Желание посмотреть картину Романа Михайлова "Отпуск в октябре" пришло после чтения рецензии на одном из ресурсов. Перед просмотром почитал интервью с актерами, игравшими в "банде" режиссера, посмотрел темы его научных интересов, когда он занимался математикой, понял особенности его подхода к работе. Отсюда, конечно, рецензии в обычном ее понимании быть не может, скорее срез индивидуального восприятия со ссылкой на особенности авторского метода. Появление Михайлова в режиссуре своевременно, и оттого, наверное, воспринято на ура. Цифровизация сделала пользователей рабами классического наследия в литературе, жертвами распада бывших союзных с превалированием русского и забвением титульных языков. Вовремя поспевший Голливуд окончательно размагнитил русскоязычных гениев от поэзии, навязав игру средствами кинематографа. Чего стоит очарование музыкой Морриконе и роман с фильмом "Однажды в Америке.."




Уход от коллективного бессознательного

Образы, которые позволяют считывать лекала коллективного бессознательного, неплохо работают в системе электронного рабства, добровольного (полюбовно) или принудительного, не важно. Из такой зависимости можно выйти, изменив проекции восприятия русской классики и произведений искусства в разных направлениях: кино, театр, литература, балет. Мастера, тонко чувствующие, даже не конъюнктуру, а грядущий интеллектуальный кризис, интуитивно пытаются отходить от общепринятых стандартов. В ключе авторского прочтения работает постановщик Константин Богомолов.

Он пытается изменить версии сюжетов, иногда почти до прямой противоположности первоисточника: так в балете по трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта", фабула переработана и соотнесена с миром тюремных реалий. Джульетта остается в живых и отказывается от брака с Ромео. Вместе с традиционными героями показан дуэт возрастных любовников, условно обозначенных "Она" и "Он", где транслируется генеральная режиссерская идея: любовь могут пережить только люди, имеющие жизненный опыт. То, что Шекспир описал в истории молодой пары — игра гормональных явлений.

Второй путь, тоже связан с театральной сценой, это радикальные изменения в сценографии и бутафории. Спектакли на воде, постановки на льду, — все это попытки уйти от стереотипов, дав зрителям шанс за 2-3 часа выскользнуть из матрицы привычного восприятия культурного наследия.



Творческий метод режиссера Романа Михайлова

Роман Михайлов в этой когорте стоит особняком, поскольку снимает независимое кино, не имея профильного образования, по своему выстроив транзакции финансирования съемок, организовав работу с актерами по принципу свободы творчества и доверительного контакта. По словам актрисы, игравшей в его втором фильме "Сказка для старых", работа по конкретному воплощению только отчасти связана со сценарием. Это такой условный штрих-код, который в рамках заявленных тем позволяет очень пространные вариации в прочтении образа. Сам режиссер говорит о том, что его задачей является создание многослойного контента, где зритель не будет скован в понимании рамками концепции режиссера, а сможет найти для себя нишу, где его резонанс вписывается сообразно жизненному опыту, времени года и даже настроению, в котором он пребывает.

Это чем-то напоминает голографические картинки, в которых каждый читает свое. А может, конструктор лего, где можно по-своему собрать сюжет. Или пластилин, который плавится не столько от тепла рук, сколько от желания сделать из него фигурку. Такая подвижность и нацеленность не на показ идеи или конфликта, а на считывание того, что в литературе называется "сверхтекстом", делает прочтение очень личным. И оно в большей степени, чем у классиков кинематографа, рассчитано не на академизм и профессионализм режиссера или шоураннера, а на внутренний мир зрителя: его опыт, начитанность, социальное положение, мировоззрение.
Вот, исходя из этого посыла и пошел смотреть "Отпуск в октябре". Еще до начала просмотра подумал, что кроме знаменитой вампиловской пьесы "Утиная охота" и ее экранизации "Отпуск в сентябре", на название могли повлиять и другие факторы, связанные с особым методом Михайлова. Формированием личности, как социального явления, занимается система образование. Это со школьных поурочных планов начинается приобщение к классике, к которой впоследствии, если это не связано с выбранной профессией, мало кто возвращается.

Октябрь — второй месяц учебного года, напряженная пора для учителей, и обычно, если только это не связано с ситуациями форс-мажора или какой-то семейной драмой, в октябре учителя никогда в отпуск не уходят. Так с помощью названия, ассоциирующегося с уже известным фильмом, автор Читать далее...

