Слышу по радио "Комсомольская правда": "Почти четыре десятка коронавирусов мы знаем. Мы с ними познакомились в 1965 году. И вот это седьмой, который, преодолев межвидовой барьер, стал опасным для человека и приобрел свойство передаваться от человека к человеку". 

От бывшего главного санитарного врача России (ныне - депутата Госдумы) Геннадия Онищенко получаю подтверждение, что «Коронавирус известен человеку с 1965 года». Но почему же об этой заразе до 2020-го года не слышала широкая публика? Да потому, что "Пока гром не грянет, мужик не перекрестится", а, чтобы узнать о "коронавирусе", нужно было дождаться мощной эпидемии от этого нового и непонятного пока вида!  

Ну, а теперь главное: как же писали слово "коронавирус" в течение целых 50 лет после его открытия? А писали через чёрточку. Т.е. по правилам русского языка: "корона-вирус". И никто не думал о переводе слов с латыни или английского языка, т.к. и "корона", и "вирус" спокойно находились в словарях русского языка издавна. Тем более что основателем вирусологии является русский учёный Дм. Ивановский, чьим именем в Москве назван институт вирусологии, а в Ростове-на-Дону улица. И слова "коронавирус" в первом издании Словаря русского языка В.В.Лопатина не было. А вот в 2015-м году сотрудника Института русского языка (ИРЯ) РАН В.В.Лопатина вдруг осенило и он чёрточку (дефис) убрал и, наплевав на правила русского языка, оставил данное сложное слово без обычной соединительной гласной "о". Т.е. Лопатин не взял у Даля за образец слова  "короновидный" и "коронообразный", а нацелился на латинское "coronavirus", совпадающее по написанию с английским. И при этом "перевёл" слово на русский язык даже не дословно, а, если можно так сказать, "добуквенно". Видимо, он не понял, что помимо тотального и чрезмерного насыщения нашего языка английскими (читай - американскими!) словами, Запад, пользуясь совпадением английского и латинского алфавита, тихой сапой теснит наш "великий и могучий" даже и в случае со словом "коронавирус". И делается это через СМИ путём создания множества повторений с нерусским написанием. 

 Ну, а что дальше? А дальше наши доблестные филологи, ориентированные на Запад, "с видом мудрой обезьяны" скажут: "Ну, да, конечно, "правил без исключения не бывает", но зачем нам правило с огромным числом исключений?" И вот сегодня уже пишут про "коронакризис", а завтра будут писать про "коровавирус". 

Читаю в интернете: "Агентству городских новостей «Москва» сообщила заместитель директора института русского языка имени Виноградова РАН Елена Шмелева. «В нашем главном орфографическом словаре - Русском орфографическом словаре под редакцией Лопатина - это слово было давно. В издании 2012 года оно писалось через дефис, то есть «корона-вирус». Но в 2015 году написание поменяли на слитное, и сейчас в словаре это уже закреплено как «коронавирус», - сказала Елена Шмелева. Она также отметила, что в данном случае соединительной гласной в слове нет. «Соединительная гласная у нас «о», как в словах «домофон» - «дом, фон», или «паровоз» - «пар, воз». Но в данном случае «а» в конце «корона» - это просто часть первого корня, как в слове «коронарный», например», - пояснила Шмелева" 

Хватаюсь за голову и задаю вопрос: а как же быть со словом "собака", которое, как и "корона", тоже оканчивается на "а", однако в сложных словах пишется через соединительную гласную "о"? Например: "собаковод"! И ещё вопрос "на засыпку": а где же второй корень у приведённого Шмелёвой в качестве примера слова "коронарный"? Ведь если второго корня нет, то это простое слово, которое нельзя сравнивать со сложным. В т.ч. и с новоиспечённым словом "коронавирус". 

Но дают ли пять лет внедрения сомнительного слова "коронавирус" основание, чтобы, как лирушник "Полковник Баранец", говорить "давно"? Конечно, нет, т.к. даже для врачей-вирусологов пять лет это не срок. Ну, а для широкой публики знакомство с новым словом началось всего лишь в январе этого года, после чего, увидев вместо привычного русского "корона-вируса" или "короновируса" изобретение В.В.Лопатина с буквой "а", она стала спорить в интернете. И, конечно, невразумительное объяснение Шмелёвой с её безграмотным примером людей не устроит. А корреспондент всё той же "Комсомольской правды" В.Н.Баранец (на Лиру "Полковник Баранец") вместо поддержки правого дела  путает народ не имеющими

Шолом, Нинон! Нинон, шолом!

Спасибо, что в наш русский дом

(Как будто мало нам Ковида!)

Ты принесла звезду Давида

На День Победы. Молодец!

Но вот не помнит мой отец,

Чтоб кто-то, с ним готовясь к бою,

Был под израильской звездою

И чтоб Яхве, суровый бог,

Хоть чем-то русскому помог…

Да что там русскому – евреев

Бог отдал в жертву для злодеев!

А потому в судьбе армейской,

Бог был не нужен иудейский.

Ну, а тебе шолом, Нинон.

От жертв войны большой поклон.

И об израильской войне

Молись в далёкой Астане!

Диалог женщин возле церкви: 

- Слышь, Машка, а Нинка-то наша такое учудила, что хоть стой, хоть падай!

- Чо? Опять напилась своего кахетинского вина?

- Да нет, хуже. Притащила в церковь еврейскую мацу!

-Зачем?

- Чтобы причащаться.

- И  что ж батюшка? Он ведь у нас строгий. 

- Не только строгий, но и прямой, а потому так прямо и сказал ей в глаза: "Ты что, баба, белены объелась? Здесь же не синагога! Выбрось неуместное!" 

- Ну, а Нинка? Выбросила? 

- В том-то и дело, что нет. Спрятала у себя дома. 

- Зачем? Может, она по ночам другому богу молится? Еврейскому?

- Не знаю. По ночам она стихи в интернет кропает. 

- Так она ж в них разбирается как свинья в апельсинах. Помнишь, батюшка (а он же весь Стихарь наизусть знает! Да и вообще в стихах разбирается!) как-то сказал Нинке: "Послушай, чадо, брось писать. Ну не позорь отца и мать". 

- Так она ж не свои пишет, а чужие тырит. 

- Еврейские, что ли? 

-  Ну, да, и еврейские тоже. Правда, самим евреям это не нравится, т.к. она, сама знаешь, многое делает неуместно. Во всяком случае мацу у ней никто из евреев не купит. Евреи - они умные, хотя в нашу Пасху и не верят. Но за это их наш Бог накажет, прости Господи! 

-  А вот кто-то говорил, что на 9 мая Нинка своими стихами оскорбила ветеранов. 

-  Ну, да,  наглости на это у ней хватит. И ведь дождётся же, зараза, что ей какой-нибудь ветеран костылём по башке стукнет.  

