За окном парят снежинки, снегопад. Но на душе стало легче – утро прошло не напрасно.
За помощью обратился молодой мужчина. Занимается спортом, но отец тоже занимался. И в 49 лет у отца внезапно развился инсульт. Когда он был полон планов. О болезни не хочется вспоминать, это не самое приятное в жизни.
Теперь сын в новостях услышал о прорыве в науке. Об инсульте, чудесах новых подходов, зарубежных конгрессах. И о том, что делают эти чудеса здесь, в Сибири.
И вот он здесь. Пара капель крови – и ныряем в волшебные просторы микромира живых клеток. Они движутся в потоке. Серых красок здесь нет – природа микромира брызжет радугой. Здесь не принято маскироваться. А вот и поврежденные клетки, как автомобили после аварии, перегораживают поток крови. Нырнем еще глубже, на уровень клеточных структур. Да, есть повреждения в структуре белка. Проверим – направим клетку на испытательный стенд. Так, дадим серию нагрузок – не прошла. Клетки даже не повреждаются, они гибнут. Конечно, у него их миллионы и миллиарды, но болезнь уже идет, коррозией пробивая клеточную стенку, чтобы потом, совершенно внезапно, взорваться внутри катастрофой, столкнувшись, как Титаник с подводным айсбергом. Но этому парню мы не дадим погибнуть. Маленькое волшебство получилось – быстро расписываю терапию. Все, дело сделано. Я его даже не увижу, заключение он заберет у медсестры. Надо спешить, погода плохая, будет достаточно страждущих с жалобами на жизнь, и на нас, которые не хотят исцелить в одно прикосновение. Эта радость маленького волшебства, когда спасаешь не больного – здорового и молодого. И, как Золушка, делиться ею не можешь. Затопчут. Зависть тотальна, и объединяет единым порывом. Но, чур, не о плохом. Идет снег, снежинки за окном вращаются в медленном вальсе…
Это цитата сообщения У_Л_Ь_Я_Н_А Оригинальное сообщение
*** В точке, где рождается чудо
Как странно прикоснуться к отложенному дневнику.
Зайти в свою жизнь, как в чужую, не совсем знакомую.
По эскалаторам метро поднимаюсь в павильончик станции Фламинио и вдруг оказываюсь на лужайке, залитой солнцем. Она напоминает станцию электрички в пригороде. Сразу у выхода теснится небольшой вещевой рынок, проще говоря – барахолка. Специализация этого – кожаные дамские сумки и обувь. За 15 - 20 евро можно выбрать кожаную летнюю сумку или удобную всесезонную. Здесь удобные демократичные модели, народ не заморачивается копированием дорогих брендов, как в Милане. Там на виа Буэнос Айрес африканские ребята лихо предлагают сразу десятка полтора копий моделей Фурла.
За углом открывается площадь, парковая зелень и Аврелианова крепостная стена. Последняя из трех стен, выстроенных для защиты города. До сих пор внушительна. Казалась бы – оплот. Но, как это часто бывает, ее не всегда обороняли. Многочисленные завоеватели чаще входили через ворота. Кстати, во время французской оккупации наш морской десант из флота великого адмирала Федора Ушакова маршем с юга из Неаполя вошел в город и выбил из него французов.
Восхищает и технологичность древних. Кроме кирпичной кладки использовали бетон и закрыли весь город стеной всего за 5 лет. И было это более полутора тысяч лет назад, в 271 году.
Это северный полюс древнего Рима. Сюда приходила Фламиниева дорога. Главная дорога, связывавшая Рим с миром, приводившая путников из центральной и северной Италии. Сюда приезжали и приходили пересекшие Альпы путешественники из Европы. Здесь был центр мира, ее главная империя. Помните: «Все дороги ведут в Рим».
Когда то я думал, что это утверждение своего величия. Теперь, прикоснувшись, понимаю, в чем разница. Демонстрация своей мощи, это то, чем грешат нынешние империи. Поза. У прежней это тоже было. Но главное – это простор для деятельности и творчества человека. Поднять его на уровень новых технологий – новой жизни, и дать ему возможность в ней жить. Пока Рим справлялся с этой задачей, он был центром мира. Когда перестал – перешел в роль навязчивого оккупанта и рекетира, начался распад империи.
Рим возник не случайно. Он появился, как центр созидания. Такое волшебное слово. На этих семи холмах были древние поселения, как и повсюду в Европе. Но здесь жители двух поселков объединились и построили первую в мире систему канализации и дренажных сооружений. Казалось бы, как то неромантично. Но проехав всю Европу, понимаешь, что это мощный реальный шаг созидания. Еще через полторы – две тысячи лет возникшие большие города Европы будут утопать в зловонии, и поражаться эпидемиями. Париж и Прага, Лондон и Брюссель. Нечистоты будут выливать из окон прямо на улицу. И широкополые шляпы возникли не как дань моде. Надо было защищаться от нечистот, которые могли быть вылиты отовсюду. Это проблема ограничила развитие и обеспечила рикошет инфекционных эпидемий.
Здесь сразу построили фундамент нового. На этой основе мог появиться великий город. И он возник. Мир людей был разрознен. И тогда здесь была построена первая в мире Аппиева дорога. Это южный полюс Рима. Казалось бы, вытоптали дорогу годами и ладно. Нет, построили прямую магистраль, выложили камнями. На века и тысячелетия. И юг Италии, средиземноморский морской торговый поток стал вливаться в Рим с нескончаемой вереницей повозок. С товарами шли люди, информация и знания. Новые люди и новые технологии. Продукты и ткани, инструменты, металлы и стройматериалы, рецепты и манускрипты. Рим стал хабом, переводя на язык современности. И впитывал технологии, как губка. Аппиевая дорога – это от Латеранского холма на юг. На метро – станция Рей ди Рома.
Потом Рим распался под ударами варваров. И снова Папы сотнями лет создавали потоки паломников и духовенства сюда, в Рим. Привлекая людей к святыням, обещая прощение грехов, выстраивая великую архитектуру. И незамечено осталось строительство дорог, колодцев и постоялых дворов, работа монастырей для обеспечения транспортных коридоров и безопасности на дорогах. Но великий город возродился.
Через ворота дель Пополо на громадную площадь.
