ГКЧП был заключительным этапом той гигантской спецоперации, имя которой — перестройка
|
|
|
Так песня понравилась...Вы только послушайте!
Мимо не смогла пройти! Это о нас!
![]() |
|
![]() |
|
Забытые имена русской литературы середины 19 века -
Елена Ган — забытая феминистка русской литературы
Неоднократно ее, когда-то очень популярную, но впоследствии канувшую в забвение, называли русской Жорж Санд.
Сегодня может показаться удивительным, что имя Елены Ган ставилось современниками в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым.
Она была сотрудницей двух самых крупных журналов того времени — «Библиотеки для чтения» Сенковского и «Отечественных записок» Краевского.
Человек теряет всё, если он теряет чувство юмора.
|
![]() |
В помощь вашим детям!
Русский язык в таблицах и схемах, а также самые популярные пособия и наглядные материалы .
ОБЯЗАТЕЛЬНО используй это при подготовке!
|
Сначала отделяем белки от желтков.
Желтки складываем в пиалушку, солим, добавляем молоко и смесь перцев и вилкой немного взбиваем.
![]() |
|
![]() |
![]() |
Рамочка от lidija00
ГКЧП был заключительным этапом той гигантской спецоперации, имя которой — перестройка
Партийцы поджигали партбилеты,
Попрятались в чуланы КГБисты.
Шёл август, и заканчивалось лето.
Все знали, что готовится убийство.
Шёл август, и заканчивалось лето.
Все знали, что готовится убийство.
Тридцать лет назад случилось это павшее на мою Родину проклятье — три дня, когда открылась чёрная дыра истории, и хлынула глубинная, таящаяся в преисподней тьма. Тридцать лет назад я пережил небывалый, космический ужас. Я был близок со всеми членами ГКЧП, с некоторыми очень близок, могу сказать — дружил. Газета "День" печатала мои интервью почти со всеми гэкачепистами, давая выход накопившейся в каждом из них тоске в предчувствии близкой беды.
Танки, БТРы, прогрохотавшие по Минскому шоссе к центру Москвы. Бронетехника у Пушкинской, на улице Горького, у Белого дома. Девицы в мини-юбках, влезающие на танки, ныряющие в открытые люки машин. Стотысячные демонстрации, ревущие и неистовые, во главе с Ельциным, этим жутким пастырем, который вёл своё обезумевшее стадо в очередную русскую катастрофу. Бронзовый истукан в стальной петле на Лубянской площади. И горящие окна гигантского здания Госбезопасности, откуда не прозвучал ни единый выстрел, ни единый окрик, когда их кумир болтался в стальной петле. И мой ужас, мой страх — не за себя, кого Александр Яковлев называл идеологом путча. Не за моих товарищей по газете, которую тот же Яковлев называл штабом ГКЧП. Это был страх иного рода, который даётся испытать русскому человеку раз в столетие.