тихо пишешь свои стихи
ни к кому
ни слезой не трогаешь
ни сверяешь размер аршин
с тогой славы чужих историй
так под окнами воет сныть
голых веток и белой шали
неуживчивый мой медведь
из твоих золотых изначалий
медь растаяла
сталь ушла
алюминий рассыпан в бездне
молчаливое иншалла
вот и все что осталось от песни
одувана в чужих снегах

в праздниках таинственно и скучно
что в присловии
желаю чтобы все
сломан дверью неудачник ключник
и живой и грязный сыплет снег
проводник по медленным смертям
взявший в плен то прошлое то слово
иногда на сон сменив таран
безысходности
меня отыщет снова
проведет по лабиринту дрем
выбросит на дно седых иллюзий
под молчание из вспышки
повезло
что уже не люди
тот дворец что не сгорел весной
выпав бликами на очень черном море
станет неделимостью предела
где останемся
как времени прострелы
на картинах ненаписанных поэм
дольше чем бредешь
и понимаешь
пауз тишина дороже и
глубже рваных тропов из отчаяний
год двадцатый
оставайся
не спеши

мои движенья невзрачны
слова и мысли неказисты
что может станцевать на сцене
дрожжами сдобренный пингвин
метель играет со стеклом
поземка с медленным асфальтом
а я в тебя холодным днем
играю ночью старой калькой
могу не есть но манит цветом
земельным горький шоколад
поэтом не случилось стать
да и гражданство под запретом
метелки крыльев заросли
болотцем цифры и инерций
пингвин манишкой дорожит
держи стекляшек злое сердце
[525x700]

елку положу на правый бок
лягу рядом будем горевать
для кого то праздник новый год
но не для меня
не для тебя
мишурой присыпанный парик
вата бороды от 200 вт
а внутри то голубей курлык
то иглы адмиралтейский ад
и вполне мой путь исповедим
грязь признаний и дорог болота
кочки или шапки невидимки
снова унесенные ворота
обниму колючую хвою
сруб поглажу кольца посчитаю
по французски тихое люблю
прошепчу и где то снег растает
[700x525]

от пеленок до пленок лет десять осознанных снов
мир кино по советски пытался коснуться души
все что в жизнь и работу обыденных дней не входило
полоскало живой желатин и надежды сушило
телевизор волшебной юдолью пандоры
навевал сладкий вымысел в сказках и звуках
рамы старые где то невидимо сгнили
пушки цвета и ныне в ошибочных классах фонят
код программный неволя до зебры шальных переходов
гону уоттерса вторя из старых гастролей столичных
а они словно водка на праздник оставлю их словом искриться
в горизонте на ножках жирафьих из детства дорог
под газ троллей неоновый из золотистых гробов

серой плесенью затянутое небо
то ли след химтрейла то ли свет
эбонитовая рама монитора
и с оконных щелей ветер
дует тихим прошлым повторяясь
занавески подоконник трут
и тепло как будто извиняясь
что не цезарь а привычный брут
тащится по полу как поземка
битого дорогами стекла
не аквариум с листовой пустая емкость
средоточит сны чужого зла
токи клавиш на клавиатуре
черно белым провожая тишь
мечут слов семантику текстуры
на ковре сжимая в мора мышь
ту что из горы пробилась шкуркой
шлангами брандспойта и воды
кофе убежало мыслью турки
под вопрос безумный
чей же рим


шапоклячье


какой то чудак сову закатал в глобус
озера глаза из перьев сахары сыпь
и лопасть хвоста вулкан а над ним аэробус
парит и взирает на чудище снов тоски
сова пробуравила рот
оптом гейзеров фильтры выдав
camel взяла и втянув натяжной потолок
расплавленных спутников сплюнула
старую гильзу
и что то черкнула пацификом лапы в блог
ей детство кошмарил коварный зеленый гена
что солнце однажды на завтрак с утра проглотил
гонял его красную сопкую мякоть по венам
то киндзмараули то серой халвой мерил
навязанной си единым квадратным метром
теперь они вместе в кротовой дыре созвездий
звезда и планета в косматой и злой глуши
на ужин опять смесь икры а в уме котлеты
сливают бачки остатки пустой земли

кто помогает людям тот тратит силы зря
живут в горбах верблюжьих закаты и заря





[646x700]