О Пьяцца дель Пополо, народной площади написаны библиотеки. Улицы – как лучи от звезды, три знаменитых собора – созвездием, а посреди площади – египетский обелиск и живительные фонтанчики у подножия. Вода в них вкуснейшая, сбегает с гор по древним акведукам. В ослепительное и жаркое римское лето без воды не прожить. В июле на улице у каждого третьего в руках бутылка воды. В августе – уже у каждого седьмого. И на ступеньках фонтана всегда гнездятся туристы, как воробьи на ветках. Место в тени
Этим утром я спешил, меня ждала Встреча.
В юности я мог засидеться за картоном часами. Оторвавшись, не мог поверить, что живой портрет создан мной. Рисовать стал внезапно, влюбившись в живопись. Как будто почувствовал в ней скрытую музыку. До этого рука и линия не ладили. Но время, когда живописцы влияли на души и сердца, ушло. В залах музеев стыдливо поскрипывает паркет под одинокими зрителями. И я решил заняться другим. Попытаться не отразить, а изменить жизнь. Тогда я еще не подозревал, что любое занятие в руках заиграет и зазвучит, только лишь когда почувствуешь внутреннюю музыку. В последний из моих дней рождения меня застал привычный вопрос: «А что тебе подарить?» Хочется ответить, – «Весь мир и радугу!» Но боишься смутить и говоришь, что ничего не надо. А здесь я замер на минуту и сказал внезапно для себя: «Музыку! Хочу музыку! Подари мне диск Владимира Спивакова».
От Спивакова меня отделяла пара тысяч километров. И мы никогда не были знакомы. Через три дня мой день рождения. И мне в руки вложили пакет – «Это тебе от Спивакова». Полтора десятка дисков, от человека, который слышит Красоту этого мира. И Красотой пытается его изменить. «Как, он сам? – Да, сам собрал эти диски и передал в подарок…»
Я был ошеломлен, я держал их в руках, чтобы почувствовать тепло его ладоней. Они уже звучали, еще не открытые… Спасибо, Владимир Теодорович!
Гений – это внутренняя музыка и внутренняя свобода. Теперь, когда я вспоминаю этот подарок, волна музыки звучит внутри.
Сегодня я спешу к другим гениям. Вилла Боргезе – один из великих мировых музеев. Каждый раз, бывая в Риме, я отправляюсь в музеи Ватикана. Если с утра – отстоишь приличную очередь, после обеда – попадешь быстро, но уходя с закрытием музея, будешь сожалеть, что не все успел. Но на виллу попасть немного сложнее. Билет покупают заранее по интернету, до приезда в Рим, и лишь потом квитанцию меняют на билет. Впрочем, так надо бронировать билеты и на «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи, и в парижскую Оперу. В последние пару ней – поздно.
Столкнувшись с этим, начал часть билетов покупать заранее. Год назад швейцарский сайт viagogo украл у меня три сотни евро, присылая сообщения о мифическом пути моих, якобы купленных, билетах в Ла Скалу. Потом в кассе нас оказалось человек восемь – десять таких русских чудаков. В Ла Скалу я все же попал, но это другая история. Итак, мой опыт для тех, кто собирается в Италию. Сайт Weekend in Italy несколько раз работал как часы. В Милане забыл распечатку, их квитанцию считали прямо с планшета. CLASSICTIC.com не подвел с билетами на концерт итальянских теноров. Но довольно о суетном.
Вилла расположена в большом парке Боргезе, раскинувшемся над Римом. Сад холма Пинчьо и сад Боргезе сливаются в один.
Жаль прерываться, но допишу завтра
Сегодня Рождество пресвятой Богородицы!
В Риме 4 папских собора. Один из них, собор святого Петра в Ватикане, знают все.
Остальные посещаются сейчас меньше. Санта Мария Маджоре, самый главный из соборов, посвященных Богородице в Риме.
Обычно внимание приковывают византийская икона Девы Марии и капеллы с гробницами пап.
Меня поразила скульптура Девы Марии. В ней столько боли и столько отчаяния. Часть молодых священников, несущих службу в храме, тоже надолго оставались здесь в молитве.
Любимые города открываются…
Все остальные встречают суетой.
Первое утро в Риме несколько лет назад было именно волшебным, неторопливым. Полные солнечные лучи залили террасу, их отблеск блеснул по ресницам. Воздух, прогретый солнцем, принес легкий запах сосен, земли, и легчайший аромат дыма. Это ведь сказочная встреча…
Отодвинул портьеру и увидел напротив глаза. Зеленые, в крапинку. «Привет», - сказал я дружелюбно. Глаза прижмурились, и она шагнула в сторону. Точно, ведь надо было - «Бонджорно». Ведь серая изящная кошка – итальянка. А на улице ждали средиземноморские сосны и розы, в ладонь величиной. Такой сказкой встречают только любимые города. И я влюбился. Медленно, не в секунду, не в день. Также, наверное, как Гоголь. Полтора века назад он писал здесь: «Влюбляешься в Рим медленно, понемногу – и уж на всю жизнь. Словом, вся Европа для того, чтобы смотреть, а Италия для того, чтобы жить».
Но это утро другое. У меня планы, и надо входить в римскую жизнь легко, без пауз. Салат я сделаю сам. Руколла, нежный воздушный сыр рикотта, который делают из сыворотки, и крупные оливки для контраста. Хлеб в Италии живой, сочный. Крепкий кофе и день начался….
Когда-то на широком склоне крутого холма над Римом располагались сады Лукулла, и тянулись до Испанской лестницы. Холм Пинчьо, проще говоря, «шишка». Уже два тысячелетия здесь бывают все, приехавшие в вечный город. С крутой террасы над городом, над Пьяцца дель Пополо, открывается вид на город, на золотящийся в солнечных лучах купол собора Святого Петра вдалеке, за Тибром. Здесь лучший закат в Риме.
Место роковое. Здесь похоронен ужасный садист Нерон, удививший даже историю. На этих склонах убивали Мессалину. Обелиск в центре площади поставил еще сам Август, да, тот самый, именем которого назвали месяц. Хотя сам обелиск создали за много веков до Августа в Египте.
Не знаю, кто будет листать мой дневник. Я пытаюсь сохранить настроение. И передать то важное, что удалось увидеть, сравнивая и просто случайно скользя взглядом. Но заносит на историю, тут все ей пропитано.
