Посмотрел твое последнее видео и подумал, что сделаю из кусочка «гифку», чтобы использовать как иллюстрацию к одному из здешних постов. Но потом, по какой-то замысловатой траектории, от этой мысли добрался до давно уже нараставшего желания повторно сотворить сделанный когда-то ролик, который раньше был только в мейловском блоге, а теперь, видимо, канул в небытие, потому что я, в свое время затребовал с этих чудиков "блог в виде файла на почту". И ни слуху об этом, ни духу. Конечно, время-то с тех пор, как блоги «заморозили» прошло всего-ничего – 5 месяцев, а «пропали» они и вовсе 3 месяца как, – для программы-робота, которая и должна была бы заниматься обработкой старых блогов, – это вообще не срок: ей еще работать и работать… Ну да Бог с ними, с мейловцами, а я вот по новой сделал ролик с Альбенисом, в свое время (да, вообще-то, и сейчас) мне и самому понравилось, как это дело получилось…
А еще — я все пытаюсь понять тебя, и все никак не могу… А то, что «взбредает» в голову — одно другого… В общем, нехорошее какое-то, и от такого начинают ныть остатки зубов, и, если честно, я боюсь даже додумать до конца ту мысль, которая посетила меня последней…
Из мрака, из мглы и тумана,
Нарушив привычный режим,
Несчастье приходит нежданно —
Оно не бывает чужим
Арсен Додуев
Юрий Казарин
* * *
Капля раздвинет воздух,
высунется сюда,
где в ледовитых розах
мучается вода.
Не умирай, покуда
сердце во мне висит —
счастье, несчастье, чудо,
совесть моя и стыд.
Небо ударит в спину,
небо качнет буксир —
кепку свою надвину
прямо на этот мир.
Марина Гарбер
Фото: Edis Livnjak – Double arrow
* * *
А сегодня вечер такой — хоть вой,
Мелководные тучи плывут гурьбой
И толпятся, ватные, надо мной:
Укрой!
Так вот слово стремится предмет облечь,
Как обнять без чувств, с нелюбимым лечь:
Облегло — отлегло, и пошла картечь:
Речь.
Но сегодня, право, не нужно слов,
Туч над городом хватит — богат улов
Для того, кому мало прямых углов
Снов.
Мне сегодня снилось, что я спала
Так спокойно, как можно во сне лишь, да,
Безмятежно. Мама меня звала,
Ждала.
А из кухни слабый сочится свет,
На столе мой просроченный к ней билет.
Все зовет и зовет, а меня все нет.
Бред.
Поверни предмет к себе звуковой
Стороной его, чтоб — отлив, прибой…
И не нужно слов. Есть предмет такой:
Вой.
Григорий Кружков
* * *
Глаза твои колкие как колосья
Я слышу их шорох перед грозою
Глаза твои колкие как колосья
Забрось в меня синие эти зерна
В сухую бесплодную почву сердца
Глаза твои колкие как колосья
Они не взойдут никогда я знаю
Посеянные между светом и прахом
Глаза твои колкие как колосья
О черные жернова созвездий…
© http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2003/3/kruzh.html
* * *
Я буду помнить тебя и в марсианском плену —
В колоннах каналорабочих, в колодцах шахт,
Угрюмо глядя сквозь красную пелену
И смесью горючих подземных газов дыша.
Я буду помнить тебя и в марсианском плену,
Вращая динамо-машину, дающую ток
Какому-то Межгалактическому Гипер-Уму,
Пульсирующему, как огромный хищный цветок.
На грустной земле и в марсианском раю,
Где больше мы не должны ничего никому,
Закрою глаза, уткнусь в ладошку твою —
И этого хватит на всю грядущую тьму.
Это
называемое любовью
существует само по себе
и начинается там
где двое случайно выживших
поднимают с одной земли
один и тот же цветок
ничейности
© Карен Джангиров
http://www.karendjangirov.com/belaya.html
(актриса Sela Ann Ward)
И когда я понял, что меня уже нет,
я увидел женщину с ликом солнца,
я пошел ей навстречу, раздвинув небо,
я пошел ей навстречу, раскинув…
Но
меня уже не было!
…
© Карен Джангиров
http://www.karendjangirov.com/ossennivolk.html
Из книги: Макс Фрай «Кофейная книга»
Елена Касьян
[600x401]
А давай так…
— Вы думаете, это из-за недостатка внимания? — Женщина на лавочке нервно поправляет очки и вопросительно смотрит на свою собеседницу.
