Разлюбезные друзья мои!
Никогда мне не нравились конферансье, выкрикивающие перед пыльною кулисой какое-нибудь громкое имя. Зачем? Вель, если человек действительно стоит того, чтобы терпеть его на сцене, для чего так орать? Но тут уж, извините, статья особая. Тут человек и, можно сказать, в будущем пароход. Величиная, масштаб и объём впечатляющие. Это я, конечно, о таланте. Впрочем, про это оставляю судить вам, драгоценные читатели. Вот вам ссылка - и немедля попробуйте вот эту штучку, как говорил профессор Преображенский. И если вы скажете, что это плохо - вы мой злейший враг! http://www.liveinternet.ru/users/829632/
Порою на свет родятся люди довольно вредного свойства. Таких хлебом не корми, дай только что-нибудь раскритиковать. Самое даже серьёзное и благородное начинание они опрыскивают ядом злой насмешки. Знакомы вам такие? Впрочем, если доселе вы их не встречали, то примите поздравления – вот он я, один из этих стервецов.
Гадкий, ничтожный человек, я смеюсь над всем, даже над самою жизнью. И как прикажете сдерживаться, если жизнь эта ветеринарная? То есть, я это всё подвожу к тому, что нынче расположен смеяться над попавшей мне случайно в руки газетой «Ветеринарная жизнь». Два сложенных пополам больших листа представляют для этого занятия много материала.
Вот первая полоса. На синем фоне гордо вьётся название. Ниже фотография кудрявой женщины и надпись: «Конкурс на звание МИСС ВЕТЕРИНАРИЯ продолжается». С ужасом гляжу на портрет и воображаю, что в руках, которых на фотографии не видно, потенциальная МИСС ВЕТЕРИНАРИЯ зажала ножницы для кастрации котов и большую клизму. И даже её романтический профиль не в силах развеять видение.
Тут же газета рассказывает нам про эту курчавую даму: «Она считает, что работать в ветеринарии очень интересно. Работа расширяет горизонты, каждый день приносит что-то новое (выходит, эта ветеринарша таскает что-то из мед. кабинета домой? Но что?! Отрезанные уши – и варит суп?). Учится сама и учит молодых, пришедших на работу совсем недавно. И это всё правильные слова про Марину Челогузову (и правда, к чему аргументы?). Но мы хотим сказать, что в жизни эта красивая женщина очень жизнерадостна, любит весну, своих родных и друзей, общительна и отзывчива. Она пишет стихи. Одно из них (одно? Стихо?) начинается так: ”Я живу, закон не нарушая, на машине лихо не рулю, отчего же я, сама не зная, ветеринаров так люблю?”».
Вывод газета делает довольно фривольный, если не сказать, эротический: «И хотя Марина не знает, отчего она так любит ветврачей, мы ей подскажем: оттого, что сами ветврачи очень любят Марину».
Рядом с этим перлом небольшая колонка с новостями, преимущественно всякие заседания да юбилеи. Меня привлекли «Бега рысистых лошадей», особенно фраза: «Все хотят посмотреть на бег неописуемой красоты коней». Интересно, а сами кони бегают, или только красота?
Ну, хватит тут, пора и перевернуть страницу. И сразу в глаза бросается какой-то a-la Толкин заголовок, а под ним текст: «НЕДРЕМЛЮЩЕЕ ОКО. Так называют председателя Координационного совета областных и межрайонных учреждений Мякина Николая Александровича». Интересно, думаю, они его так шёпотом называют, или вслух? Например: «Эй, Недремлющее Око, есть иди!» Что-то в этом есть индейское. Хотя, может, это оправданное имя, вдруг этот милый человек никогда не спит? Читаю дальше и узнаю, что он, несчастный, носит такую кличку лишь за то, «что возглавляет областную станцию по борьбе с болезнями животных». Вы не находите странной логику его сослуживцев? Однако журналисту, интеллигентному человеку, не хочется отстать от обидного прозвища, и он продолжает: «В течение последних трёх лет особенно пристально отслеживает оно (недремлющее око) ситуацию по губкообразной энцефалопатии крупного рогатого скота». Нечего сказать, интересное зрелище, не заснёшь. Читать на эту глазную тему мне надоедает, и я перехожу сразу к концу: «”Федерализм + компьютеризация всей области”, - шутит недремлющее око в ответ на вопрос о формуле успеха нижегородской ветринарии». Глаз хохмит, да ещё как!
Следующая статья с замахом на духовность – «В чужой монастырь». Вот, думаю, ветеринары тоже к Богу прилепились. Как бы не так! «Как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но только не ветеринарная служба. И только не в женский Свято-Троицкий-Серафимо-Дивеевский монастырь (вот невезуха!), в котором районному госветинспектору Виктору Асташкину все только рады».
И то, какой-никакой инспектор, а всё же мужчина. Дальше гениальность сентенций стремительно сгущается: «Врач спасает человека, ветврач – человечество, значит – ближе к Богу».
Затем проникнутый духом обители журналист рисует нам идиллическую картину отношений людей с Богом. Но между ними вдруг выскакивает… Впрочем, прочтите сами:
«В Дивеево в последние годы не зарастает народная тропа – по арзамасской трасе нескончаемая вереница ходоков и автопаломников (хорошенькое словцо). Тысячи людей едут молиться к святым мощам Серафима Саровского: одни – об отпущении грехов, другие – о стойкости духа, третьи – о здравии. Разные люди идут омыться в святом источнике и прикоснуться губами (чувствуете, напряжение растёт?) к святому гробу. И не знает большинство из них, что кроме Бога на всём этом пути их незримо сопровождает эпизоотический спецотряд».
То, как журналист орудует образами, не может
День мой нынешний прошёл под развевающейся орифламмой моих свежевылезших усов.
Да будет вам известно, что во все времена усы были главнейшим предметом и символом, вызывающим уважение, если, разумеется, колосились на мужской губе. Хотя и некоторым женщинам они служили на пользу. Помните, маленькая княгиня, жена Андрея Болконского, из "Войны и мира"? У ней были такие кокетливые усики. Она, правда, потом умерла, но уверяю вас, это случилось от родов, а не от усов.
Итак, стоило нескольким рыжеватым волоскам обозначиться под кончиком моего носа, как со мною стали происходить прямо чудеса. Нет, конечно, я не стал летать по воздуху, и место в метро мне не уступали. Однако в университете, где в безусую бытность мою преподаватели звали меня только "вы", они вдруг вспомнили все моё имя, и стали даже с каким-то наслаждением его повторять. Даже наш учитель ОБЖ, старый полковник, хронически не запоминающий имён, сегодня склонял меня направо и налево, в лучшем, конечно, смысле. Рот мой складывался под лёгкою сенью усов в сардоническую улыбку.
