25 марта исполнилось 100 лет со дня рождения Симоны Синьоре
«Симона Синьоре — актриса
большой темы, сильного
трагического темперамента.
Она всегда узнаваема и,
также как Габен,
всегда неповторима…»
А.Сокольская.
М.: Актеры зарубежного кино,
1965
…Она стояла на солнечном припеке майского дня, и все ее молодое тело, мастерски отлитое Б-гом в самые изысканные и самые законченные формы, млело от неги, полноты жизни, волшебной игры нерастраченных сил. Молодость — это ведь сладостный сон, полный самых радужных надежд.

Симоне было двадцать лет. Она работала в редакции небольшой газеты, куда ее устроили влиятельные друзья отца. Новый нацистский порядок уже воцарился в Европе, и Симона видела бежавших от нацизма из Германии и Польши. Они приходили к ним домой. С ними Симона ощущала свое родство и общность. Со своей не слишком-то благозвучной для арийского уха фамилией Каминкер Симоне было опасно попадаться в облавы. Друзья достали ей документы на фамилию дяди. Так она стала Симоной Синьоре. Привлекать к съемкам ее стали уже в 1941 году. Она снялась в фильме «Очаровательный принц» у Жана Буайе. Снималась в 42-м, 43-м, 45-м. Была статисткой, горничной, исполняла роль немой цыганки. Это были подступы к чему-то, что только грезилось, но было неясным, неопределенным, далеким.
В ее возрасте, да еще при свежей красоте, все кажется простым, имеет ясный и возвышенный смысл. Жизнь и все в ней воспринимается чисто и звучит удивительно согласно и стройно, как в третьем Концерте для скрипки Моцарта.
Черноволосая девушка со стремительным разлетом бровей и сияющими голубыми глазами была на редкость женственна и хороша собой. Она покорила всех при поступлении в театральную школу.
На вступительном просмотре и прослушивании она читала стихотворение Гийома Аполлинера. Не сами стихи были предметом внимания экзаменующих, а эта девушка. Что-то непостижимое и таинственное было в ее спокойной и величественной повадке. Осмысленное и грустное, земное и надмирное, будто это сама Джоконда стояла на освещенной сцене с загадочной улыбкой на устах, смысл которой дотошные искусствоведы
Лишь в конце XX столетия эта история любви стала известна широкой общественности. Когда автор общей теории относительности физик Альберт Эйнштейн спасал жизнь любимой от киллеров ФБР, он даже не догадывался, что свою жизнь Маргарита закончит мучительно, умирая от голода просто в центре Москвы. В 56 лет Альберт Эйнштейн сделал величайшее открытие своей жизни. И речь идет совсем не о науке. Автор теории относительности открыл для себя настоящую любовь.Однажды он встретил красивую россиянку, и эта встреча перевернула жизнь ученого кувырком. Наша история о гении с разбитым сердцем.
[cid:17874528ed231ade61] Любовница Эйнштейна, разведчица, жена советского скульптора — Маргарита Конёнкова
Родилась в 1894г в Сарапуле (современная респ.Удмуртия), в семье обедневших дворян.
Поехала учиться в Москву и легко влилась в высшее общество. Тут то и проявился дар очаровывать мужчин. Один роман сменялся другим: Шаляпины (сын, а потом и отец), Рахманинов, Блок.
В 1916г Маргарита должна была выйти замуж за скульптора Петра Бромирского.
Но вспыхнул роман с другим скульптором — Сергеем Конёнковым. Вскоре она переехала к нему и стала музой, моделью и гражданской женой. Родители девушки отказывали в благословении брака из-за большой разницы в возрасте (Конёнков старше на 22 года). Но через 6 лет они все-таки поженились.
В 1923 г. Конёнковы выехали в США для участия в выставке в Нью-Йорке. Так вышло, что на родину они вернулись только через 22 года.
Стройная, со вкусом одетая, образованная Маргарита с легкостью влилась в американский высший свет. Чем сильно помогала и мужу! Было много заказов на бюсты.