Та пожимает плечами, переворачивает страницу и говорит как бы сама себе:
— Не знаю… мы еще с этим не сталкивались… нам только три месяца…
Рядом в коляске спит детка, и женщина с книжкой время от времени то покачивает коляску, то поправляет одеяльце. Тогда она чуть склоняет голову набок, и лицо ее освещает тихая нежная радость.
— Мальчик, девочка? — спрашивает женщина в очках и вытягивает шею, чтобы увидеть детку. В этот момент она становится похожа на серьезную гусыню, высматривающую утят.
— Девочка, — улыбается молодая мама. И добавляет нараспев: — Настенька…
— Вот и у меня девочка, — вздыхает женщина в очках и втягивает шею. Теперь она похожа на грустную черепаху. — В три месяца они все девочки… А теперь вон, посмотрите!
Женщина с книжкой выпрямляется и смотрит поверх коляски. По ту сторону аллеи, рядом с невысокой клумбой, сидит на корточках девочка лет шести. Ее действительно трудно принять за девочку, а со спины и вовсе никак. Волосы убраны под панамку, шорты на лямках, коленка в зеленке, майка закатилась, обнажив часть худой спины с торчащими позвонками…
Девочка сосредоточенно перебирает руками комки земли, словно выискивая в них что-то, перетирает землю в пальцах, высыпает обратно.
— Антонина, немедленно прекрати пачкаться! — неожиданно высоким голосом кричит ей женщина в очках.
— Я не пачкаюсь, — спокойно говорит девочка, поднимаясь и вытирая руки о шорты. — Я просеиваю грунт, чтобы червякам было легче дышать.
— Каким червякам, что ты выдумываешь? Ты не можешь играть как все нормальные дети? — женщина в очках снова переходит на крик.
Ребенок в коляске просыпается и начинает плакать.
— Ой, извините, ради бога, — говорит женщина шепотом, поправляет очки и виновато улыбается. — Видишь, — обращается она к девочке, — из-за тебя ребенок плачет. А все потому, что надо вести себя как следует!.. Куда ты пошла?.. Антонина, вернись, я сказала! Антонина!
Девочка идет не оглядываясь. Женщина в очках со словами «извините, извините еще раз» покидает лавочку и идет за девочкой в сторону детской площадки.
* * *
— Как тебя зовут? — Девочка с двумя жидкими косичками и большими бантами прижимает к себе большую куклу в платье, очень похожем на ее собственное.
— Тоня. А тебя?
— Меня — Люда. А это Каролина — моя дочка! — Девочка в платье торжественно поворачивает куклу лицом к Антонине. — Мне папа купил!
Тоня бросает взгляд на куклу, хмыкает и говорит:
— Давай так: ты как будто прилетаешь на космическом корабле на Марс, а я как будто марсианин, и мы налаживаем межпланетный контакт!
— Ты не видишь, что ли, я играю с куклой? Хочешь с нами в «дочки-матери»?
— Тогда давай так: кукла — это как будто робот, а мы должны поменять ей программу и спасти планету! — Тоня берет куклу за руку.
— Не трогай! — Люда вырывает куклу и отворачивается. — У тебя руки грязные! Я с тобой не играю!
На верхней ступеньке горки, сделанной в виде ракеты, сидит мальчик с пластмассовым мечом и наблюдает за всей сценой, свесив ноги. Время от времени он прижимается к бортику, чтобы дать протиснуться кому-то из малышей, которые поднимаются по лесенке. Иногда он выставляет меч, как шлагбаум, и говорит:
— Предъявите ваш билетик?
Тогда малыши делают жест, словно вкладывают ему в руку невидимый билетик.
— Проходите! — говорит мальчик, поднимая меч.
Малыши
Из книги: Макс Фрай «Кофейная книга»
Екатерина Перченкова
Дождь
Дождь идет третий день.
Я привык. Привык, что я давно уже как все. Тропинку мимо бетонного забора, мусорные баки, полустертую «зебру» через местный раздолбанный хайвей — знаю наизусть. Стеклянные проходные, бесплотная бабушка на вахте, желтые занавески в масляных пятнах, грохочущий за стенкой матричник, мой стол, где вечный беспорядок и почему-то всегда поломанные карандаши в ящике. Мне уже не страшно ходить в старом сером костюме и с серьезным лицом. Не страшно быть одним из сотен тысяч, просыпаться в полседьмого, пить мутный чай, бежать на работу. Но иногда…
Хочется свободы и силы. Землю крестьянам, фабрики рабочим, кухни интеллигентам, котельные диссидентам…
Мне — лишний выходной. И ничего больше не надо.