Но дальше началось ещё интереснее. Поехал я заниматься флейтой к своему армянскому репетитору. Сыграл пьесу, надо сказать, довольно посредственно, а он говорит, косясь на пух посреди моего лица: "Замечательно!" Может, воздух, проходя во флейту, фильтруется усами, как планктон у кита? Ну, поиграли мы с ним эдак часа два (то есть играл я, да всё "замечательно!"), а он потом и говорит: "Славно мы нынче поработали, давай-тко вдарим водочки". И вытащил графин с рюмками. Я попробовал отказаться, мол, пост, кричал: "Это же непедагогично!" Всё тщетно. Водка была с каштановым мёдом. Репетитор принёс мне закусить апельсин. Обмакнул я усы в рюмку - хлоп! - хороша! Ещё мне налил. "Приятного аппетита", - говорит. И всё заверте...
В общем, по метро я ехал, счастливо размахивая усами, словно чайка крыльями.
Может, мне теперь ещё и бакенбарды завести?
В лесу лежит ещё снег и, видно, долго задержится. И оттого, что я хожу, ресстегнув пальто, меня пронизывает студёный ветер. Будто бы зима идёт в последнюю свою, безнадёжную атаку, и я, выказывая доблесть и презренье к ней, не желаю спрятать грудь.
Проглянуло солнышко. Я иду по тропинке между застывшими в покорном ожидании берёзами и, кажется, тополями - я плохо различаю деревья, да ещё голые. Кое-где обнажились мокрые коричневые прошлогодние листья, на которых сидит множество ворон и, перевёртывая их клювами, деловито шуршит. Выйдя к реке, я нашёл там двух художников за работою. Облюбовав какое-то чёрное дерево с живописно корявыми ветками, они усердно водили карандашами по бумаге. Сверху пели и чирикали птицы, и вдали беззвучно мелькали машины. Ко мне подлетел откудова-то взявшийся вдруг, наверно, безумный, комар. Тут мне захотелось взять блокнот и сделать что-то a-la Пришвин. Я шёл медленным шагом и писал.
Но теперь я уже выхожу снова к дороге, птичьи голоса сменились привычным гудением. Кажется, вышел не Пришвин, а какой-то диктант для 4-го класса, который должен кончится какой-нибудь мерзостью, вроде: "Как хорошо в лесу весной!"
И было бы хорошо, если б не эти мокрые какашки из-под снега...
Мне показалось сейчас, что я знаю, отчего некоторые люди так трудно сходятся с другими, да и не хотят вовсе сходиться. Помните, один герой Достоевского в «Белых ночах» тоже задаёт этот вопрос: что, дескать, такое, почему иной, когда придёт к нему приятель, так вдруг законфузится, что и приятелю его сделается в то же мгновенье неловко?
Однако тут известное дело – мечтатель. Он уж само собою коснеет, когда врываются к нему в прекрасные мысли со своею грубой реальностью. Но не странно ли, что есть много не только не мечтателей, но совершенных прозаиков, сидящих тем не менее в своей душной кубышке, выставляя порою свой дрожащий нос в щёлочку, чтоб не задохнуться окончательно. Оттого это, я думаю, что каждому приятно думать о себе хорошо. А люди делают то же, что зеркала уроду. Он уж вообразит про себя, будто он принц с диадемой, а глядь – в зеркале страхолюдина такая, хоть топись. Тут свет истины, конечно, пролился, но надо ли его? Ведь пока урод воображал себя принцем, он, может, и добрее был, а тут, поглядев на себя в истинном-то свете, обязательно озлится. Хорошо это?
А ведь есть, кроме того, много и таких, что любят брать роль зеркала, которое всюду суётся, куда не просят. Прискачет такое вот мерзкое стекло и давай перед носом кружить: вот-де ты какой на самом деле, а уж форсу-то набрал! Так поглядишь-поглядишь и плюнешь сгоряча на мерзкую свою рожу – да в стекло-то и попадёшь. А оно потом обижается, за правду мол правдинскую достаётся.
Выходит, люди друг другу в мученье даны.
Как страшно жить!
С первого курса мне внушают, что журналистика - продажная профессия, а редакция - бордель. Ну, я не спорил, списывая все эти высказывания на какую-то болезненную похотливость говоривших. Но что я вижу теперь! Вот, предыдущий пост - ни слова правды! Дайте скорей жёлтый билет!
Признайтесь, случалось ли вам задуматься над своей жизнью. Какою бы она была, стань вы обладателем целого миллиона зелёных ассигнаций? Что бы вы сделали? Купили бы дом, машину, починили бы утюг? Конечно, выбор велик. Но как стать настоящим буржуем, каждый день грызущим рябчиков с ананасами? Секретами профессии богача поделился с нами Митя Борисов.
Lenin baby
- Тэк-с, молодые люди, значит, родину продаём, да? – Румяный милиционер строго и вместе заговорщицки глядел на сбившихся в кучку испуганных 11-летних ребят. Только что их поймали у «Интуриста», где те меняли самое святое, что есть у советского ребёнка – октябрятские значки! – на импортную жвачку. – И не стыдно вам, плохиши? Это ж, ёксель-моксель, государственная измена!
- Не, а чё мы сделали? – спросил один мальчишка, отважно взмахнув рыжими кудрями.
Румяный милиционер, лениво отведя свою руку, угостил того подзатыльником:
- Даром, что рыжий, как Ленин, а растёшь незнамо кем. Тэк-с, все жувачки мне на стол. Как вещественное доказательство, - добавил он, облизнувшись.
Так, или примерно так происходило это судилище в далёком 1988-м году, мы не знаем. Но судьба смелого рыжего мальчика нам известна. Спустя ровно 17 лет после своей исторической фразы он сидел в московском кафе «Жан-Жак», уплетая спаржу. Рядом с тарелкой навытяжку стояла бутылка красного вина, уже почти опустошённая. Лицо его, в подражание вину, приобретало уже характерный оттенок, а в голове мирно парили медленные мысли. В таком-то состоянии я и застал этого бывшего юного диссидента, а ныне владельца сети клубов и кафе Митю Борисова. Посмотришь – какая-то обыкновенная куртка, майка под нею, не поражающая своею чистотой… Разве так представлял я живого миллионера? Я думал, это человек, усыпанный золотом, изумрудами, манишками и бабочками. Ну а такому без зазрения совести можно отдавить ногу в трамвае. Безобразие!
- Куда вы девали ваши фалды и запонки? – спрашиваю.
- Да на что это? Я всегда могу нанять какого-нибудь расфуфыренного петуха. Пусть ходит вместо меня, а мне и так неплохо.
И это, думаю, наши сливки! Они не только не хотят одеваться, как сливкам положено, но даже не причёсываются. Ну, ладно.
- Итак, Митя, вы, кажется, миллионер? – некоторая несуразность вопроса дошла до меня не сразу.
