пикселю было тесно в незримой раме
три неприметных цвета подложки
и вся история
а так мечталось хотя бы о чёрном море
что разливает волны по снам экрана
ловит движенья чувств и меняет краски
тянет из тёплых взглядов тоску и нежность
но не хватало пранка живых масштабов
чтобы оставить шконку из клетки тесной
выгорел бедный в одной из попыток странных
выбить свое желанье огнём ристалищ
в клетке теперь зеро без него играют
нежа прибой закатов морские волны
катарсис не живёт ни в толпе ни в стае
хадж одиноким волком по смыслам тайным
личным и пережитым а не киношным

пикселя на погосте луны кокошник

слово не поймав
звуком не соврёшь
разве им дано
тронуть пустоту
чистого листа
суетой минут

в один из нисходящих в осень дней
когда прохлада делит утро с телом
на волглой от кошмара простыне
морщинистой условно белой
останутся незримые следы
земли рассохшейся до трещин
где между миром и отравой мы
не будет ни мужчин ни женщин
и прошлого колючий добрый снег
как сон предутренний растает
я не увижу отражения в окне
и стёкла задрожав сорвутся к стае
седых
когда то чёрных лебедей

вдали от Дома третий год
в соседней комнате растаял лёд
в чайной чашке с бергамотом
ломтиком лимона и пустой слезой
странного дождя рассыпающего стёкла
обещанием ждать
ветер отлистает книгу на скамейке
вытряхнет пробелы взгляды сохранив
не читается
не пишется
солнца тюбетейка
поменялась тульею с луной
и наивно греет мимо дня
выдержу
вот только иногда
дерево так хочется обнять
вдалеке от Дома

натягивать на небо полог туч
не то чтобы с плеча а по плечу
и не искать ментального созвучия
у тех кому не время и не место
месить заката плазменное тесто
духовки из градирен выводя
на волю
холодным молом снежного молчания
приливом ожидающих камней
когда волна вечернего отчаяния
отпустит с неба звёзды журавлей
[512x700]

пачка от сигарет еле разорвана
слова пришли
неожиданно снова
//с любимыми не расставайтесь//
поют наргиз с фадеевым
и жизнь как черновик
пустеет отчаянно
и глупо надеется на ремейк
емелей без печки и щуки

//с любимыми не расставайтесь//
не заводите их словно детей или собаку
а наигравшись отпускайте их
как самолётик с ветхой башни
или кораблик на воде
не знающий про день вчерашний

//с любимыми не расставайтесь//
а лучше забывайте их
как книгу на осенней лавке
пусть прошлое прочтут другие
чтоб составы уставали с рельсов сходить

поезда не хотят
чтобы люди были вместе
им хочется их возить
они же не знают
глупые
что металл слабее любви

в словесных кущах столько миндаля
что впору отравиться
четырехтомник даля
ротопринт
холеный позолотой корок
неоном пустоты томится
и шелуха из легковесных фраз
гонима ветром передряг
не сложно напустить туман
тягучей пастилы из комплиментов
а после мысленный кирдык
за ложку лести
останусь тренажерной грушей
коль больно бейте
я привык
к дежурной мести
мультиков момента

угадывать жизнь
интереснее чем жить
кого то укладывать в ночь на лопатки
искать след комет на порталах страниц
играть осознанием с ближними в прятки
писать о тепле скороспелых фантазий
любить
и даже дружить

кто здесь чудес не встретил
их придумывает в книгах
а ты мне целый транш преображений
непостижимых предложил
где меркнет даже пьяная реальность
кому еще такие звонкие ключи
здесь предлагали
и кто еще их бросил с высоты
чтобы не жить
разгадывать скрижали
теней
из снов
и пустоты
в бороде водопадов воды
заколдованной словом

весь день в преодолении себя
в бесстрашии
в свет божий выползти с экземой на лице
угомонить сопротивление зеркал
грунтовый ветер выпуская на свободу
шаги печатать тяжело
как бы в воде
пространственно нашептывая коду
любимых песен
из обвисших век
напоминающих смешного злого вия
и вспоминать
как прячется в весне
на мякише осевшем наста
дороги стоптанной до дыр
асфальтный след
ночного неба с дырочками звезд
где у одной
погашенной во мне
живут и помнят сотворение мирта
арабского где тонут в вечном дне
и лень движений и короста на лице
последствием навязанного флирта