Наверное, я всерьез старше длинного нескладного человека в зеркале. Он еще очень молодой, а мне уже неинтересно…
Я завидую очкарику из шестого отдела. У него эпилепсия, паранойя и зрение минус одиннадцать, он хороший специалист и пламенный революционер. Ненавидит демократов, депутатов, евреев, анархистов, монархистов, коммунистов… Он хочет счастья для всех даром и чтобы никто не ушел…
Он привел меня в кафе возле подземного перехода. Кривой деревянный домик, чудовищная вывеска, которой не видно с дороги, алюминиевые пепельницы, прибитые к столикам здоровыми гвоздями. Вполне приличный кофе и вечный джаз из хрипящего динамика. С тех пор я по будням встаю на час раньше, отправляюсь в кафе, сижу там на неудобном пластмассовом стуле и смотрю в маленькое окошко. За ним мелькают машины и качается ветка тополя.
Зачем?.. Бог его знает… Просто так не делает никто, кроме меня, — это слабое, но все же действенное лекарство против серых костюмов и серьезных лиц.
У бесконечного пути есть цвет, звук, запах и вкус. Серое утреннее небо, гул колес и резкие гудки, незнакомая музыка, табачный дым, кофе, кисловатые, отдающие железом капли городского дождя.
Я — никто, пылинка, обломок, осколок. Я смотрю в окно, а бесконечный путь проходит мимо меня. Каждый день.
Утром первого сентября в придорожном кафе неожиданно много людей. У стойки толпятся школьники из экскурсионного автобуса, длинный стол вдоль стены заняли невыспавшиеся дальнобойщики. Случайные лица запоминаются намертво — так, я помню рыжую девочку с прозрачными зелеными глазами, двоих длинноволосых парней, бледных до синевы «после вчерашнего», бодрого дедулю в куртке, заштопанной цветными нитками. Кто-то из них так же будет помнить меня. Красные георгины в руках строгой женщины, яркие школьные сумки с бесконечными микки-маусами и черепашками ниндзя.
Это время…
Время…
Я застываю камнем, камни вечны, не течет время под лежачий камень…
Я беру со стойки чашку кофе и отправляюсь искать свободное место. У окна, под тяжелой деревянной балкой, клюет носом юная белобрысая девица, телосложением напоминающая сильно вытянутую швабру.
Разумеется, черт меня дергает спросить, свободно ли место за ее столиком.
Разумеется, она отвечает «да» хрипловатым прокуренным голосом. Простужена почти насмерть, и неудивительно: на ней тонкая водолазка, поверх которой надета только серебряная цепочка. Рядом со стулом — внушительных размеров рюкзак. Сама же девица затянута в черное и вид имеет скорбный и мудрый. По крайней мере, именно такой она себе кажется.
Возможно, она хороша собой.
Возможно, даже очень.
Но мне сейчас не до этого. Я вижу другое… Моя соседка — такая же неподвижная часть мира, как белые кофейные чашки и высокий табурет возле стойки, как голубоватый табачный дым, висящий над столами. Я многое отдал бы, чтобы она осталась здесь навсегда. Но — школа или училище, родители, любимая собака, кошка, хомячок, канарейка, музыкальный центр, книжная полка, подружка зайдет вечером, а он все не звонит, какая гадость этот дождь, хоть бы одна сволочь
Олег Вулф
Фото: David Seidner
Волчье
2
Ухом стреляешь во Вроцлаве. Сам же стоишь во Брянске.
Ну и где б ни стоял. Главное – была бы любовь.
Вот была бы и выла,
даже и на на убой…
А не выть нельзя, если вот любишь женщину.
Вот и стоишь и воешь. Нет чтобы посадить дерево, породить свина.
Так и говоришь ушедшему:
прости, ма.
Вой ведь страшное дело. Придёт полиция врукопашную.
Ну, морду набьёшь товарищу из Осетии.
А потом они с этими,
средствами Пашиными.
Но если сегодня силён возле луны Юпитер,
стой и вой, никому никакого пела.
Потому что любовь не даёт неделю,
это тело твоё поёт, душа пошла на дело.
© http://magazines.russ.ru/kreschatik/2007/3/vu24.html
[497x699]
Фото: Irving Penn
* * *
Знаешь псковщину этого города. Как не знать.
