
Счастлив я, когда ты голубые
Очи поднимаешь на меня:
Светят в них надежды молодые -
Небеса безоблачного дня.
Горько мне, когда ты, опуская
Темные ресницы, замолчишь:
Любишь ты, сама того не зная,
И любовь застенчиво таишь.
Но всегда, везде и неизменно
Близ тебя светла душа моя...
Милый друг! О, будь благословенна
Красота и молодость твоя!
1896 год
Иван Бунин.



Полу-вздох… Полу-смех… Полушепот…*
Конфетти на паркетном полу…
Почти девочка, робкий подросток,-
В белом платье на первом балу.
Так торжественны пышные шторы.
Так строги канделябры у стен…
-Этот юноша,- в черном… - Который?..-
Как подсказка больших перемен…
Голова закружилась от вальса…
Лоб прижать в коридоре к стеклу…
А потом невпопад засмеяться,
Вырвать руку… И – к чаю, к столу.
И случайно встречаться глазами,
И краснеть, чуть задев рукавом…
И сердиться на деда с усами,
Что напротив сидит за столом.
А потом ночь с подушкой сражаться,
Кружевные углы обкусать -
Как могла невпопад засмеяться,
Вырвать руку – и прочь убежать…
Полу-вздох… Полу-смех… Полушепот…
Шейка тонкая с ниточкой бус…
Воду пьешь из бокала ты, чтобы
Позабыть его губ сладкий вкус…
Как сойдется судьбы перекресток,-
Я сейчас не скажу,- не совру…
Почти девочка, робкий подросток,
В белом платье на первом балу…
(рисунок Нади Рушевой)
Автор Ирина Тишкина.
* * *
Задыхаясь, бежали к опушке,
Кто–то крикнул: устал, не могу!
Опоздали мы, – раненый Пушкин
Неподвижно лежал на снегу.
Слишком поздно опять прибежали, –
Никакого прощенья нам нет,
Опоздали, опять опоздали
У Дантеса отнять пистолет.
Снова так же стояла карета,
Снова был ни к чему наш рассказ,
И с кровавого снега поэта
Поднимал побледневший Данзас,
А потом эти сутки мученья,
На рассвете несдержанный стон,
Ужасающий крик обреченья –
И жены летаргический сон.
Отлетела душа, улетела, –
Разрешился последний вопрос.
Выносили друзья его тело
На родной петербургский мороз,
И при выносе мы на колени
Опускались в ближайший сугроб;
И Тургенев, один лишь Тургенев,
Проводил самый близкий нам гроб.
И не десять, не двадцать, не тридцать, –
Может быть, уже тысячу раз
Снился мне и ещё будет сниться
Этот чей–то неточный рассказ.
Арсений Несмелов.
Наталья Крандиевская-Толстая на протяжении 20 лет была для именитого классика женой,
матерью его сыновей, музой, секретарем…
Всю свою жизнь Наталья Васильевна Крандиевская-Толстая прожила «на втором плане», в ореоле славы своего мужа, классика советской литературы Алексея Толстого. Собственная творческая судьба ее сложилась трагично: ярко дебютировав перед революцией, при жизни она выпустила лишь несколько книг, годы жизни с Толстым вообще обернулись для нее поэтической немотой, умерла Наталья Васильевна в безвестности.
И даже теперь, когда творческое наследие Крандиевской издано и по праву заняло достойное место на книжной полке рядом с ее младшими современницами Мариной Цветаевой и Анной Ахматовой, она по-прежнему остается в тени этих громких имен…
«…Николай Иванович побагровел, но сейчас же в глазах мелькнуло прежнее выражение — веселенького сумасшествия.
— …Вот в чем дело, Катя… Я пришел к выводу, что мне нужно тебя убить…
При этих словах Даша быстро прижалась к сестре, обхватив ее обеими руками. У Екатерины Дмитриевны презрительно задрожали губы:
— У тебя истерика… Тебе нужно принять валерьянку, Николай Иванович…
— Нет, Катя, на этот раз — не истерика…
— Тогда делай то, за чем пришел, — крикнула она, оттолкнув Дашу, и подошла к Николаю Ивановичу вплоть. — Ну, делай. В лицо тебе говорю — я тебя не люблю.
Он попятился, положил на скатерть вытащенный из-за спины маленький, «дамский» револьвер, запустил концы пальцев в рот, укусил их, повернулся и пошел к двери. Катя
Мраморный дворец - его история и судьбы владельцев являются в последнее время предметом моего неизбывного интереса. Поэтому в зимний приезд я решила подробнее познакомиться с этим замечательным местом Санкт-Петербурга.

