Квантовый Переход – пробуждение человечества

Нет ничего сильнее идеи,
время которой пришло

Единицы разбудят немногих,
немногие разбудят многих,
многие разбудят всех

Квантовый Переход

   Сегодня во всем мире происходят беспрецедентные цивилизационные изменения. Мы без преувеличения являемся свидетелями начала новой эпохи в истории человечества. «Квантовый Переход», «глобальное пробуждение сознания», «вибрационная трансформация», «вознесение Земли» — сегодня многие не просто понаслышке знакомы с этими понятиями, но уже активно и осознанно вовлечены в происходящие процессы.

   Сейчас даже далекие от эзотерики и духовных исканий люди понимают, что человечество находится в острой фазе цивилизационного кризиса и для нашего дальнейшего существования на планете необходимы радикальные трансформации буквально во всех сферах общества. При этом совершенно очевидно, что в первую очередь изменения необходимы в сознании каждого человека. Фактически речь идет о квантовом скачке развития человеческого сознания. Именно в этом заключается суть тех кардинальных перемен, которые ожидают человечество с наступлением новой эры.

   В космических циклах вибрационная трансформация планеты и всего человечества непосредственно связана с Эрой Водолея, которая уже наступила.

   Абстрактная на первый взгляд концепция Эры Водолея имеет вполне конкретный астрономический контекст. Солнечная система непрерывно движется в нашей галактике Млечный Путь, энергетическая структура пространства которой неоднородна, и сейчас перемещается из области, где доминируют низкочастотные излучения, в зону высокочастотных полей. Воздействие высоковибрационных энергий Вселенной неизбежно сказывается самым радикальным образом и на Солнце, и на Земле, и тем более на людях.

   На физическом уровне уже наблюдаются многочисленные признаки глобальной трансформации: повышение частоты Шумана, регистрация аномальных космических явлений, глобальное изменение климата, рост числа стихийных бедствий и катастроф и т.д.

   Квантовый Переход — это не столько эволюция реальности, сколько эволюция восприятия реальности и эволюция самоосознания. Изменение самой реальности — это следствие. Необходимо чётко понимать, что все происходящие изменения в первую очередь заключаются в трансформации человеческого сознания, а именно в повышении осознанности с многократным расширением восприятия. Поэтому пробуждённые люди новой эпохи начнут как само собой разумеющееся воспринимать не только привычный плотно-материальный физический мир, но и другие уровни и слои реальности, недоступные пяти органам чувств, которые сейчас видят лишь немногие — шаманы, экстрасенсы и им подобные.

   Тысячелетиями сакральные знания об истинной природе реальности, об отношениях человека и Бога оставались привилегией узкого круга посвящённых. Они передавались из поколения в поколение избранным преемникам и строго охранялись. Сейчас пришло время раскрытия такой информации: истинные знания массово проникают в общественное сознание по многочисленным каналам и становятся доступными для всех ищущих. Само по себе такое информационное сопровождение ещё больше катализирует процесс трансформации сознания.

   Посвящённые различных духовных и оккультных направлений прекрасно осведомлены о причинах происходящего взрыва откровений. Так, каббалисты непосредственно связывают грядущий Квантовый Переход со временем, когда народам мира откроются тайные знания о «причинно-следственных связях мироздания», а человек «познает истинный смысл жизни и сможет отождествлять себя с вечностью» [64, 65]. В священной книге каббалы «Зоар» сказано: «Все небесные сокровища и тайны, над разгадкой которых бились многие поколения, будут найдены и разгаданы в Эру Водолея». Также указывается, что люди Эры Водолея будут использовать явления, которых не только не существовало прежде, но которые невозможно было даже представить [117].

- Занят? – Напрем шагнула в кабинет Дуката, на ходу застёгивая липучки комбинезона. Дукат кивнул, не поднимая взгляда от экрана, и она досадливо качнула головой.

- У меня вызов, внеплановая операция. Вернусь часов через пять, не раньше, - она пригладила ладонью волосы, в беспорядке падавшие на плечи, перехватила их лентой. – Я хотела посидеть с Зиял, пока у неё жар. Теперь уж никак. Зайдёшь к ней, пока меня не будет? Хоть разок, на пару минут.

Дукат оторвался от падда, усталые глаза скользнули по её лицу.

