Шагая по стеклам разбитых прелюдий,
Не веря уже ни газетам, ни людям,
Из боли любви и земного бессилья
Она собирала непрочные крылья.
Грустила тайком, не любя театральность,
По шрамам и ссадинам знала реальность:
Закрытые перед лицом ее двери,
Вкус смерти последней отчаянной веры,
И чуждость свою, и свою одинокость,
Разбитый в побеге от прошлого локоть.
А кошка у ног неизвестной породы
Учила ее чувству гордой свободы,
Учила гулять по обшарапнной крыше,
Учила, что люди почти что как мыши,
И если любить, то не жалких, не слабых,
И если уж падать, то только на лапы.
Они уходили вдвоем вдоль прибоя,
Прозрачные крылья сжимая в ладонях,
Вдоль долгого неба, осенних морозов,
Шагая по стеклам, по людям, по звездам.
Аль Квотион
Мне тебя не хватает. Боль прошла, страсти утихли, но осталась пустота. Нет, не в сердце, не в душе, эти дыры затянулись зыбкой ряской суетного времени. Осталась пустота в жизни, там, где раньше была ты. Там, где я опирался на твое молчаливое понимание, на твою ненавязчивую поддержку, на твой голос, которым сшита моя жизнь, на твой взгляд, устремленный куда-то в душу, глубже души. Осталась пустота телефонного номера, этой дороги в никуда, на другом конце которой больше никто не ждет. Осталась пустота дат, в которые я привык слышать твой смех и нести свои ненужные подарки, которым ты радовалась, как девочка. Осталась пустота слов, которые зреют в груди, поднимаются выше, горьким комком застревают в горле, мешая дышать, слов, принадлежащих только тебе, но которые уже некому сказать. Осталась пустая тропинка на кладбище, поросшая сорной травой, по которой мне страшно идти, потому что там я увижу твое, такое родное лицо в теле холодного до отчаянья камня. Где я увижу мокрую от дождя землю, под которой спишь ты, и захочу укрыть ее своей курткой, чтобы тебе не было холодно. Там, внизу, под нелепыми искусственными цветами, под этими дурацкими венками. И захочу остаться рядом, чтобы тебе не было одиноко там. Боль прошла, страсти утихли, но как же мне тебя не хватает.
Аль Квотион