- Да вроде того. Завидно, да?
Этот выпад я с достоинством проигнорировал.
- Как же вы им стали? Разумеется, отменное обучение в школе…
- Ага, в семи. Из шести меня исключали за хулиганство и неуспеваемость, - красное митино лицо, обрамлённое рыжими локонами, улыбалось, даже сияло, как спелый плод.
О чём он думал в этот момент? Вероятно, вспоминал, как, обучаясь в очередной школе, устроил маленький бизнес. Он, и ещё пара ребят подрядились мести улицы. Потом они на 70% зарплаты поставили под метлу весь остальной класс, а сами, ничего не делая, получали остальные 30%. Воистину, реинкарнация Тома Сойера!
- Скажите, жажда денег сжигала вас с детства?
- А как же! Знаете игру «камень-ножницы-бумага»? Я научился за секунду до финала угадывать по малейшему движению пальцев, что выкинет соперник. И неплохо на этом зарабатывал. Или вот фантики – тоже приносили хороший доход, - Митя невинно улыбнулся, и волосы шевельнулись у меня на голове. Поставить невинные детские шалости в рамки бизнеса! Я всегда догадывался, что миллионеры жестоки.
- Первый серьёзный заработок я получил в 15 лет, работая валютным (у меня ёкнуло сердце) ночным сторожем. За ночь выходило 6 баксов. Этого было достаточно, чтобы доехать на такси до Макдоналдса и купить еды на пятерых. Оставалось ещё на марихуану и водку «Горбачёв». Более богатым я себя потом не чувствовал никогда.
- Милые у вас были увлечения…
- Да почему были? Я вот ещё по крышам любил ночью погулять.
- Деньги искали?
- Зачем деньги? Просто ночью на крыше весело.
Мгновенно перед моим внутренним взором встал образ Тома Сойера с пропеллером от Карлсона. Дикое зрелище.
ОГИ и прочие АПШУ
Судьба всякого миллионщика тяжела, его жизненный путь извилист и тернист. И Митя Борисов, прежде чем встать в стройные ряды отечественных богачей, долго мыкался. От ночного сторожа, скупавшего почти всю водку «Горбачёв» в Москве, он как-то плавно стал одним из продюсеров нескольких рок-групп, таких как «АукцЫон» и «Ленинград». И вот, когда денег стало уже вполне хватать на водку «Ельцин» и «Жириновский», к нему пришёл некто, назвавший себя Дефолтом, и забрал большую часть средств.
Недолго Митя и друзья рыдали и рвали друг другу волосы – было решено заниматься пусть, может, менее выгодным, зато более приятным делом – собираться у кого-нибудь на квартире. Жребий пал на Дмитрия Ицковича, директора Объединённого гуманитарного издательства (ОГИ), имевшего жилплощадь в центре Москвы. И всё шло хорошо: друзья регулярно приходили, выпивали, болтали о том, о сём. Только странно, откуда ни возьмись, скоро туда натащилась ещё уйма народу: поэты, художники, музыканты и налоговая полиция. Пока первые
Странную эпоху переживает русский театр. Вроде всё то же, искусство то есть, но уж и оно капитальцем попахивает. В угоду, значит, не музам, но публике. Это, может, и хорошо. А может, и не очень. Ведь музы уже старенькие, привыкли ко всему, на голове ходить не попросят, сидят – чай пьют. А для публики, прежде всего, что надо? Удивить её, разумеется, чтобы она рот свой не захлопывала во всё время. Ну, это-то, может, и полезно: весь организм как есть вентилируется, до самых мозгов. У некоторых даже завихрения там случаются, ну да это не к делу. Флагом же всего этого, что полощется на суровом ветру перемен, как всегда у нас – молодёжь. По крайней мере, не я это так думаю, а режиссёры РАМТ (Российский академический молодёжный театр), что на Театральной. «Вот ведь, думают, молодёжь нынче пошла с норовом, её этими донами карлосами не умаслишь. Да и вообще, в соседстве с такими титанами, мы просто шутами гороховыми выходим со своим Шиллером. Надо бы поскорее чего-нибудь великого, покуда Большой оперу по Сорокину не поставил». Пошарили они, и схватили первую попавшуюся классическую бороду. Достоевского, то есть. А что, и глубоко, и название броское – «Идиот». А то что сценарий зевательный какой-то, так это ж быстро и наладить можно…
Помнится, один режиссёр строго-настрого запрещал приводить в свой театр школьников, а уж целые классы тем более. Кому же приятно играть Шекспира, когда на втором балконе громко играют в ладушки (и это самое безобидное!). Но РАМТ бедных обиженных школьников с их ладушками всех собирает под свою помпезную сень. Но и тут надо постараться сделать так, чтобы милые ангельчики не очень брыкались в эти два часа, чтоб хотя бы штукатурку не отбили. А потому режиссёры идут на разные ухищрения в спектакле. Стоит ли удивляться, что порою самое наирассклассическое делается такою дрянью, что с души воротит. Всё для того, чтобы какой-нибудь 15-летний малыш отвлёкся от своего мобильника, и, озадаченно поковыривая в носу, приговаривал: «Мать честная!»
Билеты у меня на «Идиота» были почти у сцены, то есть, слава Богу, далёко от самой разнузданной ребятни, но, чёрт возьми, близко к спектаклю. Ибо это было не представление, а какое-то многоголовое, многочленное чудовище. Три часа ничем не санкционированного бреда, перебиваемого иногда цитатами из Фёдор Мыхалыча. Актёры, только сейчас прогуливавшиеся с умиротворёнными лицами по поскрипывающей сцене, вдруг начинали, дико хохоча, скакать и вертеться в разные стороны. Только что вы видели, как князь Мышкин с несколькими героями обсуждали глубокие философские вопросы, но тут вступала оживлённая музыка, мужчины становились в рядок; из-за кулис с гоготом вылетали недавние графини и княгини, кидались мужчинам на крепкие шеи, а те начинали их немилосердно мотать, будто готовили в космический полёт.
Или вот, сидят на скамеечке Рогожин с Настасьей Филипповной. У Рогожина рожа скосилась, причёска под панка, оно и понятно – страстью пышет. Да вдруг кому-то неясно? И режиссёры, спасибо, нашлись. Сидели герои на скамеечке, вдруг – бух – уже по земле катаются. Причём друг на друге. Нет, не как лошадка, а так эротично, со стоном, чтобы ребёнок в следующий раз сам в театр попросился. Прививают, значит, вкус.
Порадовал только князь Мышкин – он единственный не скакал. Зато, верно, в знак смирения, повесил руки плетьми и даже боялся пошевелить ими. Глазки такие мышкинские строил. Но и он в конце предал – тоже повалился и пополз на спине за сцену, как пиявка какая-то. Публика нервно поёрзывала, но вот занавес за извивающимся князем закрылся – аплодисменты, цветочки, зевки, плевки, свистки…
Спасибо этому рассаднику культуры за счастливое детство!
