоишь на высоком скалистом берегу под бронзовым закатом, и по слову, туман на мгновение рассеивается. Становится виден пологий берег, на другой стороне, камыши и лето. Там шум и плеск, но ты не кричишь им, не машешь руками, не пытаешься, что-то сказать – просто смотришь с любовью, ведь ты уходишь. И только робкая надежда удерживает твою грусть на поводке. Надежда, что кто-то также смотрит на твой скалистый берег под бронзовым закатом, и для него он пологий и весь зарос камышами, и нет никакого заката, а только сплошной летний день освещает тебя…

Смотришь, слушаешь, трогаешь оставленное теми, кто уже скрылся из виду вместе со своим солнцем. Оставленные вещи легки, идеальны, иногда ироничны. С ними так хорошо. Возьми любую и ощути чью-то жизнь, открой целый мир любви и грусти, надежды и безудержного счастья, только не забывай вернуться, как бы хорошо не было. Твой выход не здесь…

- Отчего так погано на душе?
- А от того, милый, что нефиг по чужим бабам лазить, когда есть своя собственная.
- Нет, все-таки, я перец – пришел, увидел, победил!
- Что ж тебя, победителя, при взгляде на зеркало с души воротит?

Как замечательно все получается! Ты оскорбил женщину, с которой живешь потому, что ты ей изменил. Ты оскорбил женщину, с которой провел ночь, потому, что она подарила тебе себя, а ты чувствуешь себя извалявшимся в грязи. Вот так всегда – девчонки ни в чем не виноваты. А как с ногами по улицам шляться, так это пожалуйста. Ну что за противные создания? Но мы мужики все равно сво-о-о-лочи. Пойду немедленно утоплюсь, до утра совесть загрызет.

Довелось мне в юности изрядно погулять на свадьбах. Только свидетелем я был аж 9 раз. Развеселое было время! И гульнуть я любил, что гоголевский Каленик. Иногда кое-что вспоминается…

Гуляли мы на свадьбе у Ленина (кличка). Женшину он хорошую взял, из предместья. На свадьбу, конечно, в это самое предместье и поехали. Ну выпили мы, как водится, да пошли проветриться. Идем, стало быть, по ночной дороге. Вдруг из кустов на четвереньках вышел человек. Куда он шел, и что в кустах делал – неведомо. Покойный Дычкин говорит ему: - А что отец, возьми яблочка, - и натурально яблоко из кармана вытаскивает. А тот в ответ:
- Гы-ы-ы, гы-гы-ы-ы, - и также, на четвереньках, назад в кусты уползает. Дычкин тогда страшно расстроился. Я, - говорит, - к нему со всей душой, а он просто гад какой-то… Помню, я подумал тогда – пропала белорусская деревня…

Выдавали мы как-то друга замуж за дочку председателя колхоза. Ну, Макс, - говорили мы ему, - пустим козла в огород? А то! – радостно ревел в ответ Макс. Само собой дружеские советы, чтобы не обожрался по первости времени, после студенческой-то голодухи, бо в хате, в кажном углу висит по шинке, в сенях в бочке сало, в кладовке сало, на столе каравай, холодильников – два, а еще погреб! Свадьба – в местном доме культуры! Председатель для спеси пригласительные выдумал и участкового приставил. Это чтобы всякая некультурная сволочь не прокралась на дочкину свадьбу. Участковый знай свистит:
- Проходи, не задерживайся, мать вашу. Ну что вы, сукины дети, свадьбу не видели, ну честное слово, как дети, мать вашу…
Помню, что я упал со стула прямо за столом. Воспитанные люди сделали вид, что ничего не заметили. На ночлег, Председатель разместил нас в старом графском замке, отреставрированном, конечно. В одной комнате девчонки, в другой мы… Э-эх, дела! Вышел я ночью в старый графский парк передохнуть и подумал – умели же жить люди!