Хотя недавно, когда пил кофе на лионском вокзале в Париже, возникло сильное желание набросать детектив. Глянцевая Анжелина Джоли тут садилась на скоростную стрелу «Париж – Венеция» в детективе "Шпион". И я чувствовал строчку с куражом или драйвом. И желание еще не остыло.
Впрочем, можно и о простом. Ходасевич на этой террасе отметился штрафом в 1927 году. Увидев великолепие Рима, он обнял и поцеловал жену – «Наконец добрались»! – «С Вас 10 лир штрафа, нельзя целоваться в общественных местах». – «Но это моя жена»! – «С нее тоже десять лир. Миловаться надо дома».
1.Пьяцца дель Пополо с терассы холма Пинчьо.
[700x525]
Порта дель Пополо - ворота Рима.
2. 
[700x525]
Встреча с Римом - хочешь насмешить бога своими планами, лети Аэрофлотом…
Это была больше, чем мечта. Я поставил на это полет, как в рулетку. Я угроблю себя бешеной работой, буду засыпать стоя, но Рим… он оживит, силы и чувства вернутся.
На сон перед вылетом остался час, пытался завершить хоть что-то из срочных дел. Компьютер раскалился. А путешествовать надо, как учили нас великие, отрешившись от суеты. Но, увы…
Когда вспоминают литераторов, подчеркивают – чтобы заработать на жизнь (жилье, прописку…) работал дворником. Ха! Я работаю в науке. И вторая работа мне – чтобы заработать на первую, и только потом - на жизнь.
А Рим заслуживает внимания. Это столкновение эпох, переплетение нашей истории. Здесь в муках взлетали гении, чтобы высечь совершенство. Здесь казнили святого Петра. Микеланджело разрушил себя, создавая Сикстинскую капеллу. Не хотел он ее писать, превращать гигантскую пустошь в алмаз, но гений внутри требовал раскрытия и не прощал бездушных мазков. И родилось чудо.
Гений Борромини, затравленный гениальным Бернини, покончил с собой. Бернини извел всех, заселил весь Рим скульптурой, и упокоился в соборе Санта Мария Маджоре. Джордано Бруно здесь сожгли на костре, на этом месте теперь стоит его обелиск посреди площади Кампа дель Фьоре, площади овощного рынка.
И вот лечу, меняя самолеты. Знал, что нельзя загадывать. Но так хотелось. Помните недавний фильм с Джулией Робертс – «Ешь, молись, люби». Ведь у меня это тоже в памяти - узкие улочки около пьяцца Навона, уличные кафе, и воздух, которых звучит, как отголосок Волшебной флейты. Здесь иная акустика. Уличный шум тонет среди высоких стен и звуки, отражаясь, приобретают индивидуальность. Негромкий звук, расставляемых на уличных столиках тарелок, взлетает остро, как всплеск оркестровых медных тарелок, А дальше льются негромкой музыкой разговоры, здесь всегда громкоголосые итальянцы приглушают голоса. Время сиесты – это время отдыха, его надо смаковать неторопливо, как хорошее вино. Неторопливый отточенный рисунок шагов рисует свою линию. Мои итальянские туфли, в отличие от германских, легким металлом подчеркивают каждый шаг, как дамские шпильки. Мужчину и его появление нужно подчеркнуть – итальянцы первые в воплощении, в дизайне, и в отражении мужчин им тоже равных нет.
И, не выдержав, я загадал.
Радостный распаренный поток пассажиров перетек по рукаву терминала в аэровокзал, потом электричка до главного корпуса, длинные переходы и паспортный контроль совсем не в тягость, когда ты ждешь встречи с городом.
«Бон джорно» - шлеп штамп в паспорт, и ты вливаешься в пестрый цветной котел человечества.
А в аэропорту Фьюмичино человечество бурлит бодро, поток из Британии смешивается с потоком Израиля, разбавляется Африкой и Германией.
Чемоданы сухо падали на ленту и своих не было видно. Прошло полчаса и надежда растворилась. Уже в шестой раз я, прилетев, остаюсь без багажа. Раньше так было принято кидать в Борисполе, недорогой транзит через Киев при небольшом промежутке между рейсами у меня два раза оборачивался многодневным ожиданием багажа. Но теперь Аэрофлот при отсутствии конкурентов все чаще перестает напрягаться. На громадный конгресс в Амстердам три года назад прилетели без чемоданов. Встретили еще два следующих рейса – увы. Тогда вечером на железнодорожный вокзал – где еще можно купить все необходимое сразу. И целый следующий день на поиск и примерку костюмов в самом большом торговом центре Де Бейеркорф (проще переводя, улей). Когда чемоданы привезли в гостиницу, мы уже успешно выступили на конгрессе. В прошлом году в Афинах, оставшись без чемодана, на вокзал не поехал и три часа обходил лавочки у Омонии в поиске открытых (воскресенье у греков святой отдых).
Народ бурлит, Фьюмичино заполнен, ожидается конгресс кардиологов, – а это самый крупный медицинский конгресс. Представители фармацевтических фирм собирают свои делегации врачей, мелькают таблички и языки. Это бизнес. Фирмы спонсируют специалистам поездку, устроят им праздник, ну а те не забудут о препаратах и нуждах фирмы.
«Дове ль уфиччьо оджетти змаррити?», - такое еще выговорить надо суметь после перелетов. На поисках багажа здесь работают пять агентств. К моему окошку толпится очередь на час, не повезло. Утешает только то, что два британца передо мной тоже с конгресса. Общая проблема.
Встреча с Римом - хочешь насмешить бога своими планами, лети Аэрофлотом…
Это была больше, чем мечта. Я поставил на это полет, как в рулетку. Я угроблю себя бешеной работой, буду засыпать стоя, но Рим… он оживит, силы и чувства вернутся.
На сон перед вылетом остался час, пытался завершить хоть что-то из срочных дел. Компьютер раскалился. А путешествовать надо, как учили нас великие, отрешившись от суеты. Но, увы…
Когда вспоминают литераторов, подчеркивают – чтобы заработать на жизнь (жилье, прописку…) работал дворником. Ха! Я работаю в науке. И вторая работа мне – чтобы заработать на первую, и только потом - на жизнь.