- А-а, ничего страшного, ежели башка пустая.... Кстати, это не про неё Высоцкий пел: "Ну и дела же с этой Нинкою"?

- Не знаю, может, и про неё. Ведь когда он пел, она была молодой, ну, а у молодых, сама знаешь, бывает всякое.  

"Я не такая - я жду трамвая", - говорит уличная красотка подошедшему мужчине. Тот отходит и, постояв в стороне, видит, как она садится в машину и, поторговавшись с водителем, уезжает. "Да, брехлива!", - думает он. - "Ну, и ладно, обойдёмся, а то ещё и заразу прихватишь". 

Да-а, заразу... Нынешняя пандемия началась в Китае, а там недалеко и Казахстан, в котором живёт некая лирушница "Кахетинка", приготовившая ко Дню Победы такие стихи, после чтения которых мне чуть не стало дурно и после которых возник вопрос: "Неужели перепила кахетинского, да ещё и без закуски?" И действительно, надо было сильно напиться. после чего и умудриться выбрать ко Дню Победы стихи эмигранта Петра Давыдова, в которых НИКАКИХ признаков Дня Победы и вообще ничего российского нет. Начинаю проверять и ТУТ же, на Лиру, нахожу страничку «Пётр Давыдов Стихи» (https://www.liveinternet.ru/users/995662/post93197337/) со стихами, написанными для жителей Израиля об арабо-израильской войне, об их "военном боге", их солдатах и матерях! Да ведь Израиля в 1945-м году и в помине не было! Перепила Кахетинка, точно перепила. А ведь Давыдов честно проставил метки: "война, Ближний восток, молитвы матерей". Да и израильтяне на этой странице обсуждают стихи применительно к своей жизни. Видно, купилась Кахетинка на слово "война", не думая, что войны бывают разные. Ну, а своего дня победы Израилю ещё ждать и ждать. Ведь недаром Сталин, узнав об образовании этого государства, сказал секретарю: "Теперь на Ближнем Востоке мира не будет". Что мы и видим спустя много лет после смерти Сталина.

Да, и вообще с понятием "война" надо быть осторожнее. Ведь даже пьяница у пивного ларька на слова собутыльника "Помнишь, кореш, на войне" отвечает: "На какой, брат, на войне? И на чьёй , брат, стороне?"  (песня А.Морозова "У ларька"). Ну, а Кахетинке, как можно предположить, всё равно какая война: Великая Отечественная или арабо-израильская. И хотя целых два года прошло с момента, когда объявили о подготовке к юбилейному Дню победы, но и этого ей оказалось мало. И это притом, что у того же Давыдова есть неплохие стихи именно про наш День Победы (вероятно, отец воевал? Или дед?).

Ошиблась при выборе? Ну, так исправляй! Ведь, как сказал один великий человек: "Главное, чтоб ошибка не было значительной, и главное, - её быстренько исправить". Но прошло больше недели, а Кахетинка не исправляет. Неужели эта ошибка намеренная и ранее за неё были заплачены деньги? Ну, тогда затяжка понятна, - возвращать деньги за не исполнение заказа очень уж не хочется! А так есть надежда оправдаться тем, что на Лиру провокационный пост провисел продолжительное время. И пока что можно делать? А, как говорил Райкин, "запускать дурочку", делать удивлённые глаза и говорить: "Я не такая, я не провокатор. Это в России арестовали тех, кто под видом фотографий ветеранов подсунул в интернет фото Гитлера и других фашистов. А у нас в Казахстане возможны только нечаянные ошибки".  И, конечно,  надо разбираться и выяснять: кем оплачен пост Кахетинки? А если не оплачен, то не совершена ли провокация по идейным соображениям и каким-либо иным мотивам? А сама Кахетинка уж не родственница ли Саакашвили, который страшно не любит Россию? Да и не погиб ли у ней кто-либо из родственников в 2008-м году, за что можно было бы и мстить?  

Но в любом случае к Кахетинке с её нечистой совестью рано или поздно придут во сне солдаты, погибшие во время ВОВ, чтобы сказать: "Что ж ты, сволочь, под маркой святого Дня Победы прячешь стихи не о нашей войне, а об израильской! Да будь проклята и ты и весь твой род во веки веков!" Ну, а та в ответ может лишь сюсюкать: "Я не такая...Я хорошая... Я не провокатор".        

Обращение "Кахетинки" 

Что же привело меня к этому мнению, если ранее я радовался разводу Путина, помня не только пословицу «Баба с возу…», но и двух женатиков, которые успешно развалили вверенное им государство? Да-да, Николая II и Горбачёва, которым народ мог бы сказать: «Эх, командиры! Лучше бы вы так же крепко любили свою страну, как любили своих жён». Ну, а к переоценке развода меня привело то, что филолог по профессии Людмила Александровна Путина (ныне у неё другая фамилия) могла бы и сегодня помочь Президенту при составлении его указов, приказов и т.д. Да-да, как редактор. И вот если мы немного напряжём воображение, то и представим себе следующую сценку.

Людмила в качестве жены-филолога заглядывает Путину через плечо:

Володя, ну зачем ты подписываешь Указ с безграмотным названием?

Путин: Люда, ты о чём?

Л.: Ну, вот же твой Указ от 2-го апреля 2020-го года, в названии которого написано о «коронавирусной инфекции», хотя такого слова как «коронавирус», т.е. с буквой «а», в русском языке быть не может . Вон полюбуйся, как грамотно и ПО-РУССКИ слово "коронОвирус" и слово "коронОситуация" пишет в своём посте Ольга Солоухина, дочь известного писателя, проживающая в Лондоне. Молодец Ольга!!! Хоть и давно живёт в Англии, но помнит, что в нашем языке соединительной гласной «а» нет.

Путин: Ну, подожди, доцент из нашего питерского университета недавно говорил, что «корона» и «вирус» - это иностранные слова, а потому и сложенное из них слово пишется не так, как у нас. Кстати, ты ж и сама училась в этом университете.

Л.: Когда я училась, там не было доцентов, которые бы резали аспиранток и бросали по кускам в Мойку. Бестолочь твой доцент, хоть и питерский.

Путин: Ну, подожди, слово «вирус» латинское и его нет в словаре Даля. И я помню, как в школе Марьиванна говорила: «Вовочка! В сложных словах смысловую основу несёт последнее слово и, когда говорят «паровоз», «лесовоз», «электровоз», то помнят, что главное тут «воз», который чего-то вёз (например, лес), или вёз каким-либо способом (на пару, на электричестве и т.д.)».

