...
-Уверены, что не сможет?
- Увы, надежды никакой.
Шорох больничных занавесок мешал расслышать слова. Шум...
-... времени, док?
- Нет, речи быть не может.
"О ком это они? Чей это голос? Почему я все это слышу?"
-...и никакие методики в данном случае не спасут.
-...согласен - это наименьшее из бед, хорошо этот парень вообще в живых остался.
Ты – самое светлое, что у меня было в жизни... Ты же – самое темное и горькое в ней! Ты Радуга, ты ее краски... Но ушла Радуга, ушел Свет, осталось черно–белое кино... Падать с седьмого неба больно! Маленькая смерть, падение... Боль, меня больше нет...
Плохо слушающаяся рука, боль, непонятно, какая сильней, та или эта?
Мне ничего не надо, бревно, плывущее по течению реки, куда прибьет, там и хорошо...
Ан нет, растормошили добрые люди... Я снова хочу жить! Жестокая работа над собой, движение, тренировки... Я снова я! Движение вверх по спирали, чтобы подняться выше, нужно было упасть, нужен был этот толчок в пропасть, маленькая смерть...
Я снова люблю жизнь, я хочу любить, доверять людям...хочу и не могу расслабиться...сжатая пружина в кольцах, змея приготовившаяся к броску...божья коровка, красный цвет которой как бы предупреждает: «не трогай!»
что ж, на правах неспящего публикатора:
Он увидел на потолке отблеск горячего света - солнечный зайчик спустился мохнатым жёлтым пауком по серой стене, покрытой ошмётками облупившейся краски, и спрятался под ржавым рукомойником. Сиен осторожно пошевелился, поворачиваясь на бок, потом, удивлённо и неверяще, как неожиданно прозревший слепец, коснулся рукой утоптанного земляного пола. Какой реальный кошмар! Что-то есть в этом заколдованном месте, внушающем такие сны. Сиен жил здесь довольно давно, постепенно улучшая быт своими руками, но эта развалюха, сложенная из листов фанеры с полустёртыми надписями канувших в забвение торговых марок и позеленевшего шифера, не была его домом. Сиен пришёл сюда издалека, со стороны Древних гор, спустившись с восточного перевала. В маленькое окошко, выходящее на восток и расположенное в изголовье постели, протянулась солнечная рука и тепло коснулась небритой щеки Сиена. В дверь, сделанную из ржавого автомобильного днища, бесцеремонно скреблись. Засов был отодвинут, но дверь открывалась наружу, что явно вызывало сложности у гостя. Вот в боковой щели показалась чёрная лапа, точнее, два мохнатых пальца с длинными, похожими на кривые ножи, когтями. Потом дверь слегка отъехала, и в узкий зазор просунулась голова Умбры. Зверь был нем, но умел выражать радость своими чудесными глазами - большими и миндалевидными, похожими на человеческие, но с горизонтально вытянутым зрачком. Сейчас в этих глазах плескалось веселье пополам с нетерпением.
"Умбра, - позвал Сиен. - Иди ко мне".
Пёс пошире открыл двери и пролез в дом. Его длинный, лишённый шерсти хвост цеплялся шипами-наростами за резиновый порог.
"Пора заняться этими отростками", - подумал Сиен.
Он потянулся, хрустнув плечами, чувствуя, как живительная энергия с бешеной скоростью устремилась по его конечностям, прогоняя сонную скованность, потом сел на кровати и погладил спину подошедшего Умбры.
"Как тебе спалось, дружище? - спросил Сиен. - У нас сегодня много работы, так что надо как следует поесть".
Как прекрасно не чувствовать боли и быть хозяином своего тела! Всё-таки какой странный и страшный был сон... Сиен осмотрел своё жилище. Это было помещение приблизительно в десять квадратных метров. Грубое ложе, сколоченное из неструганных досок с набитым соломой матрацем, напротив стол и трехногий табурет из какого-то странного материала, похожего на панцирь гигантского жука.Умбра, - позвал Сиен. - Иди ко мне
II
Следующий день пришелся на выходной. Но Энту не хотелось долго спать. Уже рано утром он стал готовить план рассказа. Раздался телефонный звонок:
- Привет, это Михаэль.