Как звать. Как тя звать.
Бетельгейзе. Обнимемся навсегда
в охапку. Бетельгейзе – это звезда.
А теперь ты молчишь ни о чем,
и я молчу городок коленей твоих.
И, как Господом уличен,
от звезды светло. И ты стоишь, в себе ее затаив.
Вот она в тебе прямая стоит звезда.
Вот она повсюду. Она светла.
А я на шепот эти дворы перетру,
прикушу эти старые города, подержу во рту.
© http://magazines.russ.ru/interpoezia/2010/3/v85.html
PS Всю прошедшую ночь (с 12 и почти до 5) наблюдал буквально такую же картину, описанную Олегом Вулфом:
«Ночь легла в молоко. Стрелец
молча глядел в люберец-елец
станции и перемены мест.
Плакал ребенок, и был так мал,
что был девочкой и не спал».
Это потому, что поимел традиционную забаву под названием встреча ночного рейса в аэропорту. British Airways нонче садится в Домодедово…
Jacques Prevert
(Жак Превер)
Fiesta
И были б пусты стаканы
Бутылка была разбита
И были заперты двери
Огромное ложе раскрыто
И тысячи звезд хрустальных
Удачи и красоты
В небрежно убранной спальне
Огнями сверкали в пыли
И был я мертвецки пьян
И был сумасшедшим от счастья
И вся безраздельно моя
Жила б ты в моих объятьях.
Перевод с французского Зины Конт © (Edited)
http://www.netslova.ru/teneta/perevod_poetry/prevert2.htm
[700x466]
ОСТРОВ
Это
часть Земли,
окруженная
другой
частью Земли,
что вполне
применимо
и
в отношении
Нас с Тобой.
© Максим Бородин
http://www.netslova.ru/borodin/ss.html
Кадр из фильма "Mr. Nobody"
ЛЮБОВЬ
Он видел это в кино,
но никогда
не пробовал сам.
© Максим Бородин
http://www.netslova.ru/borodin/ss.html
Прости нам маловерье, Боже,
И не наказывай разлукой.
Елена Исаева
Иосиф Бродский
* * *
Твой локон не свивается в кольцо,
и пальца для него не подобрать
в стремлении очерчивать лицо,
как ранее очерчивала прядь,
в надежде, что нарвался на растяп,
чьим помыслам стараясь угодить,
хрусталик на уменьшенный масштаб
вниманья не успеет обратить.
Со всей неумолимостью тоски,
с действительностью грустной на ножах,
подобье подбородка и виски
большим и указательным зажав,
я быстро погружаюсь в глубину,
особенно устами, как фрегат,
идущий неожиданно ко дну
в наперстке, чтоб не плавать наугад.
По горло или все-таки по грудь,
хрусталик погружается во тьму.
Но дальше переносицы нырнуть
еще не удавалось никому.
Какой бы не почувствовал рывок
надежды, но (подальше от беды)
всегда серо-зеленый поплавок
выскакивает к небу из воды.
Ведь каждый, кто в изгнаньи тосковал,
рад муку, чем придется, утолить
и первый подвернувшийся овал
любимыми чертами заселить.
И то уже удваивает пыл,
что в локонах покинутых слились
то место, где их Бог остановил,
с тем краешком, где ножницы прошлись.
Ирония на почве естества,
надежда в ироническом ключе,
колеблема разлукой, как листва,
как бабочка (не так ли?) на плече:
живое или мертвое, оно,
хоть собственными пальцами творим, –
связующее легкое звено
меж образом и призраком твоим.
Кольцо железное с девизом
«Любить свободу!» - ни к чему,
Сейчас все кольца золотые,
Но жизнь похожа на тюрьму.
Аттила Йожеф
Владимир Беляев
[700x547]
* * *
Как прошел этот год? Как юродивый, в порванной майке
нарезавший круги и бубнивший невнятицу вслед.
Я сигналил ему и на взятой в кредит иномарке
уносился искать пресловутый счастливый билет.
Но в двенадцать, когда доигрались куранты на Спасской, —
прохудился на модном ботинке дешевый накат.
Я из тех, кто смотрел с удовольствием «Сказку за сказкой»,
а теперь напряженно слежу за строительством КАД...
Возвращаюсь в сочельник домой, вспоминаю о друге
и груди машинально касаюсь — в наличии крест.
Все же, как ни крути, кроме кладбища, в нашей округе
не найти для проснувшейся совести правильных мест.