Л.: Да, конечно, «вирус» тут главное. Ну, а у Даля его нет потому, что В ТОМ ЗНАЧЕНИИ, В КОТОРОМ МЫ СЕГОДНЯ ЭТО СЛОВО УПОТРЕБЛЯЕМ его тогда НЕ БЫЛО не только в русском, но и во ВСЕХ других языках! Повторю для плохослышащих: В ТОМ ЗНАЧЕНИИ. А оно, посмотрим в наш словарь, таково: «вирус это микроскопическая частица, способная инфицировать клетки живых организмов и состоящая из белковой оболочки и нуклеиновой кислоты, несущей генетическую информацию». И возникло ТАКОЕ слово спустя 20 лет после смерти В.И.Даля, когда РУССКИЙ учёный Дмитрий Ивановский в 1892-м году совершил открытие вируса как частицы и ввёл термин «фильтрующийся вирус». Благодаря этому Ивановского и сегодня называют «основоположником вирусологии», а Институт вирусологии в Москве носит его имя.

Путин: Так выходит, слово «вирус» в его нынешнем значении принадлежит русскому языку?

Л.: Да, это так.

Путин: А слово «корона»?

Л.: А ему в русском языке вообще не одна сотня лет. И если русским царям при венчании на царство и надевали «шапку Мономаха», то всё равно действие это называли «коронацией».

Путин: И что же в итоге?

Л.: А в итоге мы имеем давно прижившиеся в русском языке слова «корона» и «вирус» (с 1892г.), которые по правилам нашего языка должны соединяться через букву «о» с получением слова «коронОвирус». Ну, а для образца у Даля есть слова «короновидный» и «коронообразный» с соединительной гласной «о»!

Путин: Но стоит ли так волноваться из-за одного слова?

Л.: Так дело-то не столько в слове, сколько в наплевательстве на русский язык! А ведь те, кто поставил целью извратить наш "великий и могучий", продолжают распространять СВОИ правила и уже придумали слово "коронАкризис". Думаю, что если так пойдёт, то вскоре будут и "воронавирус", и "коровавирус" (в написании, конечно!).

Путин: Так выходит, что Солоухина в Лондоне более права, чем я в Москве?

Л.: Да, это так.

Путин: Ну, что ж, Людмила, вижу, что в 2003-м году тебя не зря наградили медалью Пушкина «За большие заслуги в распространении русского языка». Будем исправляться. И чтоб я без тебя делал?

Уважаемый Владимир Абович! Немедленно прекратите самоуправство в отношении изданий «Конька-горбунка»! Вы, как председатель комиссии по литературному наследию пушкиниста А.А.Лациса, после смерти последнего (а это - 1999г.) вместо того, чтобы развивать исследования Лациса по «Коньку» вглубь, стали пересказывать в своих статьях то, что ранее было Лацисом добыто, да издавать «Конька» без имени Ершова.
В 2012 году в своей статье «Мистификация как особый жанр» (1) вы оправдали это так: «… предлагаю подойти к этому вопросу с точки зрения правовой: ведь не всегда в распоряжении следствия имеются прямые улики – суд может принять решение и по косвенным доказательствам. Я бы вот только «дежурных» пушкинистов в состав жюри не вводил, зная их ревниво-пристрастную необъективность».
Отлично! Я, например, юрист и потому и без всякой «ревниво-пристрастной необъективности» берусь оценить т.н. «косвенные доказательства» с «точки зрения правовой». И без всякого жюри или суда. Да и о каком суде может идти речь, если у нас действует презумция невиновности, любое сомнение толкуется в пользу обвиняемого, а ваши «косвенные доказательства» легко пощипать. Как? А вот так:
1. «Плетнёв вместо лекции читает опубликованную часть и представляет студентам «автора». Ответ: это выдумка, лишённая логики, - ну, зачем же преподавателю Плетнёву представлять автора, если имя этого автора уже напечатано, а потому вполне могло быть известным? Да и никаких сведений о том, что Плетнёв читал своим студентам «Конька» в апреле 1834г. и позже, нет. Чтение же студентам рукописи первой части сказки имело место в начале этого года.
2. «В бумагах Смирдина сохранился пушкинский автограф – заглавие сказки без упоминания автора и первые четыре строки, записанные его рукой». Ответ: никакого «пушкинского автографа» и «первых четырёх строк» сказки у Смирдина не сохранилось! Ведь если бы это было так, то об авторстве этих первых строчек учёные и не спорили бы последние сто лет! А найдена Артуром Толстяковым была лишь запись Смирдина в его описи о том, что у него, т.е. у Смирдина, когда-то хранился некий автограф Пушкина, касающийся «Конька».
3. «Ничего нет, кроме упоминания Анненковым о пушкинском автографе в бумагах Смирдина». Ответ: никогда Анненков этого не говорил, а в своей книге привёл лишь устное свидетельство Смирдина о принадлежности первых четырёх строк «Конька» Пушкину. Из-за чего, повторю, и идёт спор вот уже сто лет.
4. «Почти вся правка Ершова текст ухудшает…» Ответ: опять ложь, для опровержения которой представляю следующую сопоставительную таблицу улучшенных после правок рифм:
п. п. Было Cтало

...Когда же Лотман пишет, что «прежде чем искать прототипы, следует выяснить, во-первых, входило ли в художественный план писателя связывать своего героя в сознании читательской аудитории с какими-либо реальными лицами, хотел ли он, чтобы в его герое узнавали того или иного человека. Во-вторых, необходимо установить, в какой мере для данного писателя характерно исходить в своем творчестве из конкретных лиц» (27), то я недоумённо спрашиваю: «А кто же мешает сделать это?»

Будучи же после Н.Л.Бродского и В.В.Набокова третьим комментатором «Онегина», Ю.М.Лотман своими ошибочными утверждениями вызывает наибольшее раздражение, поскольку ему нельзя простить то, что можно было простить прошедшему первым по пути комментирования Бродскому. Ведь именно Лотман должен был отбросить ошибки всех предыдущих комментаторов, выбрать у них всё правильное и затем лишь выдать вполне научные и обоснованные комментарии. К сожалению этого не случилось, поскольку уже на т.н. «проблеме прототипов» Лотман полностью провалился, поддавшись в этом важном вопросе иронии и критическому взгляду В.Набокова.

Я вполне допускаю, что Лотман мог «крайне скептически» относиться к «степени достоверности» материалов, посвященных «попыткам связать героев пушкинского романа с теми или иными реально существовавшими лицами», но вот его крайний скептицизм «к самой плодотворности подобных поисков», понять не могу. «Любые крайности вредны!» - вот мой ответ Ю.М.Лотману. А то, что он полностью запутался с разделением главных героев «Онегина», как типов, построенных «по законам художественного синтеза», а «второстепенных персонажей» как прототипов реальных лиц, видно уже из его утверждения о существенном изменении «поэтики» последних «к восьмой главе». Да нет такого изменения, а есть лишь непонимание Лотманом сущности пушкинских прототипов!