Женили мы как-то нашего бас-гитариста (мы были heavy-metal командой). Ну напились все, понятно. Леха маленький и говорит:
- Пошли взлабнем, как раз местные лабухи объявили перерыв и отошли покушать. По столу, среди родни, как молния пробежал слух – сейчас друзья жениха нашей Валечки и сам Валечкин жених споют чудную колыбельную песню в честь родителей молодых. Лабухи перестали жевать, подбежали к нам и давай отговаривать – за инструменты свои испугались. Леха маленький каждому из лабухов сказал персонально: «Ты! Отойди»! Он был убедителен, и мы сыграли эту песню, а я ее еще и спел… Леха маленький два раза уронил гитару. Я пару раз махнул микрофонной стойкой. Жених снял резинку и выпустил на волю, тщательно скрываемый от гостей, хаер ниже плеч. До сих пор не могу забыть выражения лиц родителей невесты. Валечкин дядя открыл набитый пищей рот, застыл, и сидел не жуя все наше выступление и даже некоторое время после него. Младший брат невесты Саша П., был единственный, кто оценил наше творчество. Во время исполнения этой душещипательной баллады, он подскочил к нам, начал трясти головой и показывать как-бы он сыграл на гитаре, если бы ему ее кто-нибудь дал. Когда эта вакханалия закончилась, в полной тишине раздался странный звук. Это папа невесты заскрежетал зубами как кобыла, когда ей на язык попадается мерзкая свекла. Володя, - деревянным голосом обратилась к мужу несчастная мать мальчика, - выведи Сашу подышать на улицу…
Вот тогда-то я и понял, что подлинное искусство – вечно…

А ныне, а ныне… а ныне все проще и без романтики… вот западло!

Ехал я намедни в маршрутке. Тут, где-то в районе Уманки, садится в наше такси компания: тесть, теща, дочка ихняя с ейным мужем, да дети малые в количестве двух штук. Ехали все они со свадьбы, что легко открылось мне из их разговоров. Причем все трезвые, кроме зятя. Погулял мужик видать от души, у меня аж сердце сладко защемило, когда я представил, как он там оттянулся. Трезвая жена, подвыпивший муж… едва ли не самая жестокая ошибка природы. Ну, давай она первые надпилы по живой то душе делать. Первые надрезы, так сказать, ножичком языка своего бабьего, по его исстрадавшейся без праздника душе. Никак, - говорит она, - ты аспид на Наташку запал? Ты чего там всем втирал, что тебе больно, оттого что с ней никто не танцует, когда у ней такое платье красивое? Ну как же, - отвечает он ей, - во-первых, Наташка тебе сестра, во-вторых, за платье то сколько денег уплочено? Нет, конечно, я люблю только тебя, но… Наташка тоже красивая! Теща одобрительно крякнула – Ай да зять! Полковник наш рожден был хватом! На одной дочке женился… короче обеих дочек похвалил! Очень ей это дело понравилось, даже тестя пихнула в бок, дескать, знай наших и вообще не дрыхни старый хрыч. Спустя немного времени дочка-жена слегка поостыла и в двух словах пообещала мужу-зятю следующее: во-первых, что в домашних условиях она духовно раскрепостится и распилит его на мелкие кусочки; во-вторых, что забыться в сладкой нирване выпившего человека ему не удастся, потому, как протрезвеет он много раньше…и совсем собралась было уже умолкнуть. Как вдруг, нарисованные ею картины отчетливо представились бедному мужу. Черные мысли, табуном диких коней пронеслись по выжженной, как прерия, душе несчастного. Он сразу понял - не бывать уж завтра веселым и задорным рассказам в кругу друзей о поваленных количествах благородных напитков. Не сразить ему коллег описанием основных размеров и достоинств красавиц, коих довелось, украдкой от жены, ущипнуть за эти самые достоинства. Что останется только бесконечная головная боль и даже пиво в обеденный перерыв (чистый и светлый образ) будет безнадежно испорчено. Короче, мужик начал икать. Сначала робко. Потом сильнее и сильнее. Жена ему говорит, - тормоз, возьми мешок, а то облюешь сейчас всю маршрутку… Я не блюю, - отвечает он ей, - это меня люди вспоминают.

Тебе так хотелось пить, и вот, добравшись до колодца, ты обнаружил, что там нет воды, но есть красота. Ты любуешься красотой, жажда утихает, но не уходит окончательно, изредка ты вспоминаешь о ней, и это плохие дни.