Бывает, люди порою плачут под влиянием какой-то одной, вдруг откудова-то взявшейся, налетевшей минуты. Человек, оставшись один, не принужденный играть для почтеннейшей публики свою глупую роль, вдруг весь будто бы останавливается. Зрачки его, прекратив елозить по орбитам, устремляются гораздо далее подёрнутых завесою сумрака стен и глаза, словно от пристального вглядыванья вдаль, исполняются мучительной слезою. Зачем, отчего так? Может ли сам он объяснить причину, для которой стоит он, оперевшись о дверной косяк, готовый во всякий момент разрыдаться, со вздрагиванием даже плеч своих, если бы не привычка гадкая, машинальная привычка играть… В том ли причина, что за крепостию стен, делающихся в неверном свете наступающего вечера столь сомнительно существующими, прозревает он вдруг свою непременную кончину? Но такая картина вызывает скорее омерзение, нежели жалостливые чувства. Тогда, верно, жаль ему своего детства, какой-то там беспорочной поры, когда бабочки, лошадки и проч., и проч. Но тут уж про детскую-то беспорочность я поспорю. Вряд ли стоит мешать её с бестолковостью и неосознанным самостоянием. Это я об обозримом детстве. Ведь святые ваши, детки то есть, что ко Христу без пропуска ходят, на поверку злые, жестокие создания. Доказательством тому миллионы фактов. Собравшись в одну кучу, пусть хоть в детском саду, они сразу избирают себе самого слабого и беззащитного. Что, скажете, конфетами кормить? Может и так, да только такими, чтобы, съев эту конфету, несчастный скорчился бы посильней, да выпучил глаза. Вот смеху-то! А хорошо ещё ему, покуда спит в тихий час, отвернуть одеяло и колоть иголкою ноги. То-то вскочит! Ну мало ли в детстве таких вот «беспорочных» забав да «святых» радостей.
Видно, читатель, несомненно по нынешней моде принявший на себя негласный сан психолога, заявит, что затем автор сего так злиться начал на детском пункте, что сам был тем, кто глаза пучил, да уколы от товарищей принимал. Именно, братец вы мой, соврали! Я ведь и был одним из тех, кто колол да смеялся весело и звонко. А теперь зато вижу, что дрянь, мерзость и дрянь сопутствуют человеку всю жизнь его. И, вернувшись к начальной мысли о слезах, скажу: не оттого человек вдруг плачет, что прошла эта самая мифическая инносенция, невинность бестолковая, а оттого, что видит – не нужно было бы и вовсе рождаться. Не по тому терзается, что потерял, а по тому скорбит, что нашёл.
Через несколько часов у меня экзамен по русской литературе XI-XXI веков, а я в своих штудиях не забрался дальше полифонии Достоевскаго. Предчувствие беды гложет тем сильней, чем якобы успокоительнее звучит голос однокурсника: "Да оставь это, все равно получишь отл". Ему явно будет приятнее, получи я уд. Уверен, от моего неуда его ликование потеряет свои границы. Впрочем, он и сам этого до конца не понимает, просто я уверен, что люди посланы в мир терзать друг дружку, завернувшись в драный плащ добродетели.
Но прочь тягостные думы! Я бы подготовился основательней, если б не обязанность пистать нижеследующую статью для одного далеко не литературного журнала. Вряд ли её напечатают, но неужели от странных особенностей вкуса одного редактора общественность потеряет такую ценность навек?! Не бывать сему! Итак, общественность, держи скорей. Да, вот ещё - эта вещь сделана вроде репортажа, да только закавыка в том, что я на этом событии не бывал. Вот, впрочем, маленькое, но важное замечание.
Настоящие мужчины делают это...
Известно ли вам, чем наша допотопная аристократия занимала свои свободные минуты? Дамы и господа, выражаясь просто, гоняли балду, кто как мог. Кто-то затягивал романсы у рояля или затевал игру в фанты, иные резались в преферанс, или, на худой конец, стреляли в дупелей. Немудрено в таком разнообразии «развлечений» захандрить, предаться чёрной меланхолии, сделавшись желчным и угрюмым типом. Зато простой народ знал прекрасное лекарство от любого стресса. Вот рецепт – взять чужое лицо (1 шт) и как следует набить. Бодрое настроение обеспечено!
Но со временем тучи над несчастной элитой сгустились. Несладко ей приходится в наши дни: заботы и волненья офисных будней обступили её плотным кольцом. Работа, словно чудовищный водоворот, затягивает людей без остатка. Тут уж хочешь - не хочешь, а стресс заработаешь. Тонкие шеи, сжимаемые беспощадными белыми воротничками, зачахли и беспомощно изогнулись, моля о пощаде. И избавление не заставило себя ждать. Оно явилось в виде книги Чака Поланика «Бойцовский клуб» и затем одноимённого фильма с Бредом Питом. В них офисные клерки, сгрудившись в каком-нибудь подвале, лупили друг дружку от души, а потом, радостно посверкивая фингалами, шли на службу. Так, по мнению авторов, мужчина вспоминал, что он не просто канцелярская принадлежность. Назло Голливуду
Создатели российского «Настоящего бойцовского клуба», вероятно, не лишены романтического духа мужских поединков, но скатиться до обыкновенного мачизма себе тоже не позволяют. Во-первых, шахматный зал «Крокус Сити Молла», где прошла третья серия боёв этого клуба, мало напоминает освещаемый единственной лампочкой убогий подвал, наполненный первозданным ароматом мужских тел. Да и, во-вторых, сами тела, собравшиеся на третью серию боёв, не красуются драными майками и волосатыми грудями. Зрители не отличаются ни в одежде, ни в поведении излишней экстравагантностью, а участники внешне вообще как две капли воды похожи на профессиональных боксёров. Да и, чтобы подняться на ринг в сопровождении прелестных девиц, недостаточно желания и белого воротничка – в качестве членского взноса придётся выложить $1500, что не под силу какому-нибудь завалящему клерку.