Ну, что ж, поможем учёным, преподнеся им «подарок из Ростова» в виде решения проблемы всех (а не только из «Онегина») пушкинских прототипов! А для этого смотрим глазами следователя и совершенно категорически утверждаем следующее:

1. Любые одушевленные (а иногда и неодушевленные) пушкинские образы, хоть главные и сложные, хоть второстепенные и простые, всегда имеют под собой какой-либо реальный исторический прототип.
2. Как правило, при наличии в сложных образах нескольких исторических прототипов, только один из них является основным, а все другие представляют собой прототипы дополнительные или, как я их ещё называю, «прототипы прикрытия» основного прототипа.
3. Наличие основных и сопутствующих им дополнительных исторических прототипов ни в коем случае не лишает сложные образы их типичности как таковой.
4. Прототипы фольклорные и литературные также играют значительную роль в деле «прикрытия» основного исторического прототипа и их комплексное изучение может помочь разгадать основной исторический прототип.
5. С появлением в жизни Пушкина новых знакомых, друзей или любимых женщин, которых он решает использовать в качестве прототипов для своих образов, ранее применённые в этих же образах прототипы могут уходить на второй план или заменяться на новые. В очень редких случаях старые и новые прототипы могут объединяться на равноправной основе.
6. Наиболее трудно угадывать те исторические прототипы, которые я называю «гермафродитами», поскольку они, сменяя пол, появляются у Пушкина то в мужских, то в женских образах.
7. Между пушкинскими образами существует не только особое взаимодействие, основанное на «законе парности», т.е. когда «каждой твари – по паре» (например, белке или зайцу мужского рода всегда соответствуют белка и заяц женского рода), но и связь, построенная на единстве основных исторических прототипов. Без выявления этой связи невозможно понять авторский замысел в построении тех или иных образов, а также особенности их сюжетного взаимодействия.

По поводу этой связи между образами поясню следующее. Далеко не сразу я понял, почему меня так и тянет к понятию «деление образов», если фактически происходит обратное, т.е. делятся не образы, а основной прототип между ними. В какой-то степени этот процесс можно представить себе в виде того, как скульптор от одного большого куска мягкой глины отрывает по надобности куски разной величины и лепит из них отдельные, порой совсем не похожие друг на друга, и даже разнополые фигуры. И при этом материал, из которого он их лепит (а у Пушкина - это его основной прототип), один и тот же, несмотря на различные дополнительные украшения из прототипов прикрытия.

Исследователю нужно быть внимательным к различным приметам, по

Слова В.И.Ленина о том, что «декабристы разбудили Герцена», абсолютно верны! Но почему же Ленин не подумал ещё и над вопросом: А кто же разбудил самих декабристов? Вероятно, это произошло из-за недостатка информации. Однако когда и современные историки не задаются таким вопросом, то и тут их вина частичная, поскольку они не получают помощь от профессиональных пушкинистов, неспособных в достаточной степени разгадать политические намёки Пушкина, этого замечательного историка и «умнейшего человека в России». А именно Пушкин и заставил меня впервые задуматься о провокации как причине бесполезного и бесперспективного выхода декабристов на Сенатскую площадь 14 декабря 1825-го года.

Ну, а поскольку библейское «Что есть, то было…» никто не отменял, то и в наше время, а точнее, ровно 25 лет назад, мы, столкнувшись с таким же странным «путчем ГКЧП», до конца не можем понять его причин. Правда, когда по телевизору говорят, что ещё 21 марта 1991-го года Горбачёв сам же и образовал ГКЧП, выдал ему печать и перед «путчем» сказал его членам «делайте, что хотите» (а чтобы те не затягивали с выступлением, ещё и назначил точную дату подписания явно неприемлемого для них Союзного договора!), то уверенность в наличии провокации у нас, конечно, окрепнет. И мы по-другому задумаемся над словами бывшего председателя Верховного Совета СССР Анатолия Лукьянова о том, как он во время «путча» предлагал Горбачёву срочно собрать депутатов, а тот, к удивлению Лукьянова, от помощи отказался.

Ну, а при внимательном анализе вполне можно увидеть, что действия Горбачёва и Ельцина как бы дополняли друг друга, несмотря на изображаемую ими «борьбу» между собой. А ведь я тогда не поверил словам Владимира Жириновского: «Да никакой борьбы между ними нет, всё это одна кремлёвская шайка-лейка!» Но, как показало время, Жириновский оказался прав. А актёрские способности Горбачёва Анатолий Лукьянов, позднее вспоминая 1991-й год, всё же вынужден был признать. И когда журналист Александр Политковский в своей телепрограмме однажды обозначил тему «Гэкачеписты – декабристы наших дней?», то я искренне готов был пожать его честную руку. Хотя, конечно, и время, и место, и многое другое в обоих путчах разные, но схема их провокации примерно одна и та же: неготовые «мятежники», о чём высший правитель прекрасно знает, выманиваются на публику, «засвечиваются», после чего их всех арестовывают!

Надеваю очки и смотрю как помимо заговора декабристов против власти существовал и тайный заговор царской семьи против декабристов! А теперь конкретно.

Для правильного понимания сути вещей нужна внимательность, внимательность и ещё раз внимательность. Так, я не могу согласиться с В.И.Басковым, когда он пишет следующее: «Ещё ранним утром 12 декабря из доклада генерала Дибича, основанного на доносах предателей, Николай I узнал имена большинства заговорщиков. Но тогда он ничего не мог предпринять: он ещё не был императором» (1). И вот мои вопросы к Баскову:

1.      Почему Николай Павлович не мог считать себя императором, если подписанный им 13 декабря манифест о восшествии на престол он датировал именно 12-м декабря, считая при этом днём своего восшествия на престол 19 ноября 1825 года?

2.      Почему вы пишете «ничего не мог предпринять», если всего через страницу говорите о нём же: «И ещё накануне событий на Сенатской площади 13 декабря 1825 года арестовал Пестеля, то есть, по существу, обезглавил Южное тайное общество» (2)?

3.      Если в описываемый вами момент Николай Павлович ещё не император, то почему же вы называете его не «Великим князем Николаем Павловичем», а под именем царя, т.е. - Николая I?

4.      Если вы скажете, что речь в данном случае идёт о личном самоощущении Николая Павловича, то тогда почему же он не постеснялся вскрыть и прочитать секретное донесение из Таганрога (а, по-вашему - «доклад генерала Дибича») с надписью на пакете «императору», хотя его брат Константин, тоже опираясь на собственное самоощущение, все доставляемые ему письма со словом «императору» или выбрасывал, или же отправлял обратно, не вскрывая?

5.      Почему Николай I, зная «имена большинства заговорщиков» (а это так!), позднее в своём дневнике утаил знание им некоторых из тех, кто был указан в полученном им 12-го декабря докладе Дибича?