А Рим заслуживает внимания. Это столкновение эпох, переплетение нашей истории. Здесь в муках взлетали гении, чтобы высечь совершенство. Здесь казнили святого Петра. Микеланджело разрушил себя, создавая Сикстинскую капеллу. Не хотел он ее писать, превращать гигантскую пустошь в алмаз, но гений внутри требовал раскрытия и не прощал бездушных мазков. И родилось чудо.
Гений Борромини, затравленный гениальным Бернини, покончил с собой. Бернини извел всех, заселил весь Рим скульптурой, и упокоился в соборе Санта Мария Маджоре. Джордано Бруно здесь сожгли на костре, на этом месте теперь стоит его обелиск посреди площади Кампа дель Фьоре, площади овощного рынка.
И вот лечу, меняя самолеты. Знал, что нельзя загадывать. Но так хотелось. Помните недавний фильм с Джулией Робертс – «Ешь, молись, люби». Ведь у меня это тоже в памяти - узкие улочки около пьяцца Навона, уличные кафе, и воздух, которых звучит, как отголосок Волшебной флейты. Здесь иная акустика. Уличный шум тонет среди высоких стен и звуки, отражаясь, приобретают индивидуальность. Негромкий звук, расставляемых на уличных столиках тарелок, взлетает остро, как всплеск оркестровых медных тарелок, А дальше льются негромкой музыкой разговоры, здесь всегда громкоголосые итальянцы приглушают голоса. Время сиесты – это время отдыха, его надо смаковать неторопливо, как хорошее вино. Неторопливый отточенный рисунок шагов рисует свою линию. Мои итальянские туфли, в отличие от германских, легким металлом подчеркивают каждый шаг, как дамские шпильки. Мужчину и его появление нужно подчеркнуть – итальянцы первые в воплощении, в дизайне, и в отражении мужчин им тоже равных нет.
И, не выдержав, я загадал.
Радостный распаренный поток пассажиров перетек по рукаву терминала в аэровокзал, потом электричка до главного корпуса, длинные переходы и паспортный контроль совсем не в тягость, когда ты ждешь встречи с городом.
«Бон джорно» - шлеп штамп в паспорт, и ты вливаешься в пестрый цветной котел человечества.
А в аэропорту Фьюмичино человечество бурлит бодро, поток из Британии смешивается с потоком Израиля, разбавляется Африкой и Германией.
Чемоданы сухо падали на ленту и своих не было видно. Прошло полчаса и надежда растворилась. Уже в шестой раз я, прилетев, остаюсь без багажа. Раньше так было принято кидать в Борисполе, недорогой транзит через Киев при небольшом промежутке между рейсами у меня два раза оборачивался многодневным ожиданием багажа. Но теперь Аэрофлот при отсутствии конкурентов все чаще перестает напрягаться. На громадный конгресс в Амстердам три года назад прилетели без чемоданов. Встретили еще два следующих рейса – увы. Тогда вечером на железнодорожный вокзал – где еще можно купить все необходимое сразу. И целый следующий день на поиск и примерку костюмов в самом большом торговом центре Де Бейеркорф (проще переводя, улей). Когда чемоданы привезли в гостиницу, мы уже успешно выступили на конгрессе. В прошлом году в Афинах, оставшись без чемодана, на вокзал не поехал и три часа обходил лавочки у Омонии в поиске открытых (воскресенье у греков святой отдых).
Народ бурлит, Фьюмичино заполнен, ожидается конгресс кардиологов, – а это самый крупный медицинский конгресс. Представители фармацевтических фирм собирают свои делегации врачей, мелькают таблички и языки. Это бизнес. Фирмы спонсируют специалистам поездку, устроят им праздник, ну а те не забудут о препаратах и нуждах фирмы.
«Дове ль уфиччьо оджетти змаррити?», - такое еще выговорить надо суметь после перелетов. На поисках багажа здесь работают пять агентств. К моему окошку толпится очередь на час, не повезло. Утешает только то, что два британца передо мной тоже с конгресса. Общая проблема. Сегодняшний день накрылся медным тазом. И регистрация на конгрессе, и вводные выступления. Уставший небритый служащий похож на Марчелло Мастрояни. Он сразу вызывает сочувствие, – такая к нему толпа и все не говорят на итальянском.
Заполняя бланк, он человечно вникает в ситуацию: –
Лет, наверное, двадцать назад к подруге моей матери приехала погостить сестра. Она была замужем за видным дипломатом, и значительную часть своей жизни провела за границей. Последние десять лет она жила в Париже, до этого пять лет провела в Риме. Сейчас привыкала к жизни дома, пробовала, меняла, подирая себе новые привычки и стиль жизни.
Последние годы в Париже ей приходилось по протоколу быть постоянной участницей дипломатических приемов, раутов, быть в гуще звезд мировой политики. Но вспоминала редко и немногих.
Эти города тогда для меня были городами другой планеты, что-то нереальное, из мира литературы.
Она почти ничего не рассказывала, но я все же спросил: « А как Вы их ощущали? С чем они перекликались у Вас?»
Я ожидал отточенного восклицательного знака при слове Париж. Но она сказала о нем спокойно и ровно, как о чем-то обыденно привычном. Через несколько лет уже мой самолет садился в аэропорту Шарль де Голь Руасси, и долго бежал по асфальтовым полям аэродрома, пересекая одно за другим, настолько он был большим. И все это время сердце колотилось в ожидании большой, заочно знакомой сказки. Теперь я каждый год прилетаю в Париж, улыбаюсь ему как другу, тепло и спокойно, ищу нотки перемен.
Но слово «Рим» прозвучало особенно, с трепетом. И даже не важно, что она сказала. Я запомнил, как дрогнули, взлетев, ее ресницы, распахнулись глаза, как будто она читала стихи.
Это волнующее внимание заинтриговало. «Риим…»
Я не сразу понял этот город. Но теперь это слово вызывает море эмоций, ласкает волной теплого летнего ветра, пьянит целым букетом ароматов, и сладки, и терпких. И если я хочу утонуть в радости воспоминаний, я говорю себе – Рим!
Август – месяц Рима. И не только потому, что назван в честь человека, ставшего квинтэссенцией империи Рима. Он собрал в себе зрелость и спелость лета.