За ходом поединка приготовились следить профессионалы: рефери и настоящие боксёрские судьи. Верно, попади сам Поланик в зал, он бы вырвал себе с досады все волосы, если они у него ещё остались. Ведь, будто назло его подвальным рыцарям, собравшиеся развлекались фуршетом со спиртным, а лукавые букмекеры принимали ставки на тотализаторе. Зубодробилка
Но вот ведущий, как водится, оглушительно объявил начало первого боя. Ударил гонг – и на ринг выскочили две фигуры: Денис Аксёнов, директор по развитию бизнеса в развевающихся красных трусах, и Денис Лебедев, ведущий стоматолог одной из клиник – в синих. Тёзки беспощадно набросились друг на друга. Стоматолог, пригнув голову и, тем самым, защитив самое драгоценное – зубы – пошёл на противника, осыпаемый далеко не цветами. Ведь не зря говорят, что самое трудное в боксе – собирать боксёрской перчаткой зубы с пола. Директор по развитию обрушил на несчастного всю артиллерию своих кулаков, и действовал, надо заметить, весьма технично. Вихрь яростных стоматологических атак приносил мало пользы, ведь Денис Лебедев познакомился с боксом на практике лишь пять месяцев назад, против двух с половиной лет, которые Денис Аксёнов посвятил этому спорту. И посвятил, видно, не зря, так как по окончании второго раунда решением судей именно его разящая рука взмыла вверх.
Бой в весовой категории до 70-ти килограммов окончился, и внимание зрителей, запивавших и заедавших спортивные страсти ресторанной снедью, было на время перерыва приковано к показу мужской моды. Надо сказать, что и модели были, видимо, возбуждены прошедшим поединком, поэтому порою их дефиле превращалось в лёгкий спарринг. Прямо в глаз
Во втором бою встретились 39-летний зам. ген. директора нефтяной компании Дмитрий Ивин и юный
"Горизонты южные", никому не нужные...25-12-2004 00:46
Тут, господа, собственно, даже нечего комментировать. Просто я отправил в адрес редакции одной из районных газет славнейшего городка Москвы письмо. Оно объяснит всё - читайте.
"Драгоценная редакция!
Спешу выразить вам сердечную благодарность за оказанную мне газетой услугу, о которой, надо полагать, вы и не подозреваете. Впрочем, объясню. Я – студент факультета журналистики, сдающий в этом месяце зачётную сессию. И сегодня мне посчастливилось сдать предмет, название коего «Стилистика и литературное редактирование».
Ещё в начале семестра преподавательница объявила, что для сдачи зачёта необходимо в периодической печати найти 30 стилистических ошибок. Собственно, из разбора этой работы зачёт и состоял. Думаю, любой, кто вспомнит годы своего студенчества, поймёт, почему я приступил к поиску лишь за два дня до зачёта. Приобрёл, как мне показалось, подходящие газеты: «Жизнь», «Мегаполис-экспресс» и проч., которые в нормальном состоянии не купил бы никогда. Но оказалось, что в этих изданиях нет или почти нет (!) ошибок! Печаль моя не знала пределов, я уже начал прощаться с головой, когда на глаза мне попался свежий 48-й номер вашей архичудесной газеты.
О, спасительные «Южные горизонты»! Беглый просмотр всего одного номера – и дело сделано. На зачёте мы с преподавательницей давились от смеха. Наконец, она спросила: «А что это за газета?» «”Южные горизонты”!» - не без доли фатовства ответил я. «О, студенты мне часто её приносят», - таков был ответ.
Думаю, господа, что, если вы желаете, чтобы ваша газета перестала быть плохой пародией на печатное слово, следует собрать редактора и корректора в пучок и отправить их на поиски новых заработков.
И, конечно, чтобы не быть голословным, прилагаю тут же свою работу. Подумать только – один номер – и нет проблем! Спасибо!"
Признаться, я ни питаю иллюзий по поводу этой эпистолы. Вряд ли обрадованный редактор захочет её напечатать, а сам, сообразив, что является жертвой им приобретённого слабоумия, отправится на покой. Поэтому публикую тут же и работу, что следует ниже.
Работа по стилистике
Выполнил студент IV курса 1 группы Fulminatrix
1. «Новоиспечённым гражданам России были также вручены цветы и памятные подарки». Неверное словоупотребление, так как речь идёт не о младенцах, а о 14-летних подростках, получивших паспорта.
2. «По пути в раздевалку, надев папаху и накинув на плечи кавказскую бурку, мэр сказал журналистам, что ничейный итог закономерен: депутаты не должны выигрывать у своих многонациональных избирателей». Лексическая несочетаемость.
3. «В районе Лебедянской улицы, дом 45 был сквер, где играли дети, а жители выгуливали собак. Сейчас на этом месте вырос забор». Забор обычно вырастает вокруг какого-то места.
4. «Падение культуры в обществе, отсутствие саморегулирующих механизмов в бизнес-структурах привели к резкому увеличению смертельных отравлений поддельной водкой». Во-первых, падение уровня культуры. Во-вторых, слово «саморегулирующих» без частицы –ся вообще немыслимо, хоть и напечатано. И вообще, культура и поддельная водка, конечно, как-то связаны, но вряд ли столь тесно.
5. «В результате в окна пожилому, тяжелобольному человеку бил яркий свет и дул отработанный воздух». Дуть умеет лишь ветер.
6. «Не возымели результата и просьбы инвалида не перекрывать грузовыми автомобилями фирмы подъезд к его «ракушке». И это, несмотря на то, что автомобиль, полученный от государства, единственное для него средство передвижения. Неоднократные обращения в адрес администрации магазина имели обратное действие». Ужасно неумелое обращение с фразеологизмами. Можно подумать, что инвалид просил «не перекрывать», а они после этого нарочно стали нарочно перекрывать.
7. «Но на окружном первенстве мы увидели немало ледовых «золушек», влюблённых в этот вид спорта, талантливых и трудолюбивых, которые уже в ближайшем будущем могут превратиться в очаровательных «принцесс» и «принцев»». Золушка, кажется, была одета в лохмотья, немыта, небрита и имела мачеху вместо матери. И вот это чучело на льду. А, кроме того, страшно вообразить превращение «золушки» в «принца». Неудачное использование эмоционально-оценочной окраски.
8. «Отдел молодёжной политики управы, созданный более двух лет назад, не упускает из виду разношёрстный районный молодняк: школьников, студентов, дворовых ребят, допризывников…» Молодняк, да ещё разношёрстный, водится у скота. А «дворовой» может быть только какая-нибудь девка Парашка.
9. «Каждая декабрьская оперативка в префектуре неминуемо обречена на подведение итогов в той или иной сфере деятельности». Обречённость уже подразумевает неминуемость. А кроме того, что-то в высшей степени негативное, даже гибельное. Неужели простое подведение итогов так ужасно?
10. «В большинстве случаев новые магазины не ограничатся только продажей продуктов – в их функции будут входить оказание парикмахерских, аптечных, ремонтных и прочих услуг
Что же может быть проще: не писать несколько месяцев кряду, а потом, торжественно назвав себя же свиньёю, принести клятву в регулярном обновленьи дневника? Однако мне не остаётся ничего другого. Ergo, я, свиньин детёныш, торжественно обещаю пополнять сие прибежище красноречия минимум два раза в месяц плодами, имеющими вероятность вырасти в неплодородной почве собственной головы и проч, и проч. Вы полагаете, что предыдущее предложение чересчур длинно и путано? Займите как-нибудь свой досуг Марселем Прустом, и вам откроется, что и Лев Толстой, в сравненьи с ним, настоящий лаконик и сухарь.