Я, увы, не смогу рассказать тебе все по порядку —
на «Порядок» смотреть залезаю в толковый словарь.
Видно, тот, кто писал мою жизнь, — допустил опечатку
где-то в двадцать четвертой главе на странице «Январь».
Я недавно во сне… очень четко увидел седыми
свои волосы и в беспощадных морщинах лицо.
Расплывался насмешливый нимб сигаретного дыма.
И замкнулось вдали, громыхнуло зловеще кольцо.
И летели по той карусели: моя иномарка —
за советским «ведром» — за рокадной полуторкой вслед.
А юродивый брел по обочине в рубище жалком
и молился о том, чтоб никто не сорвался в кювет.
Из книги: Макс Фрай «Кофейная книга»
Макс Фрай
Что тебе снится
[700x525]
Анна варит кофе, а я на нее смотрю. У Анны высокие скулы и слегка вздернутый веснушчатый нос, круглые серые глаза и длинный улыбчивый рот, крашеные желтые волосы торчат в стороны как перья. Теоретически, она некрасива. Однако я люблю смотреть на нее больше всего на свете.
Если верить единогласному вердикту друзей и знакомых, Анна отлично варит кофе. Но мне все равно, я его терпеть не могу, ни в каком виде, пью только ради удовольствия смотреть, как Анна стоит у плиты, вооруженная джезвой и длинной коктейльной ложкой. Она никогда не догадается о моей неприязни к священному напитку, потому что я знаю, как надо себя вести: после первого глотка придать лицу восхищенное выражение, а после второго адресовать чашке недоверчивый взгляд: дескать, неужели такое бывает? Неужели существует на этой земле столь божественное сочетание вкуса и аромата?! После третьего глотка недоверие должно смениться блаженством: верую, Господи, совершенство достижимо, и оно у меня во рту вот прямо сейчас, спасибо Тебе. Потом можно расслабиться и закурить, с каким выражением я буду допивать кофе, не важно, лишь бы не скривиться, забывшись, потому что невыносимо горькая все-таки дрянь, пряный аромат мускатного цвета и кардамона ничего не меняет. Но я хочу смотреть на Анну — сейчас и потом, еще много-много раз, а значит, надо хранить стойкость.
Кот Арсен глядит на меня с осуждением. Он знает, что я лицемер, а потому никогда не залезет ко мне на колени. Но мнение Арсена, по счастию, не интересует Анну. Она думает, кот просто ревнует ее к очередному гостю.
— Что тебе сегодня снилось? — приветливо спрашивает Анна, открывая блокнот.
Мне ничего не снилось — ни сегодня, ни вчера, ни позавчера. И вообще никогда. Я не вижу снов. Мне не раз говорили, что так не бывает, дескать, все люди видят сны, просто не все их запоминают. Не знаю, может, и так, мне все равно. Вернее, было все равно, пока я не познакомился с Анной и не выяснил у общих приятелей, что самый верный способ сойтись с нею поближе — это рассказывать свои сны. Анна собирает и записывает чужие сновидения, говорит, ей нужно для книги, но я подозреваю, что книга — дело десятое, Анна уже так втянулась в это занятие, что будет допрашивать всех встречных и после выхода книги, хорошо еще, если не вместо; во всяком случае, мне, стороннему наблюдателю, ясно, что ею движет скорее азарт коллекционера, чем дотошность исследователя. Видели бы вы, как горят ее глаза, когда я открываю рот и говорю:
— Я шел через долину, поросшую темно-лиловой, почти черной травой, ноги утопали в бирюзовом песке, а впереди, на холме, был Город.
— Тот самый? — сочувственно спрашивает Анна.
— Тот самый, — киваю я.
Поначалу я рассказывал ей что попало. Дескать, старая работа снилась, или от злодеев по темным коридорам драпал, или покойная бабушка явилась в венке из незабудок. Но быстро понял, что ей все это не очень интересно. То есть Анна старательно записывала мои отчеты, благодарила, но чувствовалось, что они ее не увлекают. Наверное, уже наслушалась подобной ерунды по самое немогу. И тогда я придумал Город. Именно так, Город с большой буквы, куда я все время иду разными дорогами и никак не успеваю прийти — просыпаюсь. Соврал, дескать, сны про путь в Город снятся мне с детства. Не каждую ночь, конечно, но в последнее время все чаще. Никому никогда не рассказывал, но тебе, пожалуй, можно. Анна аж взвилась, вцепилась в меня мертвой хваткой: да-да, мне можно, рассказывай все, обязательно рассказывай!