Чуть - чуть для настроения и полета фантазии.
Совсем несерьезно.
Почему во Франции так мало конфет?
Это царство фантазии, волшебные патиссери patisserie на каждой улице.
И какое сердце не дрогнет при виде этого великолепия? Французское - оценит сразу.
И может даже удостоить профессионального титула за артистизм в создании создании сладкого счастья.
На минуточку заглянем в патиссери на скромной парижской улице, где когда-то снимали фильм "Мужчина и женщина".
Жан-Луи Трентиньян, наверное, заходил сюда между съемками. Многие уже не видели фильма, но музыку слышали все.
И на полминуточки зайдем в патиссери в кулинарной столице Франции - городе Лионе. А еще это город Сент-Экзюпери.
Хорошего всем вечера!
1. Кондитерская во Франции - это место для артистизма творцов и поклонения верной публики.
[700x525]
2.
[показать]
3. Хлеб во Франции потрясающе вкусный. Обилие солнца, зерно вызревает. А руки творят с душой.
[700x525]
4. Тарталетки с томатом и базиликом. В каждой патиссери свой рецепт. Пряно и удивительно вкусно.
[700x525]
5.
[700x525]
6.
[700x525]
7.
[700x525]
8.
[700x525]
9.
[700x525]
10. А это уже Лион, но кулинарные традиции не уступают
[700x525]
11.
[700x525]
12.
[700x525]
13.
[700x525]
14.
[700x525]
15.
[700x525]
1.
Барселона, набережная, октябрь 2015.
Мир меняется…
Почему пишу? Не очень верю в действительность, не очень верю в людей. Реальность не позволяет. Раздражает мелочность бытия, боюсь, что она захватит. Иногда тревожит мысль, что столько потерь было зря. И хочется ощутить живое неравнодушие, как у Визбора – чтобы кто-то из встречных мигнул стоп-сигналом в ночи.
Можно утонуть в пессимизме или в цинизме. Но получится ли с этим жить?
Можно покормить уличных собак, хотя свои домашние животины к этому ревнуют. Уличные жизнь понимают и ценят лучше.
Можно всколыхнуть память и вспомнить, как неделю назад прикасался к вечности. Люблю ощущать историю, это дает силы делать, создавать, не выбирать простых путей. Читать исторические книги – это совсем другое. Пересказ историка лишает жизнь колорита, метание ума превращается в банальность. Надо прикоснуться, тогда потоки жизни оживают. Оживают запахи и звуки.
Мой историк был хорошим человеком. Но в его изложении история казалось деловито сухой: формации, денежные потоки. Историка приземляла реальная действительность - где перехватить денег до зарплаты. А мне нравился вкус эмоций, горение талантов. Это иррационально, но какими цветами расцветает древо жизни! В итоге, я его раздражал. «Еще нахлебаешься», – вероятно, думал умудренный историк. Нахлебаться по жизни пришлось. Да и последние семнадцать лет пролетели в работе без выходных. Работа приучила к постоянному анализу, но желание полюбоваться талантом или оценить истинный кураж не прошло.
Акрополь и римский Форум тогда были для нас настолько недостижимой абстракцией, что напоминали формулу. А всего неделю назад греки объясняли мне: «Солнце дарит радость, жизнь вокруг - она твоя. Слушай греческую музыку и улыбайся, и ты не будешь терять жизнь, как песок между пальцев, радуйся прямо сейчас». Жестикуляцией они добавили к речи на английском восклицательных знаков, включили заводные греческие песни, и мы вместе полетели на колеснице современности по Кипру. Полчаса на мерседесе кабриолете – и мы пропитались загаром, зноем, легкой пылью летних автострад и жизнерадостностью, как от бокала терпкого вина.
Нет, история полна эмоций, это застывшая жизнь. Хотя формулы борьбы за власть и обустройства жизни уже римляне довели до совершенства. А сейчас Рим живет негой, тягучей сладкой суетой южного города. Солнечные лучи здесь потрясающие, горизонтальные, кажется, их можно на хлеб намазывать. Заливая город, они создают новую реальность. С римских холмов видишь, как меняются декорации нашей жизни. На Виа Арджентина, островке древнего Рима, где убили Юлия Цезаря, теперь коммуна бродячих кошек. Но о Риме потом.
Мир меняется.
Европа пустеет, становится напряженней. Кажется, ее золотой век прошел. Будет вспоминаться лишь по рассказам и старым фильмам. И говоришь: «задержись мгновение»!
Виа Меркато в Милане без привычной толпы праздных туристов выглядит одинокой. Когда-то здесь яблоку было сложно упасть, столько людей фланировали здесь. Теперь город деловит без лишних сантиментов.
Пустеют кафе у Сены. Исчезли лотки с устрицами и мидиями в ресторанах Больших Бульваров, бившие глаз роскошью моря. Уже не бурлят людские потоки в районе бульвара Сен Жермен. Моя любимая таинственная улица Муффтар притихла.
Держится Рим, вечный город. Туристический поток сюда создавали более тысячи лет. Год за годом сотни лет папы созывали и привлекали поток паломников. Сотни монастырей обеспечивали безопасную сеть дорог для них.
В эпоху перемен хочется тепла...
Барселона, октябрь 2015. Город спускается с горного склона к Средиземному морю широким потоком. На набережной гордо покачивают широким листом пальмы, дальше - пять километров золотистых песков насыпных пляжей и пена прибоя. В древней столице Каталонии туристический Вавилон создавали полторы сотни лет: парки, отели, всемирные ярмарки, олимпиада. К набережной стремится и заполненный
[700x525]
Мы решили сделать себе праздник. Планета рассекает пространство и входит в пояс метеоритов.
И мы пытаемся лететь вместе с ней.
Но иногда просто не хватает кислорода жить в этом стремительном беге.
Можно сойти с орбиты и дать себе время на отдых. Но в одном замечательном фильме Игорь Косталевский объяснил Анастасии Вертинской чистую формулу: "Звезды никогда не меняют своего пути".
Но можно сделать праздник на миг, на пару тройку дней. А потом жить этим, как музыкой, в привычном потоке.