В 1933г состоялось роковое знакомство с Эйнштейном.Принстонский университет заказал бюст ученого российском скульптору Сергею Коненкову. Позируя, Альберт Эйнштейн заметно скучал и постоянно поглядывал на свои роскошные золотые часы. Он уже собирался попрощаться, когда в мастерскую вошла незнакомка (чрезвычайно красивая женщина). «Знакомьтесь, это моя жена Маргарита». Эйнштейн не услышал Коненкова, впервые в жизни Альберт стеснялся сам себя: своей прически, манеры говорить, того, что позволил себе так на нее смотреть, и особенно стеснялся того, что был без носков, хотя уже много лет не надевал их принципиально. Было девять часов утра, когда удивленный Сергей Коненков увидел на пороге собственного дома Эйнштейна.
Ученый, не поздоровавшись, обошел хозяина и сразу направился в кухню. Увидел Маргариту, и в голове у него затуманилось. Молча подошел к женщине, которая уже неделю не оставляла его мыслей и вдруг … поцеловал. Потом он долго и неуклюже просил прощения за свой поступок перед обескураженным Коненковым. А красавица Маргарита с трудом сдерживала улыбку. Эйнштейн не понимал, что с ним происходит. До сих пор все женщины, даже жена, играли в жизни ученого лишь роль горничных, они не имели для него никакого значения. Но все это было до нее — до Маргариты Коненковой. Одержимость Маргаритой охватила его уже после первой их встречи, и с того момента мучила, мешала жить и дышать, а главное — отвлекала от важной научной работы. В тот день Альберт Эйнштейн пообещал себе больше никогда не искать встреч с женой скульптора.
Тридцатипятилетняя россиянка была образована, харизматична, с прекрасным чувством юмора. Яркая и красивая, настоящая светская львица. Эйнштейна привлекали ее гордость и смелость, Альберт знал, что она никогда бы не стала одной из его прислужниц. Нет, эта женщина необыкновенная. Пройдет всего месяц и Маргарита вытеснит всех остальных, станет для него единственной до конца жизни. Они виделись еще несколько раз на официальных мероприятиях в Принстонском университете. Он сознательно избегал ее, не зная, что после того поцелуя Марго вспоминала загадочного и чудаковатого ученого чуть ли не ежеминутно. Увлечение Марго этим инфантильным мужчиной переросло в страстную любовь. Она никак не могла понять, почему так случилось. А Эйнштейн, в свои 57 лет, переживает вторую молодость. Маргарита стала для него первой женщиной, которая внимательно слушала его научные доклады, выясняла мельчайшие детали и во всем поддерживала.
Наивный Эйнштейн даже предположить не мог, что именно из-за его научной деятельности, сотрудница НКВД Марго Коненкова получила задание попасть к ученому в постель. Самой шпионке и в голову не
> Примерно 1700 лет назад в Японию прибыл Юзуки-О (по-японски -
>>>> <король> ) в сопровождении 360 человек- это были евреи, так как
>>>> >>> по-японски <юзу> означает <иудей>. Пришельцы обучили тогда японцев
>>>> >>> ткацкому искусству. При императоре Юрнаку в Японию прибыла новая
>>>> >>> группа <юзу>, которых император за умение ткать назвал <Хатта>
>>>> >>> (<челнок> ). Сами они называли себя <Израй>. Древняя легенда племени
>>>> >>> "Израй" рассказывает об их вожде Кава-Кацу. Младенцем Кава-Кацу был
>>>> >>> спасен из воды, потом воспитывался в царском дворце, стал
>>>> >>> начальником, освободил свой народ "Израй" от неволи и дал ему
>>>> >>> конституцию. Не правда ли, что-то очень знакомое? Позже племя
>>>> >>> "Хатта" стали называть "Узумаса" ("узу" - измененное "еврей").
