Музыка самарского композитора Василия Тонковидова к многосерийному телевизионному фильму Сергея Урсуляка по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»
AS столкнулся с рассказиком…
Евгений Гордеев
Иван Бунин
* * *
Беру твою руку и долго смотрю на нее,
Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
Вот в этой руке — все твое бытие,
Я всю тебя чувствую — душу и тело.
Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!
Иван Бунин
* * *
Снова сон, пленительный и сладкий
Снится мне и радостью пьянит, —
Милый взор зовет меня украдкой.
Ласковой улыбкою манит.
Знаю я — опять меня обманет
Этот сон при первом блеске дня,
Но пока печальный День настанет,
Улыбнись мне — обмани меня!
Мы шли вдвоем... ты руку мне дала...
Сергей Соловьев
Максимилиан Волошин
Художник: Willem Haenraets
* * *
Обманите меня... но совсем, навсегда...
Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда...
Чтоб поверить обману свободно, без дум,
Чтоб за кем-то идти в темноте наобум...
И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,
Кто ведет лабиринтом неведомых зал,
Чье дыханье порою горит на щеке,
Кто сжимает мне руку так крепко в руке...
А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман...
Обманите и сами поверьте в обман…
Игра ума. Игра воображенья.
«Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья...»
Георгий Иванов
Георгий Иванов
Художник: Aram Nersisyan
* * *
Все дни с другим, все дни не с вами
Смеюсь, вздыхаю, и курю,
И равнодушными словами
О безразличном говорю.
Но в ресторане и в пролетке,
В разнообразных сменах дня
Ваш образ сладостно-нечеткий
Не отступает от меня.
Я не запомнил точных линий,
Но ясный взор и нежный рот,
Но шеи над рубашкой синей
Неизъяснимый поворот, —
Преследуют меня и мучат,
Сжимают обручем виски,
Долготерпенью сердце учат,
Не признававшее тоски.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Борис Корнеев
Художник: Willem Haenraets
девушка в розовом
Девушку в розовом как-то я встретил,
Розовым взор мой был затуманен.
Она улыбнулась,
Ей я ответил.
Был я улыбкою тайною ранен.
Девушка скрылась...
В томлении грезовом
Вижу улыбку приветливых глаз.
Нежная, где ты?
Девушка в розовом –
Встречу ль тебя еще я хоть раз?
Нет в мире радости светлее, чем печаль!
Максимилиан Волошин
Лев Эллис
Художник: Willem Haenraets
моя звезда
В час утренний, в прохладной дали,
смеясь над пламенем свечи,
как взор, подъятый ввысь, сияли
в мгле утренней, в прохладной дали,
доверчиво твои лучи, –
и я шептал, молясь: «Гори,
моя звезда, роса зари!»
В вечерний час, в холодной дали,
сливаясь с пламенем свечи,
как взор поникший, трепетали
в вечерний час, в холодной дали,
задумчиво твои лучи, –
и я шептал, молясь: «Гори,
моя звезда, слеза зари!»
Все о тебе ослабевшей рукой.
Розы и жалобы — все о тебе.
Полночь. Сиянье. Покорность судьбе.
Полночь. Сиянье. Ты в мире одна.
Ты тишина, ты заря, ты весна.
Георгий Иванов
Горело солнце ярко надо мною,
И радостно всё в Мире я любил,
Простор небес меня животворил,
Поля пленяли тихою красою –
И я, сливаясь с мудрой тишиною,
У Господа иного не просил…
Смиренно я душе провозгласил:
«Земная – ты, и будь навек земною!»
И вот разрушен ныне мой покой –
Не горем, не страданьем, не бедой,
А к женщине безмерною любовью.
И холодно смотрю на небеса,
Душе чужда всемирная краса,
А лишь пред Ней исходит сердце кровью…
Плывут навстречу тебе корабли
Под алыми парусами…
Эдуард Асадов
И никто никогда не узнает
О безумной, предсмертной борьбе
И о том, где теперь отдыхает
Тот корабль, что стремился к тебе.
Николай Гумилев
Александр Блок
(из поэмы «Снега»)
Художник: Xie Chuy
её песни
Не в земной темнице душной
Я гублю.
Душу вверь ладье воздушной –
Кораблю.
Ты пойми душой послушной,
Что люблю.
Взор твой ясный к выси звездной
Обрати.
И в руке твой меч железный
Опусти.
Сердце с дрожью бесполезной
Укроти.
Вихри снежные над бездной
Закрути.
Рукавом моих метелей
Задушу.
Серебром моих веселий
Оглушу.
На воздушной карусели
Закружу.
Пряжей спутанной кудели
Обовью.
Легкой брагой снежных хмелей
Напою.
Художник: Ivailo Petrov
снежное вино
И вновь, сверкнув из чаши винной,
Ты поселила в сердце страх
Своей улыбкою невинной
В тяжелозмейных волосах.
Я опрокинут в темных струях
И вновь вдыхаю, их любя,
Забытый сон о поцелуях,
О снежных вьюгах вкруг тебя.
И ты смеешься дивным смехом,
Змеишься в чаше золотой,
И над твоим собольим мехом
Гуляет ветер голубой.