А ведь ответ на последний вопрос позволил бы Баскову совсем

«Её сестра звалась Татьяна…» Перед началом этих слов на 35-м листе пушкинской тетради №2369 – «большой рисунок Елизаветы Воронцовой в чепце и шали» . Т.Г.Цявловская, представляя только на одной странице пушкинской рукописи всё той же второй главы «Онегина», где впервые появляется Татьяна Ларина, шесть (!) портретов Е.К.Воронцовой, нарисованных Пушкиным , никакого удивления не проявляет! Смотрим другой пушкинский рисунок, где Татьяна изображена с её письмом Онегину, и с удивлением читаем комментарий Н.Н.Петруниной об этом письме и о стихотворении «Сожжённое письмо»: «Сожжённое письмо» написано в Михайловском в конце 1824 – начале 1825 г.г. Однако ещё П.В.Анненков справедливо поставил в связь с «Сожжённым письмом» запись, обнаруженную им в рабочей тетради Пушкина (ПД, №835): «5 сентября 1824 u.i.d. <E.W.> В настоящее время общепризнано, что запись эта памятная заметка о получении письма от Е.К.Воронцовой и что «Сожженное письмо» входит в длинный ряд стихов Пушкина, связанных с её именем. …Несомненная связь «Сожженного письма» с реальными событиями жизни Пушкина заслонила от исследователей элегии другой важный момент, который проясняется при изучении второй масонской тетради. Заметка о письме от Воронцовой соседствует здесь, на л.11 об, с черновиками XXXII строфы третьей главы «Евгения Онегина», строфы, где Татьяна изображена с оконченным письмом к Онегину в руке» .

Вот так вот, и здесь Татьяна и Воронцова рядом, правда, со своими письмами! Задумаемся над этим, но всё же зададим такой вопрос: А почему «Татьяна»? Почему Пушкин, прекрасно понимая, что имя это простонародное, о чём он и сказал в своём примечании, всё же дал его своей героине-дворянке? Комментатор Н.Л.Бродский пишет: «С именем Татьяны у Пушкина связывалось «воспоминанье старины»: одна из московских барынь старого поколения – Татьяна Юрьевна в «Горе от ума», другая – в романе А.Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного сообщества и воспитания» (1799-1801) – подтверждают это наблюдение» . Однако в «этом наблюдении» Бродского непонятно - каким образом у Пушкина могли быть какие-либо «воспоминания», если он дал своей героине имя ещё до того, как прочитал «Горе от ума», а также - читал ли он роман А.Измайлова?

Из всех пояснений Бродского по поводу имени главной героини безоговорочно можно принять только одно: «В годы написания романа это имя, видимо, употреблялось преимущественно «между простолюдинами», было редким в барской усадьбе» (там же). Тут уж я согласен, тем более что и Ю.М.Лотман, ссылаясь на подсчеты исследователя В.А.Никонова, подтверждает это. Хотя, собственно говоря, важным является не столько установление факта простонародности имени Татьяна, сколько то, что сам автор считал его таковым. И главное тут – это прямой умысел Пушкина на его «ошибку», т.е. на присвоение героине не совсем правдоподобного для её статуса имени. А ведь «Онегин» всё-таки роман реалистический, «энциклопедия русской жизни» и т.д. Слишком уж фантазировать автору вроде бы и неуместно.

Кроме того, несмотря на указанный Бродским роман А.Измайлова, всё же отметим важные слова Ю.М.Лотмана о том, что «Имя Татьяна литературной традиции не имело» . Беда вот только в том, что, констатируя факты, связанные с простонародностью имени и отсутствием у него литературной традиции, Лотман при этом не делает конечного вывода о том, что причины, заставившие Пушкина выбрать именно это имя, так окончательно и не установлены. Видимо, неудобно было признать бессилие, как своё, так и других профессионалов, в данном вопросе. Вот и промолчал.

Кстати, такое же стремление не ударить в грязь лицом видно у Лотмана и при комментировании слов Онегина о Татьяне «Как! Из глуши степных селений…» , когда он пошёл на обман, утверждая, что «Степной иногда употребляется у П в значении «сельский» как антоним понятия «цивилизованный» ( Да нет такого у Пушкина и Лотман абсолютно не прав, утверждая, что «стих следует понимать как: «из глуши простых, бедных селений» (там же). Вместо того чтобы признать в данном случае намеренную (т.к. при повторном издании она не была исправлена!) ошибку Пушкина, смысл которой неясен, Лотман взялся выдумывать, что слово «степные» якобы означает «сельские» (ну, надо же: «Сельские селения»!), а также - «простые, бедные». Однако бедные в данном случае совсем не «селенья», а те школьные учителя, которые подобную ахинею Лотмана вынуждены повторять своим ученикам. Ведь

Ознакомившись со статьёй доктора филологических наук Н.В.Перцова «Ещё раз об авторстве сказки «Конёк-Горбунок» (1), можно лишь удивиться, каким это образом столь опытный учёный не только пришёл к ошибочному выводу об авторстве «Конька-Горбунка» (далее: «Конёк»), но и позабыл святой для любого исследователя принцип «доверяй, но и проверяй»! Вот пример. 
Для доказательства авторства сибиряка П.П.Ершова Перцов (2) опирается на П.Я.Черных, указывающего на наличие в «Коньке» таких «сибиризмов» как шайтанъ, бояракъ, работать (с ударением на последнем слоге). Однако этимологический словарь Крылова говорит о шайтане, что «русским языком это слово было заимствовано в XVIв. из турецкого… В турецкий же оно попало из арабского. Но корни его уходят еще дальше: через греческий (где находим satanas), из которого оно попало к нам в другой форме (сатана), в древнееврейский». В.И.Даль, указывая на татарскую этимологию слова шайтан, тоже не относил его ни к Сибири, ни к сибирским татарам. Тем более что татары в XIXв. проживали не только в Сибири, но и в Казани, и в Крыму. Называли татарами также и народы Северного Кавказа. О степени же знания Пушкиным татарского языка можно судить по его «Путешествию в Арзрум», где он пишет: «Я попросил воды сперва по-русски, а потом по-татарски». Кроме того, то, что шайтан из лексикона Пушкина, подтверждает и мемуарист Н.Б.Потокский, говоря, как в 1829-м году Пушкин приказал переводчику сказать окружившим его кавказским горцам, что он «не человек, а шайтан» (3). Также следует обратить внимание и на использование Пушкиным татарских слов в его «Капитанской дочке» (якши, бельмес, сайдак и т.д.). 
А ведь насторожиться по поводу выдуманного «сибиризма» шайтан Перцов мог бы уже от одного того, как нынешний президент Чечни Р.Кадыров, никогда не живший в Сибири, систематически употребляет это слово. А ведь Чечня – не Сибирь, в чём легко убедиться, раскинув карту России. А заодно и посмотрев на ней местоположение села Болдина, рядом с которым при Пушкине «по соседней речке Пьяне тянулись татарские селения…» (4). А ведь мало того, что сам Пушкин не раз жил в Болдино, но оттуда же родом был и его дядька – Никита Козлов, спутник поэта по всем дорогам жизни, который не только замечательно владел русской речью, но и знал многие местные слова. 
Плохо обстоит дело и с «сибиризмом» бояракъ (ныне - «буерак»), которое издавна, ещё до завоевания Сибири, употреблялось на Руси. Так, например, на восточной стороне Смоленска в XIII веке был овраг Крутой боярак (на восток от современной улицы Ленина до современного Зеленого ручья). И о нём, и о бояраках Рязанского и Тверского княжеств есть много упоминаний в древней литературе. Кроме того использование слова боярак на Восточно-Европейской равнине было и позже, о чём свидетельствуют: 
1. «Грамоты царские и воевод казанских и свияжских» (5). 
2. «Исторія царствованія Петра Великаго: Пот;шные и азовскіе походы» (6). 
3. «Указатель собственных имен и предметов…» (7). 