- Ей надо лекарство дать? Я не специалист по гипоуколам, лучше позвать Май.

- Гипо я ей только что вколола, повторную дозу надо ввести завтра утром, - Напрем поправила ворот, торопливо одёрнула рукав. – Свет в детской на двадцати процентах, ей сейчас лучше всего поспать. Но ты зайди. Зиял скорее выздоровеет, если будет видеть, что мы рядом, не забыли про неё. Ей тяжко одной.

- Баджорские фантазии, - пробормотал Дукат, поводя широкими плечами. – Каждый должен с самых ранних лет привыкать сам справляться с трудностями. Она что, жаловалась тебе?

Ты победил. Бери свою награду.
Кого теперь на помощь позову?
Не надо этой нежности, не надо.
Я отучилась грезить наяву.

Звенит тоска - натянутая леска.
Тоски не выдам, глаз не отведу.
Шагнуть вперёд. Задёрнуть занавески.
Фигуры - в ящик... ладно, подождут.

Молчи, молчи. Иссушенные губы -
В какой пустыне ищешь миражи?
Касанья рук и ласковы, и грубы.
Неотделима правда ото лжи.

Дрожащий зной. Неловкие движенья.
Под веками - сияющая синь.
Как развести победу с пораженьем?
О чём ещё за гранью попросить?..

А бой - любой - расчерчен, пересчитан.
И план реванша стелется канвой.
С5 - сицилианская защита.
Готовься. Мы посмотрим, кто кого.

Плечи Дуката приподнялись в беззвучном вздохе, он провёл ладонью по лбу. Кончик чешуйчатого пальца потёр впадинку-ложку над переносицей, и жёсткие серые губы едва заметно сжались.

- Знобит? – тихо спросила Напрем. Он мотнул головой:

- Нет, но я думал, что снижение выносливости и координации, о котором говорил доктор Марел, окажется менее существенным. Возможно, мне вообще стоило отказаться от этой прививки.

- Лучше пострадать полдня, чем лежать в постели полгода, - заметила Напрем. – Твои подчинённые уже прививались?

- Двенадцать офицеров Службы безопасности и десять из отдела коммуникаций, - Дукат повел плечами, словно пытаясь скинуть что-то неудобное. – У остальных всё ещё впереди.

- По крайней мере, сегодня ты можешь отдохнуть, - Напрем с неодобрением покосилась на светящийся экран падда. – Оставь до утра свои графики.

- Видимо, придётся, - хмыкнул Дукат. Пальцы скользнули вдоль шейного гребня, нырнули под выступ брони. – Про гиперчувствительность кожи Марел тоже говорил – но мне как-то не приходило в голову, что моя шкура не такая непроницаемая, как мне хотелось бы.

- Чешется? – она взглянула на него с любопытством. Дукат убрал руку, аккуратно пристроил её на колено.

- Нет. Просто… какое-то странное ощущение. Как будто мои чешуйки… ну, они чувствуют трение ткани. Такого не должно было быть.

Четверть часа до обеда,
Ветер, город, шум и гам.
Ящерёнком-непоседой
Жмётся день к моим ногам.

Небо солнечно и зыбко,
Настежь - молния пальто.
Отчего в глазах улыбка -
Не дознается никто.

11 арданта 4035 г., Баджор, провинция Мусилла, госпиталь Кархал

Уважаемая доктор Тора!

Я решился написать Вам, чтобы выразить моё глубокое восхищение Вашим талантом, профессионализмом и самоотверженностью, с которой Вы выполняете свой врачебный долг. К нам, увы, не всегда вовремя доходят новости о том, что происходит на Терок Нор, но о вовремя предпринятых мерах по предотвращению эпидемии вируса Фостосса на станции официально сообщил сам советник здравоохранения. И я ничуть не сомневаюсь, что заслуга в спасении тысяч баджорских жизней принадлежит именно Вам: руководство офицерского госпиталя Терок Нор – отличные специалисты, однако им нет дела до того, что происходит с рабочими.

Я хорошо знаю, с чем Вам приходится сталкиваться день за днём: нехватка медикаментов, слабо обученный персонал, перебои с финасированием. Возможно, Вы сочтёте мою догадку слишком смелой, но ведь вам мешает и произвол военных, не так ли? Мне – очень и очень. Так случилось, что годы назад у меня была возможность избрать своим поприщем военную медицину, однако я решил, что в качестве гражданского специалиста смогу принести намного больше пользы. И потом, военный мундир стесняет творческую свободу любого исследователя.