Отрадно видеть, что, невзирая на столь бессовестное моё отсутствие, не только многие приятнейшие мои читатели не разбрелись кто куда, но даже появились некоторые новые, что удивляет меня всемерно. Вначале я лишь пожимал плечами: «На кой чёрт я им сдался?» Теперь же мне остаётся в польщённом недоумении развести отвыкшими от клавиатуры руками и радостно протрубить восставленье почти уж бездыханного дневника – талифа куми!
Теперь, думается, надобно возжечь светильник памяти, дабы осветить тьму, в которую я был погружен столько времени. Извольте ж, вот мои основные занятья за этот срок:
1. абсолютноничегонеделанье, сочетающееся странным образом с задопочёсыванием и носокопанием;
2. в редких промежутках – симуляция учёбы в вузе;
3. жуткое увлечение Тарковским и, в довершенье,
4. музицирование.
Полагаю, что скрупулёзнейшего исследования достойны все эти пункты, но теперь мы поговорим лишь о последнем из них, ибо пункт этот стал для меня же самого восхитительной новостью. Человек, в свои двадцать с лишком лет ни разу не посетивший музыкальной школы, имеющий такое же отношение к музыке, как телевиденье к искусству, вдруг берёт уроки игры на флейте. Тут два вопроса: нормально ли это, и не слишком ли обиделись ревнители телевизора на моё сравнение? Вторую часть я предоставляю любезнейшим читателям, а вот на первую отвечу сам и положительно. Преподаватель, поражённый моими успехами, валится со стула, а родители изнемогают от наслажденья, упиваясь звуками мажорных гамм. Мой рыжий кот, доселе всегда предпочитавший яви мир Морфея, во время обращения покорным вашим слугою доминантсептаккорда, громко обращается к кошачьим богам, истошно призывая на мою голову все язвы человечества. Попугай, раз навсегда напуганный си-бемолем третьей октавы, сидит с разинутой челюстью и жалобно стонет. Великая сила музыки действует неотвратимо! Странно, что до сих пор не явились соседи с изъявлениями горячей признательности и цветами за пазухой.
Поистине, взяв в руки флейту, я уже не принадлежу бренному миру времени, но воспаряю во области заочны. Звуки её, от рыхлых и мягких, до стальных, похожих на тонкие иглы, рождают в мозгу моём образы совершенной гармонии. Ах, зачем я пошёл в журналистику? Но душу в солдаты не забреешь, и я встану на уготованный путь. Если не надоест…
Собственно, это ещё не всё, но на этот раз достаточно. Если вы долго не ели, нельзя безудержно набрасываться на еду, следует принимать её в мизерных количествах, иначе вас настигнет заворот кишок. И, чтобы этого не случилось, давайте поскорее попрощаемся, а то у меня уже стало что-то заворачиваться…
Статейка эта, написанная около года тому, несмотря на лёгкий и местами даже дурашливый её тон, вполне полно отражает мой взгляд на спорт.
В здоровом теле есть ли дух?
Меня попросили написать статью о том, почему же я не люблю спорт. Однако мнение моё по этому вопросу узнать позабыли. А между тем, найдётся ли среди ваших родных и знакомых человек, превозносящий спорт более моего?! Сможете вы найти кого-то, кто бы столь ревностно относился к этой важнейшей сфере человеческой деятельности? Пожалуй, ваши поиски окажутся напрасными, ибо я объявляю спорт – превыше и прекраснее всего, существующего на Земле! Берусь доказать вам это.
Давайте посмотрим, откуда же у спорта растут его мускулистые ноги. Как ни странно, из седой, морщинистой древности. Ещё на заре истории, когда человечество пребывало в детской и наивной гармонии с собою и миром – уже тогда спорт находился на самом почётном месте. Особые знатоки старины могут подтвердить, что древние мыслители считали его неотъемлемой частью философии. Впрочем, довольно трудно припомнить что-нибудь, что бы они не считали неотъемлемой её частью. Повторю, то были блаженные дни детства человека, когда он искал, куда бы ему выплеснуть переполняющую его энергию. Вот и плескал направо и налево. Думаю даже, что не спорт был философией, но философия своеобразным спортом. Виднейшие титаны мысли со всей округи радостно сбегались на различные олимпиады и спартакиады. Короче, золотое время.
Итак, период древности прошёл. По Дарвину, за это время у человека отвалился хвост, выскочила шерсть и мозги закрутились в извилины ещё основательнее. Пропал ли спорт? Отнюдь, эта штука прилипла к нам довольно крепко и злые языки поговаривают, что это своеобразный рудимент или, если угодно, атавизм. Но человечество упорно не желает от него отделаться. Мало этого, взлелеяло и всхолило его до размеров удивительных! Достигло, то есть, превосходных результатов. Видали вы профессиональных спортсменов? Пловчихи, в 19 лет не лишённые сходства с чемоданом, культуристы, напоминающие презерватив, набитый орехами, боксёры, чарующие редкозубой улыбкой и элегантно свёрнутым набок носом. Не красота – красотища!!
Это только то, что касается физической стороны вопроса. Всё же есть ещё и ловкие гимнастки, и грациозные атлеты. Но угадайте, какое же непревзойдённое качество спортсмена давно вошло в поговорку? Действительно, ум. «А ты прекрасна без извилин!» - эти замечательные строки, вероятно, можно адресовать физкультуре. «Качают мышцы, откачивая от мозгов», - говорит злой язык Жванецкого. Ехидный писака не понимает, что мозг человеку спортивному, в принципе, ни к чему, а голова нужна для того, чтобы держались глаза. Чтобы бежать, плыть, скакать, лететь, быстрее, выше, сильнее!!! А-а-а-а!! Простите, что-то я разошёлся.
Кстати, а что за приятный народец эти спортивные фанаты! Ни в одной другой сфере деятельности человека нет такого количества этих людей, занимающихся всем бестолковым, что только можно вообразить: орущих, гикающих, скачущих, тузящих друг дружку, ломающих, разрывающих и проч. Да, именно на примере этих людей мы видим, куда приводит «физическое воспитание». Уровень нравственности этих воспитанников чуть выше, чем у хламидомонад. Да и правда, чему учит нас спорт? Что бы ни говорил Пьер де Кубертен про то, что «главное – не победа, а участие», всё же именно победить, обогнать, обставить соперника желает спортсмен. Какие чудесные всходы производит нам эта благодатная почва – физкультура! Образцы терпимости, уважения слабого, чуткости к ближнему! Стоит ли вспоминать погромы, устраиваемые вскормленной спортом молодёжи, моральный облик самих спортсменов, навроде Майка Тайсона и т.д.?