Спор о местонахождении пушкинского Лукоморья напоминает спор о Трое, которую в XIX веке одни учёные считали выдумкой из «Илиады» Гомера, а другие – реально существовавшим городом. Но вот дилетант Генрих Шлиман, не споря, поехал в Малую Азию, да и откопал там древнюю Трою! Многих, правда, интересовала не столько Троя, сколько её золото. И ведь, действительно, как красиво Шлиман надел древние золотые украшения на свою молодую жену и, сфотографировав её, поместил портрет в газете (говорят, что его бывшая жена, ранее отказавшаяся ехать на раскопки, чуть было не повесилась!).

Ну, а я (благо, что дилетант и что первая и последняя буквы моей фамилии совпадают с буквами фамилии дилетанта Шлимана!) тоже копну что-нибудь, но, правда, в отношении пушкинского Лукоморья, которое, как и гомеровскую Трою, всё-таки неплохо было бы найти на географической карте. Хотя, если честно, то уж очень мне, ростовчанину, хотелось бы, чтобы это Лукоморье было рядышком, а я, проехав немного к Таганрогу и выйдя на берег Таганрогского залива, посмотрел бы на то место, где когда-то рос «дуб зелёный». И ведь основания для таких надежд есть! В особенности если почитать, что пишет наш ростовский журналист Фима Жиганец (псевдоним Александра Сидорова): «Таганрогский залив уже давно ассоциируется с пушкинским сказочным Лукоморьем. Здесь когда-то был расположен легендарный дуб, вокруг которого по златой цепи ходил кот ученый. Дерево стояло напротив дворца Александра I - дома, где в июне 1820 года останавливались по дороге на Кавказ Александр Пушкин вместе с Николаем Раевским. Во времена поэта дереву было более 200 лет и находилось оно как раз у самого лукоморья - то есть у морского побережья, изогнутого в форме лука. В 2002 году неизвестные вандалы спалили дуб. То, что уцелело от дерева-долгожителя, пришлось спилить. Осталось одно лишь Лукоморье» (1).

Однако для того, чтобы ознакомиться с «историей вопроса»,предлагаю вам, дорогие читатели, прочитать на Прозе.рустатью Фимы Жиганца «Хроники Лукоморья, или Где наливали Пушкину». Тем более что она вам понравится, поскольку написана весело и иронично. Да и мне бы она понравилась, если б не вывод, после которого сразу же и возник вопрос не о том, где наливали Пушкину, а о том, где наливали самому Фиме?! Так что читайте и не торопитесь заглянуть в мой ответ.

А я пока укажу на чисто прагматическую вещь, т.е. на то, что под названием «Лукоморье» сегодня можно встретить: и базу отдыха в Анапе, и мини-отель в Санкт-Петербурге, и загородный клуб в Псковской области, и т.д. И везде вас будут убеждать, что именно там и есть «настоящее пушкинское Лукоморье»! Однако элементарная логика говорит, что уже по одному своему определению Лукоморье («лука моря», т.е. морской залив) не может быть ни в Псковской области (хотя это и утверждал в своей книге «У Лукоморья» Семён Гейченко, бывший когда-то директором пушкинского музея-заповедника «Михайловское»), ни на острове Хортица, как об этом пишут украинцы. И действительно, какие могут быть «морские заливы» без моря?!

Ну, а если мы вернёмся к статье Фимы Жиганца «Хроники Лукоморья…», которую я надеюсь, вы, дорогие читатели, уже прочли, то и обнаружим там следующее. «Как заявляют краеведы, именно Таганрог и есть то самое Лукоморье из «Руслана и Людмилы»! Город расположен аккурат на берегу Таганрогского залива – куда уж лукомористее… А легендарное дерево стояло как раз напротив дома градоначальника, у самого морского побережья. Туда же напрямую вела дорожка, начинавшаяся от дома. Во времена поэта дереву было якобы более 200 лет. Единственная загвоздка: речь идёт не о дубе, а о шелковице. Но Пушкин же вам не ботаник! Из других аргументов заслуживают внимания два. Во-первых, по преданиям, Азовское море кишит русалками. Во-вторых, местные жители клялись, будто видели на дереве следы от золотой цепи. Но это уже - с серьёзного бодуна…».

А я добавлю, что и без всякого «бодуна» ростовские журналисты сегодня пишут, что «побережье Азовского моря, излучина Таганрогского залива - настоящее сказочное пушкинское Лукоморье» (2). А таганрожцы вторят им: «Говорят, что именно вдохновленный поездкой в Таганрог, в дубовую рощу (Дубки), А. С. Пушкин написал «У Лукоморья дуб зеленый…» (3). Ну, а о том, что в Таганроге под названием «Лукоморье» имеются: и детский сад №52, и книжное издательство, и детский игровой клуб, я уж и не говорю.

И хотя морские заливы, которые мог видеть Пушкин, есть в разных местах, но ростовчан по этому вопросу весьма тревожат южные соседи, о которых тот же Фима Жиганец пишет: «соседняя с Ростовской областью Кубань на наше Лукоморье точно покушается». И это так! Я лично помню, как губернатор Краснодарского

В 1979-м году в шестом номере журнала «Дон» появилась статья ростовчанина П.Бекедина «Доступен гений для гласа искренних сердец», написанная в жанре «полемических заметок» и содержавшая в себе обвинения в адрес профессиональных пушкинистов, в т.ч. – и в адрес доктора филологических наук В.Э.Вацуро. Понятно, что последний не заставил себя долго ждать и вскоре в статье «Парадоксы дилетантизма» (1) в пух и прах разгромил дилетанта Бекедина. И это было справедливо, поскольку Бекедин об ощущаемом им застое пушкинистики «сказать хотел, но не сумел». За что и был наказан.