Ты учишься чувствовать и ценить прекрасное больше и больше. Красота захватывает тебя и становится смыслом твоей жизни. Но жажда, по-прежнему, иногда напоминает о себе и о тех мгновениях, когда она что-то значила для тебя. Такие дни поистине ужасны.

Однажды ты понимаешь, что эти мучительные воспоминания необходимы тебе, благодаря им, ты понимаешь истинную ценность того, что тебе досталось. Жаль, что они не хотят оставаться просто воспоминаниями, не желают пылиться в архиве твоей души, не могут мирно дремать на своей чашке весов… как же тяжело тогда жить.

So close no matter how far,
Couldn't be much more from the heart.
Forever trusting who we are,
And nothing else matters.

Never opened myself this way,
Life is ours, we live it our way.
All these words I don't just say,
And nothing else matters.

Когда-то мы приходим сюда впервые и стоим в продуваемых ветрами подземных переходах. На наших лицах ожидание. Мы ждем судьбу, вот-вот она выйдет и все изменится. Надежда заставляет наши глаза так светиться, так блаженно и сыто жмуриться, что безликие стены перехода изнемогают от смеха где-то в глубине своего ледяного монолита.

Там, наверху, ничего уже изменить нельзя. Там вечный покой, там все застыло. Там плохо. Только здесь, до зыбкой фиолетовой границы на ступенях, от света уличных фонарей. Здесь, можно встретить судьбу, отсюда можно не вернуться, сюда можно не возвращаться.

Когда мы приходим сюда во второй раз, то в наших глазах уже нет ожидания. Мы знаем, судьба не выходит дважды. Все уже сделано и осталось там наверху. И мы ненавидим стены, ведь только сейчас ветер доносит до нас отголоски их прошлого безудержного веселья. И тогда мы мечемся, мы заглядываем в глаза всем вновь пришедшим и кричим им, стойте, это не правда, нет здесь ничего и не будет, уезжайте…

Но хитрый ветерок, ласкающий их надежду, превращается в ледяной осенний ветер, который гонит нас... И мы уходим с ним сквозь дрожащий фиолетовый занавес, чтобы больше никогда уже сюда не вернуться.

Сегодня в моем любимом метро одна противная тетка долго искала место, где бы ей присесть. Милая, мысленно говорю я ей, твой поезд ушел, вали отсюда! А эта жалкая щель между мной и какой-то бабищей – не для твоей задницы. Бабульки, чинно сидевшие напротив, согласно закивали головами, дескать, ушел твой поезд, касатка, ушел, милка. Ну она немного подумала, долгонько так попримерялась, вдруг поворачивается к лесу передом, ко мне задом и с размаху вбивает свой мерзкую жопу в эту самую щель (звездолет «Циолковский» проходит через щель Кассини). Затем ее зад начинает вибрировать как отбойный молоток, и она таки втискивается между нами... Моя утренняя газета смята, я шокирован, стройный ход моих мыслей нарушен, вот ведь сволочь! И вот о таких людях заботятся наши политики! Разрабатывают стратегии выхода страны из кризиса. Печатают эти стратегии в утренних газетах, чтобы культурные граждане могли о них прочитать. Да ей пофиг все стратегии! Ей лишь бы жопой в метро вертеть и мять мне пальто и свежую прессу.

Она всегда рядом. Уже далеко не всегда она греет душу. Она преданна поневоле, ведь у нее уже нет выхода. Иногда ее душа ропщет, но путы, столь заботливо сотканные ей самой, невозможно порвать, они разрослись, создавая местами слишком красивые узоры. Она платит и в отчаянии надеется, что не зря. Скажи ей, что зря. Не можешь? Душа отданная на поругание сметает всех – отдавшего, ругающих… нектар, сладчайшая амврозия становится смертельным ядом. Попробуешь? Уже.

А на самом деле она мелькнула на мгновение одной осенней ночью и пропала во времени. Не могла не пропасть. Потому, что если бы не пропала, то была бы ОНА.

Вот посмотрел фильм «Семьянин». Простая такая мелодрамка, незатейливая, с хеппи-эндом и я люблю ее. Правда, чувствую, что не стоило мне этого делать. Эти мелодрамки действуют на меня как-то странно... Он нашел и любовь, и семью, и стал богат, наконец, он просто поумнел...