>>>> >>> Сегодня возле Киото есть деревня Узумаса и храм по имени Узумаса-Дери
>>>> >>> (по-японски "Дери" - "Давид"). В этом храме в сентябре каждого года
>>>> >>> проводится "Праздник агнца", на которого возлагают все грехи народа.
>>>> >>> В 1934 году, 21 февраля, в харбинской газете "Еврейская жизнь" была
>>>> >>> напечатана статья о книге японского епископа Дзуди Накада. В этой
>>>> >>> книге Накада убеждает читателей в том, что японцы имеют семитское
>>>> >>> происхождение. К семитам, по мнению епископа, относятся не только
>>>> >>> евреи и арабы, но также желтые (японцы, китайцы и др.). Большое
>>>> >>> сходство Накада видит и в других обычаях японского и еврейского
Беда
Это моя бессонница. Всю жизнь ею страдала. Килограммами поглощала снотворное: нембутал, люминал, тазепам, рогипнол, валиум...
Богиня
У каждого в детстве был свой фильм. У меня это - «Большой вальс».
Помню, как каждый понедельник с братьями я ходила в кинотеатр «Центральный» на Пушкинской площади и в энный раз безотрывно глазела
на смеющееся счастливое белоснежное лицо голливудской звезды Милицы Корьюс. Субтитры, сопровождавшие фильм, знала наизусть...
В шестьдесят шестом году во время выступлений в Лос-Анджелесе ко мне за кулисы зашла полная высокая женщина, чье лицо что-то остро мне
напомнило. Милица Корьюс!.. Мы подружились. Она родилась в Киеве и там провела свое детство. Кровей в ней, видимо, намешано было много, но
истоки культуры были славянские. Странный мир. Пол-Голливуда говорит по-русски... В следующие мои приезды, вплоть до ее внезапной смерти,
она старалась не пропустить ни одного моего спектакля. Реагировала бурно, кричала «браво» - ее серебряный голос я всегда различала в
гомоне возгласов толпы балетоманов. Последней уходила из зала.
Так она мне до конца и не поверила, что была непостижимой богиней для целой нации, прекрасной инопланетянкой, лучиком счастья в самые
тяжелейшие годы нашей истории.
Герой Советского Союза
На премьеру «Спартака» я пригласила в Большой театр нескольких своих знакомых. Два билета были забронированы на фамилию Щедрин. За
несколько дней до премьерного вечера мы виделись с ним у Лили Юрьевны Брик, и я увлеченно рассказывала о новой работе. Он попросил билеты. Я
пообещала. Утром после премьеры Щедрин позвонил мне по телефону и наговорил комплиментов. Потом продолжил: «Я работаю над новым
«Коньком-Горбунком». Для вашего театра. Все настаивают, чтобы я пришел несколько раз в класс. Это правда поможет? А вы когда занимаетесь? А
завтра в классе будете?..» Следующим днем мы свиделись в классе. Урок начался. Занималась я в черном, обтянувшем меня трико - была одной из
первых, кто репетировал в купальнике-эластик. Купальник к моей фигуре
Этот случай произошел с отцом моей подруги. У ее родителей приличная разница в возрасте, и отцу на данный момент шестьдесят пять. Он детский врач, из тех, к которым приходишь с ребенком, а он начинает с ним баловаться, играть и болтать на разные детские темы, а потом протягивает в руки изумленной мамочке рецепт. И непонятно ни для нее, ни главное – для малыша, когда же произошел осмотр. Внешне он веселый, усатый, упитанный. При взгляде на него у меня перед глазами встает знаменитый Эркюль Пуаро, а еще по манере поведения он похож на Леонида Якубовича – помните из «Поля чудес». Так вот, в прошлом году добрый Доктор Айболит, наконец, вышел на пенсию. Уже и пора было, и он все прекрасно понимал. Но… после этого сильно загрустил, впал в хандру. Оно и понятно. Всю жизнь работа-работа-работа. А тут… Жена еще поет-порхает, каждое утро в офис уезжает, а он, вроде как, и не при делах.