- Я понял…
- Я тебя не разбудил?
- Нет, я уже как 2 часа бодрствую.
- Что ты делаешь в выходной в такую рань?
- Пишу рассказ…
- О… понятно… творческое рвение…
- Вроде того.
- Я что звоню… Я зайду к тебе попозже. Столько у тебя не был да и не видел тебя.
- Заходи. Наверно, буду рад…
- Ну, хотя бы так. Ладно, не буду тебя отвлекать от творчества.
Михаэль Рёнпён был старым другом Энта. У обоих много общего. Михаэль – фотограф. Он известен в некоторых кругах. Печатается в нескольких журналах о природе.
...
Скорее это был извилистый тоннель. Вмести с потоками странной булькающей грязи она неслась вниз, словно на водном аттракционе. Страха не было, самое главное она чувствовала наконец свое тело,не отказывала себе в удовольствии протягивать руку и отталкиваться то от одной стены, то от другой. Да, она воспринимала это как развлечение, хотя понятия не имела, что ждало ее в конце этого странного скольжения. После падения с Чертовой башни вряд ли вообще было возможно чего-то бояться.
Изгибы тоннеля становились все более пологими и наконец ее словно бы выплюнули . Он плюхнулась лицом вниз, потоки вязкой массы, выплеснувшиеся вместе с ней, смягчили падение. Отплевываясь и пытаясь протереть глаза, она выпрямилась в полный рост.
У каждого фотографа бывают неудачные кадры: не так свет поставил, невовремя щелкнул затвором - что угодно. Сейчас, когда все снимают на цифровые устройства, это не такая уж и проблема, подкрутил рычаги, переснял, удостоверился. Просто до невозможности.
С пленкой, как Вы понимаете, все совсем иначе. Она всегда была моей страстью, во многом - из-за доли непредсказуемости и непокорности. Даже если фотограф отработал на отлично, камера может порвать кадры, счистить всю перфорацию по краям, пленка - оказаться бракованной. Дальше - больше. Неправильная проявка, несовместимость реактивов, неверный процесс промывки... У пленочного фотографа всегда есть только один шанс сделать "тот самый" кадр. И, оступившись хоть раз на пути от щелчка затвора до готовой пленки, этот шанс может быть потерян.
В этом для меня и заключается особое очарование пленки - "выстрелить" с первого раза. Но "теневая" сторона всегда присутствует. Я решила собрать те кадры, которые являются "браком", неформатом - и показать вам изнанку того, что не видно зрителю. Далеко не всегда этот брак - некрасив. Он просто "другой".
Милый вечер, романтическая ночь
Одиночество может, поцеловав, покинуть человека,
уступив его сердечному воодушевлению…
***
- Это для Вас.
- Благодарю. – вежливо ответил человек.
Он сидел за столиком в уютном ресторанчике и пил кофе. Вечер казался романтичным и волшебным; но человеку как-то грустно на душе. За соседним столиком увидел пару: он – явно сделал своей половинке сюрприз, и конечно же, приятный; она – удивлена: чуть ли не пришла в ресторан с закрытыми глазами.
Этот человек умиленно наблюдал за ними. Но в сознании отражалась картина,
которая, обычно, бывает после любовных отношений. Человеку стало еще грустней.
Он сидел, сложив узкие ладони вместе. Его бледное, почти прозрачное, холодное лицо не выражало ничего. В неосвещенной комнате стояла тишина. Лицо его было обращено к окну, сквозь которое виднелся центр города, оживленного неоном, цветастыми вывесками, железом машин. Яркий свет уличного фонаря будто терялся в этой комнате, запутавшись в занавесках, запнувшись о странную тишину.
лирическое стихотворение физика (больше не будет, это единственный стих в моей жизни)
В плену сжигающей печали
Покорно голову склонил
Под хищную улыбку стали
Кинжала той, кого любил
Оставил неприкрытой шею -
Удара быстрого соблазн
Стучало сердце, холодея,
Безумный ритм в последний раз
Ничто не повторится снова,
И не дано мне было знать,
Что губит мир одно лишь слово,
Иначе б вечно стал молчать
Трава желтеет, и весною
Зелёной больше ей не стать
Стою, открывшись пред тобою,
Осмелившийся не молчать
Стою, слезами обливаясь,
Избавившись от долгой лжи...
