[473x700]

Интернет отключили 27го, типа военное положение, а домохозяйки с Ахмедлов могут передать врагу военную тайну. Ну да ладно. Иногда пробивался вотсап, но только тексты без картинок и видео, впрочем до сих пор так. Инста, фб и ютуб заблокированы пока. Вк сильно барахлит.
Спасал ремонт, который Игорь делал в нашей комнате, а я на подхвате и уборке, поэтому было не так сложно.
А вообще, вся эта коронавирусная херня с дезинфекцией улиц, фикция с масками в общественных
местах и ежедневными сводками, несколькими полными локдаунами в суб-воскр., до сих пор запрет на
общественный транспорт в конце недели, а тут ещё и война с ее ограничениями и комендантским часом... Таки боюсь уже говорить про метеорит и инопланетян.
У нас с Игорем есть в фб френдесса из Баку, чрезмерно короноозабоченная, так каждый раз, когда она видела в сводках увеличение численности ковидных, то писала "ДОПРЫГАЛИСЬ!!! Доцеловались!!! Догулялись!!!" К мужу, пришедшему с работы не подходит, пока он из душа не выйдет и шмотки в стиралку не запустит, и "только потом обнимашки". Игорь про него говорит, что при такой ситуации он точно налево ходит. Я скучаю по ее истерикам. И еще по многим скучаю, они все без исключения хорошие, хорошо что они есть.
---------
20й год крест накрест прошлое клинком перечеркнет(с).

Текст песни - А. Ахматова. Композитор - В. Сайко. Исполняет Татьяна Абрамова.

Судьба, трагедия ли, юмор ли
Теперь непросто разобраться в том.
На самом деле, все мы умерли
Еще в две тысячи двенадцатом.
От вспышки ядерной, бактерии,
Армагеддона ли, кометы,
Кто в Бога верили, не верили…
Теперь я точно знаю это.
Какой цинизм, какая истина
В такой печальной нашей доле!
Про это, в принципе, написано
Еще давно в «Бардо Тхедоле».
Все скорби многие и знания,
Все ожиданья мира высшего,
Всё – лишь мерцание сознания,
На миг в агонии зависшего.
Нас не спасут герои, мистики,
Оружие, попы с иконами.

Все сводки, новости, статистики,
Теракты, войны с покемонами –
Всё лишь иллюзия, о мон ами,
Мозг, атакованный гормонами
Из умирающих желёз.

Возьмем вина. Не надо слёз!
Прекрасный август, ноги в стремени,
И пусть секунды сочтены,
Я так люблю тебя: вне-времени,
Вне жизни, смерти и войны.
И, внемля книжному совету,
Пусть будет наша цель тверда:
В посмертии стремиться к свету,
И не бояться никогда.

Кафельный пол, на стенах трещины,
водопроводная грязь.
Я бы любил тебя, даже если бы ты
не родилась.

Даже если бы ты появилась на свет
мужчиной,
чудовищем,
дьяволом,
деревом,
птицей,
одной из комет,
стрелой,
отчаяньем,
яростью,
стихией, что прячет в недрах Земля -
я бы любил тебя.

Даже если бы ты не была
моей,
а была
подневольной,
чьей-то женой,
подарившей ему дочерей,
сыновей.
Обезумевшей,
слабой,
смертельно больной,
собиравшей в ладони искры огня -
я бы любил тебя.

Даже если бы ты создана,
ветром,
пеплом,
порохом,
бурей в пустыне,
островом,
океаном,
планетой,
городом,
той, никогда не любившей меня -
я бы любил тебя.

Кафельный пол, на стенах трещины,
тусклый, мигающий свет.

Я буду любить тебя, даже если

даже если
тебя
нет.

(c) Джио Россо

Том, вставай. Мне сказали, что мы умрем.
Нет, конечно, не сегодня, дурак! Однажды.
Но ты понимаешь, мы тут бегаем под дождем,
Любим, целуемся, ссоримся трехэтажным,
А однажды, Том, мы возьмем с тобой – и умрем.
Это важно, ты понимаешь? Важно.

Нет, я тоже не знаю, как это отменить.
С кем бы таким пойти и договориться.
Но ты знаешь, надо как-то иначе жить,
Как-то перестроиться, измениться,
Посмотри – это же наши лица, Том.
Почему у нас такие скучные лица?
Я не хочу умирать с такой кислой рожей, Том.
С этим я отказываюсь мириться.

Нет, дело не в том, чтоб вечно праздновать или петь.
Это как раз не признаки постоянства.
Но мне больше не нужен этот шкаф или тот медведь,
Я хочу пространство, заполненное пространством.
Я хочу пространство заполненное тобой
Я хочу пространство заполненное рассветом.
Чтобы берег и горизонт еще голубой,
Чтобы от грозы не прячась брести домой,
Чтобы потом еще полгода шутить об этом.

Нет мне совсем не страшно, не в этом смысл.
Просто мне как-то грустно, смешно и разно.
Думаю, смерть – это высший такой регистр,
Просто движение – вверх по оси, не вниз.
И если она пугает нас – мы сдались,
Но если что ей доказано – то доказано.
_____
© velsa

1.
[674x700]

2.
[578x700]

3.
[578x700]

Когда я родилась - посчитали, что я дракон,
огнеглавая птица-пришелица, адский жар,
оттого и глазищи звериные, с огоньком,
и постель в колыбели наутро всегда свежа,
словно эта постель никогда не встречала сна,
не дрожала от крика в разомкнутых челюстях.
Да и кто бы ещё мог родиться у колдуна?
Только сорное семя и прОклятое дитя.
Но простила и я заповедную злую тьму,
хохот филина, грай вороненка, крыло совы.
И, надев положенье смиренное, как хомут,
прекратила летать, но забыть не смогла, увы.