По ощущениям же он еще о-го-го – явно не газетку читать или в домино в сквере со старичками играть, потому стал подыскивать себе работу. Но тут слегка сердце от стрессов прихватило, и жена с детьми обеспокоились и решили перед новым этапом в жизни устроить ему хороший и полноценный отдых. А сестра моей подруги и, соответственно, старшая дочь героя нашего повествования, уже много лет с семьей живет в Израиле. Конечно, родители бывали у нее в гостях, но так, на недельку-другую. А тут она предложила отцу – приезжай на пару месяцев. Отдохнешь, выспишься, сменишь обстановку, да хоть с внуками своими ближе познакомишься. Он сначала загоношился: мол, чего я там не видел, но жена с младшей дочерью настояли, и поехал наш добрый Пуаро в длительное заграничное турне.
Однако, дня через три, наевшись фалафеля и нагулявшись по набережной Тель-Авива, засобирался домой. По жене стал
скучать, по мопсу своему престарелому, а еще по привычной ноябрьской мороси и по вкусным свиным котлетам. «Нечего мне тут делать, - ворчал. – Вы с зятем с утра на работу, отпрыски в школу. А я хоть волком вой. Не привык я бездельничать. Или работу мне какую-то подыскивайте, или домой поеду». Старшая дочь совсем расстроилась: обещала ведь матери с сестрой отдых отцу устроить, а он ни в какую. А работа… какая может быть работа, если он гость из другой страны…
Но тут завязка – прямо, как в сценарии. Так сказать, событие, запускающее сюжет. Сосед по коттеджу, тоже из эмигрантов, зовет их на свой юбилей. Все по-родственному – соседи и его семья: жена, двое сыновей и престарелая мама, которой пошел, на минуточку, девяносто второй годок. И если вы думаете, что это была бабулька в инвалидном кресле, которой где-то в уголке дали тарелку с тортом, который она ела беззубым ртом и трясущимися руками, то вы глубоко ошибаетесь. Роза Михайловна в прошлом была актрисой. Нет, даже не так. Она была Актрисой. Красавицей, привыкшей к овациям, обожанию и мужскому вниманию. И хоть последний раз она выходила на сцену лет пятьдесят назад, но Актрисой она быть не перестала. И каждый свой день проживала так, будто играла очередную роль.
.Когда в 1942-м в эвакуации не стало отца, у меня началась депрессия, я не хотел больше жить. Вот тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета. Они хотели меня спасти. 3имой, в жуткий холод, они отправились в Орск с мальчиком, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь. Нас ехало шестеро, я всех помню по именам. Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в дальнейшем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. И я. Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, потому что ехали мы в ночь. И сразу же погасили свет в вагоне, и каждый из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то дополнительно на себя надевать. Потому что одеяльца нам выдали прозрачные. Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. Я никак не мог согреться и понял, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее. Ночь, мрак, как в каком-то круге ада, умерший отец позади, впереди неизвестность, я еду куда-то никому не нужный. И я, помню, подумал, как было бы замечательно сегодня во сне умереть. И перестал сопротивляться холоду. Проснулся я в полной темноте, оттого что мне было жарко. Одеяло стало почему-то толстым и тяжёлым. Я пальцами в темноте начал перебирать его и обнаружил, что всего на мне лежит шесть одеял. Каждый из ехавших со мной, не сговариваясь, в темноте укрыл меня собственным одеялом. Позже, когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. И, может быть, никогда не расплачусь. Вот эти пять артистов, мой отец и масса других людей, согревавших меня каждый по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор. " /Мстислав Леопольдович Ростропович/