Мраморный дворец, уникальный памятник архитектуры XVIII века, находится на Дворцовой набережной Невы. Он был построен в 1768 — 1785 годах по проекту итальянского архитектора Антонио Ринальди

В этот день, как огромный опал,
Было небо прозрачно… И некто,
В черный плащ запахнувшись, стоял
На мосту у Большого проспекта…
И к нему, проскользнув меж карет,
Словно выйдя из бархатной рамы,
Подошла, томно вскинув лорнет,
В голубом незнакомая дама…
Был на ней голубой кринолин,
И была вся она — голубою,
Как далекий аккорд клавесин,
Как апрельский туман над Невою…
— «Государь мой, признайтесь: ведь вы
Тот вельможа, чей жребий так славен,
Князь Тавриды Потемкин?» — «Увы,
Я всего только старый Державин!».
И, забыв о Фелице своей,
Сбросив с плеч тяготившие годы,
Старый мастер сверкнул перед ней,
Всею мощью державинской оды…
Но она, подобрав кринолин,
Вдаль ушла, чуть кивнув головою…
Как далекий аккорд клавесин,
Как апрельский туман над Невою…
Н.Я. Агнивцев, 1923 год.

| Возьму коробку, где лежат медали, Сотру прилипшую за время пыль. Я помню, как мы их перебирали. Они хранят историю и быль. В одну коробку сложены медали - Отец и мать сложили их сюда. Они наш город честно защищали, С трудом, но выжил Ленинград тогда. Медали две с зелёною каймою, За город наш возьму и подержу. Всегда я это делаю зимою, Вновь мысленно погибших обниму. | Смертельно сжатое кольцо блокады, Разрезали два фронта на "Ура!". Лежащие в коробочке награды Листают те далёкие года. А в январе - "День снятия блокады" Стал праздником, Победою звенел. Все ленинградцы были очень рады, И город, оживая, песни пел. Разрыв кольца дал городу дыханье, Дал веру, что прогоним мы врага. Медаль за город - как воспоминанье, Всем ленинградцам очень дорога. |