блины тарелок на шербете крыш
кусок луны поймав на радиоголовки
скучая ждут поветрия сигнала
каких нибудь картинок детства
из рамы пушек телевизоров
худого солнца фаервол
небесный подгулявший фраер
иллюзии далеким светом травит
заправив прошлого штаны
в дырявую футболку дня
блинами фотографий из муки
и травмы дола
когда то подаЮщей сны
засохшей повилики на решетке
забора
серпянка рабицы проржавела
и черенок в земельный холм
отправленной лопаты
наискосок как луч луны
приклеенный морозом
напоминает древние парады
где на флагштоке памяти
в нарядах свидетели военного итога
который год от года
правит течением забытой леты
в головах
так и поэты помнят но едва
о назначении слова
мимо игр в предметы
строку за ссылку не приняв

ящерки косого дождя
на каменном стекле
оставляют прошлого хвосты
а теперь у окон прайд зимы
облетели старые облатки
зазеркалий
снег земля подъела
щерится асфальт следы ломая
на коротенькое до
и обратимость после
засвистел титан увидев постриг
утреннего приведения себя
в иллюзорный бритости порядок
день прошел с задоринкой с сучками
наступив на раны свежий шов
все кто отдалились будут снами
петь или беречь певицу
снова у диджея слов не хватит
чтобы сумму нот перевести
пес улегся в холодке кровати
наблюдает
как камлаю стих
о тебе
или о рати
зайцев времени что постят за двоих

промерзший город собирать
на цепочку пустых шагов
сложно
пару часов готовишься
на выход
словно в космос
пустышка тела
у мешающих движенью ног
картинки улиц
ссыпанные мелом
холодным молом
чековый итог
на ленте белой с датами
покупки
сгорели губки
кассовых горячих орденов

литературных сайтов дым
колбасные цека
стихами прозой наполнитель
докторской и ливера
а оболочкой
оценки с плясками
святого вита
подобие рецензий
больше фита
чужого масла ветренного эго
на медленной разделке слов и мыслей
литература
слишком обмелела
чтобы остаться жизнью

в морозном утре
звон хрустальных стекол
и где то исполнитель тихих строк
опять не спит
пытаясь из жесткости
сваять романс
брусчаткой сбитых плит

в морозы думается лучше
не сбылось
не срослось
на старой черной водолазке
мерчем гуччи
осталась осень
и злость
пускай в дороге бинт поземки вьется
слепое солнце выжигает снег
да было
было больно
не вернется
из прошлого наивный имярек
долги вернулись
да по темечку лопатой
ненужность
тихие дары
свободы от того чтоб быть понятным
чуть глубже чем подсолнечной лузги
венеры подгорающие пятна
тебе хранитель сейфа выход сердца от водилы
последний ужин и слова не нужен
тебе икона простынями мятыми
растопленное масло в луже
серебрянки
подачек обрисованных тоской
тебе далекий мальчик
день валентина по косой
тебе второй
откатом отказ апгрейдов
вижу как тогда
на старой печке
симка и года
вернувшие погод прогнозы
навсегда обраткой
[393x700]

тобой увиденное солнце
никто увидит
заметишь где ворует слово ошметки жизни
в подтеках жира на плите
на сером напылении окна
в залапанности ушка старой кружки
на крышке снов заварника
и сколах блюдца
все приберешь
слегка преобразив
холодных абразивов след
глаза закроешь
солнца нет
а значит и земли

The moon has nothing to be sad about
Sylvia Plath
1963

Ремонта запах и вокзал

Не вечер

Если бы ты знал…

Аллеи лени
И осенние костры
Воспоминаний ухающих сов
И чайки губ случайно

Обожжены

Курком окурка

Прожиг пустоты
Бессмысленной
Как мёртвые цветы
Брачующие полости из ваз

Я вас
Просила научить молиться
Под крики птиц
Раздевшимся ветвям

Я вам
Прощала не прощаясь
И вы смеялись

По утрам
Чеканность глупости
Выскрёбывая в шаг

Та совершенная
Которая ушла
[700x700]

голубые огни на нетронутых ветром болотах
спят на кочках
полшага и ты в глубине
думать снова о прошлом забытыми точками
оживляя холодные стеллы на глупой войне
мне не хочется
в доме мрак от известия кран поперхнулся
темной тиной затянуты рамы зеркал
глухари не токуют
а имя от отчества
так и хочет слинять буквы ветра
вжимая в астрал
у батонов братва с новой силой вращает спирали
то волчки то волчата рождаются в этом дыму
паравозный гудок смажет тонкие рельсы печалью
измеряя дорогу рулеткой а мысли патроном
ильича
до оставшихся в прошлом к закрытому небу
шагов