И вот мы добежали до причала в Пирее. Шум рассекаемой судном волны, солнце играет с волной, чайки играют с нами. И вот острова... А надышавшись запахом цветущих трав, рододендронов и сосен, отправились в ресторанчик у моря. Выбрали крайний, где хозяин скучал в одиночестве.
Грек сверкнул глазом и почувствовал себя дирижером. Розовое вино, хрустящий хлеб, маслины, щедрый греческий салат, баклажаны и перцы, дорада. Он блистал, негромкая музыка смешивалась с шипением сковород на плите и джазовым ритмом ножа.
И вдруг замер. Мы сказали - будут гости. Понятно - ответил он. Но замер минуты на три, узнав, кого мы пригласили. А потом решил превзойти самого себя. Греческие коты немного смущались, но маэстро выбрал сочную рыбу и довел до совершенства. Праздник удался. Гости мурчали. Солнце заливало море радостью и покоем.
Теперь это в душе. Вчера друзья принесли подарки с Керкиры. Так греки называют другой изумительный остров. Среди них чудные сочные маслины. Взглянул, вспомнил, музыка моря и солнца снова заиграла для меня...
1.
[700x525]
МОСТЫ ЛЮБВИ
В нашей жизни есть места, которые будят душу, пробуждая от повседневности. Берег моря дыханием жизни оживляет нас и дарит ощущение свободы…
Горная вершина изумляет величиной мироздания.
Мосты… Мосты заставляют нас почувствовать себя путником жизни, почувствовать ее течение, пришествие нового и расставания с любимым.
Расставаться - этого в жизни было много. Мосты вызывают напряжение памятью разлук, как и вокзалы. И заставляют сердце затрепетать, очнуться.
Но есть мосты любви, такая у них судьба.
Самый красивый мост Парижа, и, как уверяют многие, самый красивый мост мира - «русский» мост Александр труа, мост Александра третьего.
Он просторен, роскошен и зовет в новую жизнь. Это не точка раздела между прошлым и будущим, это настоящая дорога в новое. Кажется, это великолепие создано, чтобы расправить плечи, поверить в себя, восхититься и пойти в неизведанное. А оно дразнит – мечтай, и все возможно.
С южной стороны моста расстилается широким зеленым лугом эспланада Инвалидов, замкнутая великолепным собором. Поговаривают, что Людовик XIV, король «Солнце» строил собор для себя, чтобы навсегда упокоиться в самом сердце Парижа. Теперь в нем Наполеон Бонапарт. С другой стороны за листвой скрывается начало Елисейских полей.
Чтобы дать ощущение полета и подчеркнуть великолепие Парижа архитекторы подняли арку моста на 6 метров. Взлетаешь незаметно для себя. Как и дворцы, мост открывается с величественных колонн с золочеными скульптурами, символами. И вступая на него, идешь под улыбками ангелов.
Символ дружбы в самой середине моста, его берегут речные нимфы Сены и Невы, у каждой свой герб. Его медальоны покрасили коричневой краской. Кажется, раньше он был бронзовым. Но, может, это показалось. Евротолерантность пугается масштабных символов, она пытается стать незаметной. Времена дерзкого барона Османа, перекроившего Париж, канули в лету. Основной цвет одежды парижан последние годы серый и черный. Шесть лет назад одеть красное для них было невыносимо. И итальянцы с русскими тогда постреливали друг в друга взглядами издалека узнавая свободу стиля - «мы с вами можем позволить быть себе собой». Но накопился вызов, и изредка парижанки решаются на яркое, задорное платье, как в солнечных шестидесятых. В этом году доминирует черно-белая горизонтальная полоска, и вдруг жаром лета врывается сочное желтое платье, легкий ремейк шестидесятых, Бриджит Бардо. И даже иногда, неимоверно редко, взлетают на шпильки.
Влюбленных притягивает сюда река, дающая такую роскошь – побыть вдвоем в этом шумном мире. Они приходят пройти по мосту, мечтая, в новое будущее. Говорят, после этого жизнь вместе сложится в яркую картину. По привычке трут гербы и символ дружбы – сбывайся. Свадьбы прилетают сфотографироваться – пусть жизнь будет полна великолепия. Одинокие приходят загадать желание. Говорят, сбывается. Выдам маленькую теплую тайну – не трите бронзу. Возьмите любимую, любимого в объятья и поцелуйте! Здесь, на мосту! Любовь откликнется волшебством…
В прошлом году набережная возле моста вдруг наполнилась народом, вытеснив влюбленные парочки, туристов, и группки, собравшиеся на зелени набережной для пикников. Вся набережная превратилась в поле для фуршета. Париж устал от монотонности европриличий и захотел праздника. Праздника, который с тобой… Но дожди и наводнение этого года вновь очистили гранитные просторы набережной.
А для нас, русских, это еще и «свой» мост.
В этом году мог спасти две тысячи человеческих душ. Не спас. Не сложилось, Наверное, удалось спасти человек сто пятьдесят. Это жизни, но мог гораздо больше.
Люди не торопятся. Им кажется, спешить некуда. Мы уже выжались, работаем без выходных. Я в таком режиме уже 17 лет. Идет синдром выгорания.
Когда-то понял, что первыми научились видеть предвестники инсультов и сосудистых катастроф. Казалось, что важно. Потом оказалось, что человечество скользит в иной плоскости.
Мир разделен на два полюса. Одни ставят во главе деньги и власть. Имя им – легион. Прагматизм – их религия. Они эффективны и иногда очень успешны. Их иконостас печатает журнал Форбс. В прошлом году в Нью-Йорке опубликовали книгу с названием, которое могло бы войти в их святцы: «Господь – мой брокер». Цифра – странная вещь… Когда она становится запредельной, она опровергает сама себя. Люди, накопившие запредельное количество денег, вдруг обнаруживают странную вещь. Эти деньги надо тратить. Причем, чтобы подчеркнуть свою власть – надо тратить на человечество.
Если небеса позволят – они могут дать возможность человеку почувствовать что-то иное. Может быть, что главное - это любовь.
Стив Джобс был не только фараоном бизнеса. Он был еще и создателем. Ему позволили, и он тоже почувствовал, что любовь суть жизни. Если есть жизнь.