Но вот беда: Вацуро, хоть и посрамил ростовского дилетанта, но так и не понял мотивов, подтолкнувших того на свой опрометчивый шаг. Не понял крик души Бекедина, который хоть и подсознательно, но вполне искренно почувствовал, что с Пушкиным учёные справиться не могут. А ведь если бы Вацуро оценил бекединский всплеск как выражение скрытого народного недовольства, да ещё и припомнил бы библейское «Глас народа – глас божий», то тогда, наверно, не отпугивал бы исследователей словами о том, что «тайн поэта» якобы нет. Да и не отвлекался бы на написание статьи «М.Горбачёв как феномен культуры» (2), а занимался бы, как пушкинист, своим делом, а точнее – Пушкиным. Ведь что за «феномен» Горбачёв русский народ и сам разберётся, а вот феномен Пушкина – это загадка ещё та! И стаж-то ей почти два века!

Однако в том же 1979-м году среди профессионалов были и те, кто «тайн поэта» вовсе и не отрицал: «С годами в определённом смысле Пушкин делается ещё более таинственным. Прежде, когда мы знали много меньше, некоторые вопросы не могли быть даже поставлены, многие загадки ещё не были замечены. Мы подразумеваем два рода «пушкинских тайн». Во-первых, тайны прямые – ненайденные или вдруг возникающие из небытия автографы, новые тексты, документы, биографические материалы о поэте. Во-вторых, глубинный смысл некоторых хорошо известных произведений поэта, то, что А.А.Ахматова называла пушкинской «тайнописью», и сомневалась, «довольно ли сказано в науке… про эту его особенность и так ли легко довести эту мысль до рядового читателя, воспитанного на ходячих фразах о ясности, прозрачности и простоте Пушкина» (3).

Эти мудрые слова пушкиниста Н.Я.Эйдельмана я всё же хочу уточнить: во-первых, как бы мы не надеялись на всякие «вдруг», большой перспективы в этом уже нет, поскольку две мировые войны и несколько революций прошедшего века уничтожили многое из того, что касалось Пушкина. А во-вторых, даже если что-то и найдётся, то это вовсе не значит, что оно будет доступно исследователям. Как, например, относительно недавно это случилось с «вдруг найденным» на Западе автографом чернового листа «Сказки о мёртвой царевне», который был куплен на аукционе неким «коллекционером», постаравшимся скрыть ото всех не только своё имя, но и конкретное содержание пушкинского автографа.

А вот разгадывание «пушкинской тайнописи» - это путь перспективный! Правда, тут не хватает всего лишь одной «мелочи» – ключа к этой тайнописи. Ну, а раз так, раз она не разгадана, то, конечно же, нашлись и те, кто стал сбивать с толку исследователей, и в особенности молодёжь, как, например, это сделал уже упомянутый мной В.Э.Вацуро в своём интервью под названием «Тайны поэта? Нет, тайны времени…» (4).

К этому же отвлечению от конкретности и уводу к пустопорожней философии по поводу некой «тайны времени» приложил свою руку и С.А.Фомичёв, заявивший в 2004-м году о своём покойном друге следующее: «Вацуро детективами не увлекался. Ему была интересна литературная среда, живое очарование литературной жизни. «Художественный текст любой эпохи», - замечал он, - особый мир, живущий по своим законам, которые с течением времени сменяются другими и становятся непонятными. Нет ничего ошибочнее и наивнее столь часто встречающихся попыток найти здесь намеренную «загадку», «тайну», «шифр». Загадки в старинных текстах встречают нас на каждом шагу, - но они созданы не писателем, а временем» (5).

Другой же льстец – А.С.Немзер, назвав В.Э.Вацуро не больше, не меньше как «великим историком литературы» (6), тоже никакими тайнами Пушкина не занялся, но зато нашёл некую «тайну Вацуро», положив эти слова в название своей статьи.

А вот мне лично после прочтения статьи «великого историка литературы» Вацуро «Сказка о Золотом петушке»: опыт анализа сюжетной семантики» (7) чуть не стало дурно от величайшего уровня непонимания автором того, о чём он пишет, и от его желания опровергнуть вполне разумные доводы Анны Ахматовой о

В 1935-м году издательство «Академия» выпустило сборник «Рукою Пушкина», где о произведении, которое Пушкин первоначально назвал «Рыбак и рыбка», было сказано следующее: «Рыбак и рыбка» - конечно, «Сказка о рыбаке и рыбке» (1). И надо же! Автор комментария (а это известный пушкинист Л.Б.Модзалевский) совсем не заметил, как сам же и опроверг свою догадку о «сказке» следующими словами: «Пушкин не только в этой записи считает её сербской песнью: черновой текст сказки в конце имеет помету: «14 окт. 1833 Болдино. 18 песнь сербская». Дата записи – 1834г.» (2). 
Да-да, 18-я песнь сербская, а отнюдь никакая ни «сказка»! Именно поэтому Пушкин и зачеркнул слово «сказка» и именно таковой он и считал изначально «Рыбака и рыбку». Причем не только 14 октября 1833 года, но и в следующем 1834-м. Впоследствии, правда, он не стал вводить её в цикл «Песни западных славян», а назвал «Сказкой о рыбаке и рыбке». 
А почему?! Да потому, что в этой «сербской песне» ничего сербского-то и нет! Основа сюжета в ней из немецкой «Сказки о рыбаке и его жене», а форма настолько русско-фольклорная, что дальше некуда! Да и направление в отношении русских источников легко можно увидеть в черновике Пушкина, где он пишет об «Ильмене, славном озере», связанном, как известно, с русской былиной о Садко и никакого отношения к западным славянам не имеющем. 
Но может быть Пушкин, действительно, сначала хотел сделать «Рыбака и рыбку» сербской песнью, но не смог? Ну, тогда посмотрите, как свою собственную «Русалку» он переделал для того же цикла песен, и какой мощнейший западно-славянский антураж он создал в «Яныше-королевиче»! Тут вам и река Морава вместо Днепра, и чешская королевна вместо княжны, и русалка Вила из сербского фольклора, и западно-славянские имена героев. Ничего подобного в «Сказке о рыбаке и рыбке» и близко нет! Зато язык, поговорки, детали сюжета и т.д. – всё из русского фольклора. Плюс полная русификация образов героев из немецкого источника – сказки братьев Гримм «О рыбаке и его жене». Плюс удаление не вписывающегося в русский контекст эпизода с превращением старухи в папу римского. 
А теперь вопрос: так разве ж не намеренно Пушкин заморочил исследователям голову своей записью о «18-й песне сербской», придав её произведению, ничего общего с циклом «Песен западных славян» не имевшему? Думаю, что да. 
Однако для того, чтобы глубже понять смысл этого намерения, нужно потянуть ниточку дальше и обратить внимание на взаимосвязь данной «ошибки» Пушкина с его планом издания своих сказок. Для этого приведу следующие слова исследовательницы В.Б.Сандомирской: «…необходимо остановиться на записи, сделанной в дополнение к плану издания на л. ПД №715, записанному в 1831г. Дополнение состоит из списка произведений, завершенных в Болдинскую осень 1833г.: поэмы «Анджело» и «Медный всадник»; «Сказка II» – «Сказка о рыбаке и рыбке»; «Сказка III»- «Сказка о Мертвой царевне и семи богатырях». Последним из этих произведений была окончена «Сказка о мертвой царевне», датированная в рукописи 4 ноября 1833 г. По-видимому, план был записан после этой даты и, можно думать, там же в Болдине, поскольку в тетради имеется еще одна запись, сделанная во вторую болдинскую осень, - «Осень» («Октябрь уж наступил…»). Эти две записи 1833 года – последние записи в тетради ПД №838, которая в целом датируется февралем 1828 – ноябрем 1833г.» (4). 
А теперь вопросы «на засыпку»: 
1. а почему же Пушкин нарушил свой план и не издал в 1834 году «Сказку о рыбаке и рыбке», хотя абсолютно никаких препятствий для этого у него не было? (Это ведь «Медного Всадника» «высочайший цензор» Николай I, так сказать, «зарубил» для печати, а вот «Рыбака и рыбку» никто и пальцем не трогал!). 
2. А может быть Пушкин вовсе и не нарушал своего плана и в отношении «Сказки II» его выполнил, а вот В.Б.Сандомирская просто что-то неправильно поняла, попавшись на его уловку по искусственному созданию неопределённости жанра «Рыбака и рыбки»? 
Смотрю глазами следователя и вижу, что Пушкин в своём плане издания (5) обозначил сказки (внимание!) ТОЛЬКО под номерами и без всяких названий! Сандомирская же и Л.Б.Модзалевский (6) сами присвоили им названия, исходя из того, что закончены осенью 1833 года были, по их мнению, только «Сказка о рыбаке и рыбке» и «Сказка о мёртвой царевне». Но это - по их мнению, а отнюдь не по