"Удачи", - хищно улыбаясь,
Коснулось лезвие души
потому я и содрогаюсь, услышав пожелание "удачи"
Так уж и ничего? Ощущения тела, такие знакомы и внятные, действительно, ее покинули. Но чувства нетелесного характера никуда не делись.
Обида. С ней поступили несправедливо. С ней всегда, всегда поступали несправедливо, с самого рождения она никому не была нужна. Да тех пор, пока ее тело не созрело и не стало лакомым куском для всяких подонков. И за это она возненавидела его.
Ненависть. Ненависть ко всем — кто унижал и кто был равнодушен. К тем, кто жил легко и кто страдал так же, как она. И, конечно, к себе.
Время приблизилось к середине весны. В очередной выходной день Йольщт снова был очень удручён грустью. Весна уж преображалась тёплой погодой, зелёной травой на земле, цветущими деревьями, характерным вешними запахами. Картина не писалась. Ничто не могло его обрадовать или ободрить. За окном же в тот день стелилось тёмное грозовое небо; поднялся порывами ветер – всё зашумело. Деревья истошно колыхались и бились. Как же идеально погода подходила настроению нашего героя? В комнате, как и в квартире был полумрак: небо не пропускало и капли солнечного света. Но Эвь не особенно доволен погодой; не о таком суровом чёрном небе он мечтал. Разразилась буря. Небо ревело и громыхало. Наконец полил сильнейший ливень. Йольщт посмотрел на свои наброски, лежащие на столе. Нет, в тот день он абсолютно не был готов ничего писать, ничего придумывать. Мысли об одиночестве, об отсутствии любви разительно угнетали его. Он не находил себе места, что-то шептал сам себе, взгляд его отчаянно рыскал по комнате. В конце концов он всего лишь упал на кровать, всё так же повторяя что-то шёпотом. Гроза не желала униматься; не увеличивала свою прыть, но и не умаляла; не щадила она ни одинокие деревья, ни редких прохожих, которым, наверное, всё же нужно было куда-то идти по своим делам, несмотря на погодные прихоти, ни птиц, коих крики уже давно замолкли, и теперь они вынужденно мокли, терпя неугомонный дождь.
Больничный запах... Он всегда одинаков. Тяжел и густ, он навевает мысли о старости и немощности. Не о смерти, нет. О бесконечной и беспрестанной болезни. Одинаковые палаты, койки на колесах, советские кружки с незамысловатыми и неясными рисунками. Компот, картошка, фрукт на сладкое. Все это само по себе и не столь плохо, если бы не запах. Он подавляет и вызывает подсознательное отторжение. "Я не таков, я не должен здесь быть", - примерно это проносится для нас незримо в наших собственных головах. Прочь с дороги, я не местный.
Многие говорят мне, что нельзя концентрироваться на своих ощущениях. Но неужели возможно созидать, не ощущая? Вбирая в себя что-то извне, ты либо отторгаешь это, либо принимаешь, но в любом случае - делаешь выбор. Это и есть посыл к созиданию, та самая внутренняя работа, которая помогает смотреть на все иначе.
При чем здесь больница, спросите Вы? Просто покажу одну из своих любимых фотокарточек. Постбольничный снимок из глубокой осени.
Zenit-122, пленка неизвестна, проявка лабораторная.
Кэсси с разбегу вскочила на высокий обшарпанный подоконник, ударила тяжелым ботинкам по остаткам стекла в оконной раме. И при этом ей удалось удержаться на ногах, о чудо,она удивилась себе. После огромного количества сэмовского пойла, после удара его кулака, от которого она привычно отлетела в стену, после всей её гребаной жизни, которая вот-вот закончится, она была в состоянии удержаться на ногах с бутылкой виски в руке, заскочив на подоконник этого омерзительного притона, заброшенной высотки в самом отсойном районе города, Чертовой башни, в которой никогда не умолкали пьяные вопли, женский визг, грохочущая музыка и топот убегающих ног.