Хорошо быть богатым и здоровым и плохо бедным и больным. Мда-а-а...

Кто они эти люди, у которых ключи от жизни. Что сделали такого? За что отметил их бог? Тяжелее их крест или легче? Помечтаем на тему если бы? Да нет, уже вроде мы подросли…

Страдания, страдания… большие и малые, страдания от потерь и страдания от разбитой бутылки – это лишь вопрос формы. Тридцать пятый размер не натянешь на сорок шестой – спортсмен будет смотреться нелепо и плохо кончит.

Они вечны, как и смерть – апогей всех страданий, а все хорошее преходяще. Это как кровь, что бежит по жилам нашего бытия. Ужасный закон, но он правит миром. Наверное, он справедлив, нам это неведомо. Лишь на мгновение ты можешь почувствовать запах цветов, увидеть любовь, но и в это мгновение ты не должен забывать ни на секунду, что придет день, когда ты все потеряешь. Это лишь ступень удачная или неудачная на твоем долгом пути. Вспомнишь ли ты все эти ступени когда-то потом? Хотелось бы не забыть их. Но, скорее всего – они лишь материнское молоко. Если повезет – запомнишь запах груди, но не вспомнить ни вкуса, ни отдельных капель.

Не сотвори себе кумира – нужно понимать и немного иначе – умерь восторг души своей от вещей преходящих и тебе не будет так больно идти.

А еще лучше глядя на один цветок, глазком примечать следующий... Это уже мазохизм. Ненавижу себя. Все – пошла абстиненция. И это после детского фильма! Бог мой, да Кейджа обсыпали бы Оскарами и последний на лбу прибили бы.

Представь только, тебе страстно хочется кое-что получить, но тебе сказано, если ты добьешься этого – тебе медленно отрежут яйца. И вот, ты уже и не знаешь, хочется ли тебе этого по-прежнему также страстно или уже нет?

Мне хочется всех женщин вокруг пожалеть, приласкать, прижать к груди и все такое. Сегодня в метро я осознал это неожиданно остро. Правда, кроме старых, некрасивых, с морщинистыми руками и лицом, с корявыми ногтями, дурно одетых, дурно пахнущих, невоспитанных и, наконец, просто производящих ужасное впечатление в комплексе. Черт возьми, кто-нибудь остался в этой электричке кроме нас мужики? Ну, мы же не голубые, правда?

Смотрел вчера спектакль в театре. Одна дуреха артистка так красиво оделась, как вовсе и не требовалось для этой роли. Весь спектакль я на нее пропялился, так ничего толком из постановки и поняв. Потом поперся посмотрел на ее фотографию в фойе театра. Слава богу, полегчало - фотография была неудачная. Так чего же я хотел? Переспать с ней или избавиться от зависимости к ее чарам? …наверное, сначала переспать, потом по быстренькому избавиться.

Вот и разберись в этих желаниях. Однако, в последнее время, все чаще и чаще приходит в голову мысль, что главное в нашем существовании, так сказать, смысл жизни, который мы все безуспешно ищем со времен Адама – состоит не в том, чтобы наши желания исполнялись или не исполнялись, а чтобы жизнь была нам не в радость. Похоже, мы и в самом деле сперли это яблоко, эту мечту пожилого селекционера-мичуринца и крапива в штанишках нам обеспечена надолго…

Невозможность

Ужасное понятие – невозможность. Что-то вроде стояния на краю обрыва, когда щекочет пятки или вглядывания в бездну, которая, как известно, вглядывается в тебя. Найти прекрасную женщину, в кино, на обложке иностранного журнала, неважно где, и представить, что должно произойти, какая безумная цепь случайностей, чтобы ты соединился с ней? Кому под силу соединить такую цепь? Зато, как просто шлепнуться с этого обрыва. И подталкивать не надо, сам полетишь. Вот уж воистину, сшиты одежды кожаные и не ведаешь, когда сносишь…

Иногда просто упиваешься этой невозможностью. Глядишь на разные жизненные ситуации и просто балдеешь, представляя невозможное. Главное, только обладать излишней впечатлительностью. Такого иногда намутишь в голове и ходишь как придурок - улыбаешься. Люди смотрят - улыбается мужик на улице - по всему видать придурок.