.Когда в 1942-м в эвакуации не стало отца, у меня началась депрессия, я не хотел больше жить. Вот тогда-то меня и стали брать с собой на гастроли артисты Малого театра оперы и балета. Они хотели меня спасти. 3имой, в жуткий холод, они отправились в Орск с мальчиком, тащившим за спиной казённую виолончель номер восемь. Нас ехало шестеро, я всех помню по именам. Там были Ольга Николаевна Головина, солистка, Изя Рубаненко, пианист, аккомпаниатор, Борис Осипович Гефт, тенор, мой опекун в дальнейшем, Коля Соколов и Светлана Шеина — пара из балета, взрослые люди, заслуженные артисты. И я. Вошли мы в общий вагон, мне досталась боковая полка, на которую я и лёг, потому что ехали мы в ночь. И сразу же погасили свет в вагоне, и каждый из взрослых стал не раздеваться, а, напротив, что-то дополнительно на себя надевать. Потому что одеяльца нам выдали прозрачные. Мне нечего было на себя надеть, да и та одёжка, в которой я пришёл, была аховая. Я скорчился под своим одеяльцем, и поезд тронулся. Я никак не мог согреться и понял, что уже не согреюсь, в вагоне становилось всё холоднее. Ночь, мрак, как в каком-то круге ада, умерший отец позади, впереди неизвестность, я еду куда-то никому не нужный. И я, помню, подумал, как было бы замечательно сегодня во сне умереть. И перестал сопротивляться холоду. Проснулся я в полной темноте, оттого что мне было жарко. Одеяло стало почему-то толстым и тяжёлым. Я пальцами в темноте начал перебирать его и обнаружил, что всего на мне лежит шесть одеял. Каждый из ехавших со мной, не сговариваясь, в темноте укрыл меня собственным одеялом. Позже, когда меня уже лишили гражданства, я говорил друзьям, которые требовали от меня злобы: а вот за эти одеяла я ещё не расплатился. И, может быть, никогда не расплачусь. Вот эти пять артистов, мой отец и масса других людей, согревавших меня каждый по-своему, — это и есть моя страна, и я ей должен до сих пор. " /Мстислав Леопольдович Ростропович/
Двадцать шестого ноября выдающемуся украинскому продюсеру исполнилось бы 100 лет.
Он не красовался с экранов телевизоров, не выходил на сцену. Но был выдающимся продюсером XX века, одним из тех, без кого эстрада не может существовать. Пинхас Фалик сумел стать импресарио мирового уровня. С его именем связаны сценические дебюты Софии Ротару, Назария Яремчука и Василя Зинкевича, появление вокально-инструментальных ансамблей «Смеричка» и «Червона рута». Благодаря ему известнейшие в мире гастролеры, звезды первой величины выступали в маленьких Черновцах не один раз, а… сколько просил их об этом Фалик. Случалось, что знаменитость давала в Советском Союзе всего три концерта — в Москве, Ленинграде и… Черновцах. На протяжении 30 лет беспартийный Фалик был бессменным заместителем директора Черновицкой филармонии.
Пинхас Фалик родился 26 ноября 1909 года в небольшом местечке Садгора под Черновцами. В начале 1930-х, когда он руководил Черновицким еврейским театром, к ним на гастроли приехала великая актриса еврейского театра Румынии Сиди Таль (настоящее имя Сореле Биркенталь). Фалик влюбился в нее с первого взгляда. Однако Сиди, которая, впрочем, тоже не осталась равнодушной к Фалику, не захотела остаться в Черновцах, своем родном городе, а предложила ему перебраться в Бухарест. И он отправился в Румынию. С тех пор Пинхас Абрамович стал организатором всех постановок Сиди Таль.
Летом 1940 года Бессарабия стала советской. В Кишиневе создали государственный еврейский театр. Фалика назначили заместителем директора. В годы войны театр эвакуировали в Ташкент, где Пинхас Абрамович оперативно создал концертную бригаду под руководством Сиди Таль (позже эстрадный ансамбль «Ревю»). Все прошедшие годы он настойчиво уговаривал Сиди Таль выйти за него замуж. 26 ноября 1941 года она пришла к Пинхасу Абрамовичу и сказала: «Дорогой Фалик, в твой день рождения у меня нет иного подарка, кроме себя… Хочу сделать его — я согласна!» Они жили и работали неразлучно, их даже называли одним именем — Сидитальфалик.