снег пришел
не весенний живой
по косой
самый разный калибр
так и жизнь изгаляется ломано
отдавая тепло по углю
негативом истерзанных дуг
диафрагму на глобус надув
взрослых сказками страшными
истечением множества лет
вдруг понимаешь
что ты однолюб
где прошлое видится шашнями

как будто вписанный в сегодня
фильтруешь прошлогодний свет
сквозь сито бывшей занавески
разобранный на фрески телевизор
трех цветов
фонит и с крыши капает восток
неумолимо в дно кастрюль чадит
не голубой давно уж огонек
при сотрясании карт чужих
колоды слов заиндевелой
из цифрового ига
еще чужой и неумелый
по волнам памяти вплывает бриг
штампуя в тело несчитанную партию зеркал
от лени ялых и пустых
утративших сноровку
и на кроссовках крестика шнуровка
дорогами фонит

морская гладь в закатном исполнении
похожа на пустыню
укутанную маревом воды
дно прячет танцы тихих искажений
ночного неба в отражении беды
еще не повзрослевших штормов
на глубине законы темноты и света
выглядят иначе
не только в скорости обломанных лучей
песок столетий дней прощенье прячет
в необнаруженных лагунах кораблей
спустившихся в затоны изначалий
титаник не тонул как описали
морской икар на холод налетел
собранием гордыни наморозив айсберг
смешением течений
теплых и холодных тел
лавины сходят с появлением человека
так и с водой
и с обреченностью немыслимого братства
казаться кем то расставанием с собой

вавилоны строят в одиночку
в тишине
не плавя словом звуки
иногда об этом вспоминаю
замираю экранируя разлуки
одинокий гвоздь в пожаре голубом
на игральных картах не гадают
будут врать
в мгле толпы тебя не принимаю
лучше безнадежно ждать
чем снимать слова чужих рубашек
отгибать крапленые углы
в черном солнце времени вчерашнего
то туман
то сигаретный дым
[700x525]

дежурный скарб из радуги цветов
преобразованной до кратности оттенка
единственного цвета где узор
остался марлей черной на забытых лентах
венков в тени букетов на снегу

в пакете черном мира концентрат
как кубики пустот галины бланки
мелованной бумаги чисты бланки
и кажется с обратной стороны
есенинской лягушки свет не скачет
так собирается в отточиях страны
забывшей почему ребенок плачет
в ночи

на кухне пыль и света суета
воды холодной прерванная струйка
весны галдящей бреет гопота
блины кастрюль утративших борта
упрятав интуиций злую чуйку
в ту временность в которой навсегда
рыбалок зимних бур и чешуя
закон запретов узит в холод лунки
паетками сменив пакет на сумку
из кенгуру гуляющих собак

и ты ожив ножом из за угла
ручьями растворив паленый трафик
простым карандашом рисуешь умку
на чистоте последнего листа
из ретуши забытых фотографий
[466x700]

снег жжёт глаза обтекая темные линзы
привыкает соловий взгляд к этому солнцу снизу
постепенно в зрачка углях фокусируется картина
того где нельзя оставаться без карантина
на теплые танки слов японского замеса
скоро зима снимет платье и разрешит стюардессе
ранней шальной весны ветви кормить цветами
пробуя время на зуб там где играет камень
клапаны сжав в кулак радиомышцы сердца
чтобы хоть иногда в этом снегу согреться
[621x700]

граффити бога на талой ладони
линия жизни сбежала в слова
белыми слешами в марево донное
там где камыш не камыш
рогоза
млеет экрана молозиво сонное
новости сеют покров золотой
оскоросносный и кажется повести
есть и печальней где мечет любовь
в грани стаканов икру углеродную
из пузырьков холощеной воды
капают с крыши то воды то медь
жестью всех тех кто из поезда вышел
образы ладанки трогают прошлое
я тебя помню
уже

происходит время
новое отчаянное злое
тесто судеб месит неустанно
где иконки слов уже не стоят
дорого как раньше
ильямуромцем чадящим копоть зим
на страницы белые сорю
уподобив время янтарю
с мошкой прошлого увиденных картин
малые голландцы эрмитажа
вытекли медовой акварелью
на чужие мятые постели
и в таблеток разноцветий драже
ни цветов ни рыбы ни посевов
не нарисовать бумагой белой
угасаю
солнце светит ярче
светофильтрами картинок из мобилы
хорошо что медленно старею
вечность пыли уменьшает важность
и того что было
и того что не случилось