Эта удивительная история началась давно и обычно об этом пишут так: «В один из весенних дней 1834 года профессор русской словесности и близкий друг Пушкина и Жуковского П.А.Плетнёв, поднявшись на университетскую кафедру, начал вместо лекции читать студентам стихотворную сказку. А закончив чтение, раскрыл изумлённой аудитории имя автора – тут же сидевшего Петра Ершова. Вскоре после этого сказку узнала вся Россия. Первая её часть была опубликована в апрельском номере «Библиотеки для чтения»; в июне того же года «Конёк-горбунок» вышел отдельным изданием. Успех был колоссален» (1).

Или так: «Наконец, весной 1834 года в жизни Петра Ершова произошло, пожалуй, самое радостное событие. Профессор русской словесности Пётр Александрович Плетнёв, большой друг русских поэтов и писателей, вошёл в аудиторию, возбуждённый, взволнованный и вместо обычной лекции, поднявшись на кафедру, прочёл стихотворную сказку «Конёк-горбунок». А в ответ на восторженные аплодисменты слушателей он поднял со студенческой скамьи самого виновника торжества, Петра Павловича Ершова, поздравив его с настоящим литературным успехом. Затем в апрельском и июньском номерах «Библиотеки для чтения» за 1834 год сказка Ершова предстала на суд взыскательной петербургской публики. Сам Пушкин, прочтя её, сказал: «Ершов владеет языком точно своим крепостным мужиком. Теперь мне можно и оставить этот род поэзии»… в памяти современников и потомков осталось лишь одно юношеское произведение, «проба пера» 19-летнего автора. Всё написанное им позднее не выдержало ни суда современников, ни испытания временем и осталось достоянием узкого круга любителей русской словесности. Загадка неожиданного взлёта Ершова и столь же внезапного угасания до сих пор волнует знатоков его творчества и до сих пор она окончательно не разгадана» (2).

Смотрю глазами следователя: в июне 1834 года было получено лишь цензурное разрешение на издание всей сказки, а 5 октября 1834 года в №225-м «Северной пчелы» появился анонс, т.е. предварительноеобъявление, о выходе «Конька-горбунка» отдельным изданием, о чём ершововед (далее «ершоведы», поскольку «ершововеды» звучит хоть и научно, но тяжко) В.Г.Утков написал ещё в 1950 году (3). В 1970 году тот же Утков написал: «В октябре того же года в Петербурге вышло отдельное издание «Конька-горбунка» (4), что и повторил в 1979 году (5). Однако всё это не помешало ни И.П.Лупановой (1976г.), ни Ю.В.Лебедеву (1990г.), ни в 1974 году доктору филологических наук В.П.Аникину (6), отталкиваться не от уже установленной Утковым даты полного издания «Конька», а - от некой выдуманной и приближенной ими к дате цензурного разрешения.

Эту же ошибку совершила и Анна Ахматова при написании статьи о пушкинском стихотворении «Царь увидел пред собою», когда она только в этой одной статье дважды (!) вышла на «Конька», поскольку сначала заметила сходство пейзажа с царевной в «Коньке» и в черновике «Золотого петушка», а затем написала: «Не зачёркнутая в рукописи строка «Что за притча молвит он» - не перенесена в беловик. Может быть, Пушкин заметил, что это же восклицание встречается в только что вышедшей тогда (летом 1834г.) сказке Ершова «Конёк-горбунок». Этим же можно объяснить и колебания в выборе пейзажа» (7).

Отличная мысль! Но вот нестыковка: не был ведь ещё «Конёк» напечатан полностью, и в частности с теми сценами, о которых пишет Ахматова. Пушкин-то писал «Золотого петушка» в сентябре 1834 года, а «Конёк» в полном объёме появился в октябре. Конечно, тут Ахматова могла бы свалить вину за свою ошибку на тех ершоведов, которые к моменту написания её статьи путались со временем издания «Конька». Однако почему она так уж им поверила и не посмотрела, что тот же «Конёк» неоднократно печатался со значительным разрывом времени от момента цензурного разрешения? Так, цензурное разрешение 4-го издания было дано 22 сентября 1855г., а напечатали его только в 1856 году; цензурное разрешение 5-го издания было дано 17 августа 1860г., а напечатано оно было опять же только в следующем году! Да и второе издание, имея цензурное разрешение от 22 декабря 1839г. в этом году не вышло.

И поэтому нельзя было надеяться, что если 4 июня 1834г. полному тексту «Конька» дано было цензурное разрешение, то так уж и был он тем же летом и напечатан! Не был! А ведь если бы Ахматова знала, что полного «Конька» ещё в печати не было, а Пушкин в своих черновиках уже вовсю заимствует из него чуть ли не целые сцены и выражения, то и ссылка на его хорошую память, и на то, что он якобы мог читать «Конька» до публикации, не