на дрезине потока пишется как по маслу
только это чужое
пустое
не то

[525x700]

так хочется смотреть на старый снег
обрезанный до наста злобным солнцем
слова кормить не падалью теней
не рифмой ожидаемой с колодца
а тишиной свернувшейся в клубок
седой луны на ветренном окне

не трогает уже ни звук ни цвет
смотрю как время тихо дышит
две косточки от виши на столе
свечами съеденного торта
горят осенней горечью во мне
латунью воска контрафактных шпрот
так молоко внутри перегорает
когда ребенок внутренний погиб





веером камней трещит грунтовка
степь впускает в тело
у норы сусличьей
воды поток
сноровка
и добыча
зверских причиндалов
жмых

ночной трассер бессонницы
протоптанный маршрут
обратками теплоцентрали
свободный суслик
медитацией дождя
над чашей
которую опять не пронесли
побольше в голову и в космос
поменьше вниз
прощаться холодом живого сада
не протянув руки

прохладно
хоть старым но своим
остаться
чем резвым продолжением кого то
а там постели дети и заботы
а тут слова дороги и звонки
в порталах сусличьей норы
и время увядания охоты
с попыткой не впустить чужих

в деревьях зимних теплый мармор неба
бинтую ветки в глупые стихи
спи суслик
спи
здесь так красиво
сознание то лает то ворчит
не требует единой веры хлеба
спокойно смотрит
пусть воруют кирпичи

она машиной не была
и вам ее не сделать
прошивкой пластика мобил
и пылью ели
озер белесые глаза
смотрели пьяно
на где то неба паруса
ломились в ямы
ее дорог по полотну
где прошлой былью
и первый шаг
и первый зуб
назад убыли
в коротких всхлипах
мало слов
чужое горе
запрячет время в сепий сны
и роз узоры
где чистота и цвет закатный
просто бели
известки снега на стволе
и кустик ели
той голубой что пару взглядов
сожалений
собрала на моем пути
из капищ лени

твой родник далеко
и мне до него не добраться
но я знаю он жив
и вода в нем не ровня
стеклянным снегам
там встечаются с небом
словами заклятые весны
и воркуют дожди
оперяя полет голубям
не из стали настоев
и снов а грунтового ветра
тихой мысли о прошлом
где мы по асфальту плывем
как кораблики детских тетрадок
неразрывно и молча
вдвоем

после всех этих безумных кувырков
между цифрами и буквами
вписаться в осень
пряди мысленных дождей сплетая в косы
прошлого
чужого
и пустого
листьев павших необъятые сугробы
сжечь или оставить до весны
и смотреть
как вдоль веревки носятся
простыни
остывшие давно
тихо индивеющие ночью
отпускать в колечках дыма
неуютные короткие слова
что не получилось
а могли бы

на руке медведица и звезда
след ожогов прошлого
пустота
спичкой обгоревшей
потухает день
да молчит услужливо
компаньонка лень
по окну дождливые огоньки
свет от фонаря
размывает блик
фокус мыслей смят
а вдали
то
чего нельзя
отмолить

корабельный лес
в прошлое плывет
может не найдут
может пронесет
циркулярки от
или топора
мечется калитка
клеится к ветрам
хочет убежать
со двора
на столе приют
монитор горит
слово тоже брут
если не внутри
где то в глубине
утонувший мир
станция твоя

в реестре медленных имен
ее на первом
что это было
сон сирень бой ограниченный курантов
холодный цикл о красоте и жертве
сливая пыл в аншлаг коктейлей
портвейна с виски
но не вернулась с перехода
исчезла
по английски
сознанье в книжку закатав
между страниц
не видно слез мышей кота
обидевшего
мнится
что мервый щит из поэтесс
надежней слова
и вместо мирного шести
когда кончается война
смещен на полшестого
прощальных встреч
фокстротный ритм

где ты далекая душа
сбежала обжигая пятки
беги
не буду ждать
натягивая слово на
на что то еще тихое внутри
так лампа старая горит
пока вольфрам не дрогнет
эмиссию чужой любви
в сачок стеклянной колбы отловив
у пустоты
чуть меньше чем у бабочек молитв
тепла разочарований