А мне того и надо.
— Интересно, ты когда-нибудь доберешься до этого города? — спрашивает Анна.
Не вопрос. Доберусь, конечно. Как только сумею придумать что-нибудь стоящее. Какие там дома? Какая система улиц? Как выглядят жители? Чем занимаются? Какой транспорт? Течет ли река? Есть у них электричество, или обходятся? И так далее. Надо бы все-таки однажды
РОМАНС О БАБОЧКЕ
Крестословица улиц заполнена светом.
В тупиках дотлевает рассеянный зной.
Нет удачи котам. Нет работы поэтам.
Нет ни капли дождя над нелепой страной.
Но на грузный асфальт две седые собаки
положили тяжелые головы, и
лепит в воздухе бабочка теплые знаки,
невесомые, как поцелуи твои.
© Алексей Юдин
http://www.sho.kiev.ua/article-sho/392
* * *
Смотри, говорю,
роем ямку, в неё — обёртку или фольгу,
сверху перо, монету, мелкое что-то.
Или бусинку — все шкатулки ими забиты,
или камушек подбери здесь, на берегу.
Накрываешь стеклом, присыпаешь его песком,
чтобы выглядело, как будто его здесь нет.
Получился секрет, поняла?
Наш с тобой секрет.
Помни, где он зарыт,
но не делись ни с кем.
Хмурится.
Водит пальцем по грязной коленке.
«Не понимаю, папа, зачем всё это?»
Вечно с ней вот так.
И попробуй не дать ответа.
Вспоминаю что-то, говорю:
понимаешь, Ленка,
фантики умирают, когда их снимают с конфет,
мы должны их похоронить.
Если сделать всё, как положено, то они
превращаются в мотыльков и летят на свет.
Она кивает, идет собирать ракушки и камни.
Её устроил ответ.
© Дана Сидерос
http://www.sho.kiev.ua/article-sho/34544
на фото – Жиль Делёз
* * *
За сгоревшим бором, плешивым камнем,
Под изрезанным звездами брюхом ночи
Он ревет, как боров, поёт с волками,
Прорастает, струится, преграды точит —
Мой двойник, несбывшийся лучший образ,
Невесомый, умеющий видеть кожей,
Пьющий свет луны, стремительный словно кобра,
Идеальный контур, избранник божий,
Ждущий утро у солнечного причала,
В высоту взмывающий пёстрой птицей.
Иногда он грезится мне ночами…
И наутро хочется удавиться.
Я — охапка слов, он — изящней хокку.
Он властитель времени — я не в силах
Обуздать даже мимику и походку.
Хоть бы там, на небе, перекосило
Тех, кто сортирует и делит чары,
Тех, кто пел его и меня чеканил.
Иногда я грежусь ему ночами.
Утром он пыхтит над черновиками:
Сгорблен, сер, испуган, сосредоточен,
Будто вдруг нащупал в себе прореху.
И когда он не может сложить двух строчек,
Я давлюсь злорадным, натужным смехом.
© Дана Сидерос
http://www.sho.kiev.ua/article-sho/34544
БЕЗ УМА ОТ ЕЕ КРЕВЕТОК
У нас нет времени
Перевести дух.
Наши рты заняты
То хлебом и сыром,
То поцелуями.
Не успеем полюбиться,
Как мы снова на кухне.
Я режу острый перец,
Она, виляя задом,
Помешивает на плите креветки.
Как прекрасно вино,
Текущее красной струйкой
Со смеющихся губ,
С подбородка
На грудь!
«Я полнею», — говорит она,
Вертясь перед зеркалом.
«Я без ума от ее креветок!» — воплю я богам в небеса.
И день баюкает себя
на кружеве фонтанной чашки,
и лето, горче миндаля,
стоит в ромашковой рубашке...
Георгий Чернобровкин
[584x700]
Художник: Фабиан Перез
Сегодня - музыка без слов.
Наш блюз так трепетно звучит.
В прохладном воздухе Любовь
Весенним привкусом горчит.
Да, потеряли мы Апрель
В скитаньях любящей души.
И Мая вечного свирель
Остаться с нами не спешит.
И, как всегда, наверняка
Промчится лето как экспресс.
…Но на плече твоя рука,
И музыка дождем с небес
Все льется.
© Ирландия О Азис
http://www.stihi.ru/2010/04/12/3329