Был, как обморок, переезд,
но душа отошла в тепле,
и теперь я свой русский крест
по еврейской несу земле.
Еврейский дух слезой просолен,
душа хронически болит;
еврей который всем доволен,-
покойник или инвалид.
Умельцы выходов и входов,
настырны, въедливы и прытки,
евреи есть у всех народов,
а у еврейского – в избытке.
Евреи, которые планов полны,
становятся много богаче,
умело торгуя то светом луны,
то запахом легкой удачи.
Евреям доверяют не вполне
и в космос не пускают, слава Богу;
евреи, оказавшись на Луне,
устроят и базар, и синагогу.
Да, Запад есть Запад,
Восток есть Восток,
у каждого собственный запах,
и носом к Востоку еврей свой росток
стыдливо увозит на Запад.
Еврей живет, как будто рос,
не зная злобы и неволи:
сперва сует повсюду нос
и лишь потом кричит от боли.
В мире много идей и затей,
но вовек не случится в истории,
чтоб мужчины рожали детей,
а евреи друг с другом не спорили.
Еврей не каждый виноват,
что он еврей на белом свете,
но у него возможен брат,
а за него еврей в ответе.
Как ни скрывался в чужой вере,
у всех народов и времен
еврей заочно к высшей мере
всегда бывал приговорен.
Особенный знак на себе мы несем,
всевластной руки своеволие,
поскольку евреи виновны во всем,
а в чем не виновны – тем более.
Под пятой у любой системы -
очень важно заметить это -
возводили мы сами стены
наших тесных и гиблых гетто.
Нельзя, когда в душе разброд,
чтоб дух темнел и чах;
не должен быть уныл народ,
который жгли в печах.
Евреи знали унижение
под игом тьмы поработителей,
но, потерпевши поражение,
переживали победителей.
Пустившись по белому свету,
готовый к любой неизвестности,
еврей заселяет планету,
меняясь по образу местности.
|
| [200x251]
Спеша кто куда из под бешенной власти,
евреи разъехались круто,
чем очень и очень довольны. А счастье –
оно не пришло почему-то.
Всегда еврей гоним или опален
и с гибелью тугим повит узлом,
поэтому, бесспорно, уникален
наш опыт обращения со злом.
Скитались не зря мы со скрипкой в руках:
на землях, евреями пройденных,
поют и бормочут на всех языках
еврейские песни о родинах.
Чуть выросли – счастья
в пространстве кипучем
искать устремляемся тут же
все рыбы – где глубже,
все люди – где лучше,
евреи – где лучше и глубже.
Варясь в густой еврейской каше,
смотрю вокруг; угрюм и тих:
кишмя кишат сплошные наши,
но мало подлинно своих.
Навеки предан я загадочной стране,
где тени древние теснятся к изголовью,
а чувства – разные полощутся во мне:
люблю евреев я, но странною любовью.
В еврейском гомоне и гаме
отрадно жить на склоне лет,
и даже нет проблем с деньгами,
поскольку просто денег нет.
В жизненных делах я не практичен,
мне азарт и риск не по плечу,
даже как еврей я нетипичен:
если что не знаю, то молчу.
Тем людям, что с рожденья здесь растут, -
им чужды наши качества и свойства;
похоже, не рассеется и тут
витающий над нами дух изгойства.
В отъезды кинувшись поспешно,
евреи вдруг соображают,
что обрусели так успешно,
что их евреи раздражают.
Много сочной заграничной русской прессы
я читаю, наслаждаясь и дурея;
можно выставить еврея из Одессы,
но не вытравить Одессу из еврея.
|