

Блокада заставляла искать неординарные решения для защиты Северной столицы. Немцы предвкушали скорый заход в город и неторопливо подвергали разрушению с помощью бомбардировок. Командование решилось на необычный шаг.
Маша Белкина - самая трагическая героиня фильма. А в книге ее судьба еще печальнее. Во время войны Маша потеряла мать. Разбитая горем женщина закончила школу радистов и отправилась мстить, но для этого пришлось отдать сына. Любимый человек (Егор) погиб на войне, а позже и сама Маша сложила жизнь в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами. Однако мало кто знает, что в киноленту "Офицеры" не вошли важные подробности из жизни Марии и ее мамы. В "Офицерах" нам демонстрируют, как ватага мальчишек дразнит Егора Трофимова "женихом". Вот только проблема была совсем не в том, что Трофимову нравилась девочка с "нашей улицы". Совсем наоборот. Хулиганы дразнили Егора, как влюбленного в "шпионку".
Учившиеся в советской школе помнят, что русская литература очень любила и уважала «лишних людей». Этим, она, кстати, серьёзно отличалась от украинской, преподававшейся в той же советской школе в УССР и, соответственно, прошедшей ту же идеологическую цензуру.
Украинская литература делала акцент на «маленьком человеке», своего рода местном Акакии Акакиевиче. Правда, для украинских писателей-народолюбов даже несчастный Акакий Акакиевич был до невозможности «великим паном» — всё-таки чиновник. Бедный забитый крестьянин — безземельная, а иногда и бездомная нищета — вот идеал украинской литературы.
Потому что «лишние люди», продукт высокой цивилизации, интеллектуалы, настолько уверовавшие в силу своего персонального разума, что в нормальных имперских структурах им стало тесно, и им захотелось большего, а чего большего они не знали. В этом отношении автор Чайльд-Гарольда англо-шотландский аристократ лорд Джордж Гордон Байрон (шестой барон Байрон по мужской линии и родственник Стюартов по женской), погибший «за свободу Греции» (вряд ли он хорошо отличал греков того времени от современных им турок), ничем не отличался от чудившего в Санкт-Петербурге и погибшего на Кавказе автора «Героя нашего времени» (Григория Александровича Печорина) русского аристократа с шотландскими корнями (возможного потомка шотландского барда XIII века Томаса Лермонта) Михаила Юрьевича Лермонтова.
В понимании украинских писателей-народолюбов всё, что выше нищего крестьянина, — то пан, а пан не может быть украинцем, он либо поляк, либо москаль, либо венгр, либо австриец (немец). Украинец (в их интерпретации) был не столько состоянием национальным, сколько социальным. Поэтому в их понимании нищий было равно положительный, а если не нищий (в супе по праздникам курица есть), значит пан или (подпанок). В понимании нынешних «создателей украинской нации» — «промосковский коллаборационист», усвоивший «панскую» городскую культуру с ватерклозетами и асфальтом, интегрировавшийся в неё самостоятельно и осознавший, что украинство всего лишь чудовищно гипертрофированный провинционализм, ничего общего не имеющий с конкретной нацией, но под разными названиями способный проявляться у любой.
В этом плане украинство, при всей своей разрушительности, относительно безопасно в цивилизационном плане, ибо вторично. Украинство может существовать лишь как альтернатива панству: полякам, русским, кому угодно. Без объединяющего в качестве мифического источника всех украинских бед панства украинство расползается по враждующим более мелким региональным идентичностям. Украина потому и боялась потерять Юго-Восток, что «более русские», а скорее менее украинские Крым и Донбасс объединяли против себя (особенно претендовавший на общеукраинскую финансово-промышленную гегемонию Донбасс) остальную Украину, включая значительную часть Юго-Востока. Без них Украина объединялась уже против Харькова, Одессы, Днепропетровска. Если и этих отпустить, то врагами украинства автоматически становились Киев, Чернигов, Черкассы, Кировоград. Следующие враги населяли Волынь и Подолье. В конце концов, пришлось бы делить Галицию на «правильную» — сельскую и «неправильную» — городскую части.
Дом Василия Ивановича Суворова, отца полководца, дворянина из старинного рода, идущего из тверских земель, из древнего Кашина, тоже не сохранился, сгорел во время наполеоновского нашествия, позднее восстанавливался. Так что загадка года рождения величайшего военного гения России, видимо, так и не будет разгадана. Вполне возможно, что сами родители Александра, жалея своего единственного сыночка, который родился слабым физически, убавили один год его жизни, чтобы позднее отдать его в воинскую службу, а к таковой службе сыночек их явно стремился.
Известен хрестоматийный случай из детских лет будущего полководца, когда в их загородное имение приехал старинный друг Василия Ивановича «арап Петра Великого» и крестник императора чернокожий генерал российской армии Абрам Петрович Ганнибал, они были смолоду знакомы по службе у царя-преобразователя России. Оба, кстати, были крестниками Петра и денщиками (т.е. офицерами для поручений) императора. Потому и взгляды их на беззаветную службу Отечеству совпадали. Абрам Петрович прошёл в светлицу маленького Саши и к своему удивлению застал «болезненного и слабого здоровьем ребёнка», как ему рассказывали, за игрой в солдатики, притом игрой серьёзной, в соответствии со всеми правилами военной тактики на поле боя. Порасспросив Сашу, Абрам Петрович узнал, что тот уже читал труды военных историков Западной Европы, знал и о походах Цезаря и Ганнибала, знал и о славных победах Морица Саксонского и Раймунда Монтекукули - известных европейских полководцев предшествующего века. Ну а о деяниях Петра Великого и его великих свершениях Александру рассказывал отец. Удивлённый и поражённый Абрам Ганнибал вернулся в гостиную к хозяевам и сообщил им, что у их сына сейчас находятся «преславные гости» и предрёк мальчику военную карьеру.




По одной версии, язык веера появился в конце XVII века во Франции, в эпоху короля Людовика XIV. В это время, как пишут некоторые историки, веер стал одним из основных инструментов тайного общения. С его помощью признавались в любви, назначали свидания и расставались. Историк костюма Раиса Кирсанова писала: «Мужчины стали галантными кавалерами, освоив танцы, приятные манеры, а также искусство вести светскую беседу, составить букет, используя язык цветов, и расшифровывать послание, переданное с помощью веера или мушки». А английский публицист Джозеф Аддисон придумал афоризм «женщины вооружены веерами, а мужчины мечами».
Чтобы сказать откровенное «Я вас люблю», нужно было коснуться раскрытым веером ладони правой руки, а резкое «ненавижу» означал жест, когда веер закрывали и подносили к правому плечу.
Веер был для светских дам XVIII века не только опахалом, но и «семафором», и иногда «прибором наблюдения». В традициях средневековой испанской школы тем или иным образом раскрытый или повернутый веер говорил «да» или «нет», назначал свидание или указывал на те или иные чувства…
Если его резко складывали, то как бы произносили: «Вы мне неинтересны!».
Развернутый, прикрывающий грудь веер молил: «Будьте сдержанным».
Веер, направленный широким концом к собеседнику, означал согласие на флирт.