- Ты жульничаешь, - спокойно заметила Напрем, коснувшись пальцем зелёного кружка, прикрывшего свободное поле. – Нельзя захватить два города в один ход, если ты не проводил разведку.

Серые глаза взглянули на неё с искренним удивлением:

- А чем же я, по-твоему занимался три хода назад?

- Три хода назад ты убегал от моей воздушной атаки, - Напрем улыбнулась. – Ты скинул карту разведки… кстати, её у тебя нет до сих пор.

Дукат покачал головой, но потянулся к доске убрать лишний кружок.

- Острый у тебя глаз.

- С тобой иначе никак, - Напрем двинула свою гвардию вперёд. – Хотя раньше ты, мне кажется, играл честнее. Или просто я не сразу научилась видеть твои трюки?

В горле засвербело, едва Аня прошла лестничную площадку и направилась к кабинету химии. Она будто проглотила кусочек жгучего перца – и теперь нёбо и язык мучительно жгло, подступающий кашель никак не удавалось побороть.

В сумке осталась бутылочка минералки, надо глотнуть – может, станет легче… Аня ускорила шаги, на ходу потёрла глаза костяшками пальцев: зудело даже под веками. Согнувшись, она закашлялась, прижала ладонь к груди – и мимо по коридору пронёсся какой-то первоклашка, тоненько чихая. Следом, видно, пытаясь поспеть за ним, бежала девчушка – косички мотались за спиной, белые банты смешно вздрагивали.

- Комаров, Астахова! Я же сказала – всем строиться и выходить органи… – Вероника Степановна, выглянувшая из кабинета, подавилась на вдохе, не сумела договорить: мучительный приступ скрутил и её. Обернувшись через плечо, она махнула рукой и спешно зашагала вперёд, прикрывая рот подрагивающей рукой. Дети засеменили следом.

Посвящается Алине - и всем, кто любит волков.

Он звал её Лили. Быть может, это имя подходило ей, когда она была ласковым комочком белой шерсти, но она давно уже вымахала в крепкого, сильного зверя и головой легко могла достать до его кожаного ремня. Услышь кто-нибудь, как он кличет её по имени – наверняка посмеялся бы, но подслушивать и смеяться было некому, кроме Ветра да его беззаботной спутницы Вьюги.

Ветер часто забредал сюда, в деревню. Когда-то, рассказывала ещё его матушка, в деревне жило много народу, но давно уже почти все разъехались, кроме пары-тройки пьяниц да этого чудака в бревенчатом домике на отшибе. Чудак валил лес, возил его в посёлок на продажу, а на вырученные деньги кормился сам и кормил Лили.

Лили любила куски сырого, остро пахнущего мяса, любила тёплое молоко в блюдечке у камина, тихий треск поленьев и руку человека, гладящую её мягкую шерсть. Никого другого она не подпустила бы к себе, но она знала его запах – запах мороза и еловой смолы. Она знала тёмные рубцы на его мозолистой ладони, знала яркую, как искрящийся снег, улыбку в серых глазах. И смутно, сквозь дымку памяти, помнилось ей, как он нёс её под плотной курткой – голодного скулящего волчонка с перебитой лапой.

Лапа давно зажила, дымка памяти затянулась. Она добра, если её не бередить – но человек, должно быть, этого не знал: иногда он возвращался в домик с едким, чужим запахом, и его шатало, хотя он не был болен. Он брал в руки кусочек картона, на котором застыли два лица, и подолгу рассматривал его, пока Лили не подходила и не начинала тереться об его ногу. Тогда он опускался на корточки и прижимал её к себе крепко.

Так шли дни. Еды было вдоволь, и тепло не исчезало из-под крыши, сколько Ветер с Вьюгой ни вертелись за дверью. Человек уходил на рассвете и всякий раз вечером возвращался – по росе ли, по грязи, по хрусткому снегу. Но однажды уйти решилась Лили.

Может, смутил её Ветер, нашептав о вольных лесных родичах? Может, ласковая Вьюга напела о бескрайних полях, лежащих за изгородью? Лили вышла во двор, как делала не раз, но несказанная сила манила её к калитке. До самой ночи не отводила она глаз от горизонта – и почуяла: пора.