Надеюсь, после всего сказанного выше, вы понимаете, насколько спорт нужен человеку, до чего же он неужасен, небезобразен и неотвратителен. Воистину, как сказал Ювенал, «в здоровом теле – здоровый дух». Однако следует помнить, что в слишком здоровом теле помещается слишком мало духа.
Дражайшие господа!
Вся нелёгкая жизнь наша, с каким бы оттенком иронии это ни звучало, есть бесконечный долг наш пред всеми. Даже, как писал нетленный Достоевский, пред птицами небесными. Что уж говорить о более основательных материях. Я подразумеваю наших близких и друзей. Вот и теперь, публикуя тут эту статью, я выполняю долг дружбы, самый, пожалуй, священный и, надо признаться, во многом приятный.
Суть в том, что мой драгоценный Hiawatha (как он сам пожелал себя назвать, храня инкогнито) за два дня предыдущей недели прочёл все три книги "Властелина колец". Произведение присноуважаемого Профессора столь вдохновило его, что он решился макнуть перо в вечность и попросил вашего покорнейшего слугу представить результаты сего макания на суровый суд общества. Что ж, пусть воздастся ему по справедливости, а я умываю руки. Итак:
Всё - конец. Закончился двухдневный марш-бросок - он же "мозговой штурм" - безумно быстрое прочтение "самой культовой книги XX века" - 1097 страниц приблизительно за 17 часов. И что же?
А вот что:
1. Какое все-таки счастье, что довелось мне прочитать это за неделю до 20-го своего дня рожденья! Кто знает, каким бы я был ныне, попадись мне сия книжка/книжища лет 10 назад (или решись я её прочитать). Воистину, огромно влияние такой литературы на неокрепшую детскую психику.
Дети, а часто и взрослые, читают "The Lord of the Rings" как приключенческий роман, как сказку, что, как мне кажется, в корне неправильно.
Хотя можно ли иначе? Воображаю себе подростка (особенно современного и небогатого), выходящего впервые во взрослый мир со всеми его несправедливостями, весьма неприятными, которому вдруг предлагают чудесный мир, невероятно далекий от современной ему действительности. Как же можно сделать иной выбор, чем Средиземье? Как же можно не думать о нём, как же не пытаться построить его - в своём ли воображении, или в таинственном (особенно поначалу) Царицынском парке?!. Пусть меч твой из текстолита, а щит из фанеры - ты воин или смелый Фродо, или, быть может, сам Арагорн!
2. Да, действительно, в каждой сильной книге несколько слоев, пластов или чего-то ещё в этом духе. "The Lord of the Rings" есть книга безусловно сильная - не "самая-самая", может даже и не "самая" (да не прочтут эти строки разнообразные "эльфы", "роханцы" etc) - просто сильная.
Да, есть и в ней и очередной "большой привет товарищу Беньяну" ("Pilgrim's Progress") - тема пути, испытания; и нечто почти библейское - о человеке и его ноше; и о дружбе тоже есть (разнообразно является извечное "вместе вас не переломить"), но, по-моему, всё это не главное.
3. А главное…
Ну что ж, займемся неблагодарным делом - толкованием!
Во-первых, конечно, Вторая Мировая война - и никуда от этого не деться. Все, что происходит, в Средиземье - это проекция общемировых событий на плоскость авторского сознания и на выдуманный им мир. Битва за "свет разума" против "фашизма из Мордора" необходима, потому что dolce far niente грозит обернуться гибелью мира "ваще" - т. е. порабощением Европы. Автор предвидит при этом (вот прозорливец!) неизбежный - естественный - конец старого - довоенного (вернее, "междувоенного") - мира со всеми его достоинствами и недостатками. Он предвидит также, что поколение победителей-полубогов рано или поздно сойдёт, и человек - обычный, маленький - останется один на один с новым, заметно измельчавшим миром, где не осталось более больших и сильных империй, но народились новые страны - тени предыдущих. Но и это не главное - для меня.
4. По-моему (можете не соглашаться) - эта книга о неизбежном, неотвратимом прощании с детством, которое, опять-таки, необходимо, но уже гораздо более неприятно и горько, чем новый, послевоенный, мир.
И действительно, что же это, если не мир детства? Всё оттуда - огромные деревья и горы, большие люди, умные, могучие эльфы, волшебники, бескрайние леса, говорящие деревья и животные и… и…
Все должно уйти, "следуя за Солнцем" на Запад, - большие деревья умирают, говорящие - замолкают, уходят волшебники и эльфы, старые друзья, пустеют волшебные леса - окружающее пространство терят свою сказочную душу - остаются лишь люди, просто люди: мир взрослых, вернее, мир по мере взросления теряет своё волшебство и зависит теперь исключительно от тебя самого - от твоих поступков, от твоей мудрости.
Нет более ни мага, ни доброй эльфийской царицы, которые наверняка подсказали бы, помогли бы… Так рано или поздно уходят родители, не могущие больше помочь советом, подсказать что-то в трудной ситуации или просто пожалеть. Человек остается один на один с миром себе подобных.
Это может быть сколь угодно горько, но неизбежно. К этому автор готовит читателя чуть ли не с первых строк. Какое счастья, что будущие "эльфы" и прочие юные господа и дамы с текстолитом этого, как правило, не понимают.
5. Одним лишь успокаивает и поддерживает Толкиен: зло обязательно будет наказано, а добро восторжествует - вместо
Мать всех пороков явно выделяет меня из сонма своих воспитанников. Я её несомненный любимчик. Однако эта добрая женщина не понимает, что своими заботами только губит чадо, для которого молоко из её щедрой груди хуже желчи. Но никто не посмеет назвать меня неблагодарным отпрыском: смирением и полнейшим послушанием воздаю я госпоже Лени за её непрестанную опеку. Особенно же в тех случаях, когда она, дабы сделать мне приятное и утихомирить бунтующую мою совесть, рядится в медленно колыхающиеся одежды созерцания.
Особенно сильно мои сыновние чувства проявляются во время бед народных – сессий. Порою всё же какая-то мизерная частичка меня, ещё не отравленная пагубным ничегонеделаньем, вопиет к Судии. Тогда, устрашённый внутренним сиянием, освещающим всю мою темноту, кидаюсь я к учебникам. Но вот не пробило и двух склянок – а уж мысли мои, словно ветреные девицы, несутся куда-то вдаль, прочь от ненавистного жёлтого старика учебника, бессильно шелестящего иссохшими страницами. А за мыслями устремляются и глаза, - и вот уже сам я забыл и думать о какой-нибудь «методике Лири».
Знаете, я бы написал чего-нибудь ещё. И даже много всего. Только вот… лень.