забив на пафос и слова смотрю на стрелы арбалета где новый образ ведьмака рассыпан в пикселях пайеток [700x432]

дни убивать
под ожидание тепла
иллюзией что станет лучше
что сны толочь
в купели тихих слов
где образам раздолье
люди не живут
придет системы душный лучник
чужою станет голова
и случай
выданный рандомом
под тогу общности падёт
диктуя дня и ночи гололёд

двор утренний
пьёт комьями земли
прохладный воздух
прилетел далёкий вестник
сорока на заборе
пацифики рисует влагой лап
а рядом ели
сказал ей
ну привет мадонна марсиано
и листья с клёнов полетели

краски сгущаются только не те
сны авакадо в земле заблудились
день без открытий стихов и потерь
кормится dragon в коробковом рае
стужа знобит в голове пустота
тихие мысли в стекле затаились
ладно
проехали этот каскад
скоро зима и забот коромысло
выкидать снег и в отсчёте до ста
выйти из слов на любимые числа

еще не выпал вороватый снег
и слово ластится чернилами угря
пока ты ему нужен
а потом
махнет строкой
и умыкнет лампады масло
ему свобода
а тебе урон
намажешь скороспелый бутерброд
живого сендвича прогнав забытый запах
погонишь стаи туч и мыслей
запад доест закат
а утром на плече
бес стихотворный тихо свесив лапу
опять подбросит уголь первых строк
не обещая справки об удо

дом памяти кофейная обжарка
уже и радуга числом не угодила
когда нибудь отменят нотный стан
кадилом освящая бель листа
уже не нанизать дождями бисер
на солнца одинокую струну
волна ушла неслышимо по лисьи
в поля где рожь не помня старину
не ведая о пасхе колосится
далёком острове портала истуканов
похожих на зимы холодный свет
чего то очень нужного не стало
в словах упавших листьями запретов
костра дымок дымящей пирамидой
о чём то шепчет призракам ветвей
с событий горизонта пьяным гидом
шатаясь входит время журавлей
отпущенных за преданность синиц
ему что голова что след ноги
едва ли различимы в ночи лица
кругами по воде пошли враги
лежит у дома мха прохладный бархат
рвёт в клочья лета жёлтые страницы
рассыпанная осень патриарха

за душой ничего
кроме последней любви

пикселю было тесно в незримой раме
три неприметных цвета подложки
и вся история
а так мечталось хотя бы о чёрном море
что разливает волны по снам экрана
ловит движенья чувств и меняет краски
тянет из тёплых взглядов тоску и нежность
но не хватало пранка живых масштабов
чтобы оставить шконку из клетки тесной
выгорел бедный в одной из попыток странных
выбить свое желанье огнём ристалищ
в клетке теперь зеро без него играют
нежа прибой закатов морские волны
катарсис не живёт ни в толпе ни в стае
хадж одиноким волком по смыслам тайным
личным и пережитым а не киношным

пикселя на погосте луны кокошник

слово не поймав
звуком не соврёшь
разве им дано
тронуть пустоту
чистого листа
суетой минут

в один из нисходящих в осень дней
когда прохлада делит утро с телом
на волглой от кошмара простыне
морщинистой условно белой
останутся незримые следы
земли рассохшейся до трещин
где между миром и отравой мы
не будет ни мужчин ни женщин
и прошлого колючий добрый снег
как сон предутренний растает
я не увижу отражения в окне
и стёкла задрожав сорвутся к стае
седых
когда то чёрных лебедей

вдали от Дома третий год
в соседней комнате растаял лёд
в чайной чашке с бергамотом
ломтиком лимона и пустой слезой
странного дождя рассыпающего стёкла
обещанием ждать
ветер отлистает книгу на скамейке
вытряхнет пробелы взгляды сохранив
не читается
не пишется
солнца тюбетейка
поменялась тульею с луной
и наивно греет мимо дня
выдержу
вот только иногда
дерево так хочется обнять
вдалеке от Дома

натягивать на небо полог туч
не то чтобы с плеча а по плечу
и не искать ментального созвучия
у тех кому не время и не место
месить заката плазменное тесто
духовки из градирен выводя
на волю
холодным молом снежного молчания
приливом ожидающих камней
когда волна вечернего отчаяния
отпустит с неба звёзды журавлей
[512x700]

пачка от сигарет еле разорвана
слова пришли
неожиданно снова
//с любимыми не расставайтесь//
поют наргиз с фадеевым
и жизнь как черновик
пустеет отчаянно
и глупо надеется на ремейк
емелей без печки и щуки

//с любимыми не расставайтесь//
не заводите их словно детей или собаку
а наигравшись отпускайте их
как самолётик с ветхой башни
или кораблик на воде
не знающий про день вчерашний

//с любимыми не расставайтесь//
а лучше забывайте их
как книгу на осенней лавке
пусть прошлое прочтут другие
чтоб составы уставали с рельсов сходить

поезда не хотят
чтобы люди были вместе
им хочется их возить
они же не знают
глупые
что металл слабее любви

в словесных кущах столько миндаля
что впору отравиться
четырехтомник даля
ротопринт
холеный позолотой корок
неоном пустоты томится
и шелуха из легковесных фраз
гонима ветром передряг
не сложно напустить туман
тягучей пастилы из комплиментов
а после мысленный кирдык
за ложку лести
останусь тренажерной грушей
коль больно бейте
я привык
к дежурной мести
мультиков момента