Самый главный человек мой жизни – дед. Он был особенным. Он был человеком дела, но от него шло тепло. Немногословный, но говорить ему было не нужно. Люди притягивались к нему, как к магниту, где бы он не появлялся. Они чувствовали значительность, личность, масштаб. Просто чувствовали. И собирались вокруг него. Он любил жизнь, и любил создавать. У нас было лето... Мы говорили, гуляли, варили обед, мечтали, играли в шахматы. Дед хотел, чтобы я стал инженером. Создателем. Чтобы чувствовал ток электричества. Мы ждали второго лета. Он сказал, что мы вместе соберем приемник. Его приемники были мощными, они открывали весь мир. В десять утра мы приедем за ним, и поедем жить на дачу. Дачный чемоданчик он уже собрал.
В шесть утра рыдающая сестра замолотила в окно . На какое-то время жизнь для меня закончилась. Такой, как раньше, жизнь больше не стала.
Когда мы приехали, шприц с гепарином, набранный им, еще лежал на подоконнике. Скорая побоялась ввести, тогда это был новый препарат. А у него уже не хватило сил. Скорая ошиблась, но это было уже не важно.
Через несколько лет я походил в научное общество электротехнического, специалистов которого он консультировал. Просто потому, что он так хотел. Я уже не чувствовал электричество. Зато хотел чувствовать пульс крови. И поступил в медицинский.
Мальчишкой я работал в реанимации. Этот корпус только сдали строители. Просторные палаты, сверкающие финские функциональные кровати, мониторы, гудящие РО-6, дышащие за пациентов. Казалось, это корабль, ушедший в космос. Но главное, что удивляло – это люди. Женщины были поспокойней, у них было о чем подумать. На мужчин снисходило беспокойство. Реанимация отрезала их от обычной жизни, здесь она казалась нереальной. Было время побыть наедине с самим собой. И в глазах у большинства возникал вопрос. Они пытались. Пытались понять, то важное, что открыла им жизнь. И передать нам. Но не получалось. Только главный инженер авиазавода думал о своем. У него было дело.
Это щемящее беспокойство повторялось летом и зимой. Люди менялись, но все повторялось. Теперь мне кажется, я знаю ответ. И знают ответ те, кто любил.
Второй полюс – это вера в человека, в бога, в жизнь, в любовь, в продолжение жизни – в ребенка.
Но людей, которые этим живут, не так много. Или сейчас их стало меньше? Я выгораю от бешеной работы без выходных. Работаю с теми, у кого еще не болит. Работаю на предотвращение, предупреждение. И вижу не людей, слышу потребителей. Люди тоже есть, но встречаются не каждый день.
Несколько лет назад нам повезло. Сказочно. Пригласил Его Святейшество Папа. Казалось нереальным, но все оказалось правдой. Поразили люди, которые собрались к нему. Глаза светились от восторга, от веры.
И поразили глаза Его Святейшества. Уставшие, загнанные… Глаза человека, который понимает, что не успевает спасти весь мир. Через несколько месяцев он ушел. Но громадное ему спасибо. За жизнь надо бороться. Жизнью.
Жизнь бросает. Причастие у меня было в сельской греческой церкви. Благословение Его Святейшества. Крестился в нашей православной церкви. Бог у нас один.
Хочется рассказать о частицах Святого Креста. О тех, что на Латеранском холме в Риме, о тех, что в сельских монастырях Кипра. Надо, чтобы получилось
Когда-то мы были уверены, что парижанка, это элегантная носительница чистого стиля и утонченных ароматов, изящная и потрясающе загадочная. \"Она уже была в Париже, Сам Марсель Марсо ей чего-то говорил\".
Потом оказалось, что чаще парижанок, мы представляли бельгиек. А истинные парижанки чаще всего макияжем и духами не пользуются, не покачиваются загадочно на высоких каблуках, предпочитая туфли и балетки без каблуков попроще. А серые, болотные и черные цвета, в какие они любят облачаться, приводят к бунту русские и итальянские сердца. И если воздух Москвы подчас смесь духов и бензина, то аромат духов в Париже можно почувствовать лишь у одного из парфюмерных домов в начале Елисейских полей. Для туристов, чего не сделаешь для увеличения продаж, они брызгают их в вентиляционный поток, ведущий на улицу. Впрочем, если очень повезет, загадочную незнакомку можно увидеть мельком у отеля Крийон на Риволи, но это редкое везение.
Простота, удобство и унисекс. Лет шесть назад здесь была мода на грубые демисезонные сапоги, их носили даже летом, из тех, что у нас одевали на уборку урожая. И сердце замирало, увидев это на дорожках в Тюильри. Слава богу, что борьба за женскую независимость стала не так актуальна (есть и другие принципы, за которые приходиться бороться).
Но все-таки это город создателей волшебства.
И ароматов
Когда-то, в далеком двадцатом, роман Коко Шанель и великого князя Дмитрия привел к появлению Шанель №5. Влюбленный князь познакомил Коко с парфюмером императорского двора Эрнестом Бо, как и он, эмигрировавшем из России. И возник замысел создать духи нового времени, не связанные с цветочным ароматом, а передающие загадку женщины... Из серии созданных ароматов (их было то-ли пять, то-ли десять) Коко выбрала пятый. Флакон родился из стиля русского штофа.
Теперь возникновение ароматов - это гонка идей, технологий, стилей.
Я только зритель. И на минутку позавчера заглянул туда, где из ароматов создают стиль. Могу и ошибаться, но люблю сиюминутные ощущения, они, как брызги света у импрессионистов, преломляют реальность.
Кензо вновь отдавал изысканным холодком, Герлен провоцировал кедровой ноткой, как пару лет назад Гермес. Меня, признаюсь честно, привлекла сладкая волна Валентино для юных дам, с ноткой жасмина, розы и бергамота, и с мягким послевкусием. А для ярких современных женщин покорил аромат этого года от Нина Ричи - Экстаз ласки роз (если удалось перевести точно). Они сменили изысканный флакон фиолетового цвета на розовый и добавили шлейф золотистых цепочек.
1. Сиящие храмы ароматов
[700x525]
2.
[700x525]
3.
[700x525]
4. И каждый хочет создать не просто ощущение, а стиль
[700x525]
5.Гермес в движении
[700x525]
6. Валентино в теплом аромате
[700x525]
7. Изыски моды на любой вкус
[700x525]
8.
[700x525]
9.
[700x525]
10.