Эх, давненько не брал я в руки шашек. Разумеется, я говорю о записях в дневник. Порою, знаете, бывает, воспаришь и плюёшь сверху на всякую материальность, тем более на писание. Мечтатели – люди пропащие. Вот и Гюго со мною никак не может не согласиться: «Мышление – работа ума, мечтательность – его сладострастие. Заменить мысль мечтой – значит принять яд за пищу». Стало быть, траванулся малость. Однако не беда, поплюю на свои мозолистые руки, наточу орало – и снова на пашню, рыхлить грубую материю.
Нынче произошло со мною происшествие ничтожнейшее, оставившее, тем не менее, след в сознании. Дело в следующем. Мне как студенту полагалось сегодня прибыть на две пары информатики. Радивость моя не ведает границ, - и я изволил быть. Правда, лишь на последней паре, да и то с опозданием. Но что за мелочь – 2 часа – с точки зрения вечности?! Подумаешь, человек предпочёл провести немного больше времени в мягких объятиях Морфея, чем сидеть в обществе адских машин под надзором страшных женщин. Но, на беду мою, когда я вошёл, в кабинете, помимо преподавательницы, сидел какой-то маленький серый человечек. Именно такие в сказках оказываются самыми вредными волшебники, а в жизни – деканами. Он поднял на меня ледяной взгляд и, как чревовещатель, почти не двигая тонкими губами, произнёс: «Объяснительную мне после занятия».
Ваш покорный слуга – человек из того самого десятка, который принято называть робким. Меня пугают не только люди, но даже дятлы в лесу. Однако всё, что имеет на себе административный налёт – мне ненавистно до кончиков ногтей! А посмотреть на лицо нашего драгоценного декана, и можно подумать, что в его кабинете на столике стоит баночка со специальной «административной» пудрой, которую он толстым слоем накладывает на физиономию. Ненависть куда сильнее робости, а потому «объяснительная» была составлена моментально. В ней говорилось, что студент такой-то «повинен в преступном пропуске одного из занятий и опоздании на второе вследствие крепкого и здорового сна». Он, студент, понимает, дескать «всю глубину, непростительность и недостойность своего поведения высокого звания человека и студента» такого-то университета. Просит «высочайшею милостию простить» и «грехи оставить». Не знаю, что удержало меня от приписки в конце «целую, обнимаю».
И вот вся эта белиберда после пары доставлена была мною прямиком в кабинет к г-ну декану. Взгляд, который этот сатрап кинул на меня, прихватил морозом грудь, а волосы на голове заставил чуть заметно двигаться. Казалось, он вот-вот скажет: «Ближе, бандерлоги». Но он хранил потустороннее молчание. Всё же, приблизившись и подавая «объяснительную», я понял, как она глупа, а вместе с нею, пожалуй, и я. Декан, блюдя анахоретское безмолвие, стал читать. Помолчал. Затем отверз уста и, глядя на меня в упор словно нарисованными на каменном лице глазами, сказал: «Ваша записка вызывает улыбку». Голос его напоминал шелест пожухлой кладбищенской травы. Я сглотнул, пожалуй, чересчур громко.
Проворным движением декан выхватил из стоявшего рядом шкафа журнал, медленно развернул его и, неторопливо перевёртывая страницы, стал загибать пальцы. При этом он произнёс фразу, отдающую угрозой гильотины: «Посмотрим, молодой человек, много ли у вас причин для юмора…» Посмотрели. Оказалось достаточно. Итого: 36 часов пропуска занятий. Сделав это заключение, чиновник поднял голову и – о Боже! – улыбнулся. Если бы паук мог улыбаться, он не сделал бы этого противнее. «А теперь, дорогой поэт, ступайте. И впредь… вы поняли?», - эти последние слова произнесены были с сладострастием хищника, ожидающего жертву пожирнее. Я вышел, ощущая себя всего лишь хитиновым покровом дохлой мухи. Какова мерзость!
В среду моя знакомая, взвалившая на свои хрупкие плечи педагогический крест, пригласила меня вместе со своим классом на экскурсию в музей изобразительных искусств им. Пушкина. Я согласился, не столько из желания уже в который раз узреть гипсовые слепки с произведений великих мастеров, сколько с целью полюбоваться следующим зрелищем: 20-летняя студентка, изображающая взрослую в окружении шестиклассников. Для пущей педагогичности знакомая моя снабдила свою несчастную голову какою-то совершенно неподражаемой, именно «учительскою», береткой с черенком, вооружившись кипой тетрадок с разными «Как я правёл лето», «Маё любимае жувотное» и прочей мамамыларамой. Однако это облачение нисколько не спасало её. Дети бегали кругами, кривлялись и плевали на укоры «Анастасии Дмитриевны».
Наконец, пришли. Перед цветами жизни, перед этими чистыми листами на ножках предстала экскурсоводша, призванная начертать на них золотые письмена искусства. Однако вид этого живого пера внушал серьёзные опасения. Лицом не лишённая сходства с бабой Ягою, экскурсоводша имела ноги, повторявшие плавные изгибы колеса, редкие волосы, паклей свисавшие на видавший творение мира свитер, начинавшийся от шеи, имевшей несовместимую с жизнью кривизну, и кончавшийся где-то под каблуками. Вероятно, держали её именно за необычайный контраст облика с прекрасными произведениями. Несомненно, зная об этом, музейная дама решила отыграться на ком-то более безобразном и безответном. Поэтому вначале она представила почтеннейшей публике свою некоторым образом коллегу – мумию. Покуда одна мирно лежала, ожидая воскрешения, а другая рассказывала, ничего, по-видимому, не ожидая, дети рассеянно слушали и внимательно ковыряли в носах. Наконец одна из коллег спросила: «Вам, конечно, известно, сколько времени бальзамировали мумию?» Получив отрицательный ответ, она возмутилась до крайности: «Как? Вы, может, и Гомера не читали? И о Шлимане не слыхали?!» Дети от подобных вопросов стали преисполняться ненависти, но отнюдь не к своему невежеству. Дойдя до греческого зала, наша путеводительница воздела руки к Афине Деве и возопила: «О боги Эллады! Передо мною класс коррекции!» Однако, прочтя в детских глазах свою судьбу и скорбный её конец, новоявленная весталка поспешила удалиться. Чудовищный свитер её на бегу вздувался невообразимыми пузырями.
Так невежество победило просвещение и довольно замычало!
Я подавлен. Нет, больше того, раздавлен! Только что показали фильм про Рембо и (нет, не Шварцнеггера) Верлена. Из всех, кого я знаю, мои переживания сможет понять разве что подушка, насквозь пропитавшаяся слезами. Подумайте, как ужасно постоянное борение жизни с любовью!
Я ненавижу жизнь – она отнимает любовь!
Я ненавижу любовь – она лишает жизни!