В марте 1946 года театр переехал в Черновцы, его зачислили в состав филармонии. Директор Михаил Костянский очень обрадовался возвращению Сиди Таль и ее мужа. Он хорошо знал Фалика и предложил ему должность свD0его заместителя. Что любопытно, Пинхас Абрамович тогда не знал ни русского, ни украинского языков. Однако он достаточно быстро выучил их и не только прекрасно разговаривал, но и писал красивым почерком. С его приходом провинциальная филармония превратилась в одну из лучших в стране. Сохранилась телеграмма тогдашнего министра культуры Советского Союза Екатерины Фурцевой, адресованная не директору, а… заместителю. Фурцева поздравляла Пинхаса Абрамовича с тем, что Черновицкой областной филармонии вручается переходное Красное знамя. Да и филармонийная печать была только у Фалика. На протяжении 30 лет, пережив смену семи директоров, все организационные и финансовые вопросы решал только беспартийный заместитель!
- Моя мама дружила с Сиди Таль, — рассказывает народный артист Украины Ян Табачник. — Мама в душе была артисткой и могла пародировать

Совпадения в нашей жизни - не такая уж редкость. Обычно мы относим их к случайностям. Но иногда они бывают такими шокирующими, что создается впечатление: не иначе это вмешательство неведомых сил. Вот некоторые самые удивительные совпадения, имевшие место в истории.
На последней странице одной из школьных тетрадей Наполеона Бонапарта была обнаружена запись: «Св. Елена - маленький остров». 36 лет спустя после того, как она была сделана, великий император и полководец скончался именно на острове Святой Елены.
Итальянский монарх Умберто I как-то обедал в небольшом ресторанчике в городе Монца. Обслуживал его сам хозяин заведения. Приглядевшись к нему, король с изумлением обнаружил, что ресторатор как две капли воды похож на него самого! Умберто заговорил с хозяином. Оказалось, что, кроме внешности, есть и другие совпадения. Так, и монарх, и владелец ресторана появились на свет в одном и том же городе и в один и тот же день - 14 марта 1844 года. И королеву, и жену ресторатора звали одинаковым
Она была звездой, но очень скрытной, у нее было мало друзей, разъезжала она в потрепанной старой машине, и тратила только около ста долларов в неделю при $ 7500 еженедельной зарплаты.
Ее отец умер, когда ей было четырнадцать, оставив семью в бедности. Она пошла работать в парикмахерскую, затем продавцом головных уборов в универмаге.
Однажды она позировала в качестве модели для рекламы шляпки, там ее и встретил режиссер. Он был настолько поражен ее красотой, что предложил ей учиться в театральной школе.
Она колебалась — отказ от регулярной зарплаты и переход к финансово неустойчивой профессии, страшил ее — шок от крайней бедности семьи поле смерти отца оставил след на всю жизнь. Но она все-таки последовала совету.
Вы все еще пытаетесь угадать ее имя? Вот ответ.

Однажды режиссер Морис Стиллер, послал сообщение в театральную школу, что он ищет девушку на небольшую роль и Грета получила работу.
Кроме того, она сменила фамилию с простой обывательской Густаффсон на Гарбо. Ее новое имя, Грета Гарбо, в скором времени будет известно во всем мире.

В фильме «Бродяга Питер» она сыграла роль спортсменки-пловчихи. Плавала она действительно великолепно, но ее внешность у многих вызывала недоумение: высокая и худая, с резкими чертами лица и ледяными глазами, с узкими бедрами, широкими плечами и «солдатской» (по выражению одного из критиков) спиной, Грета Густаффсон противоречила канонам женской красоты того времени.