[700x525]
11.
[700x525]
12.
[700x525]
13.
Неделю назад в Лионе зашел в очень интересный католический храм Сен Низье (Сен Низер, Святого Никиты).
Храм насчитывает свою историю с пятого века. Когда-то епископ Лиона повелел воздвигнуть церковь на месте древнего дохристианского храма для увековечивания 48 христианских мучеников, погибших в Лионе при становлении церкви в 177 году. Их останки захоронены здесь. Римские арены, где погибли за веру первые христиане, стоят и поныне. Опубликую их фото позже. В шестом веке здесь упокоился епископ Никита (Низье) Лионский. В нынешнем виде храм начал строиться в 1307 году. Его фасад великолепен, а две симметричные башни различаются по высоте и отделке. Но удивило не это. Над алтарем сияет икона Святой Троицы, копия знаменитой Троицы Андрея Рублева. Икона великолепна.
Удивило другое. В католической церкви более строго, чем в православной, относятся к богословским трактовкам и доктринам, и троица не имеет своего образа. Троица неизобразима. И икона Андрея Рублева не была молельной. Но она здесь и светится, сияет над алтарем. Икона - прообраз явленного во Христе триипостасного триединого бога.
Одна из двух скульптур в храме - вероятно, копия скульптуры Святого Петра, стоящей в соборе Святого Петра в Ватикане. По памяти она очень похожа. Только ступня ноги не стерта от поцелуев миллионов прихожан, как у оригинала. Жаль, что не удалось поговорить со служителями храма.
1.
[525x700]
2.
[525x700]
3.
[525x700]
4.
[525x700]
5.
[525x700]
6.
[700x525]
7.
[700x525]
8.
[700x525]
9.
[700x525]
Сладкий воздух больших бульваров, цветения жасмина, с острой ноткой пряных специй из кафе, прогретого оливкового масла, теплой сладостью французских блинчиков crêpe. Шум города, который спешит, живет, но не захлебывается в спешке. Это Париж, и это сегодня, слава богу, также как вчера. Мир меняется, но так не хочется, чтобы он терял свое волшебство.
В прошлом году, смеясь, мы говорили приехавшей из Нанта Аннабель: "У тебя наступает замечательное лето. Париж, в отличие от мужчины, всегда Париж". "Как, - удивлялась Аннабель - "и у вас в России так говорят?". Сегодня Париж немного другой. Немного растерян. Дожди, крушение социальной стабильности, забастовки, и немного не в тон - футбольные краски. Радостное "Бонжуррр" звучит уже не так часто, и не так уверенно. Чаще стало проскальзывать чуть ироничное - "Са ва" (нормальненько), а то и "Комси комса".
Из-за дождей жасмин и розы наконец развернулись и расцвели в полную силу. Но полузатопленная площадь Согласия приостанавливает или вовсе обрывает движение. Толпы народа накапливаются на платформах. На Га де Норд - Северном вокзале периодически полное смятение. Электрички Rer вламываются вместо подземных этажей на наземные платформы пригородных, железнодорожники не знают сиюминутного расписания, а иногда его и просто нет. Но двигаться можно и на такси, и на метро по боковым веткам. Главное, что расстраивает французов, это не беженцы, трагедии, политика, неудавшиеся поездки. Главное - это начинается рушиться мечта о справедливом рае на земле, который строят под названием Франция, и которому завидует весь мир. Место, где самая короткая рабочая неделя, где можно не выйти два дня на работу просто потому, что "Голова болит", а можно и вообще не работать, живя на пособие. Ведь воздух тут такой насыщенной, как вино. Больничный в два дня болезни любимой кошки - это пик социальной справедливости. Французы не часто заходят в церкви, критикуют правительство, но социальная защищенность - это пик веры. За тобой Франция. И вот сейчас эта вера дала трещину.
Уровень воды в Сене снижается и речные трамвайчики делают короткие пробежки до Нового моста. Но обилие жизни на набережных осталось в прошлом году. Кипящая ранее вечерняя жизнь у Моста Александра III теперь только в памяти. Но кроме Парижа есть Франция. И набережная Роны в Лионе бурлит, болтает, флиртует, мечтает, потягивает пиво и улыбается будущему!
1. На Конкорд опять остановили метро
[700x525]
2. Туристы в вечном поиске. На Елисейские, к Башне, в Тюильри, на колесо обозрения или к Коко Шанель на Вандомскую площадь???
[700x525]
3. В это лето парижанки предпочитают черный цвет
[700x525]
4. Любимая Женщина - это всегда с большой буквы. А про кризис поговорим потом
5. Бульвары
7. Ночь, бульвар Осман
[700x525]
1. Свиданья состоятся при любой погоде
[700x525]
2. Розы у Порт Мейло. Дожди
Первый день лета, день детей и Ваш день!
Он начался... "лето - это маленькая жизнь".
Поздравляю нас всех
Эта маленькая мудрая чайка из Барселоны пришла, когда на душе было сумрачно, и сказала: "Небо бесконечно, крылья даны, чтобы летать, а жизнь в полете". Спасибо ей. И всем ясного небо под крылом!
Счастье жить!
Сто часов счастья...
Разве этого мало?
Я его, как как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило "спасибо".
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?
Вероника Тушнова. 1962
Город, где принято улыбаться при встрече - Бонжур!
И жууур тянется ударением вверх - я рад жизни - я рад Вам.
Когда-то груз привычек, традиций, и тесных улиц стал давить -
и барон Осман снес груз средневековых домов, лачуг и замков,
распахнув пространство бульваров и парков. Душа распахнулась,
Франция могла творить легко и свободно.
Жемчужина простора - ожерелье бульваров и набережная Сены.
1. Сказочный собор Богоматери
[700x525]
2. Сена - отдохновение души
[700x525]
3. Мост Александра III - мост любви
[700x525]
4. Тюильри
[700x525]
5. Целый космос истории - Лувр
[700x525]
6. Черный кот - символ нового Парижа. Встретить живого кота в Париже - большая редкость.
В средние века их сжигали, как слуг дьявола. Хотя святая Елена, принесшая святыни христианства в Рим и в Европу, любила кошек.
Но кое-кто уцелел. У форума Ле Аль живет троица черных котов.
[700x523]
7. Вечно цветущий