Жаль ей было оставлять человека совсем одного. И, подойдя к нему в последний раз, она ткнулась носом ему в живот.

«Ты всегда был хорош со мной, - сказала Лили, - но недаром говорят, воля слаще молока. Отпусти меня, и я буду вспоминать тебя добром. Мне не хочется расставаться с тобой, но я истоскуюсь здесь. Так не сердись на меня и помни, что ты дорог мне».

Лили казалось, что он поймёт её – но может ли человек уразуметь речь волка? Он понимал её не больше, чем она сама понимала его, не больше, чем любой из нас, живущих на этой Земле, способен понять другого.

Он погасил лампу и лёг спать, как всегда, безмятежно. Дождавшись, пока от кровати, на которой она столько раз спала у него в ногах, послышится сонное дыхание, Лили подошла к двери, приподнялась на задних лапах, отодвинула засов – и выскочила в метельную морозную ночь. Пара прыжков – она уже у забора. И вот последний прыжок, выше всех. Беги, Лили, беги, смеялся Ветер, и она смеялась вместе с ним. Она была свободна.

Как хорошо бежать, когда ничто тебя не держит, когда не нужно оглядываться назад! Лапы сами несли Лили всё дальше и дальше. Впереди чернела опушка леса, и Лили ещё даже не успела утомиться, когда ей поклонились первые еловые ветви.

Она пробиралась всё дальше, в чащу, и наконец решила отдохнуть. Лёжку она устроила себе на берегу обледенелого ручья. Согреться в снегу было не так-то легко, но Лили знала, что привыкнет.

Куда тяжелее оказалось добывать себе пропитание. Зайцы и косули, как ни странно, были сухими, жилистыми, совсем не такими, как то мясо, что она ела прежде. Хуже того, они были проворнее её, и их совсем не тревожило, что Лили хочет есть, что у неё живот подвело от голода, а лапы совсем ослабели.

Никто не станет умирать ради того, чтобы тебе было чем насытить брюхо – Лили поняла это. Она загоняла зайцев и косуль по следу, она вгрызалась им в холку – не оттого, что ей хотелось убить их, а оттого, что ей хотелось жить.

Ей казалось, что каждый день превратился в бесконечную погоню, что земля и небо пляшут у неё перед глазами. Она не замечала, как становилась сильнее, и не сразу поняла, что сородичи-волки, прежде поглядывавшие на неё с пренебрежением, уже не рискуют поворачиваться к ней спиной.

Даже Бурый Волк, водивший за собой стаю, Бурый Волк, убивавший взрослого оленя с одного удара, косился на неё с любопытством в янтарно-жёлтых глазах. Как-то раз, когда они, плотно наевшись, сидели на снегу и смотрели на тусклые огоньки в небе, Бурый Волк сказал: «Когда придёт весна, мы побежим вместе. Ты будешь жить в моей норе и родишь мне

На коробке стояло клеймо Лисипианской торговой службы – знак качества. Вот только Дуката, пристально рассматривавшего содержимое, он едва ли мог убедить – и Напрем почти готова была пожалеть, что предложила попробовать новое развлечение в голокомнатах. Серые глаза смотрели непривычно строго, надбровные гребни слегка сдвинулись к переносице.

- Интересные штуки, - наконец произнёс Дукат. – Никогда таких не видел. Ты в самом деле считаешь, Напрем, что с ними можно получить удовольствие?

Она поспешно кивнула:

- Поначалу, скорее всего, ощущение будет непривычным, но к ним быстро приспосабливаешься. Тебе наверняка понравится.

С сомнением покачав головой, он провёл кончиком пальца по прохладному металлу.