Когда я подросла, то отец мой решил - пора
посвятить меня в таинство магии-ворожбы.
На восточных стоял наш хрустальный дворец ветрах,
золотые от солнца торчали вокруг столбы,
где на каждом сидели орёл, козодой и дрозд.
Они вили гнездовья, учили летать детей,
дети были глупы, дети падали вниз из гнезд.
И тогда я кинжалом себе раздвоила тень,
потому что крылатым не спинами, так нутром,
на упавших смотреть - горе горькое горевать.
Моя первая тень стала небу родной сестрой,
а второй пригодились наперстки, игла, канва.
За серебряной дверью, закрытой на шесть ключей
за стежками стежок, рукодельным путем ведом.
Он был самым хорошим из маленьких скрипачей
- музыкант, менестрель, и его привечал мой дом. Он явился из дальних краёв, где не знают зла, и богатства-то в сумке - всего ничего, семь нот, но прекрасная музыка следом за ним плыла, и хотелось стать целой, счастливой и целой, но
тень стучала в дубовые ставни - никто не шёл,
Тень глотала рогатые луны, как ночь - ножи.
Я вдыхала закатное пламя - струился шёлк, красный бархат на платье да розовый крепдешин.
В моем первом лице - отражение ста чертей,
во втором - откровенье мадонны и божий лик.
Те, кто нас обнимают,
не знают, что мы - не те, кого держит цепным притяжением у земли.
Мой драконий предел не приемлет любых границ,
моё старое сердце кладут на алтарь любви.
Это я умирала, и я вышивала птиц.
И пиликала скрипка, и плакали соловьи.

© Наталья Захарцева (Резная Свирель)

Иже еси, в вышине небеси,
Ангелы бродят прямыми дорогами,
Боже, прости ты поэта убогого,
Но не спасай, а другого спаси.

Дом мой просевший, закрытая дверь,
Вряд ли меня ожидает, где клёны
Ирусалимская смуглая дщерь,
Та, что из песни царя Соломона.

Господи, дай нам рассветы, закаты,
Видишь кружится во тьме вороньё?
Землю а полях удобряют солдаты,
Чтобы святилось имя твоё.

Хлеб наш насущный стал горьким и чёрствым,
Не отличаются ночи от дней,
Нас разделяют дома и погосты,
А сатана тебя явно хитрей.

Иже еси, ты, невидимый глазом,
Где, обновляющий звездную новь?
Где ты? Прощай. На прощанье дай разум,
Чтобы все верили только в любовь.

(с) Александр Гутин

Под утро приснилось, что я учусь в некоем заведении, типа института благородных девиц.
Всё - интерьеры залов и комнат, костюмы учительниц и других женщин - плечики, удлиненные силуэты, обувь, их прически, весь образ, всё было будто из 40х годов. Не современная стилизация, а вот прямо дух того времени. Имена учениц были не привычные, а скорее названия мест, что-то вроде Сад Эдельвейсов, или Ивовый Пруд. Имен преподавательниц не помню.
Мне вроде стало внезапно интересно, что находится по другую сторону коридоров. я открыла дверь из своей жилой комнаты, выглянула, и поняла что само здание типа бесконечного коридора по кругу и вверх, без особых лестничных пролетов. По обе стороны двери в кабинеты. По коридору ходили туда-сюда женщины(секретарши?) с кипами бумаг. В кабинетах группы женщин, кто-то зачитывал с листа, остальные обсуждали.
Потом, походив по коридору и заглянув в некоторые кабинеты, я решила вернуться в общий зал, с многоярусными стеллажами книг.
Разбудил Вадька в 7.30, было очень жаль, что не смогла досмотреть. Почему-то было чувство что это антиутопия, но проявлений зла я так и не вспомнила. Почему там были только женщины - тоже не поняла. Преподавательницы были вежливы и корректны, хоть и строги. Они поняли, что я и кто-то еще из учениц сунули нос в коридор, куда ход был запрещен. И начали объяснять про него, что для того чтоб иметь туда ход, вы должны стать идеальными. И поэтому у вас такие имена.
Сон был четким и осязаемым. Вот бы туда еще попасть...

Наблюдать карантин мне оказалось довольно тяжело. Несмотря на то, что я упоротый интроверт, мне хочется быть им посреди людей, живущих полной жизнью.
Наш с Игорем быт не изменился, он все равно работает из дома.
Но ходить к маме (ей 72, кому старше 65и запретили выходить из дома) чтобы приносить ей нужное, и наблюдать пустой город - та еще жесть. Людей очень мало, через каждые 200 метров в центре двое гвардейцев с полицейским...
Первые дни еще несильного карантина были странными. Давила эйфория. Ощущение чего-то очень правильного, что витает в воздухе. Конечно это сопровождалось стыдом, люди-то как мухи мрут, жалко. С тем благом для планеты, какое обернулось карантинные меры, типа чистого воздуха, или чистой воды в Венецианских каналах и все такое прочее - не имеет ничего общего. Что-то другое. Но в последние пару дней эйфория ушла. Делать ничего не хочется, ни рисовать, ни вышивать. Немножко читаю, вот и вся психотерапия)
Это все до 20го апреля.

Промежуточный этап работы над "Зимней готикой"
Мышка, ноут, фотошоп.

[567x700]

Фотошоп


1.
[562x700]