О чём нас время вопросило?
Что потеряли мы когда-то,
Когда в безумии России
Брат дерзко поднял меч на брата?
Дитя невинное. Царевна.
Вдруг стало имя «Царь» презренно,
А злые духи, люд смущая,
На бунт кровавый поднимали.
Но в мраке рдеющей вуали
Златые звездочки сияли,
Одной из светлых душ России
Была Она — Анастасия!
Она росла живым ребёнком,
Шкодливым ласковым котёнком,
Её проделки озорные
Вносили смех в дела земные.
Любила братика, сестрёнок,
И смех её был вешний звонок.
Цвела среди соцветий славных,
Царёвых Дочек православных.
Пришла война, а с ней невзгоды,
Волнами вздыбились народы.
В госпиталя больных свозили
С фронтов воюющей России.
Шли к раненым бойцам Царевны,
Лицом прекрасны и смиренны.
Всем ясным солнышком светила
Царёва Дочь Анастасия.
Голгофа. Царское распятье.
Как в цвете жизни погибать-то!?
Но на закланье Царь с Семьёю
Пошёл смиренно за судьбою.
Расстрелян Царь, а с Ним Россия.
Плыла душа Анастасии
Над Русью милой в поднебесье
Печальной лебединой песней.
Прости нас, Дщерь Царя меньшая,
Сошла с ума страна большая,
Невосполнимы те утраты,
Что понесли мы безвозвратно!
И сквозь года скорбей и смуты
Сорвать пытается всё путы
Цареотступная Россия.
Молись за нас, Анастасия!
Владимир Невярович.
Ждет тройка у крыльца; порывом
Коней умчит нас быстрый бег.
Смотрите — месячным отливом
Озолотился первый снег.
Кругом серебряные сосны;
Здесь северной Армиды сад:
Роскошно с ветви плодоносной
Висит алмазный виноград;
Вдоль по деревьям арабеском
Змеятся нити хрусталя;
Серебряным, прозрачным блеском
Сияют воздух и земля.
И небо синее над нами —
Звездами утканный шатер,
И в поле искрится звездами
Зимой разостланный ковер.
Он, словно из лебяжьей ткани,
Пушист и светит белизной;
Скользя, как челн волшебный, сани
Несутся с плавной быстротой.
Все так таинственно, так чудно;
Глядишь — не верится глазам.
Вчерашний мир спит беспробудно,
И новый мир открылся нам.
Гордяся зимнею обновой,
Ночь блещет в светозарной тьме;
Есть прелесть в сей красе суровой,
Есть прелесть в молодой зиме,
Есть обаянье, грусть и нега,
Поэзия и чувств обман;
Степь бесконечная и снега
Необозримый океан.
Вот леший — скоморох мохнатый,
Кикимор пляска и игра,
Вдали мерещатся палаты,
Все из литого серебра.
Русалок рой среброкудрявый,
Проснувшись, в сей полночный час,
С деревьев резво и лукаво
Стряхает иней свой на нас.
1868 год.
Петр Вяземский.
Я нашел в шкафу старинном
Кринолины Grand' Maman
С кружевами, с шарфом длинным,
То, что было si charmant.
И, как истый археолог
Над раскопкою своей,
Я, забыв, что путь мой долог,
Что бессменна пляска дней,
Перед шкафом в мягком кресле,
Замечтал средь тишины
И минувшего воскресли
Обаятельные сны!
В этих легких кринолинах,
В этих старых кружевах,
Grand' Maman, вы о кручинах
Разве думали в мечтах?
То была пора счастливей
Нашей горестной поры:
Люди жили молчаливей
И - как будто для игры!
Кто-то, встретив вас случайно,
Пел вам нежные rondeaux,
Украшались розой чайной
Ваши темные bandeaux,
Вы читали Жоржа Санда,
Поднося к глазам платок,
И запомнила веранда
Ваш любимый уголок!
Над страницей милой книги
Вы, мечтая в блеске дня,
Не слыхали про вериги
И про скорби бытия.
Жизнь казалась вам романом
С пышной свадьбою в конце...
Счастье - кружевным воланом,
Бирюзою на кольце.
Бала дачного открытьем,
Звонким лепетом детей,
Неожиданным прибытьем
Неожиданных гостей.
А вечерние прогулки
У заснувшего пруда?
В темном парке закоулки
Вас пугали иногда.
Часто, приоткрыв калитку,
В лунной раме старых стен
Поправляли вы накидку
Из прекрасных Valenciennes!
Выходили на дорогу,
Вам нашептывала даль
Непонятную тревогу,
Непривычную печаль.
Ждали вы мгновений бурных,
Чуя в сердце тайный сплин -
И белел в лучах лазурных
Этот самый кринолин!
Князь Владимир Палей.
Среди лесов, среди полей
Звездою одинокой
Мне в душу светит князь Палей
Поэзией высокой.
Она проста, она сложна
И необыкновенна,
В ней солнце, небо и весна,
Любовь и боль вселенной!
Князь Императорской крови —
Поэт по воле Божьей,
Кто твой полёт остановил,
Кто пенье уничтожил?!
Поднялась у кого рука
На преступленье века?!
Нет виноватого пока,
Доныне нет ответа.
Кому тот мальчик помешал,
Кому был мёртвым нужен?
Кто злобу в чёрный влил кинжал,
Убийц послал с оружьем?
И в дымной шахте находясь,
Под взрывами гранаты,
Ты умирал, за них молясь,
За тех, кем был распятый.
Воздаст тебе ещё салют
Народ Креста и Чести!
Другие вскоре допоют
Твои святые песни!
Владимир Невярович
В небе бисерные блестки,
На морозе огоньки.
Стынут елочки, киоски.
Я принес твои коньки.
В шубке ты проворней белки.
Фонари мерцают в грелке.
Подвяжу тебе коньки я.
Ножки стройные легки.
С белой муфтой, в платье сером,
Ускоряя верный ход,
Ты помчалась с кавалером
Разрезать звездистый лед.
Стынут лавочки и елки,
Вьются снежные иголки.
Одинокий на катке я.
Ты летаешь вдалеке.
Ты Снегурка, дочь Мороза,
На железных башмачках.
Счастье — сказочная греза
В голубых твоих зрачках.
Стынут елочки, киоски,
В небе искры, в небе блестки.
Небо блещет огоньками.
Мелодичен ход конька.
Борис Садовский, 1911 год.