Разорвал все условности, перепрыгнул в другой поезд, что-то ломал, строил, добился и что? …лучше бы сразу прыгнул. Не должно пальме расти на севере, но ей хочется. И она пытается там расти. Ну сдохла от холода. И что? Ну и фиг вам всем.

Не надо смотреть туда? Смотреть сюда? Глядя в небо, не замечаю того, что рядом? НЕ ХОЧУ. Хочу смотреть туда, куда смотрю.

Все как в детстве… жизнь идет где-то там за стеною, а ты в плену пустоты, о, как жаль, но всему виною мечты, мечты… кажется, так пела АРИЯ году в восемьдесят пятом. Бр-р-р. Душевный инфантилизм. Определенно, я глупый.

Все равно буду смотреть туда, куда смотрю…
Pretty woman walking down the street…
I did it my way… вот так – лучше!

Жаль Randy Roads’овская DEE без слов, а то еще чего-нибудь бы написал…

Надоело все как-то – пожухлая трава прерий, последние стада зебр по неведомой причине еще не слинявшие в ежегодную миграцию. Неуютно в Минске, пасмурно и холодно. Три дня я бился, как титан, но я заработал искомую сумму и теперь жизнь продлена еще на месяц. Приятно. А всем остальным приятного сна.

Социальные идиотизм и иждивенчество вечны по своей природе. И, следовательно, вечен… сами знаете кто вечен. Думаю и наши внуки увидят не раз, как реальных внуков, так и моральных наследников нынешнего урода.

Страна жвавых дядек в кирзачах и беретах. Вчера свинкам хвосты крутил, сегодня глядь – первое лицо страны. И включается пылесос, кто там мне свечку держал, когда я свинкам хвосты крутил? А? Геть во вторые лица страны, в третьи, четвертые, пятые…

В самом деле, пацаны, кто еще не топтал грязными кирзачищами площади моего родного города? Геть сюда!

Не сметь никого называть так, как нас. Не сметь смотреть в стекла наших машин. Не сметь узнавать где и по какой цене мы на ваши деньги покупаем себе машины. Не сметь ничего говорить. Не сметь ничего читать. Не сметь думать, что я не экономист. Не сметь меня не хвалить… не сметь, не сметь, не сметь…

Мы живем по собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны.
А где хватит всего на пол сл’овца
Там припомнят усатого шкловца…

Да простят меня русский язык и Мандельштам.

Какие-то мерзкие типы в правительстве решили, что читать утреннюю прессу для народа жутко вредно*. Сказано – сделано. В радиусе двух километров от моего дома убрали все киоски «Союзпечать». Мне утром – на работу. Без газет я на работу не езжу, в метро – тем более. В результате, сегодня, вместо того, чтобы топать на свою любимую конечную станцию, я был вынужден проехать пару остановок на тралике до ближайшего газетного киоска и спуститься в метро в другом месте.

Что значит – сесть на поезд не на конечной станции? Прежде всего, это отсутствие смысла в выборе правильной стартовой позиции для посадки (все сидячие места в первом вагоне давно уже заняты, и бетонные ряды плотоядно усмехающихся бабулек сомкнули свои крепкие классовые плечи).

Под свист и улюлюканье толпы престарелых победителей, я плетусь в позорный средний вагон на места для проигравших. Газета не в кайф. День испорчен. Грамотно выйти из этого уродливого вагона – тоже невозможно. Ты не сумеешь набрать скорость, и любая старушка побьет тебя на лестнице переходной станции как ребенка.

Увы! Приходится объявлять День Презрения.

Я выхожу из вагона для проигравших нарочито медленно. Пропускаю все потоки пассажиров. Упускаю все выгодные возможности куда-то вклиниться. Я холоден. Я спокоен. Пиджак застегнут на все пуговицы. Подчеркнуто иду позади толпы метрах в десяти. Мои губы чуть тронуты загадочной усмешкой. Я поднимаюсь наверх, у входа на эскалатор меня встречает лишь нахальная улыбка Саши Снегиной.

Я ненавижу наше правительство. Дайте людям свободную прессу!