Игра Гарбо произвела впечатление на Луиса Б. Майера, стоявшего у истоков Metro-Goldwyn-Mayer, и он предложил актрисе и Морицу Стиллеру работать на его киностудии. Впоследствии, по мере того, как известность Гарбо росла, отношения актрисы с первооткрывателем её таланта испортились. В 1928 году Стиллер был уволен и умер вскоре после возвращения в Швецию.

В этот период окончательно сформировался образ актрисы — из пухлой продавщицы Гарбо превратилась в прекрасного Сфинкса, и с тех пор этот облик стал прочно ассоциироваться с её именем.
Диагноз предварительный: потертость левой пятки. Диагноз окончательный: перелом правой ноги. (Запись в листе нетрудоспособности)
Жалобы больного: мочеиспускание плюс высокое давление. (Из больничной карты)
И клизму сделали, а он все равно молчит. (Из истории болезни)
Рожать Соснова категорически отказалась, мотивируя слабым здоровьем мужа. (Из истории болезни)
Диагноз при поступлении в ЛОР-отделение:" Муха в ухе"
Диагноз при выписке:"Мухи в ухе нет".
Жена одела на голову мужу кастрюлю. Поступает с диагнозом:"Голова в инородном теле".
Диагноз: "Общая пришибленность организма"
Формализованный бланк опросного листа истории родов:
Вопрос: Беременности были?
Ответ: Нет.
Вопрос: А роды?...
В талоне скорой помощи (выезд на ДТП): "труп сидит в машине, жалоб не предъявляет".
"Больная поскользнулась на льду, и, очевидно, ноги разъехались в разных направлениях примерно в середине декабря."
"Больной стал выходить из бессознательного состояния. Сейчас проявляет интеллект в форме мата..."
"Кроме варикозного расширения вен, другими вензаболеваниями не болеет. "
Из сопроводительной записки фельдшера ЦРБ, сопроводившего больного в реанимацию: "Голова разбита всмерть
Невысокий, лысый, пожилой, Александр Ефремович Яблочкин был веселым, заводным и очень нравился женщинам. И пока не встретил свою голубоглазую Лору, слыл известным сердцеедом. Лору Яблочкин боготворил и, когда говорил о ней, — светился. Лора тоже любила Сашеньку (так она его называла), и жили они хорошо и дружно. Супруги Яблочкины были людьми хлебосольными, и я часто бывал у них в гостях в доме напротив «Мосфильма». В малюсенькую комнатку, которую они называли гостиной (из однокомнатной квартиры Яблочкин сделал двухкомнатную), набивалось так много народу, что сейчас я не могу понять, как мы все умудрялись там разместиться. Помню только, что было очень весело.
Умер Саша на проходной, в тот день, когда мы должны были сдавать картину Сизову. Предъявил пропуск и упал. Ему было 59 лет.
Хоронили Александра Ефремовича на Востряковском кладбище. Яблочкина любили, и попрощаться с ним пришло много народу. Режиссеры, с которыми работал Яблочкин, пробили и оркестр. Гроб поставили возле могилы на специальные подставки.
Рядом стояли близкие, родные и раввин. «Мосфильм» был против раввина, но родные настояли.

Раввин был маленький, очень старенький, лет под девяносто, в черной шляпе и легоньком потрепанном черном пальто, в круглых очках в металлической оправе, с сизым носом. Был конец ноября, дул холодный ветер, выпал даже снег. Ребе посинел и дрожал. Я предложил ему свой шарф, он отказался, сказал, что не положено.
Люди рассредоточились вокруг могил, а оркестр расположился чуть поодаль, у забора. Зампрофорга студии Савелий Ивасков, который распоряжался этими похоронами, договорился с дирижером оркестра, что даст ему знак рукой, когда начинать играть.
Потом встал в торце могилы и сказал раввину:
— Приступай, батюшка.
— Ребе, — поправила его сестра Яблочкина.
— Ну ребе.
Раввин наклонился к сестре и начал по бумажке что-то уточнять.