Снег тихонько над землей кружится,
Ангелы благую весть несут:
Рождество Христово в дом стучится,
С ним и счастье, и любовь придут!
Поздравляю с праздником волшебным,
Мира и добра желаю вам.
Будет пусть ваш дом уютным, светлым
И открытым радостным вестям!
***
Сочельник
Ни тоски, ни грусти, ни обиды
На душе в Сочельник не таи . . .
Помнишь — был пушистый снег раскидан,
Мягкий, точно волосы твои.
Светят звезды, как на елке нашей,
Небо цвета синих глаз твоих,
Мир сегодня сказкою украшен,
Мир сегодня радостен и тих.
Кажется, что с детских лет с тобою
Не случилось в жизни ничего . . .
Сыплет елка мягко на пол хвою,
Тихо радуется Рождество...
Александр Перфильев

***
Серия сообщений "2019 ТАМ, ГДЕ Я ":
Часть 1 - Новогодний концерт Венского филармонического оркестра
Часть 2 - Подарок судьбы... к Новому Году
Часть 3 - Рождественский Пост. О молитве
Часть 4 - "Мир сегодня радостен и тих"...
Серия сообщений "*** Ирина Самарина-Лабиринт ":
Часть 1 -
Серия сообщений "*** Ирина Самарина-Лабиринт ":
Часть 1 - "Неси свой крест..". Ирина Самарина-Лабиринт.
Часть 2 - "Не надо больше ничего..."Ирина Самарина-Лабиринт
...
Часть 43 - А я смотрю, как кружится снежок... Ирина Самарина-Лабиринт.
Часть 44 - О Рождестве, и не только... Ирина Самарина-Лабиринт.
Часть 45 - В Рождество Христово... Ирина Самарина-Лабиринт.
Иллюстрация: картина худ. Ксении Вышпольской(СПБ)
СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО
Вдали от шума, фарисейства,
В глухой пещерке обретясь,
Рожденье Сына зрит Семейство,
Как тайну-тайн, с бессмертьем связь!
Их лики святостью велики,
Их созерцать достойно вновь!
А в яслях — пеленами свитый
Само Блаженство и Любовь!
И в Рождество волшебной ночи,
Под ликованье пастухов,
Мiр вдруг узрел Того воочию,
Кто есмь Начало всех веков!
Кто есть Источник жизни нашей,
Кто — Истина и Благодать,
Кто в Таинстве незримом в Чаше
Дарит путь к вечности опять!..
И в ночь, когда земля проснётся,
Седьмым заснеженным числом,
Над всей Вселенной пронесётся:
«Всех вас с Христовым Рождеством!»
Владимир Невярович.