И как, глядясь в живые струи,
Не увидать себя в венце?
Твои не вспомнить поцелуи
На запрокинутом лице?
Рэй Дуглас Брэдбери
(из сборника «Полуночный танец дракона»)
Фотохудожники: Zé Diogo & Diamantino Jesus (DDiArte)
после бала
Огни над зданием с облупившейся вывеской «Танцевальный зал Майрона» замигали, будто собираясь погаснуть, и крошечный оркестрик заиграл финальную тему. Гости, шурша одеждами и шаркая подошвами, стали направляться к выходу. Через минуту музыка смолкла, огни мигнули в последний раз и зал погрузился в темноту.
В следующее мгновение внизу открылась боковая дверь и из нее на улицу вышли пятеро (а может быть, и шестеро) музыкантов, несших футляры с внезапно потяжелевшими инструментами. Музыканты поспешили рассесться по своим машинам, явно не желая встречаться с многоголосой шумной толпой, спускавшейся по главной лестнице. К тому времени, когда на улицу вышли все участники бала – шестьдесят женщин весьма пожилого возраста и примерно такое же количество старых мужчин, – машины музыкантов уже исчезли в ночи, объятой наползавшим с гор и с моря туманом.
Около тридцати участников праздника выстроились на южной стороне улицы в ожидании трамвая местной линии, все же остальные, почему-то более шумные и веселые, перешли на находившуюся напротив остановку дальнего трамвая, который должен был отвезти их на тихоокеанское побережье.
Выстроившись в очередь и дрожа от знакомого всем калифорнийцам ночного холода (особенно чувствительного после дневной тридцатиградусной жары), мужчины чертыхались сквозь зубы, а дамы в цветастых вечерних платьях молча вглядывались в даль так, будто это могло ускорить появление транспорта.
Как ни странно, это, похоже, сработало.
– Едет, едет! – оживились дамы.
– Да, черт побери! – отозвались кавалеры.
Все это время они не смотрели друг на друга.
Даже когда огромный, похожий на трансконтинентальный экспресс сдвоенный трамвай остановился, рассыпая искры и шипя тормозами, кавалеры в измятых пропотевших смокингах галантно помогали своим разодетым в пух и прах дамам подняться по железным ступенькам, стараясь не смотреть на их лица.
– Оп-ля!
– Я уже наверху!
– Вот и умница!
Вслед за дамами по стальным лесенкам в трамвай забрались и мужчины.
Прозвенел колокольчик, прогудел клаксон, и огромный трансконтинентальный экспресс, идущий, правда, только до Венеции[8] (до которой было всего тридцать миль), тронулся с места и поспешил к сокрытому в полуночном мраке месту своего назначения.
Это вызвало бурный восторг как у утомленных танцами дам, так и у мужчин, мечтавших поскорее отстегнуть накрахмаленные белые манишки и распустить галстуки.
– Мне душно, откройте, пожалуйста, окошко!
– Меня знобит, поскорее закройте все окна!
Разделившись на арктических и экваториальных жителей, эти старые дети дружно устремились к безмятежным морям и к берегам безумной надежды.
Пара, сидевшая в первом вагоне прямо за вагоновожатым, зачарованно наблюдала, как движениями, напоминавшими взмахи дирижерской палочки, он переключал медные рукоятки – левую, правую, среднюю – и при этом непрерывно всматривался в туман.
Стальной экипаж вез их от Майрона к Нептуну.
Первой молчание нарушила дама:
– Вы не позволите мне сесть возле окна?
– Разумеется! Я и сам хотел вам это предложить.
Они поменялись местами. Она повернулась к окну и стала следить за проплывавшими мимо темными зданиями и деревьями, над которыми виднелись редкие звезды и узкий серп луны.
– О чем вы думаете? – поинтересовался он.
Ее силуэт смутно виднелся на фоне этих проплывающих за окном теней.
– Когда сижу в такой древней развалюхе, – тихо сказала она, – мне всегда кажется, будто я путешествую сквозь время, в прошлое.
– Никогда об этом не задумывался, – хмыкнул он,
Сдвигает шторы.
И улетают самолеты
На Командоры…
Ольга Родионова
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали…
Эдуард Асадов
Владимир Спектор
Художник: Андрей Белле
* * *
Самолёты летают реже.
Только небо не стало чище.
И по-прежнему взгляды ищут
Свет любви или свет надежды.
Самолёты летят по кругу.
Возвращаются новые лица.
Но пока ещё сердце стучится,
Мы с тобою нужны друг другу.
Фотохудожник: Anna O. – Endless melancholy
* * *
Увидь меня летящим,
Но только не в аду.
Увидь меня летящим
В том городском саду,
Где нету карусели,
где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полётов нет.
то в последней – стреляет ружье,
объясняя прям в сердце счастливчика,
что его, что твоё, что моё.
Изяслав Винтерман
Изяслав Винтерман
* * *
Вода течет, набирая мужскую силу,
по глиняным трубам, по насыпным валам.
Входишь в бассейн харибду любить и сциллу –
голые их тела плывут по волнам.