— Ладно, отец, начинай! Холодно, народ замерз, — недовольно сказал Ивасков. (Он более других возражал против еврейского священника.)
Раввин посмотрел на него, вздохнул и начал читать на идиш заупокойную молитву. А когда дошел до родственников, пропел на русском:
— И сестра Мария, и сын его Гриша, и дочь его Лора... (Лора была намного моложе мужа.)
— Отец! — прервал его Ивасков и отрицательно помахал рукой.
И тут же грянул гимн Советского Союза.
От неожиданности ребе вздрогнул, поскользнулся и чуть не упал — я успел подхватить его. Земля заледенела, и было очень скользко.
— Стоп, стоп! — закричал Ивасков. — Кто там поближе — остановите их!
Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, сигнал был не вам! — крикнул Ивасков дирижеру.
И сказал сестре, чтобы она объяснила товарищу, кто есть кто. Мария сказала раввину, что Гриша не сын, а племянник, а Лора не дочка, а жена. Тот кивнул и начал петь сначала. И когда дошел до родственников, пропел, что сестра Мария, племянник Гриша и дочь Гриши — Лора.
— Ну, стоп, стоп! — Ивасков опять махнул рукой. — Сколько можно?!
И снова грянул гимн.
— Прекратите! Остановите музыку! — заорал Ивасков.
Оркестр замолк.
— Рубен Артемович, для вас сигнал будет двумя руками! — крикнул Ивасков дирижеру. — Двумя! — И повернулся к раввину: — Отец, вы, я извиняюсь, по-русски понимаете? Вы можете сказать по-человечески, что гражданка Лора Яблочкина не дочка, а жена?! Супруга, понимаете?!
— Понимаю.
— Ну и давайте внимательней! А то некрасиво получается, похороны все-таки!
Раввин начал снова и, когда дошел до опасного места, сделал паузу и пропел очень четко:
— Сестра — Мария, племянник — Гриша. И не дочь! — он поверх очков победно посмотрел на Иваскова. — А жена племянника Гриши — гражданка Лора Яблочкина!
— У, ё! — взревел Ивасков.
Поскользнулся и полетел в могилу. Падая, он взмахнул двумя руками.
И снова грянул гимн Советского Союза.
И тут уже мы не смогли
Неумолимый факт: к старости память слабеет.
Пока это вас не касается, это звучит обыкновенной банальностью. Когда это начинает вас касаться, это оказывается открытием.
Просто чёрт знает, что делается с памятью.
Иногда я вдруг забываю имя знаменитого актёра, которое знал всю жизнь. Или название острова, где отдыхал в прошлом году. Я с ужасом жду того дня, когда забуду имя своей жены. Единственная надежда, что она к этому дню забудет моё.
По утрам я принимаю две таблетки, два разных витамина, которые должны укреплять мою слабеющую память. Таблетки большие, и их надо принимать по очереди. Сначала я принимаю одну таблетку, запиваю её апельсиновым соком. Потом принимаю вторую и тоже запиваю. Потом я пытаюсь вспомнить, принял ли я уже первую таблетку. Пока я терзаюсь этим вопросом, я забываю, принял ли я вторую.
По прошествии некоторого времени я нахожу решение. Я делаю так: прежде чем принять таблетки, я их обе выкладываю на стол. А уж потом принимаю. Теперь всё ясно: если на столе две таблетки, значит, я их ещё не принимал. Если одна, значит, другую я уже принял. Если ни одной, значит, я принял обе. Я торжествую свою победу над слабеющей памятью. Но недолго. Потом я начинаю мучительно соображать: если на столе нет ни одной таблетки, значит ли это, что я их принял или ещё не выкладывал?
По-настоящему радикальное решение проблемы приходит позже и стоит мне 99 центов. Это – пластмассовая коробочка, изобретённая каким-то безвестным гением частного предпринимательства. В коробочке семь отделений, по количеству дней в неделе, и каждое отделение обозначено S, M, T