Едва достигнув совершеннолетия, я выскочила замуж. Выскочила - самое точное определение поступка, неожиданного для окружающих и для меня самой тоже. Но что сделано, то сделано. Начиналась новая жизнь, совершенно мне незнакомая, она предусматривала в числе прочего знакомство с родителями моего юного супруга, который был растерян не меньше меня. Мы оба выпали из гнезда, еще не научившись летать как следует.
Однажды утром, когда моя тетушка Аня кормила меня завтраком, как обычно, подкладывая вкусненькое и уговаривая скушать, к нам зашла соседская бабушка. Понаблюдав за процедурой кормления, она печально так промолвила:
- Баловница ты, девка, обиды не ведала, вот погоди, свекруха тебе кровь-то попортит.
- Да ладно вам пугать девочку, - осадила соседку моя тетушка Аня.
Действительно, с обидами я тогда еще не была знакома, наша необычная семья состояла из бабули и трех ее дочерей, мамой моей и брата Женьки была младшая сестра Евгения, а я была любимицей старшей сестры Анны.
Мужчин не было, всех сестер обделила война. Жили все дружно и дети получали любовь и заботу в полной, а иногда излишней мере.
Как самую младшую, меня баловали особенно. Не знавала я обид, права была старушка. Но вот слово "свекруха" резануло, показалось таким недоброжелательным, злым и колючим. Свекруха - звучало угрожающе, врезалось в память и не отпускало до самой встречи, словно обещание каких-то неизвестных еще мне неприятностей.
Свекруха оказалась симпатичной, высокой, фигуристой женщиной, она сказала мне: "Проходи, дочушка" - и улыбнулась. Ничего страшного, она хлопотала, угощая нас, потом повела во двор, показала свой небольшой огородик с ровными высокими грядками, на которых уже зеленели разные всходы, и похвалилась справным поросенком, который радостно захрюкал, увидев хозяйку.
- Борька, Борька, покормлю сейчас, ты у меня хороший, умница ты, - ласково сказала она поросенку и мне как-то стало приятно, словно это меня она похвалила.
Этот огород, поросенок Борька - все было мне понятно, знакомо по детству, внушало доверие, у нас поросят тоже всегда почему-то звали Борьками и говорили с ними ласково, короче, все меня успокаивало и даже начинало нравиться.
Утром мужчины наши уходили на работу, на какую-то стройку, а мы оставались на хозяйстве. Но вот то злое слово "свекруха" мешало мне как-то называть ее, а это становилось все необходимее и однажды, когда она похвалила мое имя, я стала рассказывать ей про Таис Афинскую и она, посмеиваясь, сказала: "А ты вот так и зови меня, донюшка, я Таисия, она Таис, здорово получается. Тебе это имя нравится?"
Так решила свекруха трудную для меня проблему и я стала называть ее Таисия, добавляя, конечно, отчество - Егоровна. Жизнь налаживалась. Какая она была улыбчивая, быстрая, как умела незаметно выполнять всю домашнюю работу, когда я просыпалась, завтрак ждал меня на столе, точно как дома, полы протерты до блеска, а огород прополот и Борька накормлен.
Мы садились на крылечко разговаривать и она, все посмеиваясь, рассказывала, как досталось ей в войну горького до слез с тремя пацанами, как работала она на лесозаготовках по воинской повинности, а ребятишки потеряли карточки на хлеб, а начальник вызвал ее с заготовок, поставил уборщицей в магазин и велел отдавать ей хлебные крошки с лотков, на которых привозили хлеб, добрый был мужик, царство ему небесное,