*На самом деле киоски портили архитектурную композицию района! Глядя на унылый пейзаж за окном, точно скажу – ни слово композиция, ни тем более композиция архитектурная – отнести к моему району определенно нельзя. Разве что немного похоже на поздний этап в творчестве главного архитектора нашего города или его зама…, а какая разница?

Поразительно! Стоило только делам, хоть чуть-чуть наладиться, только лишь подать робкий намек на то, что они могут улучшиться, а у меня уже не нашлось времени что-нибудь написать в свой дневник. А вот ныть, когда все плохо - это всегда пожалуйста! Это в любое время и в любом количестве.

Что есть космос? Что значит его бездонная глубина? Осознать это сложно, да видимо и не нужно. Но когда я думаю об этом, всегда приходят одни и те же образы.

Детство, зима, на улице темно, легкий морозец. Я лежу на санках и смотрю в темное небо. На губах вкус снега. Тонкий неразличимый шум города как кровь соединяет меня со всем вокруг. Я чувствую себя частью всего этого. И мне не нужно шевелить ни рукой, ни ногой, чтобы приблизиться к этому или прикоснуться. Я и так его часть. И это космос с неосвещенной стороны Земли.

Детство, лето, все убежали с реки, потому что собирается дождь. Я иду последним среди огромных тополей. Небо темнеет, первый ветер, но все это не пасмурно. Понятно, что я один. Понятно, что никого нет. И вдруг я чувствую реку, ее воды. Она катит их со времен сотворения мира, и я всегда был с ней. Все менялось вокруг нас, но не мы сами. А там вдали море. И это космос с освещенной стороны Земли.

YES!!! YES!!! YES!!! Шума уделал всех в одну кассу! Это бомба, это граната, это гранатомет какой-то а не гонщик! Когда он пересек финишную линию, у меня дома открылся филиал Новинок. Домашние удрали и закрылись от меня в спальне. Они испугались, что я оболью их шампанским и заставлю носить красную шапку Феррари.

Ура, Ура, Ура – сегодня я напишу письмо одной девчонке!

Будучи однажды пойманными, во время самой жестокой шутки, которую проделывает с нами мать-природа, мы расплачиваемся затем всю жизнь. Переживая светлые и мрачные моменты, мы не всегда задумываемся, что платим всегда за одну и ту же вещь – временное помутнение рассудка в молодости. Зачем это нужно природе – понятно, но вот зачем это нужно нам? Сколько родилось младенцев и благополучно завопило при появлении на свет, а сколько не состоялось поэтов, капитанов дальнего плавания и балерин? Но об их тихой смерти никто и никогда не узнает.

Ожидание, ожидание, ожидание... а чего ждешь то? Того, что придут и убьют тебя? Так не стоит ждать.
Люди сменяют один другого, перед глазами все мельтешит, такой вариант - другой вариант. Надо, надо, надо! Вперед, держись! Когда же собьется это чертово масло. Неужели не прорвемся? Дать этим сукам торпедировать себя? Не дождутся.

Утро.
Люди, которые обязаны следить за состоянием водопровода в доме, где я живу, предпочитают часто и помногу пить недорогие горячительные напитки. А слежку за этим самым состоянием водопровода организуют исключительно с пяти часов вечера до одинадцати часов утра, т.е. именно в это время воды нет. Нельзя привести себя в порядок придя с работы. Нельзя привести себя в порядок перед уходом на работу.

Жены тех самых водопроводчиков вероятно служат в водоканале и других подобных организациях машинистками, а также в бухгалтерии. Так вот, они ужасно снуют по метро внося жуткий сумбур в перемещение народных масс по переходам. Развивают космическую скорость, но взлетев на три ступени по лестнице внезапно меняют решение и резко останавливаются, суетятся, подскакивают словно пытаясь разглядеть вдали коридора ту самую несбыточную мечту обещаную им с начала века. Пытаясь проявить к ним человеколюбие, вы можете упасть и серьезно повредить ногу.

Я действительно искренне ненавижу Великую Октябрьскую социалистическую революцию и все, что она породила на свет, например Лукашенко Александра Григорьевича, а вместе с ним, я ненавижу всех тех, кто благодаря ему сумел чего-то добиться в жизни. Мне так хочется, чтобы все они уехали из моего города и занялись своим прямым делом - чисткой сараев, что аж скулы сводит.