Не гори!
Не гори, мое сердце, не трави мою душу
Мне и так внутри тесно, промозгло и душно.
Жернова перемалывают всю мою сущность,
Не гори, пусть во мне будет свет потушен.
Я ползу по тоннелю, надсадно, беспечно,
Не смея взглянуть, есть ли свет на конечной.
Я ползу, чтоб ползти, а не чтобы добраться,
Затем лишь, что просто нет сил оставаться.
Не гори, мое сердце, ведь твой свет бесполезен,
Среди всей этой тьмы, пустоты и болезни.
В асфальт я закатана, в землю затоптана,
За крючья подвешена, на косточки продана.
Так зачем ты горишь? Твой огонь жжет затылок.
Прожигает насквозь изощреннее пыток.
Не гори, мое сердце, не трави мою душу.
Не гори! Пусть во мне будет свет потушен.
[21.05.2009]
Так думала я когда-то. Пыталась загасить то, что пылало внутри, ибо это казалось ненужным, лишним. Острое желание высказаться всегда наталкивалось на разумный довод - а для кого это? Зачем говорить, если можно промолчать?
Многим, полагаю, знакомо чувство, когда просто хочется скрыться в тени и оставить при себе все то, о чем кричит душа. Пусть здесь все будет иначе! Позвольте своим сердцам гореть, не бойтесь осуждения! Пусть это место станет приютом для таких "темных душ", которые жаждут понимания, но до сих пор оставались непонятыми.
Здесь можно быть собой и не бояться этого. Пусть горят сердца! (от соавтора)
"Если пойду долиною смертной тени, не убоюсь я зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня." 22.4 Давид
Джед взял ручку и начал писать. Это был просто поток мыслей, напоминающий кирпичную кладку: мысль-кирпич, и связующие - цемент логики. Ряд за рядом выстраивал он стену своего отчуждения, отрешения от реальности. Джед уже не видел вагона, в котором находился, спящих попутчиков, серого зимнего рассвета за грязными окнами, даже клеточек тетради. Его почерк, складывающийся в неровную цепочку слов-кирпичей, сползал то вверх, то вниз, повинуясь не расчерченным линиям, но желанию строителя. Джед ехал к маме. Недавно ему сообщили, что Сиен, его младший брат, стал совсем плох и его положили в больницу. Всё к тому шло, и мама, уставшая и до срока постаревшая, давно была готова к этому. Сиен родился больным, и родители были уже тогда к этому готовы - их предупреждали. Роженице рекомендовали сделать аборт, дабы не обрекать на мучения ни в чём не повинное дитя. Она отказалась. И вот теперь, спустя двадцать семь лет, она превратилась в уставшую старуху, хотя ей было ещё далеко до старости. Она любила своего младшего сына больше всех на свете, но не могла ничем ему помочь или хотя бы облегчить его страдания. Два года назад Сиен полностью утратил способность самостоятельно передвигаться. Раньше он пытался работать над собой, ходил при помощи "ходунка", поднимал полукилограммовые детские гантели, но всё было напрасно. Его жизненные силы уходили с каждым новым днём. Сейчас он лежал в своей больничной постели (Джед видел его почти наяву), мечтая о том, чтобы взять в руки книгу, лежащую рядом на тумбочке, и открыть её. Несколько раз ему показалось, что это вполне реально - дрожащие пальцы касались целлофановой обложки и даже прихватывали корешок, но Сиен мог только подтащить книгу к себе, и она неизбежно свалилась бы вниз, в щель между тумбочкой и кроватью. Сиен лежал, не закрывая глаз, и ждал, когда наступит утро...
Такова прелюдия ко всему. Это сообщество для тех, кто чувствует себя ущербными в этом мире. Я призываю вас создать свой мир, как герой моего романа Джед, который смог спасти своего брата от беспросветной черноты существования, воплотив в реальность свои мысли и фантазии. (от автора)
Это сообщество о "теневиках", людях, которые не хотят выделяться, выставлять свои мысли и чувства по разным причинам. Тут вам дана полная свобода.