- Вас не подвезти, Анна Данииловна? 
Разогнувшись, заместитель министра спорта облегчённо перевела дыхание. Мокрые хлопья неслись прямо в лицо, и ей пришлось приложить руку козырьком ко лбу, чтобы лучше разглядеть фигуру в чёрной блестящей куртке.
- Ах, это вы, Александр Евгеньевич, - по губам скользнула слабая улыбка. – Что-то у меня с зажиганием не ладится – двадцать минут не могу поправить. А от центра такие пробки – пока Илья подъедет… 
- Так садитесь, я вас провезу в объезд, - Коршунов распахнул дверцу чёрного Порша. – Небось, за городом живёте?
- В Берёзовке, - кивнула она, косясь на откинутую крышку капота. – Или всё-таки ещё попробовать?
- Как знаете, - пожал плечами парень. – Я, честно говоря, думал, что всех шишек из правительства личные водители возят.
- Вот чего не люблю, того не люблю. Чем уже круг людей, от которых ты зависишь, тем меньше шанс нарваться на подножку.
- Не поспоришь.
Нырнув в машину и чуть приспустив стекло, он вопросительно глянул на неё, и, решившись, Анна Данииловна захлопнула капот.
- Напишу Илье, пусть подъедет и заберёт тачку.
Стряхнув с воротника налипший снег, она уселась, удобно вытянув ноги, с удовольствием вдохнула щекочущий запах лимона и мяты. Порш рванул вперёд, как срывается с места гепард, и помчался по дороге, которую ещё не успел запрудить поток машин.

Что ты видел, по дорогам шагая?
Что искал своей мятежной душой?
Не ходи ты, крысолов, в старый Гаммельн.
В старом Гаммельне и так хорошо.

Наши бюргеры хмельны да речисты,
А в истоптанных речах - пыль и прах.
У отца у моего, бургомистра,
Крест на шее и запор на дверях.

Нас не манят чужедальние выси -
Нам отрадно в толкотне площадей.
Ну а если вдруг заводятся крысы -
Нипочём не отличишь от людей.

Не ищи себе забот: дело к ночи,
Спать ложится наш почтенный народ...
Что ж ты, дудочка, поёшь да хохочешь?
И куда меня зовёшь от ворот?

После полудня самое то – клубочком свернуться в кресле с чашкой приторно-сладкого мокко, подставляя лицо и плечи мягкому июньскому солнцу. Ветерок тянет хвоей и скошенной травой, не слышно недовольного бурчания машин. Изредка снизу доносятся оклики – мальчишки из местной спортшколы наворачивают по грунтовке второй круг.
Лень подняться и уйти, лень даже ноутбук закрыть. Хочется дремать, не размыкая глаз, дремать до самого обеда, когда Ханна накроет на стол и позовёт вниз, в столовую. А там уже и Густав скоро приедет.
Густав обещал какой-то суперсюрприз. Неужели он и впрямь решится… А почему, собственно, нет? За полтора года они уже порядком узнали друг друга, и что бы ни случилось, им не грозит друг другу надоесть. Густав спокойный, рассудительный и надёжный – такие-то всегда нравились Селене.
- Эге-гей! – Какой-то рыжеволосый колобок вырывается вперёд прямо перед её балконом и машет руками. Селена улыбается. Сколько она себя помнит, каждое воскресенье ребятня носилась у неё под окнами – когда-то ей очень хотелось сбежать по ступенькам и побегать с ними. Жаль, родители ни разу не позволили.
- Фру Бергквист, - задумавшись, она не сразу слышит позади голос Ханны. – К вам какой-то мужчина.
- Мужчина? – Селена поднимает брови. – Он не представился?
- Его фамилия – Санелли. Говорит, срочно надо поговорить с вами.
Наклонившись к плечу хозяйки, Ханна понизила голос:
- На бандита уж больно похож.

Над кострищем - тоненькой нитью дым,
Еле слышно трещат дрова.
Не топчи золу, не носи воды,
Если искра твоя жива.

Капли света рдеют в кольце теней,
За собой в черноту маня.
...А когда я буду гореть в огне,
Ты запомни огнём меня.

Подкати к оврагу санки.
Сядем вместе - и вперёд.
Сквозь пушистую обманку
Еле виден тонкий лёд.

Долю грозную пророчат
Чёрной стужи миражи.
Гуще тучи, дни короче...
Ты держи меня, держи.

Шалость лучшая на свете -
Капюшон смахнуть с лица
И лететь навстречу ветру
По дороге без конца.

Завесит иней кружевом окно.
Под утро, говорят, вернётся вьюга.
Как хорошо. И тихо. И темно -
И отпускать не хочется друг друга.

Без обещаний. Вечность - не про нас.
Мы миг. Мы пульса загнанного стуки.
Под тёплым пледом стиснутые руки.
Не "завтра". Не "до скорого". Сейчас.

Всё растечётся тенью на стене...
Ты воздухом останешься во мне.