Можно любить, желаний своих не пряча,
грудь полновесную, полный тепла живот.
Каждое утро жизнь начиналась с плача
и заплеталась струями слов и вод
по мрамору пола и чистому небу лепному,
где солнечный ветер метет лепестки.
Душа погружается полностью, по-любому,
в желание страсти на глубину тоски.
улыбок в коробке.
Я половинка, нолик,
точка с божьей коровки.
Изяслав Винтерман
Николай Шатров
* * *
Ангел мой, ангел мой темнокудрый...
Ты незримо со мной ночь и день.
Помню все: и лицо, и фигуру,
И на белой стене твою тень.
Если ты хоть когда-то любила,
Мне поверишь – нисколько не ложь
Притяженья небесная сила,
Вне которой напрасно живешь,
Без которой работа – обуза
И не стоит ни пить и ни есть…
Капля веры в возможность союза
Говорит уж, что счастие есть.
Так тянись ко мне порами всеми,
Всеми клетками плоти иной:
Да проникнет бессмертное семя
В райский грунт, осязаемо твой!
Маргарита Пальшина
Из: Книга ветра
(рассказы)
история любви
Борхес пишет, историй бытия всего четыре:
об укреплённом городе, о возвращении,
о поиске, о самопожертвовании.
Бог молчит о том, что история только одна.
О Мужчине и Женщине.
Мужчина есть путь и поиск.
Но путь его – это поиск Женщины, возвращение к ней.
Ибо Женщина – это дом и крепость.
Рядом с Женщиной Мужчина обретает себя.
Рядом с Мужчиной Женщина теряет себя.
Все жертвы мира совершаются во имя Любви.
Все истории мира написаны о Любви.
Вильгельм Кюхельбекер
* * *
Пусть другие громогласно
Славят радости вина:
Не вину хвала нужна!
Бахус, не хочу напрасно
Над твоей потеть хвалой:
О, ты славен сам собой!
И тебе в ней пользы мало,
Дар прямой самих богов,
Кофе, нéктар мудрецов!
Но сколь многих воспевало
Братство лириков лихих,
Даже не спросясь у них!
Жар, восторг и вдохновенье
Грудь исполнили мою –
Кофе, я тебя пою;
Вдаль мое промчится пенье,
И узнает целый свет,
Как любил тебя поэт.
Я смеюся над врачами!
Пусть они бранят тебя,
Ревенем самих себя
И латинскими словами
И пилюлями моря'т –
Пусть им будет кофе – яд.
О, напиток несравненный,
Ты живишь, ты греешь кровь,
Ты отрада для певцов!
Часто, рифмой утомленный,
Сам я в руку чашку брал
И восторг в себя впивал.
Мне не_постижимо пространство иное.
Где жизнь протекает за каждой стеною –
Творится, бранится, случается, длится…
А здесь – происходит лишь кофе с корицей.
Ника Алифанова
* * *
Я сварю тебе кофе, большущую кружку,
И укутаю в теплый и пестрый плед.
Превратится квартира в лесную избушку,
Глупый ящик накроем, погасим свет.
Нас согреет свеча на тарелочке белой,
Я сыграю на флейте, потом спою…
Расскажу тебе сказку, как рыцарь смелый
На погибель пошел за любовь свою.
Этот вечер уйдет и останется в прошлом,
Я не знаю, любимая, что впереди.
Умирает твой рыцарь.
И больше не может.
Слышишь? Просто… Пожалуйста…
Приходи.
[700x464]
Мой Дон Хуан
Ах, Дон Хуан! Вы у себя, в Севилье,
А мы – в Кордобе, стынем под мистралем.
Промчались мимо рыцари. С Граалем.
Им не до дев, в поход пошли, канальи!
Мой Дон Хуан!
Подстать им, здесь промчались слухи,
Что вы на дев теперь не очень падки.
Сложили шпаги, маску, плащ. И грядки
Лопатой роете. И всё у вас в порядке!
Неужто вы, Хуан?
Не требуют вас на дуэль супруги,
Вас не волнуют песни, а подруги
Всё больше те слезливые старухи,
Ланиты чьи морщинисты и гадки!
Не может быть, Хуан!
Как вы могли, как даже вы посмели
Меня забыть? Ведь были вы у цели!
Мы от таких страданий просто онемели,
А на моих воротах петли заржавели!
Без вас, Хуан!
Колотит ночью страсти лихорадка,
Сбоит дыханье, прямо вся трепещешь,
Когда без вас проходит каждый вечер.
В тоске, я кутаю в лохмотья плечи…
Приди ж, Хуан!
Нет, дело не в мехах, что вы дарили!
Мне не хватает ваших рук горячих
И неги вкрадчивых тех слов. Незрячей
Брожу Кордобой словно Дон с Ламанчи!
Взгляни ж, Хуан!
Ах, Дон Хуан! Я все прощу, вернитесь!
Мне не под силу выстоять в сей схватке
С моею страстью. Сгину в лихорадке
Покуда вы свои возделаете грядки
Там, у себя, в Севилье…
Ах, вы ли это,
Вы ли,
Мой Дон Хуан?!
© Goncharova (Edited)